Он шёл уже второй час, точнее не шёл, а плыл по заснеженному полю, ориентируясь и полагаясь только на собственные ощущения. Снег был, в основном, не очень глубоким, ниже колена, но местами приходилось ломать наст, и тогда было по настоящему тяжело. Взмокшая в начале пути от пота спина, по мере того, как он втягивался в эту трудную работу, немного просохла, но стали досаждать ставшие коробом, как фанера брюки, которые намокли от снега, а теперь застыли от холода. Сам по себе холод не досаждал, было пока тепло, даже очень, но начинала накрывать, как пеленой усталость. Была вторая половина ночи, и несмотря на молодость и уйму сил, суматошный день и предыдущая ночь в поезде сил тоже не прибавила. Он сотый раз в мыслях клял себя за самоуверенность. Можно было спокойно переночевать в Канске у тёти Нади, утром доехать до Курая на автобусе, а там уже и до места рукой подать. Но он в дорожном запале убедил себя, что сможет уговорить водителя лесовоза, чтобы он довёз до места, ведь всего-то 10-12 километров. За хорошую плату дела то на полчаса, ну чуть больше. Но водитель лесовоза оказался не сговорчивым, довёз до Николаевки, взял свой рубль, не пожелав получить ещё пять, высадил на повороте и полетел дальше. В Николаевке таких знакомых, чтобы можно было переночевать нет, выход один, идти пешком. Да что тут идти, офицеру Советской Армии, полтора- два часа хорошего хода, местами и пробежаться можно. Дорога знакомая, правда не очень, но раза 4-5 по ней уже ездил. В 23 года, больше разговоров. За такими мыслями не заметил как прошёл длинную, как собачья песня в лунную ночь улицу, в конце которой уверенно свернул на полевую дорогу. Было темно, но ориентироваться вполне можно. Небольшой чемоданчик, в котором лежали какие то вещи, типа бритвы и зубной щётки, штук пять взрыв пакетов и пары ракетниц, да какие то безделушки на подарки, руки не отрывал. Дорога нормальная, для пешего хода хоть боком катись, и шагалось легко и даже как-то весело. Мысли бежали впереди ног. Вот шуму наведу своим приездом, думалось ему. Ведь они знают, что должен прибыть в отпуск, а когда, он держал в тайне. Завтра 23 февраля, день Советской Армии, с тестем и Д. Володей отметим это дело. Устроим разрядку, а то последнее время всё на нервах, то поедешь, то нет. И вот здесь, за этими мыслями и произошла основная ошибка, как понимал он теперь. Ещё выходя из Николаевки нужно было насторожиться, уж очень хорошая дорога. Но идти было легко и он не заметил, что основная, дорога, не очень хорошая и гладкая, осталась правее, а он ушёл в поле по дороге, где волоком таскали солому с полей. Да и не мудрено было не заметить, темно, да и дорогу он знал так себе, пешком никогда не ходил, и ногам было не ведомо куда нужно идти. Отшагав так минут 10-15 он дошёл до места, где эту кучу забрали, и дорога просто закончилась.
Сначала он ничего не понял, но сделав пару кругов по одному месту, и немного остыв от ходьбы и подумав, понял, что произошло. И вот здесь , вместо того, чтобы вернуться назад, посчитав, что дорога где-то недалеко справа, он рванул по бездорожью вправо. Пройдя какое-то время по не очень глубокому снегу, и упершись в какой-то лес, опять-же не вернулся назад, а стал обходить его по опушке забирая влево. По краю леса снег был глубже, и идти было вообще невозможно. Начал отходить от леса, который остался где-то справа. Он помнил, что по этому лесу и шла дорога, но глубокий снег не давал возможности попасть на неё, да и особой уверенности в этом не было. Боясь просто зайти в лес и совсем заблудиться и потерять ориентацию в пространстве, он шел по полю. Мысли прыгали в голове как горох по полу, но паники не было. Было темно, кое где стали просвечивать звезды, но основным ориентиром было какое-то зарево на небе. Как-бы что-то подсвечивало небо в нескольких местах. Не останавливаясь, так как сразу начинал остывать, размышляя на ходу, он как бульдозер ломился вперёд. Прямо по курсу зарево, это Березовка, слева Курай, справа Петровка. Идти вправо, где жильё было ближе всего не давал снег и лес. Влево, там глубокие лога, в которых тоже утонешь в снегу. Если идти прямо, то должен пересечь дорогу из Петровки в Курай. Нужно выйти на неё, а там уж дело простое, шагай вправо. И он, остановившись лишь один раз, достал из чемоданчика два взрыв пакета и одну ракетницу, и на всякий случай переложил их в карманы шинели, ломился по этой снежной целине. Мокрые ботинки и брюки вязали ноги как путы. В голове крутились всякие мысли и он почему-то вспомнил, как однажды летом, от них с отцом убежали лошади, и он как добрая гончая, пытался догнать и усмирить их, целых пять километров. И как ни странно, прошла досада на себя, за сегодняшние приключения, настроение немного улучшилось, и как то легче стало покорять эту целину. Конечно тот забег можно сравнить с соревнованием, кроссом на пять километров, под солнышком и по зелёной травке, здесь же было преодоление полосы препятствий, причём очень сложной и в разы длиннее, видимо для спецназа. Скорее даже тестом, на выживание. По мере движения сил становилось всё меньше, но как ни странно, не было ни какой тревоги, или мыслей о том, что эти силы должны когда-то закончиться. Даже подгонять или заставлять себя идти не было надобности. Он ещё не собирал остатки сил, для того, чтобы двигаться вперёд, но где-то в потаённых глубинах души, был готов к этому. Ведь по этой снежной целине, местами глубокой и с твёрдой коркой наста, которая проламывалась под ногами, доставляя дополнительные трудности, он ломился уже около трёх часов.
На пути попался околок, и чтобы лучше сориентироваться, он решил залезть на дерево, но уже подойдя к нему, передумал. Сил не было почти совсем, даже идти. А если сломается сук, или просто сорвёшься и кубарем вниз. Вполне можно покалечиться, и тогда уж точно всё. Перерыв в движении расслабил его. Накатила усталость, болели стёртые, видимо в кровь мокрые ноги, ныла спина, чемоданчик оторвал руки. Хотелось немного посидеть, закурить. Ведь как вышел из лесовоза, а тому уж часа три, ни разу не курил, понимал, при такой работе нельзя. А здесь захотелось, просто сил нет. Чёрт его знает туда ли он вообще идёт, мелькнуло в голове, может посидеть, дождаться рассвета. Но это часа 4-5, хана, не дай бог усну, а это точно, замёрзну. Способность соображать и трезво оценивать обстановку, несмотря на усталость и накатившее равнодушие, сохранилась. Он вырос в деревне, жили в крайнем от околицы доме, и был случай, когда он видел и слышал, как вел себя человек, который чуть не замёрз, его оттирали и он орал от боли, когда к рукам и ногам возвращалась чувствительность. Представив эту картину, он чуть не ползком выбрался из околка на свою тропу.
Великое дело психология. После небольшого вынужденного отдыха, он понял, устал до предела, до дрожи не только в ногах и руках, но и в животе. Предательский холодок и какое-то равнодушие разливалось по телу, заполняя его, лишая сил. Захотелось зашвырнуть осточертевший чемоданчик куда подальше, всё легче будет идти. В этот момент он услышал какой-то гул, даже не услышал, а почувствовал его. Справа, сначала в вверху, где-то в низких облаках, появились какие-то проблески, потом по снегу забродил луч света. Шла какая-то техника. Нужно бежать, но сил нет даже шагать, не то что бежать по этому снегу. Метрах в 150-200 прямо по курсу дорога, и по ней идёт машина. Кому- то на его счастье приспичило куда-то ехать. Да бог с ним, пусть едет, главное он до неё дошёл. Можно было пустить ракету, но он не сомневался, что это не остановит водителя, а наоборот он рванёт отсюда. В чистом поле, ночью ракета. Инопланетяне, не иначе.
Машина промчалась, а он не заметил, что уже прошёл третью часть пути до дороги. Он не ощущал боли в ногах, они сами шагали вперёд, тяжело, но шагали. Перевалив через снежную бровку, потеряв равновесие от того что шагнул легко, упал на твердую дорогу, больно зашибив плечо, и без того ноющую коленку, полежав, сел. Перебороть желание закурить не было сил. То ли от сигаретного дыма, то-ли от чего-то ещё, набежала слеза, которую никак не удавалось вытереть голой, застывшей на ветерке рукой. Мокрые перчатки, как две фанерных безделушки лежали на дороге. Подобрав их, он с трудом, как дряхлый старик поднялся сначала на колени, потом встал на ноги.
Через пять минут он шагал, стараясь не показать себе, как устал. Брюки, оказавшись на ветру, моментально замерзли, и почти гремели при каждом шаге, мешая идти и больно давя на ноги. Он шагал, в мыслях похваливая себя за настырность. Теперь он понимал, и позволил себе подумать о том, что он мог натворить и чего избежал. Никто бы и не искал его, по крайней мере в ближайшие дни. За бугорком засветились огоньки деревни, до которой было ещё километра полтора. Мелочь. Шёл четвёртый час ночи и пятый с момента его старта.