Подарок для моей любимой ведьмы Нади Толокно
Юз гремит в плечо Булановой Тане, ушаривает жаркими руками мацаемый пригранатно пакет в кармане, а под пакетом лежит спокойно, но объемисто тюбик пасты " Лесная ", дедушкины волосы лежат возле тюбика, жалко сморщенной бородавкой регулируют наполнение кармана, что истинно. Выкомаривает юз сообщением телеграфно и кратко, товарищ, не спи, засохнешь возле Ердани, а святость да пребудет с силой Зубной феи, уже крадущейся темными закоулками подсознания среди ботвы мелких поместий князя Конецпольского, пятка корешков от абонементов на " Щелкунчик ", где кошмарный и из дерева челюстью " щелк - щелк " и орех напополам. И звучит музыкой весны неизменно хриплый баритон Высоцкого об опойках и репрессиях, о токаре и пекаре, о спорте и победе, рычит бард струной басовитой, утачивает контрофорсы впоперек, вонзая жало зрачка в прибор офтальмолога, хитро, но умно высовывающего накрахмаленный халат из - за часов с кукушкой. Чу ! Пробило полночь и чары нисходят волнами с небес, знают будильник " Слава ", принимали ОТК и конвейером, шепча о достойно есть и вуматину пить, прыская кипятком в морковную заварку с кишащей тифозной вшой, винтовка углом накренилась, звякает на стыках " динь - динь - динь ", словно колокольчик вятско - валдайский. " Обожди, товарищ, - кривит колпак в сторону Питер Пен, окуривая соком алоэ кубрик, - попервоначалу пусть мичман скажет ". И мичман говорит, глотая согласные и выпячивая гласность, небрежно утрируя суффиксы и перекатывая камешками во рту окончания, говорит долго, строго и бровью играя, пока Черчилль не устает, берет цигарку и в палец себе - х...як ! Что было, что будет, чему еще и пока, но Елдырин уже в дверь. " Чево у вас опять, суки рваные, - стонет Елдырин, шумя шинелью, - ведь ни дня не проходит без торжеств ". Уткой жареной фейерверк летит над Питербурхом, уродцы выползают из колб и жадно лакают муравьиный спирт, отирая усы ширинками, крякают довольно, ощущая проход по пищеводу напитка, стучат кулаками в столы каменные, из плит мраморных, мародерски доставленных вертолетами из Пальмиры. Гром шагов, идет кирпичный гость, росту пять метров, пришелец Преображенский, зеленокожий семеновский барабанщик с камчой и желтыми лампасами, тычет личину с бешеными котовскими глазами по углам и весям, отмечает непорядок и раззор империи с каланчами накренившимися опасно, зовет байдарку и приказывает ей : " Пиши, байдарка, указ за неграмотностью, мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, считать жизнь теперь с генваря сего году ". И ахает ахом Христос на небе сизом от дыма кизячного, щурит казахские глазыньки Исус и бросает вниз клич.
- Даешь Беломор - канал !
Подносят к престолу Божиему пачку папирос, паек и сапоги, а мандаты кончились, утратили волю к смысловой нагрузке никчемушных, вроде бы, сказочек, сопят суетной насмешливостью, не ведая о Годохме. Придет, красавицы мои, придет и дух ваш дурацко - постепенный вышибет на х...й, возводя Филипа Киндреда в красный угол всех святых.
- Ради всего святого, Монтрезор, - кует железисто Мауценбахер, муруя дверь в преисподнюю толедским собором.
- Да, - подтверждает робот Пайк, - ради всего святого, - и прыгает в пролубь, крестя хер поникший по морозцу, дыхание держа грудью к диафрагме, а фрамуги давно заколочены с молотка. Прямо вот по шляпке шурупа - х...як ! Бьет и колотит Есиф Пригожин, возвещая прилив новой эры насекомых. " Шурьх - шурьх, - шуршасто лапками снуют Тараканычи, печкой вторгаясь в Одессу ". И конница Буденного - тырк, ан нет, шалишь, прикрыты оперативно, тактика на высоте, портянка на башке намотана.
- Ой, мамыньки, - воет Витухновская, шаманя Лизкой, - укатился колобочек к девкам злоехидным, кругами своими возлег у ног ведьмастых и вздорных.
Так оно и есть, Алина Ляксандровна. Лучше свое и каждому.