Глава четвертая.
И во льдах есть жизнь.
Отряд, отправленный на поиски ушедших китайцев, уже вторые сутки пробирался сквозь пургу в юго-восточном направлении. Погода не радовала. Порывы ветра сбивали с ног. Приходилось часто отдыхать. У всех были с собой широкие охотничьи лыжи. Это позволяло двигаться быстрее и проходить большие расстояния, чем, если бы шли пешим ходом.
Начальник экспедиции майор Иванов постоянно сверялся со снимком, сделанным с планера, отмечал пройденный путь. До пятна, показавшегося странным, было еще далеко.
Иванов подозвал одного из разведчиков, которые попеременно вырывались вперед и обследовали окрестности. Хотя вьюга давно уже замела все следы, разведчики с помощью двух сибирских лаек и одного беспородного, но обладающего густой шерстью пса продолжали искать малейшие признаки прошедших здесь китайцев. Страшно представить, что чувствовали в этой ледяной пустыне ушедшие в неизвестность люди.
На исходе второго дня, хотя до отмеченной точки маршрута было не менее двух километров, один из бойцов, обследуя гряду снежных сугробов, неожиданно услышал приглушенный и испуганный рык идущего впереди пса. Собака эта была взята только из соображений безопасности, чтобы в случае чего могла заранее предупредить людей лаем. Никаких поисковых способностей у обычного домашнего любимца детей не наблюдалось. Боец сразу насторожился, расчехлил оружие и кинулся на рык. Пес ожесточенно копал лапами, обутыми в кожаные сапожки, стекловидный наст. Солдат вначале увидел какую-то продолговатую темную палку, проглядывающую сквозь спрессованный снежный настил. С помощью ножа, помогая собаке, разгреб сугроб и тут же вскочил, выстрелил вверх сигнальной ракетой, а пес страдальчески и испуганно завизжал.
На призыв почти мгновенно подкатили несколько человек. Разведчик отошел в сторону, показывая свою находку. Из сугроба отчетливо виднелась человеческая рука.
Капитан приказал откопать тело, определить, кто это и отчего погиб. Вскоре стало ясно, что найденный труп не является одним из ушедших китайцев. Это был обычный европеец. Только смерть его наступила не в результате воздействия холода. На теле были такие глубокие рваные раны, что не оставалось сомнения, что этот человек повстречался с каким-то страшным зверем.
Участники похода сразу притихли. Дело становилось достаточно серьезным и тревожным. Значит, в этой ледяной пустыне все же есть жизнь. И она может представлять серьезную опасность для людей. Все непроизвольно сгруппировались, став спинами друг к другу, готовые мгновенно дать отпор любому нападению. Иванов меж тем провел более внимательный осмотр тела и места, где оно находилось.
-- Человек чудовищно растерзан еще при жизни. Но не здесь. В снегу нигде нет следов крови. По всему видно, его сюда притащили уже мертвым и закопали в снег. Боюсь, мы столкнулись с результатом встречи человека с неизвестным зверем. Сказать точно, откуда это тело, сейчас уже невозможно. На всякий случай, давайте усилим меры безопасности. Отходить в сторону только по двое и с собаками, быть предельно внимательными, оружие держать наготове, -- приказал он в заключение.
Видимо это распоряжение, да еще вид ужасных останков человека, которые вновь похоронили в глубоком сугробе, заставили молодых бойцов впервые почувствовать, что предпринятый ими поход, это не прогулка по зимней целине, а опасное предприятие, которое может стоить им жизни, если не будут соблюдаться меры безопасности.
На третьи сутки, сверившись со снимками, отряд разделился на две группы. Впереди была гряда торосов. Было решено их обследовать, потому что там достаточно много углублений и пещер, образовавшихся с помощью ветра и снега.
Здесь, в одном из таких углублений нашли остатки костра и опять банки из-под тушенки. Но людей не было. Иванов решил отклониться от маршрута и обследовать лежащие чуть севернее холмы. Они почти ничем не отличались от обследованных торосов, но почему-то притягивали внимание.
-- Товарищ майор, вам не кажется, что над одним из холмов вроде как марево? – неуверенно произнес один из разведчиков, и тут же, словно оправдываясь, признался, -- не знаю, почему, но меня просто тянет к этому месту.
Иванов присмотрелся в указанном направлении. Ничего необычного там не было. Но он отлично знал, что иногда сознание помимо воли и разума подает человеку знаки, которые он не всегда может расшифровать.
-- Давайте обследуем. Трое приступают к осмотру, остальные внимательно следят за окрестностями, впереди пустите собак, -- приказал он. Трое разведчиков начали осмотр. Собаки шли осторожно, с поднятыми холками, дворовый пес испуганно повизгивал, лайки молчали. Люди ожидали встретить что-то неожиданное. Но… ничего необычного не увидели. Разве что все склоны приглянувшегося холма показались одинаково покатыми, в то время, как соседние отличались заносами снега. Однако никаких видимых следов присутствия человека не было. И все же собаки волновались, судорожно втягивали ноздрями воздух, то и дело принимались копать лапами, потом одна из лаек задрала нос кверху и как-то придушенно пролаяла. До службы в армии живший на Крайнем севере боец, обойдя холм, неожиданно сказал:
-- Там люди. Не могу сказать, живы ли. Но они там есть. Надо копать.
Эта новость взбодрила остальных, но и насторожила. Все вспомнили найденного погибшего. У многих до сих пор при этом воспоминании мурашки бежали по телу. Следуя советам северянина, начали копать сугроб в указанном месте. Вскоре лопатка одного провалилась в пустоту.
-- Быть внимательными, -- предупредил Иванов. – Мы не знаем, кто там находится. Возможно, у них есть оружие.
Расчистили довольно приличный ход. Оттуда потянуло чем-то жилым. Это и не тепло. Откуда быть теплу в холодном сугробе? Но что-то в этом пахнувшем из отверстия и растворившемся в морозной сухости окружающего пространства воздухе подсказало поисковикам, что внутри кто-то есть.
Северянин первым протиснулся к отверстию и тихо произнес:
-- Не бойтесь, мы не причиним вам зла, -- потом повернулся к Иванову, -- товарищ майор, я пойду первым. Все-таки я на них похож, не так страшно им будет, -- и нырнул в лаз.
Иванов, не успевший его остановить, только произнес:
-- Если это китайцы, то да, а если нет?
Но в этот момент из лаза показалась голова бойца:
-- Здесь они. Не все, правда. Только женщины и больные мужчины.
В дальнем углу вырытой в холме пещерки сидели около десятка закутанных в какие-то одежки фигур. Все они жались друг к другу и испуганно смотрели на вползающих мужчин. От холода и голода у людей уже не было сил ни защищаться, ни дать отпор. Они просто с обреченностью и покорностью ждали своей участи.
-- Да, тут требуется срочная помощь, -- произнес Иванов, чтобы как-то разрядить обстановку. – Давайте, бойцы, живо готовьте чай, доставайте сухпоек.
-- А если они это не едят? – усомнился один из разведчиков.
-- Глупости. Кипятите воду. Киньте брикеты каши, -- распорядился сержант Кривоносиков.
Китайцы все так же сидели отстраненно и отсутствующе. Иванов подсел к ним ближе.
-- Вы говорите по-русски? – спросил осторожно. – Есть среди вас переводчик?
-- Мы понимаем, -- неожиданно прозвучал тихий голос из глубины этого скопления тел.
-- Вы сможете двигаться? Надо возвращаться в долину.
Все тот же бесцветный и бесполый голос почти прошептал, что они смирились с участью и готовы умереть здесь.
-- Э-э, люди, вы что? Мы столько вас искали, а вы умирать? – возмутился Кривоносиков. – Вот чай, сейчас будет каша. Есть у вас чашки?
Но сидевшие в отрешенности люди его словно не слышали.
Тогда Кривоносиков вместе с Курмамбетовым, который отвечал за питание отряда и втянул в пещерку рюкзаки с припасами, достали кружки, кинули куски сахару и залили кипятком, потом стали совать их в руки сидящих людей. Кто-то выронил, не справившись с тяжелой кружкой, но все так же недвижимо сидел, не чувствуя ожога, кто-то судорожно стиснул предложенный чай и придал кружку к груди, согреваясь ее теплом.
Прошло некоторое время, пока люди стали отходить от сковавшего их холода и, как оказалось, ужаса. Через какое-то время они, наконец, поняли, что пришельцы зла им не желают. Отогревшись чаем и кашей, некоторые стали более словоохотливыми. Переводчица выползла ближе к Иванову и теперь более уверенно отвечала на вопросы. Ее рассказ дополняли реплики соотечественников. Они и сообщили, что основная группа ушла вперед, чтобы искать выход из этой ледяной пустыни. В той группе наиболее сильные и умелые мужчины. С женщинами остались те, кто не надеялся перенести этот поход. Но за ними обещали вернуться, когда разведают путь. Причиной этой стоянки было то, что одной из женщин предстояло родить, и она не могла уже так быстро двигаться. А потом на отряд напали какие-то люди. Они стреляли и ранили троих мужчин. Один скончался, двое пока живы. Страшило китайцев и какое-то неизвестное существо. Оно что-то хотело, но люди не поняли. Но когда началась стрельба, это существо помогло им спрятаться. Потом исчезло. Оно напоминает обезьяну, но это не обезьяна.
-- Бред какой-то, люди перемерзли, они в стрессе. Надо скорее выводить их в долину, -- констатировал Иванов. Он распорядился подготовить нечто вроде волокуш для раненых и объяснил переводчице, что отряд пришел за ними, чтобы отправить их назад, в тепло. А потом пойдут искать остальных ушедших. Сказал, что для китайцев выделили дома, где они смогут пережить зиму. Убедительность речи, доброжелательность членов отряда или невыносимый холод стали причиной всеобщей покладистости, неизвестно, но люди зашевелились, стали выползать из своей норы наверх.
После неудачного демарша с внеочередным заседанием комитета Голенищева пригласила всех в кабинет главы администрации района. Виктор Сергеевич, чувствуя, что его авторитет в этой ситуации резко пошатнулся, сжал губы и недовольно прошествовал к своему креслу во главе стола. Впрочем, никто посягать на его законное место и не собирался. Селезнев расположился за приставным столом, а прокурор, который так и не мог определиться, что к чему, сел на диване. Голенищева заняла место в торце стола для заседаний.
-- Нам необходимо выработать план предстоящих действий, -- начала она, но ее перебил глава, нервно передернув плечами:
-- Да какой к черту план, убить этого Полкана, и дело с концом. И эту его шавку редакционную, чтоб не тявкала…
-- Для чего? – вопросительно подняла брови Голенищева. – Вы жаждете сделать из него народного героя? Уроки истории вас ничему не научили? Вижу, и о населении вы все больше судите по комиксам, где русских изображают тупыми дураками. Будь все они таковыми, мы бы с вами не оказались в этих кабинетах. Не закрывайте глаза на правду, мы плоть от плоти их, а ведь мы не дураки. Мы все вышли из деревни, в первом ли, во втором или третьем поколении, но все мы из них. Так что не следует недооценивать возможности народа. Мы, все здесь собравшиеся, люди образованные. И если хотим достичь тех вершин власти, которые для себя наметили, должны реально оценивать противника. Селяне, да и городская беднота наивны, но далеко не дураки. И за свое будут бороться насмерть. Поэтому не выбирайте легких путей. Нам предстоит нелегкая битва за тот образ жизни, который мы считаем для себя единственно приемлемым. А он у нас может быть только при тотальной эксплуатации низших слоев. Нам предстоит жесткая идеологическая борьба, работа по всем направлениям. А вы хотите противнику сделать такой подарок? Подарить им национального героя, знамя борьбы? Нет, друзья. Мы будем бороться другими методами. Главный из них, порочить любые начинания нашего врага, все его достижения представлять в глазах окружающих неудачами и провалами. Все его приказы извращать, разъяснять инертному стаду, что делает он все это в своих личных корыстных интересах. Где ваши стукачи, Валерий Вадимович? Они должны быть постоянно на посиделках, у колонок, в гуще рабочей массы. Пусть непрерывно вбрасывают компромат на любые действия этих комитетчиков…
-- Что вы имеете в виду? – осведомился Селезнев. В обычной жизни он общался с Голенищевой вполне панибратски, так как в свое время учился вместе с ней в институте, да к тому же Ольга была близкой подругой Светланы. Но в присутствии даже ближнего окружения эти отношения не демонстрировал, и уж, тем более, не афишировал того, что именно судья перетянула его со Светланой в Кудеяров. Еще в институте Ольга фонтанировала самыми дикими и сумасбродными идеями, не боялась сказать правду в глаза, откровенно высказывала острые критические замечания в отношении власти, но всегда поворачивала дело так, что виновником крамольных суждений оказывался противник. Вот и сейчас вроде как носом ткнула, как щенков за ухо оттаскала, а потом к делу приставила.
-- Берите любое его дело. К примеру, этот Алиевский клан. Где он? Мы не знаем. На виду его нет. Вот и пустите слушок, что комитетчики уничтожили неугодных им противников. Чем абсурднее будет слух, тем скорее поверят обыватели. Пусть потом всенародно оправдывается. Глядишь, проговорится. И нам выгода. Алиев стал опасен. Он многое о нас знает. Может кое о чем проболтаться. А это в ближайшее время нам невыгодно. Пока в руках Мезенцева военные и оружие, он сильнее нас.
-- Вот и шлепнуть его, и вся недолга, -- опять предложил Поздняков. – Тогда и воинская часть станет нашей.
-- Не спешите, Виктор Сергеевич. В части тоже свои проблемы. Алексей Петрович некстати выехал на отдых. При нем все работало как часы. А сейчас… подняли головы эти вояки. Все им хочется саблями помахать да из пушек пострелять. Ведь вычистил командир всех, кто воевал, подобрал покладистых и проверенных на нужные места. Так нет, этот Мезенцев все перетасовал. Посмотри, как там за него сейчас все. Вернул в строй тех, кого отправили на пенсию. Уничтожим Полкана, на смену придут его ставленники. Нет, только идеологическая борьба. Работа по сталкиванию лбами представителей всех диаспор между собой. Нагнетание недоверия и страха. Может быть, в этом случае чуть подольше придется ждать, зато наверняка. А вы, Тимур Максимович, что скажете?
Прокурор задумчиво рассматривал свои изящные с хорошо обработанными ногтями руки. Он всю свою прошлую жизнь обитал в столице. Не любил провинции, как таковой. Родители работали в правоохранительной системе, детей отправили по своим стопам. Сестра стала адвокатом, а его безоговорочно пристроили в следственный комитет. Вначале ему было интересно. Пришлось распутывать довольно серьезные дела. Но потом ему дважды указали, что не все следует делать так, как положено по закону. Для сложных случаев есть телефонное право, и оно главнее закона. Словом, Тимур понял, что если он останется в системе, то или будет уничтожен, как нежелательный сотрудник, не выполняющий требований начальства, или сопьется от безысходности. Родители провели с ним серьезную разъяснительную работу, а потом поняли, что сына надо на какое-то время отправить в глубинку, подальше от начальственных глаз. Одна из знакомых сестры работала в суде Кудеяровского района. Туда его и пристроили. Благо там прежний прокурор уходил на пенсию.
Тимур понял, что все ждут от него ответа. Надо было что-то говорить, но он не знал, что. С одной стороны, он был полностью солидарен с этим Мезенцевым. Внутренне он уважал его за решительность, за стремление отстаивать свой взгляд на происходящее, за заботу о благоустройстве жизни этих несчастных нищих селян, которых Тимур прежде в принципе не замечал. С другой стороны, правы все собравшиеся в кабинете. Надо бороться за тот образ жизни, к которому привыкли с рождения. Тимур никогда прежде не брал в руки лопату или топор. Почему он должен это делать теперь? Пусть тяжелой и грязной работой занимаются другие. Он ведь не для того так долго и целеустремленно учился в школе и юридическом, а потом нарабатывал опыт в следствии, чтобы теперь за кусок хлеба убиваться на полях, в коровниках или в лесу. Он хорошо знает правовую сторону государственной власти и какие меры воздействия применять к нарушителям закона…
-- Что сказать? Вы однозначно правы. Ни к чему силовые методы там, где может дело решить идеологическая составляющая. Только работать надо тоньше. Как вы упомянули, здешние люди отнюдь не глупые слепые котята. Если предстоит дискредитация кого-либо, то лучше проводить ее в плане несоблюдения законов государственной власти. Таких примеров наберется достаточно. Присовокупите к ним нарушение прав человека…
-- Что-то вы очень опасливы, Тимур Максимович, -- попенял ему Селезнев. Прокурор только взглянул в его сторону, но диалога не поддержал. Он думал над тем, что вот опять оказался в ситуации, когда сознание расходится в оценке его действий с совестью. И от этого чувствовал себя еще гаже.
В своем прежде любимом лубочно-сказочном тереме Наталья Михайловна пребывала в ярости и отупении. Время идет, жизнь проходит день за днем, а она как в тюрьме. Нечем заняться, не с кем поговорить. Никто не появляется в доме, не видно никого на дорожках поселка. Соседка с внуками перебралась в воинскую часть. Все же, жена какого-то высшего чина из генштаба. Там ей создали все удобства. Старой развалине. А Наталья Михайловна должна пребывать в нищете в самом расцвете сил, красоты, молодости, прозябать в одиночестве и унынии.
Наталья Михайловна в злобе разорвала в клочки свой любимый журнал. В ее спальне теперь было не так чисто и благоуханно, как прежде. Везде виднелись клубки пыли. Она осела даже на большом зеркале во всю стену. Некому было наводить порядок. Не самой же с пылесосом и тряпками горбатиться. На это есть слуги. Правда, они разбежались. Но еще не вечер. Придет время, когда она посчитается с теми, кто бросил ее, возомнил себя свободным от обязательств. Равным ей, отмеченной богом небывалой красотой по рождению.
Постоянно хотелось есть. Но повариха Ксения известила хозяйку, что продукты закончились, в кладовой пусто, в магазинах ничего нет, а на рынке деньги не берут. Кому нужны эти фантики? Хуже всего было то, что и повариха и садовник тоже могли в любой момент уйти от нее, и она ничем не сможет их удержать.
В такой кризисный момент и прибыл в очередной раз к ней Анатолий Ибрагимов как змей-искуситель со своим предложением.
-- Вы мне предлагаете ублажать этого урода? – искренне возмутилась она, выслушав доводы Ибрагимова. – Да, вы… -- тут у нее перехватило дыхание.
-- Ну, почему сразу урода? Егор Иванович вполне нормальный и хорошо обеспеченный человек. Может быть, у него и нет столько миллионов, как у вашего супруга, хотя это спорное утверждение, но зато он здесь, рядом и вполне сможет обеспечить вам комфортное существование. Он будет исполнять все ваши прихоти. Ведь такую красавицу надо холить и лелеять, -- польстил искуситель.
-- Ах, Анатолий, все-то вы выдумываете, -- надула губки Наталья Михайловна, в уме уже просчитывая все выгоды поступившего предложения. – Кстати, как продвигается дело с возвратом мне массажистки?
-- Никак, -- сходу, не подумав, брякнул Ибрагимов. Потом исправился, -- не в том смысле, что ничего не делалось. Меры предпринимались, но тут подоспел этот ваш вертолетчик и увез ее в часть…
-- Вот, черт, -- неожиданно выругалась хозяйка дома. – Эта негодяйка и тут поспела… Я на этого мужичка сама виды имела…
-- Думаю, Егор Иванович поможет разрешить ваши проблемы. Тем более, что он сам великий охотник сводить счеты с неудобными ему людьми. К тому же, и на вашу массажистку у него зуб имеется…
Долго еще в этот день Ибрагимов доказывал Гербовой выгоды переезда к Егору Землемерову. Та в душе уже окончательно согласилась с предложением, но для вида все выставляла какие-то контраргументы, выторговывая себе больше привилегий. Хотя, поживя некоторое время впроголодь, в полном одиночестве и нищете, Наталья Михайловна готова была на любые условия и хоть к дьяволу в пасть, лишь бы он ей создал былой комфорт и сытость существования.
Ибрагимов был не только юристом, но и тонким психологом и все, что творилось в душе этой испорченной и эгоистичной бабенки, отлично видел. Посмеиваясь над ее метаниями, приводил все новые и новые доводы ее безбедного существования у Землемерова.
-- Ну, я не знаю, -- наконец, с запинкой согласилась Наталья Михайловна. – Думаю, надо попробовать. Пообщаться. Может быть, встретиться…
-- Чего, интересно, тянуть кота за хвост? – прервал ее сомнения Ибрагимов. -- Едем сейчас. Не понравится, привезу назад.
-- Если сейчас еще и ты спросишь, почему я это сделал, я тебя просто убью, -- предупредил Артем, хмуро взглянув на Полину. Она только что завела разговор о найденных китайцах. Их пришлось поселить в хоздворе воинской части, потому что люди просто боялись выйти за ее стены.
Отряд разведчиков доставил их в часть несколько дней назад. Раненых и обмороженных хотели отправить в районную больницу, но они категорически запротестовали. Пришлось выделить помещение под медотделение. Там всех и разместили. Благо, медики в части были.
Но сразу же по городу поползли слухи, которые просачивались и в воинскую часть, что, мол, Мезенцев больше внимания уделяет всяким пришлым, чем коренным жителям. То с алиевцами возился, то сейчас с китайцами. Своих на смерть во льды посылает, чтобы китайцев спасать. Значит, что-то от них имеет. Не иначе, как наркотики. Вон сколько молодежи болтается без дела, где-то спиртное находят, спиваются, подсаживаются на иглу. Где все это в замкнутом пространстве находят? Только в части, где нет возможности общественному совету и контролирующим органам провести проверку.
Полина остро переживала по поводу слухов. Знала, что все это чушь, но как закроешь рты людям. Среди населения много недовольных. Особенно среди тех, кто издавна привык гнать самогон и из-под полы продавать жаждущим похмелиться. Новая власть категорически запретила это делать. На самогон шли продукты, которые и так в долине в остром дефиците.
Распространялись слухи и о том, что вот землю у настоящих законных владельцев Мезенцев изъял, распределил среди голозадого быдла, чтобы потом под шумок скупить у них, а на этих участках заставить работать тех, кого в плен взял.
И таких выдумок становилось все больше. Чем нелепее были слухи, тем активнее они обмусоливались, обсуждались, пересказывались на посиделках.
-- Тема, но ты же не можешь закрывать глаза на все эти сплетни, -- Полина подошла к мужу, обняла его, как в молодости, прижалась головой к груди.
-- Я и не закрываю. Отлично знаю, кто распространяет их. Но ради того только, чтобы им рты заткнуть, уступать не намерен. Мы еще не нашли остальных китайцев. Где они? Хорошо, если нашли подобный нашему провал во льдах. Тогда я буду спокоен. Пусть обживаются. А если они скитаются во льдах? Я тебе не говорил, что ребята нашли труп растерзанного мужчины. Возможно, во льдах живет кто-то, кто может нападать на людей. Китайцы говорили что-то об обезьяне… Не знаю, у страха глаза велики. Но чем черт не шутит, а вдруг во льдах водятся белые медведи? Мы должны выяснить, кто там есть. Потому что этот кто-то однажды захочет спуститься к нам… Ты меня понимаешь? Можешь представить, что здесь произойдет? Вот эти вопросы меня сейчас волнуют больше, чем какие-то сплетни…
Дети были в детском саду. Мезенцев потребовал, чтобы школа и сад работали в прежнем режиме. Тем более, что все взрослое население было задействовано на разного рода трудовых повинностях. Такого в былые времена и не предполагалось. Женщины старожилки воинской части еще помнили годы, когда соглашались на любую работу, лишь бы не сидеть за оградой и не маяться от безделья. Теперь предложений было хоть отбавляй.
В части был создан на базе детского сада и приют для беспризорных ребятишек. Этих горемык свозили со всех концов долины. В городе таким же делом занимался священник местного храма. С ним у комитета по чрезвычайным ситуациям была договоренность присылать в часть тех детей, которых некуда будет пристроить в городе. Всех найденных сразу ставили на довольствие.
Заведовать приютом Мезенцев поручил жене майора Иванова. Та в свое время закончила Московский педагогический, даже работала какое-то время психологом в школе. Воспитателями были приняты Татьяна Полюшкова и Полина Мезенцева, которым из соображений безопасности приходилось быть постоянно под охраной.
Татьяна прежде жила в столичном изолированном мире, ограниченном только своими каждодневными заботами. Конечно, она слышала и о проблемах с сиротами, и о брошенных детях, и о бродяжках. И даже сталкивалась с ними в своем ежедневном передвижении по столичным улицам. Но все это было за гранью ее мироощущения, словно обычная панорама большого города, без которой колорит его только потускнеет. Жизнь ее крутилась вокруг неудачного брака, проблем с жильем, здоровья матери и сына, поисков достойного заработка. Все остальное ее не касалось.
И только здесь, в этой ледовой западне, она поневоле стала вникать в трудности человеческого общежития, в проблемы, заставляющие родителей бросать детей, трагедии детских жизней, оставленных без поддержки взрослых. Особенно страшно было здесь. Татьяне казалось теперь, что на столичных улицах и в переходах дети были все-таки в безопасности, ведь они находились постоянно на глазах людей, а здесь их находили в лесных чащобах, далеко от жилья, брошенными на верную смерть. Куда исчезали их родители в этом мизерном замкнутом пространстве, никто не знал.
Иногда детей обнаруживали запертыми в домах, без еды и без воды. У кого-то родители остались за пределами долины, дети приехали на каникулы, и теперь оказались ненужными родственникам. Или мать-алкоголичка, выпив суррогат, умирала, оставив сирот на произвол судьбы… Причин было много. Детей постарше брал под крыло настоятель храма. Остальных свозили в часть. Здесь проще было организовать им пропитание, охрану и надлежащий уход.
У Татьяны на попечении находилось десять малышей в возрасте от года до двух. Самая сложная группа. Кто-то еще и ходить не научился, а кто-то уже и говорить умеет, и спонтанно проявляет свой буйный характер. Вначале она растерялась. Ведь с детьми никогда не работала. Даже с сыном не пришлось долго сидеть. Надо было работать, чтобы обеспечить малышу и матери достойное существование. Все проблемы по воспитанию Сени взяла на себя бабушка. А тут сразу свалилось десять разнохарактерных, испуганных, порой забитых малышей. Как с ними справиться? Как сделать так, чтобы им было легче и спокойнее жить?
Видимо, поняв состояние новых воспитательниц, заведующая приютом привлекла к работе нескольких пожилых женщин, находившихся уже на пенсии. Две из них ежедневно приходили в Татьянину группу, помогали кормить детей, мыть их, укладывать спать.
Настю Татьяна взяла в свою группу. Девочка была болезненная, требовала постоянного ухода. Если ей нездоровилось, не слезала с рук взрослых. Впрочем, таких ребятишек была в группе половина. Их следовало по часам кормить, проводить оздоровительные процедуры, учить играть с игрушками…
Сеня был в старшей группе детского сада. Он чувствовал, что у него есть семья, потому старался казаться взрослым, ответственным. Но иногда, забивался в уголок, и из глаз его текли безмолвные слезы. На расспросы он очень редко отзывался. Лишь раз прошептал: «Как там моя мама. Где она?». Воспитатель стала объяснять ему, что мама занята с малышами. Но мальчик только покачал головой.
-- Я знаю, моя новая мама всегда со мной. А где моя старая мама? Что с ней?
Воспитатель тут же сообщила Татьяне. Та запереживала, стала объяснять мальчику ситуацию с точки зрения взрослого человека. Но только еще больше расстроила Сеню.
-- Мама, я тебя люблю. Ты моя мама. Но моя первая мама, она меня тоже любила, и я ее любил. Но она оставила меня… Только я скучаю по ней…
Татьяна поговорила с Игорем о состоявшейся беседе с ребенком. Виделась она с Сеней только вечером, когда приходила на некоторое время домой. Она корила себя за то, что уделяет мальчику слишком мало времени. Да и с Игорем у нее не складывались отношения. Тот все время молчал. Так что Татьяна старалась не беспокоить его своими проблемами. Была благодарна ему уже за то, что забрал в часть, где житье было более цивилизованным, что отдает свой паек детям и всячески старается ей помогать в их воспитании. Часто Игорь пытался играть с Сеней, осторожно, как хрупкую игрушку, брал на руки Настю. Но шумных проявлений чувств чурался. Просто сидел с ребенком на руках некоторое время, потом отдавал Татьяне и уходил.
Татьяна такое холодное отношение к детям относила за счет того, что они приемные, а многие не только мужчины, но даже женщины с большим пренебрежением относятся к чужим, брошенным малышам, считая их дефектными только потому, что родились они в неблагополучных семьях. Она подозревала, что и Игорь относится к этой категории и просто через силу принимает участие в воспитании ее детей, стараясь не проявлять брезгливости.
А для самой Татьяны оба этих маленьких человечка стали самым основным смыслом ее жизни. С тех пор, как она тогда в лесу с таким исступлением молилась о том, чтобы ее малыш оказался рядом с ней, а потом ощутила родное тепло от того, найденного ею мальчишки, она уверовала, что бог есть. Кто он, какой -- ее не волновало. Она поняла, что есть высшая сущность, которая поняла боль ее души и излечила с помощью этих двух малышей.
Иногда Тане хотелось поговорить по душам с Игорем. Но… не решалась. Ведь ничего особенного между ними не случилось. Они оставались просто знакомыми, выживающими вместе, потому что так было легче.
Игорю было в этой ситуации сложнее. Ему хотелось нормальных отношений, полной семьи, чтобы дети звали папой. Но стоило взять на руки ребенка, вспоминались ощущения совсем иные. Его двойняшки были уже намного старше. И то время, когда они были такими, как Настя или даже Сеня, давно миновало. Жена жила для себя, его проблемами не интересовалась. Дети постоянно находились у бабушки с дедушкой. С Игорем встречались лишь изредка, при встречах всячески сторонились его.
В семье он считался только добытчиком благ для остальных членов семьи. Никакие его чувства их не волновали. Главным было только то, сколько он заработал. Потому что на каждый заработанный им рубль уже заблаговременно намечались покупки. К сожалению, он в последнее время все острее ощущал, что о нем в те моменты вспоминали только как о неодушевленной вещи, которая добывает деньги, а не как о человеке, который тоже требует внимания и заботы.
Держа на руках Таниных детей, он вспоминал, когда в последний раз ему было позволено поступить так со своими двойняшками, и с горечью понимал, что такие случаи бывали настолько редки и так давно, что даже не отложились в памяти.
Случай с Сеней дал возможность для более тесного общения и обсуждения их отношений. Татьяна рассказала Игорю о страданиях мальчика, попросила поговорить с ним, объяснить ребенку так, чтобы он понял, что он любим, что он не брошен, просто так случилось, такое бывает.
-- Игорь, я понимаю, что дети тебе чужие. Но прошу, будь с Сеней помягче, представь, что он твой сын, пообщайся с ним. Может быть, возьми его с собой на работу. Он скучает по своей первой матери. Надо показать ему, что его любят, что он кому-то нужен. Я вполне могу понять, что тебе неприятен этот ребенок, но не показывай ему этого, -- попросила она.
-- С чего ты взяла, что он мне неприятен? – удивился Игорь. Дети как раз ему очень нравились уже тем, что они были ласковыми, с удовольствием соглашались посидеть на руках. К тому же, он видел, как за ними ухаживает Таня, как она стремится сблизить с ним детей, и считал вполне серьезно, что проявляет к малышам отеческие чувства. – Я рад, что у нас есть дети, что есть о ком заботиться. Просто, я не привык играть с маленькими. Так уж получилось, что мне не пришлось общаться с детьми такого возраста. Я просто не умею выразить… Но, поверь, я люблю этих детей уже потому, что их любишь ты. Для меня это самое главное. Я готов для них сделать все… только скажи.
И тут Татьяна поняла, что им с Игорем просто необходимо выяснить отношения, поговорить по душам, чтобы не осталось недомолвок.
Осень, наконец, вступила в свои права. С неба постоянно сеял холодный дождь. Земля промокла, и в местах, где глинистые отложения выходили на поверхность, дороги раскисли так, что пройти по ним было трудно. Лишь на песчаных почвах пока влага быстро уходила вглубь.
На полях был собран весь урожай, заложен на хранение. На территории долины образовалось девять самостоятельных общин со своим управлением, собственной охраной и общинными запасами семян, кормов и домашнего скота. Вокруг города были устроены несколько ферм, отданные в частное владение, несколько дровяных складов, откуда жители могли выписать себе топливо, две пекарни, которые снабжали хлебом, и даже рынок, куда привозили продукцию из сельских общин. Жизнь понемногу налаживалась. В селе она была проще и регламентированнее. Сельские жители еще не растеряли вековых навыков выживания в условиях первозданной природы. Сложнее было в городе. Конечно, кое-кто вспомнил, что умеет что-то делать своими руками. Открылись разнообразные ремонтные мастерские. Возрождались давно забытые промыслы. Но пока еще робко.
Вспомнили про былые деревенские посиделки. Телевизоры и компьютеры давно пылились на столах, забытые и ненужные. Из забвения возвращались в быт гармошки, баяны, гитары и даже балалайки. Теперь собирались вечерами на посиделки либо в узком кругу у кого-то дома, либо в доме культуры, либо в библиотеке. Молодежь вначале стеснялась таких сборищ, считала их обычным отстоем. Но в молодежных тусовках не было ничего нового. Хлебнуть браги из-под полы или какого-то суррогата невелика доблесть. Особенно, если нет уверенности, что завтра проснешься здоровым, если вообще проснешься. Можно, конечно, забить косячок, и отправиться в мир грез. Но уж больно тяжело потом возвращаться в реальный мир.
Некоторая часть молодых девчонок, а за ними потянулись и ребята, стала приходить на взрослые посиделки, где всегда были песни, а иногда и пляски, если оказывался хороший гармонист или баянист.
Постепенно в выходные дни стали самыми популярными посиделки в доме культуры. Там не так давно специалисты из воинской части соорудили двигатель для выработки электричества. Заводили его только в выходные. Лампочки пока мигали, но светили, а что еще надо для того, чтобы общение стало более активным и интересным?
На таких посиделках основными темами обсуждений все чаще становились разговоры о том, что ждет жителей долины дальше. Конечно, хорошо, что комитет организовал население в первые тяжелые месяцы, но почему горожане должны участвовать в общественных работах на полях. А для чего тогда сельские жители? И почему сельчане вдруг стали распоряжаться выращенным урожаем? Почему им принадлежит продукция животноводства? С какой стати они решают, когда забивать скот?
Такие разговоры становились постоянными темами посиделок. Исподволь их вбрасывали в любое обсуждение событий дня. И постепенно горожане, особенно те, кто прежде жил в больших городах, а теперь волей случая оказался в ледовой изоляции, все больше проникались сознанием того, что они, потратившие на обучение полжизни, получившие высшее образование, прекрасные специальности, признание в обществе и добившиеся определенных высот в социальной иерархии, оказывается, должны зависеть от каких-то недоучившихся деревенщин, которые решили стать хозяевами земли и распоряжаться всеми имеющимися ресурсами.
Осознание такой несправедливости раздражало определенную часть горожан. Особенно юристов. Они копались в оставшихся документах, выискивая любую возможность доказать, что земля, находящаяся в пользовании общины, принадлежит какому-либо частному лицу. Но как только начинался любой процесс по изъятию земель, люди молча собирали свои пожитки и уходили с участка. Новых работников, согласных обрабатывать землю для новоявленного владельца не находилось. Прижать, как в былые времена, сельчан, закабалить и заставить работать на себя не получалось.
Все понимали, пока комитет по чрезвычайным ситуациям будет действовать, люди будут ощущать себя защищенными. Значит, надо дискредитировать членов комитета. Этим и занимались на посиделках засланные туда провокаторы. Их хозяева были уверены, что в городе самая благодатная почва для взращивания недовольства.
Поводов было много. Зачем, к примеру, вернули в долину ушедших китайцев? Здесь и своим-то мало пропитания, а еще и пришлых на шею посадили. Лишние рты только. Что они могут? Почему их оставили в распоряжении части? Почему приехавшие на заработки узбеки и таджики приписаны к деревенским общинам? Их там используют как рабов, а горожан заставляют самих трудиться…
Измышления вбрасывались исподволь, разъедали умы, как соль раны, будоражили сознание горожан, недовольных своим положением. И основные претензии были к деятельности комитета. Просачивались шепотки, что в части образовалась новая узкая элитарная прослойка людей, которая узурпировала власть, забрала себе все блага жизни и благоденствует, используя рабский труд согнанных в воинскую часть людей. В то время, как большинство находящихся в городе жителей не может устроить свою жизнь в соответствии с былым статусом.
Даже те новшества, которые появлялись периодически в городе, определенные слои горожан не устраивали. Перед календарным новым годом, когда по традиции, решено было устроить городскую елку, в Кудеярове было восстановлено электроосвещение. Чего это стоило, горожан мало интересовало. Кроме энергетиков, которые теперь в основном работали на базе воинской части. Образовавшаяся там шарашкина контора, как сами себя звали специалисты во всех областях прикладных и точных наук, работавшие на базе воинских мастерских, разработали и опробовали несколько ветряков, установив их на ледовых склонах и соединив с электросетью долины. Пока не все ладилось, но в вечернее время на улицах и в окнах домов на некоторое время стало загораться электричество.