Роман, начавшийся случайно, из-за света Луны, а может быть потерянности двух душ в тот момент. Насколько это было правильно? Спасать одну душу путем обмана другой? Быть любовницей женатого мужчины, да еще и отца подруги... Насколько реальны и возможны эти отношения? И сколько удастся их скрывать?
1.
В тот день Луна появилась на небе рано. Полным белым диском она наблюдала за всем тем, что происходило на Земле. Вглядывалась через туман и улыбалась.
В тот поздний вечер я и мои подруги застряли в аквапарке. Первый в Москве круглосуточный аквапарк, почти у МКАДА. Я обещала девочкам, что мы пробудем там не больше шести-семи часов, а на деле мы провели все десять. Примерно с полудня и до самого вечера.
Мы стояли у входа, ожидая, когда за Настей подъедут родители. Они же должны были подбросить и Вику до вокзала. Могли бы, конечно, и меня, но мне не хотелось уезжать. Ночь только зарождалась, а дома меня никто не ждал. Держать подруг дольше десяти вечера я не стала. Вике добираться в Подмосковье, а Насте, наверное, следует готовиться к экзаменам. Этот вечер был одним из лучших, но он закончился, как заканчивается и все хорошее.
Луна смотрела на нас. Молча наблюдала, а я лишь бросила мимолетный взгляд в ее сторону. Что может быть привычнее, чем видеть луну в небе? Что может быть необычнее, когда Луна тебе подмигнет? Этого, конечно же, не случилось.
Я прятала руки в карманы и морщилась от ветра, но усилием воли заставляла себя не надевать капюшон. В нем я ничего не слышу и не вижу, а тем более в ветер. Подруги переговаривались между собой, что-то спрашивали у меня, я лишь кивала. Помню, Вика спросила о моем состоянии, я не успела ответить, у входа остановилась серебристая "Kia Sportage".
Стало не по себе. Ее родители наводили на меня своеобразный ужас. Это было связано с детским воспоминанием, когда мы что-то, по случайности, портили в ее доме, а ее матушка – Зинаида Николаевна, задавала Насте знатную трепку. Пусть мы с Викой и пытались доказать, что вина в содеянном полностью на нас и при необходимости наши родители возместят ущерб. Но что были наши слова против слова Зинаиды Николаевны. При этом трепка Насте задавалась, когда все уже думали, что нас простили. Мы узнали по факту, когда на следующий день Настя по телефону все рассказала Вике, а та уж передала мне.
Потому я как-то подсознательно всячески избегала встреч с ними. Вернее с Зинаидой Николаевной. Отца Насти я видела всего раз, когда он зашел в кухню, а мы пили там чай с Викой и Аленой – старшей сестрой Насти. Мы с Аленой были ровесницами, при этом общего языка найти не могли. Я всегда молча кивала, слушая ее хвастовство о мальчиках и клубах. Всегда удивлялась, насколько эти две сестры разные, хотя и очень похожи внешне, но одновременно было в них и какое-то важное отличие, какое – тогда я не могла уловить. Обе с прелестными светлыми волосами, вероятно, в маму, хотя обычно так редко бывает, чтобы дети шли в маму светлым цветом волос, когда у папы волос темный, но так случилось, природа решила создать двух белокурых красавиц с разницей в три года. Сестре Насти, как и мне, было двадцать три, Насте только исполнилось двадцать, а нашей общей подруге Вике было двадцать один. Дружили мы, наверное, с тех времен, когда мне было около десяти, а им и того меньше. Наши дачи были в одном кооперативе и, однажды, гуляя и ища приключения, Вика нашла сначала Настю, а потом и меня. Дружба не разрушилась даже моим скорым отъездом из Москвы и продажей дачи.
В 2006 году серьезно заболел папа, понадобилось много денег на операции и лекарства. Он умер в 2008 году, не пережив очередную операцию. С тех пор мы жили в квартире покойной по папиной линии бабушки в Алексине, а я крайне редко виделась со своими подругами.
– Привет, гулены! – небрежно бросила нам Зинаида Николаевна. – Дашка, опять без шапки?
– Мне жарко, – спокойно ответила я, хотя уши уже отмерзали.
– Ты точно не поедешь? – женщина распахнула дверь машины со стороны водителя и вопросительно смотрела на меня. Тем временем Вика и Настя уже забирались на заднее сидение. Тем временем мужчина с переднего пассажирского сиденья, распахнул свою дверь и поставил правую ногу на асфальт.
– Ты куда? – женщина повернула голову к мужу.
– К Евгению. Не жди меня, я потом такси возьму, – он захлопнул дверь и направился к стоявшему в стороне от входа в аквапарк мужчине, докуривающему сигарету. Мужчина, приметив знакомого, затоптал выплюнутую сигарету и, раскинув руки в широком жесте, пошел навстречу. Я с удивлением наблюдала эту картину.
– Ладно, тогда мы поехали, – произнесла Зинаида Николаевна закрывая дверь и пристегнув ремень, резко рванула с места. Манера ее вождения очень смущала меня. С моим слабым вестибулярным аппаратом это всегда было пыткой. Иногда мама Насти подвозила меня и мою маму с дачи до станции, где ходили электрички. Всегда, через несколько минут, как я выходила из машины, меня рвало.
Я вернулась в аквапарк, заметно опустевший ближе к одиннадцати вечера. Прошла в раздевалку, переоделась в купальник и направилась к бассейну. Свет был приглушен, и бассейн освещался через стеклянную крышу полной Луной. Я усмехнулась, вспоминая истории про лунатиков и нечисть, активизирующуюся к полнолунию. У бассейна сидел всего один человек, причем, что меня удивило, одетый, только без обуви и верхней одежды. Брюки, рубашка и пиджак – все было при нем.
Я подошла ближе и сев рядом с ним, свесила ноги в бассейн. Вода была приятно теплой, и по отражающейся Луне пошла рябь. Повернув голову, чтобы лучше разглядеть странного мужчину, я шокировано отпрянула чуть в сторону – это был отец Насти. Признаться, я даже не помнила его имени и отчества. Кажется, его звали Валерий. Да, ведь Настя – Анастасия Валерьевна. Но это знание мне ничем не помогает.
– Почему вы здесь? – шепотом, словно боясь, кого-то разбудить, спросила я.
– Смотрю на луну, – сиплым голосом ответил мужчина даже не повернув головы в мою сторону. Интересно, он вообще меня знает? Узнал ли?
– Да, луна сегодня безумно красивая, особенно, если смотреть на нее сидя у теплой воды, – произнесла я.
Мне хотелось уйти на горки. Тем более сейчас в той части аквапарка тоже почти не было людей, значит, и не было очередей. Я могла бы вдоволь накататься. Но я осталась сидеть свесив ноги в бассейн и смотреть сквозь крышу на полную белую Луну, чуть с размытостью из-за проплывающих облаков.
– А ты почему здесь?
– Рассталась с парнем, – как-то спокойно сказала я, хотя обычно старалась не рассказывать о своей личной жизни посторонним людям. – Глушу свою боль в воде аквапарка, – усмехнулась, – кто-то глушит проблемы в бокале виски, а я – катаясь с горок. Странно, да?
– Ничуть.
– Вы так часто бываете в командировках... – я замялась. Стоит ли продолжать разговор? Горки от меня не убегут.
– Наверное, тяжело так часто отлучаться из дома, – продолжила я.
– Мне – нет.
– А я начинала скучать по своему парню, когда он уезжал в Питер к друзьям...
– Почему вы расстались?
– Это имеет значение? – я посмотрела на собеседника. Его взгляд был устремлен на отражение Луны в воде бассейна. Я подергала ногой и вновь пошла рябь.
– Это ты мне скажи.
– Для меня уже никакого. Он в прошлом.
– И я в прошлом.
– В смысле? – встрепенулась я.
– Я несчастен. Мне так кажется.
По спине прошел холодок. О чем это он? И точно ли он говорит со мной? Человек, которого я представляла исходя из описания был: черствым, надменным, с военной выправкой. Сейчас же сидит сутулившись, подогнув под себя одну босую ногу, а вторую вытянув к бассейну, но не спуская ее в воду, говорит мне о том, что он несчастен.
– Не веришь. В это сложно поверить людям. Я инженер, который получает достаточно, чтобы содержать себя, жену, двоих дочерей, кошку; чтобы приобрести однушку не в самом плохом районе Москвы за наличность, говорю, что я несчастен. Парадоксально, правда? – он слегка повернул голову в мою сторону, но смотрел сквозь меня.
– Нет, – я вытащила ноги из воды и подползла ближе к нему и дальше от бассейна. – Людям свойственно быть несчастным вне зависимости от того, сколько они зарабатывают и зарабатывают ли вообще. Вы занимаетесь нелюбимым делом ради денег?
– Нет, я люблю свою работу. И больше всего мне в ней нравится возможность командировок. Возможность ездить в другой город и не видеть их.
– Их?
– Жену и детей. Я могу их содержать, почему я обязан быть все время еще и рядом? – его глаза блеснули в лунном свете.
– Потому что человеку нужен человек, ему нужно, чтобы кто-то был рядом.
– Вокруг меня всегда много людей. Спустись в метро и ты будешь в окружении множества людей.
– Я говорила не об этом. Я говорила о человеке, который будет только твоим. Который будет разделять и горе, и радость, будет первым, кому хочется позвонить и рассказать об удачном дне.
– Чтобы рассказать об удачном дне достаточно спуститься в то же метро и рассказать любому человеку из вагона, с которым по пути. Люди привыкли все усложнять, привыкли искать кого-то одного, отвергая все то, что им дается просто так. Они ищут себе сложности, а не родственную душу. Нет вообще такого понятия. Человек рождается один и умирает один. В то время, что находится между рождением и смертью он контактирует с большим количеством людей, и с каждым, повторюсь, с каждым он может обменяться информацией. Вот сейчас я разговариваю об этом с тобой.
– Любовь это не обмен информацией.
– Любовь это лишь потребность в стабильности. Но нет ничего более стабильного, чем твои соседи по лестничной площадке и люди в вагоне.
– Соседи могут переехать, а люди из вагона выйти на две станции раньше.
– Так называемый "свой человек" тоже может переехать и выйти на две станции раньше, чем поезд приедет на станцию, где произойдет твоя смерть. Нет людей, которые с нами весь жизненный путь. Есть люди, которым до соседней станции. К чему привязываться к ним и ждать от них того, что они поедут до твоей станции?
– Тогда общение и семейные ценности теряют всякий смысл.
– Нет. Семья это лишь те люди, с которыми ты живешь под одной крышей, или те, чей домашний номер телефона ты знаешь. Те, кто, возможно, чуть более охотно придут тебе на помощь, если им это будет "по пути".
– Человек сам выбирает свою семью.
– Не всегда. Зачастую семья выбирает его. Не всегда человек с желанием создает ее, иногда это происходит по глупости или случайности.
– Вы говорите про незапланированную беременность?
– И это тоже. Просто нужно уметь ценить себя. Ведь у каждого есть предназначение, и оно – не в нашей власти. Так же как не нам его определять. Нужно определиться, сделать выбор того, с кем ты собираешься создать семью. Ведь потом наступает ответственность, не за себя, за маленьких пищащих существ.... И хорошо, когда двое могут определиться до этого момента. Иногда это разрыв, но это к лучшему...
– А потом новый поиск... Мне сложно забыть. Так быстро и так просто, – я вздохнула.
– Не надо, не рассказывай. Это не важно. Ты сама сказала, что это в прошлом.
Мужчина сменил позу, теперь он сидел вытянув обе ноги и откинувшись назад, упираясь локтями в пол. Он смотрел на меня снизу вверх и был слишком близко. Облако закрыло свет Луны и у бассейна резко стало почти темно, только слабый свет ламп где-то вдали давал возможность разглядеть силуэт и очертания лица того, кто был передо мной. На секунду мне показалось, что он тянется ко мне. Поддаваясь какому-то влечению из вне я потянулась к нему, наши губы слились в поцелуе.
Облако прошло, Луна снова осветила бассейн и я резко отпрянула назад не понимая смысла того, что я сейчас сделала. Только соленый вкус чипсов остался на губах. Я облизнулась. Он до этого ел чипсы? Может быть в машине. Я снова облизнулась. Ощущения были странными. Валерий удивленно смотрел на меня, удивленно и снисходительно. Или даже не удивленно. Я не знаю, что было в этом взгляде. Он сел ровно, и подняв голову посмотрел на Луну.
– Думаю, причина этого кроется во влиянии Луны на наши мысли.
– Простите меня! – сгорая со стыда, наконец осознав, что же я сделала, я резко встаю, но ноги еще влажные и скользят по полу. Я падаю, мужчина подхватывает меня, затем сажает к себе на колени и целует. Снова облако закрывает свет, мы снова в полумраке, теперь поцелуй более долгий. Я не понимаю, что происходит. Его рука скользит по моему животу, я чувствую происходящие в нем изменения. И почти как с первым поцелуем, все происходит неожиданно, долго, нежно и страстно. Я не испытывала еще страсти и нежности одновременно.
И я лежу на полу, на спине, полностью обнаженная, он рядом со мной, застегивает свои брюки. Я пытаюсь осмыслить то, что произошло.
– Прости, тебе было больно?
Мне было божественно приятно. Я не знаю, сколько все продолжалось, мне кажется, я была счастлива целую маленькую вечность.
– Я не люблю их, – его голос переменился. Не такой серьезный, каким был вначале разговора. Мягкий и теплый. Он сидит с расстегнутыми штанами, рубашка с пиджаком у меня под головой. Я протягиваю руку, залезаю пальцами к нему в штаны.
– Кого?
– Жену и дочерей.
– Почему? – я массирую его член, ощущая, как он вновь наливается.
– Ты хочешь продолжения? – он ласково и вопросительно смотрит на меня, с некоторой улыбкой.
Сколько ему? За пятьдесят? Что я сейчас делаю?
– Нет, – я вытаскиваю руку и тянусь за своим купальником. – Я нарушила сегодня одно обещание, данной самой себе достаточно давно.
– Какое же?
– Не спать с женатыми мужчинами.
– Ты напомнила мне одну девушку из моего прошлого. Ту, которую я действительно любил.
– Значит, ты все-таки кого-то любил? – я приподняла бровь, внимательно смотря на него и стараясь застегнуть непослушную пряжку.
– Это удивительно? – мужчина застегнул брюки и подтянул к себе теперь уже мятую рубашку и пиджак.
– Более чем. И много у тебя таких, как я?
Он улыбнулся.
– Я никогда не изменял жене. Даже несмотря на то, что я ее не люблю. Ни в одной командировке. Никогда. До сегодняшнего полнолуния.
– Не мучает совесть?
– Она мучает лишь тех, кто любит. Я не люблю, и мне не жаль, что я сделал это. Надеюсь, ты тоже не будешь жалеть. Иногда нарушенное обещание приносит в чью-то жизнь новый свет, вдыхает жизнь. Сегодня ты вдохнула жизнь в меня. Жаль, я не оказался способен это сделать для тебя. Но обязательно найдется тот человек, который сделает это.
Мужчина застегнул все пуговицы рубашки, надел пиджак и ушел в раздевалку, а я осталась у бассейна, не зная, что мне делать дальше.
;
2.
Настя хлопотала на кухне, вытаскивая из многочисленных настенных шкафчиков то печенье, то конфеты, то сахарницу, привезенную из Черногории. Кажется, я столько раз слышала историю про эту сахарницу, что разбуди меня ночью, я не вспомню таблицу умножения, но вспомню эту самую историю. Настя удачно разыграла глупую и наивную блондинку и убедила продавца отдать ей товар за четверть цены. Пожалуй, этому стоит поучиться у нее. Не верить другим и получать то, что хочется тебе. Покажется жестоким, но с родными и близкими Настя само совершенство. Лучшего друга, сестру и дочь желать нельзя.
Настя, наконец покончив с кучей действий, села напротив меня на высокий стул и поднесла чашку с американо к губам. Пить горький кофе в любое время суток было ее визитной карточкой. Если вы не видели ее в деле – сбивающей цену на местном рынке, то уж с чашкой американо вы точно ее видели.
– Держишься? – она потянулась к овсяному печенью, которое минуту назад в хрустальной вазе водрузила в центре овального высокого стола.
У Зинаиды Николаевны был какой-то странный комплекс, или пунктик, из-за которого ей безумно нравились высокие стулья и столы. А так же безумные цветастые занавески на фоне однотонных бежевых обоев в каждой комнате. Даже мебель была почти однотипной, что в комнате старшей сестры Насти, что в ее собственной комнатушке. В родительскую спальню я нос никогда не совала. Не было у нас принято, даже будучи детьми, играть там. Такое маленькое табу.
Я кивнула, медленно попивая чай. Ее слабость – американо, моя – чай. Мне иногда кажется, что Настя специально для меня держит этот чай с ароматом клубники и бергамота.
– Неужели он не вернется? – подруга жевала печенье, потому произнесла это как мультяшный персонаж.
– Я его уже и не впущу. Уйти к другой, чтобы потом вернуться? Пфф... – я вытянула конфету из хрустальной вазы на высокой ножке. – Если уж сделал свой выбор, то иди до конца. По крайней мере я так считала.
– Но у тебя же были мысли уйти от него.
– Это лишь мысли, Настя, не более того. Каждый человек в течении своей жизни задумывается о том, а правильно ли он выбрал свое окружение? Знаешь ведь – в чужом саду трава зеленее. Так и чужие мужья, друзья, дети всегда лучше своих. Умение ценить то, что есть это великий дар, для получения которого надо работать над собой. Говорить, что у других лучше друзья все равно что называть себя недостойным выбрать лучших. Мы как будто говорим, что мы хуже, раз у нас не такие же друзья. Хотя на самом деле мы не лучше и не хуже. Мы притянули к себе тех, кто нам нужен был в этот момент.
– Даша... – подруга внимательно слушала меня. – А я лучше или хуже?
– Ты самая лучшая для меня. И ни на каких более "зеленых" подруг я тебя не променяю.
– А Вика?
– И Вика лучшая.
– Но ведь есть же кто-то, кого ты любишь больше.
– Не бывает такого, чтобы ты кого-то любил больше. Тогда эти два человека должны быть копиями друг друга. И все равно ты не сможешь любить кого-то больше. Каждый дает тебе что-то свое, отличное от других. Нельзя сравнивать наши с тобой беседы за чаем и кофе, с моими беседами со с Полиной за бокалом виски. Я люблю вас обеих, но вы разные и я не могу выбрать. Я могу сказать, что чай люблю больше, но это не скажет о том, что я люблю Полину меньше, потому что мы с ней пьем виски.
Маленькие коготки заскребли по паркету. Рыжая молния пронеслась мимо кухни к входной двери.
– Папа пришел, – как-то невзначай произнесла Настя.
– Наверное, мне уже пора, – заспешила я, но подруга меня остановила.
– Не волнуйся, – сказала она. – Мы просто пьем чай, папа все равно сначала пойдет в душ, а потом уже только ужинать.
– Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.
– Настя, почему так поздно у нас гости? – послышалось из коридора и через секунду в дверном проеме в кухню стоял Валерий, у него под ногами крутилась рыжая кошка, поднимая голову и смотря на него, затем тут же прищуривая глаза и ударяясь головой о его ногу. Взгляд мужчины был спокоен, но мне хватило и доли секунды, чтобы заметить его реакцию, тут же проконтролированную разумом. Сердце стучало как бешеное. Я не хотела думать о том, что было две недели назад. Позволив всему остаться там, в аквапарке, когда я до потери сознания каталась с горок; я почти смогла поверить в то, что это был лишь сон, подаренный мне Луной. Но сейчас Валерий стоял в дверном проеме, в том же костюме, что был в тот вечер, только уже не в белой рубашке, а в фиолетовой. Настоящий, живой.
– Добрый вечер, – улыбнулась я. – Простите, это я виновата, заболтала Настю. Мне уже давно пора.
– Я усталый прихожу с работы и хотел бы побыть в тишине, это так трудно, Настя? – Он даже не смотрит на меня. По спине проходит холодок. Мы будто маленькие, и снова нашкодившие.
Настя молчит, я сползаю со стула и чуть не наступаю на пушистый хвост Анфисы. Она тут же устремляется за хозяином, но дверь в ванную закрывается точно перед ее носом. Кошка недовольно мявкает и садится под дверью. Я смеюсь.
– Я ее беру с собой в ванну, – говорит Настя, спускаясь со стула и на ходу допивая американо. – Сидит обычно в раковине и наблюдает за пеной. Особенно, если ее раздувать.
– Верю, – улыбаюсь я, спеша обуться, накинуть куртку и выскочить из квартиры. В голове пусто. Я на автоматизме прощаюсь.
Морозный воздух выводит из оцепенения и я начинаю дико смеяться, падаю на снег и делаю снежного ангела. Валяюсь в желтом свете фонаря в расстегнутой куртке и смотрю на небо. Луны нет, вообще ничего не видно, только какое-то темно-серое размытое небо.
;
3.
Утро началось с телефонного звонка. Я отчаянно водила рукой по тумбе, в надежде нащупать телефон и выключить звук, потому не открывала глаза, цепляясь за зеленый лес, по которому бродила во сне. Телефон я не нащупала. Он, оказывается, соскользнул на кровать, и лежал точно рядом со мной; кричал мне в ухо стандартной самсунговской мелодией, что раздражало меня еще сильнее. На дисплее был незнакомый номер.
– Да? – произнесла я, стараясь, чтобы голос не звучал сонно.
– Ты на работе? – после небольшой паузы спросили на том конце.
– С кем имею честь? – в горле першило.
– Не узнала? – на том конце усмехнулись. Голос был мужской, довольно сиплый. Подобным голосом обладал только преподаватель словесности. Но это точно не мог быть он, учитывая, что я выпустилась год назад, да и номера моего у него быть не должно.
– Богатым будете, не узнала.
– Полнолуние тебе о чем-нибудь говорит, Даша?
Меня бросило в холодный пот.
– Откуда у вас мой номер?
– Я расскажу тебе при встрече. Ты же не откажешь мне в этом? Всего лишь чашечка кофе. Или ты предпочтешь чай?
Взял номер у Насти? Но как он это ей объяснил и почему она не сказала, что дала мой номер?
– В два по полудню в "Шоколаднице" на Арбате. Я, надеюсь, что центр подойдет и тебе. Буду ждать. И, пожалуйста, не перезванивай мне сама.
– Угу, – только и промычала я. В трубке стало тихо, но через секунду мой самсунг пронзительно запищал, оповещая, что ему необходимо подключение к зарядному устройству.
Как в тумане я собралась, приведя себя в порядок и надев трикотажное темно-синее платье с глубоким вырезом и теплые колготки. Ботинки, конечно же, со вчера не высохли, ведь я начерпала ими снега, а дома забыла поставить хотя бы под батарею. Пришлось обувать высокие сапоги на шпильке, чувствуя, как смешно я буду смотреться, шагая на каблуках как корова на коньках.
Но все получилось довольно хорошо. Под "довольно" я понимаю тот факт, что ни разу не упала. Хотя даже в метро, где не было скользкого снега, мне было непривычно. Покупать обувь под вкусы парня дело гиблое.
Самое удивительное заключалось в том, что я не опоздала, а даже пришла на пять минут раньше.
Когда вешала куртку на вешалку в кафе, четко ощущала себя девицей легкого поведения.
Валерий уже был там, сидел за столиком у окна и улыбался мне. Мне даже на секунду показалось, что это вовсе не тот суровый человек, которого я видела вчера. Может быть это просто два разных человека, а я схожу с ума?
Я присела напротив него, официантка тут же подала чай и предложила выбрать какой-нибудь десерт, но я учтиво отказалась, сославшись на то, что поела дома.
– Я так полагаю, что оторвал тебя от каких-то дел?
– Вовсе нет, – произнесла я и поерзала на стуле.
– Неуютно себя чувствуешь?
"Еще бы!", хотелось закричать мне.
– Прости, что выдернул тебя... – Валерий виновато опустил глаза.
Что-то кольнуло мое сердце. Почему он извиняется?
– Но мне хотелось еще раз увидеться с тобой... Угостить чаем. И... – он сделал большой глоток кофе. – Я никак не ожидал тебя увидеть у себя дома.
– Значит, я была права, – улыбнулась я. – Вы не знали, что я подруга Насти, когда говорили со мной? Теперь же хотите подкупить меня чаем, чтобы я молчала о том, что произошло? Вам не стоило беспокоиться. Я никогда не причиню ей вреда, рассказав все это. Это была ошибка.
– Ты такая милая, – мужчина рассмеялся. – Молодая, импульсивная, у тебя есть свое мнение, чужое мнение, мнение и за того парня на лавочке, – кивком он указал на маргинальную личность, сидящую на лавке в потрепанной одежде. – Но со мной ты ошиблась, – Валерий перевел на меня свои проницательные серые глаза и приковал к ним мое внимание.
Как повезло Насте с таким папой. Красавец.
– И самое главное – очень жаль, что ты считаешь произошедшее ошибкой. Ты спасла меня тем вечером. Разве спасение кого-то это глупость?
– Я сейчас не очень понимаю вас, – не в силах отвести взгляд, произнесла я.
– Тогда ты была ближе ко мне... – он вздохнул. – Неужели такое будет возможно только в полнолуние?
– Я вас совсем-совсем не понимаю...
– Какая ты еще маленькая, – улыбнувшись, Валерий отвел взгляд и заглянул в почти пустую чашку кофе. Он жестом подозвал официантку и попросил новую порцию.
– Ты что-нибудь еще будешь? – обратился он ко мне. Я отрицательно помотала головой. Официантка удалилась выполнять заказ, оставив нас наедине. "Шоколадница" была полностью заполнено, но мне все равно казалось, что мы здесь одни.
– В тот вечер мы отлично поговорили. Ты действительно спасла мою душу. Если ты позволишь, я бы хотел иногда иметь возможность вести с тобой такие задушевные беседы. И... – он вздохнул, – я говорю не только про секс.
Было трудно даже дышать, не то что бы что-то говорить.
– Я отправлен в командировку. Вернее, ты знаешь, я сам напросился. Мне тяжело долго находиться дома, я начинаю сходить с ума. А, быть может, я уже сошел.
Официантка поставила перед мужчиной чашку кофе. Он сделал большой глоток.
– Но и в то же время я теперь не хочу в командировку. Это стало довольно странно, – Валерий вздохнул и посмотрел на меня так, что по телу побежали мурашки. Тут же перед глазами предстала Луна, пробивающаяся сквозь стеклянную крышу, рябь воды в бассейне.
– Тогда... какой смысл был проситься уезжать? – я удивленно приподняла бровь. Наверное, единственное, что получалось у меня довольно сексуально. Вообще я никогда не считала себя красавицей, желанной и все в таком духе. Самая обычная – светло-русые волосы, серые глаза, аккуратный овал лица, довольно маленькие, как по мне, губки, чересчур светлые брови, которые постоянно приходится подкрашивать. Без косметики я выгляжу лет на тринадцать и так, будто болею неизлечимым заболеванием и скоро умру. В общем-то ничего сексуального. Средний рост, второй размер груди (а всегда хотелось третий или даже больше), немного широкие бедра. Но вот умение поднимать бровь всегда всех приводит в восторг. Валерий же абсолютно никак не среагировал на это. Даже стало досадно. А потом смешно от своих мыслей в такой ситуации. Все-таки с моей жизнью твориться периодически нечто не вписывающиеся ни в какие нормы и рамки.
– Как у тебя все просто... – вздохнул Валерий и допил свой кофе.
– Не понимаю, зачем все усложнять.
– Потому что ты еще юна и не понимаешь. Ответственность. В этом все дело.
– Перед кем?
– Перед семьей, начальником.
– Я не понимаю тебя, – я откинулась на спинку стула и посмотрела мужчине в глаза. С ним происходили удивительные метаморфозы: он превращался в обиженного ребенка, а затем в строго и мудрого взрослого за считанные секунды. Мой мозг не мог переварить этого. Образ отца Насти навсегда запал мне в разум. Но в душе был уже сформирован совсем иной образ. Образ мужчины, с которым я разговаривала у бассейна.
– Я не в том возрасте, чтобы менять свои решения по первой же прихоти. Я не хочу быть дома, значит, я должен быть в командировке. Если я не хочу быть в командировке, я должен быть дома.
– Узко мыслишь. Всегда есть третий вариант.
– Нет, – строго сказал Валерий. – Во взрослом мире есть только два варианта: "делать" или "не делать", "жить" или "не жить".
– Твоя категоричность в жизни не работает, – усмехнулась я. – Ты и сам говорил, что ты не счастлив. Но физически ты живешь. Таким образом получается, что ты и не жив и не мертв. Знаешь же такое сравнение из литературы? – я закинула ногу на ногу. – Если бы каждый был только в какой-то одной категории было бы безумно скучно. Я могу одновременно делать и не делать.
– Ты радуешь меня своей наивностью, Даша, – он расплылся в улыбке и попросил у официантки, подошедшей поинтересоваться не желаем ли мы еще что-то, счет.
– Ты меня начинаешь этим раздражать, – я надула губы, хотя и знала, что смотрится это глупо. В целом он прав – жизни я не знаю. И в то же время в силу возраста кажется, что знаю куда больше таких напыщенных и самодовольных стариков, каким сейчас выглядел мой собеседник.
– Предложи выход из ситуации.
– Легко: семье ты говоришь, что ты в командировке, а сам никуда не уезжаешь, банально снимаешь квартиру на это время и продолжаешь ходить на работу.
– Тогда мой обман очень быстро раскроется. Пусть мои коллеги и не знакомы с моей семьей, но я не готов подвергать себя такому риску. Да и по-настоящему свободен я могу быть только в другом городе, желательно, как можно дальше от Москвы.
– Настолько ненавистен город?
– Дело не в городе. Ты, наверное, меня не поймешь... Но спасибо, что пытаешься, – Валерий выдавил улыбку, достал из бумажника банковскую карту и протянул официантке.
Я придвинулась к столу, поставила локти и уткнулась лицом в ладони.
– Я тебя совсем не понимаю, – на выдохе проговорила я.
– Не беспокойся за это. Меня сложно понять вообще.
Расплатившись мы покинули "Шоколадницу" и медленно прогуливаясь Арбату, с разбавляющими серость художниками и музыкантами, мы двигались в сторону станции метро Смоленская.
– Тебя проводить?
– У тебя много лишнего времени?
Мы стояли у входа в метро и смотрели друг на друга.
– Вроде того. Самолет только в восемь вечера... – он помялся. – Не хочешь куда-нибудь еще сходить?
– Пытаешься убить время мною? – съязвила я, хотя прекрасно его понимала. В целом-то мне тоже было нечего делать. Конечно, можно поехать домой, прибраться, а затем завалиться на постель с планшетом и посмотреть пару фильмов. Но настроение явно не то. В груди что-то щемит, а мозг отказывается принимать одно единственное решение. Мне хочется и одновременно не хочется. Мне хочется быть и не быть.
– Вроде того, но и не совсем так, – улыбнулся Валерий, беря меня под локоть и отводя чуть в сторону, чтобы позволить крупногабаритной даме с тележкой пройти к дверям метро.
– Тогда я слушаю твои предложения, – выдохнула я и завела прядь волос за ухо. Ветер был какой-то слишком сильный для меня, уже начинал пронизывать и хотелось как можно скорее определиться.
– Предлагаю пойти в кино, – улыбнулся мужчина.
– Одобряю, – хихикнула я.
;
4.
Кажется, я немного схожу с ума. Утро довольно странная штука, особенно, если оно наступает ближе к обеду. На часах почти четырнадцать часов, а я только открыла глаза и смотрю на экран смартфона. Два сообщения и все. Наверное, в социальных сетях целая куча, но СМС это всегда интересно. Что там у нас сегодня? Опять очень "выгодный" кредит под 22% годовых? Или "ваш баланс близок к нулю", учитывая, что я действительно не помню, когда последний раз пополняла его.
Нажимаю на иконку сообщения и открывается текст, присланный с незнакомого номера: "В другом городе чертовски холодно", "Я скучаю".
Сердце замирает, потом делает несколько быстрых ударов и приходит в норму. Я знаю, кто это написал. Улыбаюсь как умалишенная и прижимаю телефон к груди.
Да, нашла чему радоваться. Сообщениям от чужого мужа и отца. Ведь я его совсем не люблю. Да и как тут можно скучать, когда прошла всего одна ночь. И в то же время, внутри себя я чувствую нечто похожее на тоску.
Остаток дня проходит как в тумане: я делаю уборку, иду в магазин, готовлю простенький ужин. Когда Никита ушел, отпала надобность изобретать какие-то салаты и вообще много готовить. Вот так начинаешь свою собственную, одинокую жизнь и думаешь, как же это все-таки потрясающе! Не нужно беспокоиться о том, чтобы ужин к его приходу был готов, чтобы все было разнообразно, да еще и сама я должна выглядеть красиво. Кажется, я была в отношениях с каким-то ребенком, которому важно вкусно поесть, "поиграть", и чтобы игрушка была красивой и в его вкусе. Адские сапоги, в которых мне пришлось провести весь вчерашний день, тому подтверждение.
Вечером, покончив со всеми намеченными делами, я, как обычно, валяюсь на кровати и смотрю какой-нибудь фильм через планшет. Фильмы я выбираю наугад и порой они оказываются до безумия скучными, но я все равно досматриваю до конца. То ли оправдываю свой ленивый образ жизни расставанием с Никитой, то ли мне действительно теперь ничего не нужно. Раньше я не могла себе позволить лишнего часа на фильм или книгу. Никита светский человек и, хотела я того или нет, мне приходилось посещать с ним его друзей, какие-то мероприятия, на которых мне обычно хотелось просто напиться. Слишком скучно. Я никого не знала, а он предпочитал просто появиться со мной, а дальше вести беседы со своими друзьями. Не то из-за непонятной застенчивости, которой я обладала только в его присутствии, не то из-за снобизма людей из его круга, я всегда оставалась в одиночестве.
Мысли разбил противный звонок телефона. Каждый раз я хочу сменить мелодию и каждый раз забываю. Снова неизвестный номер. Отвечаю.
– Ты любишь танцевать?
Не "здравствуй", не "как дела?", не хотя бы привычное "алло".
Улыбаюсь и набираю в легкие побольше воздуха.
– Нет, – почему-то тихо отвечаю я.
– Очень жаль. Танец – единственное, что остается у нас, когда мы умираем.
Замираю в непонимании.
– У тебя будет всего несколько секунд, чтобы станцевать свой танец перед Смертью. А она будет вынуждена ждать, если твой танец будет достаточно идеален. Потому начни разучивать свой танец, чтобы уйти не просто так.
– Наверное, Смерть будет в шоке от того, как я умею танцевать, – выдавливаю из себя смешок. – Как дела?
Но он пропускает мой вопрос, продолжает говорить нечто слишком сложное и в то же время безумно легкое для моего понимания. Для моего внутреннего понимания, которое не выражается словами. Которое говорит чувствами. Внутреннее понимание и слушает чувствами. Странно, что Валерий умеет словами выражать свои мысли для внутреннего понимания.
– Это другой танец. Не тот, что ты танцуешь на вечере или дискотеке. Это танец твоей жизни. Попробуй и ты почувствуешь, как надо.
– Может быть, – промямлила я.
– Я не знаю, как пережить эту неделю, – вздохнул мой собеседник. – Раньше уезжал и на месяц, но теперь время играет со мной. Оно живое. Ты знала?
– Подозревала.
– Оно играет с нами. Нужно научиться выигрывать у него. У меня получается сейчас, пока я говорю с тобой.
– Видимо время сейчас играет и со мной. Оно уходит впустую, потому что я ничего не хочу. Мне жаль его, но я ничего не могу сделать, – вздохнула я.
– Чтобы ты не делала, чем бы не занималась, делай это идеально настолько, насколько это возможно.
– Пожалуй, идеально у меня получается сейчас только лениться, – я рассмеялась, но Валерий никак на это не отреагировал.
– Помни, что твое время ограничено. Как бы оно с тобой не играло, в конце всегда будет последний танец.
– Я не хочу думать о смерти.
– Зря. С детства ребенку врут о смерти, не рассказывают очевидного – смерть – обещание, что дается каждому из нас от рождения. Но мы учим детей так, как учили нас родители – жить будто смерти и вовсе нет. А потом в старости мы несказанно удивляемся тому, что ничего не успели. Думали, что впереди еще так много времени. Помни об этом, когда в очередной раз пожелаешь "убить" его.
– Что изменится от того, что я начну бояться смерти?
– Нужно не бояться ее, а знать, что она придет и что твое время имеет свои рамки. Что не стоит откладывать важные дела и разговоры.
– Ты придерживаешься этого принципа?
– Не совсем. Искоренить из своего сознания мысль о том, что у меня все еще впереди очень трудно. Особенно трудно, когда тебе 20-30 лет, но когда годы приближаются к пятидесяти, ты начинаешь острее воспринимать время и очень плохо, когда оглянувшись ты с ужасом понимаешь, в скольких смертях времени ты повинен. Но я стараюсь хотя бы делать все идеально.
– Может потому тебе и удалось неплохо заработать...
– Я просто хочу все делать хорошо. Дело не в деньгах, не в людях, а в том, что я должен делать идеально, потому что это нужно мне. Потому что прекрасно выполненная работа приносит удовлетворение. Мы можем обмануть начальника, соседа, родственника, государство, но мы не в состоянии обмануть себя.
– Мне кажется, ты не прав. Если бы все было так, как ты говоришь, то никто бы не старался выполнить свою работу плохо или сэкономить на чем-то. Люди получают удовлетворение от денег и не более того.
– Это ошибка воспитания. В детстве такие люди получали душевное удовлетворение только через получение материальных благ. Или другая ситуация: в семье было мало денег, как следствие и мало вещей, продуктов, потому эти люди слышали от родителей только то, что нужно больше и больше. Даже, когда хватало, когда они не голодали, этим людям требовалось еще и еще. Им было не достичь удовлетворения и подобному научили своих детей. Не учили радоваться красоте природы или же идеально прожитой жизни. Для них идеал – набитое деликатесами брюхо, миллионы на счете и дачи во всех уголках света. Но сами они так редко всем этим пользуются, потому что сходят с ума от жажды наживы. Для них идеалом стало заработать как можно больше. Но ведь ты знаешь – всех денег не заработаешь. Получается, идеала им не достичь. Но если ты выполняешь свою работу, если ты живешь идеально, то ты уже счастлив, здесь и сейчас. И не окажется в старости так, что ты будешь жалеть о том, что не был идеален.
– Мне кажется, такие люди счастливы. Ведь на деньги они могут себе позволить все, – я вздохнула. – Если бы у меня были деньги, я бы сейчас смогла бы поехать в теплую страну.
– У тебя есть деньги, Даша. И ты можешь поехать в теплую страну, стоит тебе только захотеть. Это не то, чего ты хочешь.
– А что по-твоему я хочу?
– Денег. Ты просто хочешь денег, полагая, что они решат все твои проблемы. Но забываешь, что это лишь средство, а не решение. Это ключ, а не дверь и не здание. А ключ достать всегда можно.
– Было бы все так легко... – вздохнула я.
– Честно говоря, мне претит тема денег, и если ты позволишь, я хотел бы прекратить разговор об этом, – довольно серьезно произнес мужчина.
– Ну... Хорошо. Пусть будет так.
– Чем ты занималась сегодня?
– Проспала до обеда, сделала уборку, а теперь лежу и убиваю время. То есть кино смотрю.
– Это то, что ты сейчас хочешь?
– Что? Фильм? – я встала с дивана и подошла к окну. Уже совсем темно. Фонари горят через один. – Нечего больше делать, – я присела на подоконник и накрутила прядь волос на палец.
– Чтобы ты хотела?
– Я не знаю.
– В этом-то и проблема.
– А ты знаешь?
– Я хочу быть сейчас с тобой, но это невозможно в данную секунду и я это понимаю. Другое мое желание – побродить по ночному Саратову. Когда-то в молодости я был здесь, хочу посмотреть: многое ли изменилось.
– Почему не днем?
– Потому что днем я буду выполнять свою работу.
– И даже не будет ни одного свободного дня?
– Нет, Даша, не будет. У меня свободны только ночи.
– Но как же сон?
– Я могу не спать одну ночь, если я этого хочу. А могу не спать вообще, но я этого не хочу.
– Ты будешь уставший.
Ответом стал смешок и тишина. Ровно две минуты мы молчали. Мне становилось неуютно. Что-то спросить или рассказать?
– Я пойду, – произнес Валерий. – Спасибо тебе. Не уверен, что смогу позвонить завтра. Но у меня будет к тебе одна просьба.
– Я слушаю.
– Ты сможешь в субботу в 21:20 встретить меня в Шереметьево?
– Да, – кивнула я, хотя прекрасно знала, что он меня не видит. Внутри все заполыхало. – Но как же твоя семья?
– Их там не будет.
– Точно?
Валерий вздохнул:
– Меня никогда не встречают из командировок. Точно.
От обреченности в этой фразе мне захотелось плакать.
– Встречу, – глаза уже предательски наполнились слезами, а голос дрожал. Что же со мной происходит?
– Спасибо. Прощай.
– Пока.
Но он уже сбросил вызов не выслушав моего прощания. Повисла томящая тишина.
;
5.
Больше всего я боялась опоздать и оттого прибыла за час до назначенного времени. Сидела в зале ожидания и читала Мураками "1Q84". В моем небе не было двух Лун, но было достаточно той одной, что запустила череду этих до безумия странных событий. Чем ближе становилось 21:20, тем меньше я была способна сосредоточиться на тексте. Перед глазами то и дело возникала Луна, отраженная в воде, колебания, заставляющие ее волноваться и прикосновения.
Последние десять минут, а затем и время ожидания Валерия с момента посадки самолета, который, конечно же опоздал на пятнадцать минут, тянулись как вечность. Я не могла найти себе места. В последнюю минуту хотелось отключить телефон и бежать отсюда, спрятаться дома под одеялом и забыть обо всем навсегда. Но вот он уже появляется с небольшим чемоданом в правой руке и пальто, перекинутым через локоть левой руки. Уверенной походкой идет точно ко мне, а его глаза улыбаются мне. Блеск радости и счастья, который не всегда увидишь у ребенка, сейчас в глазах у взрослого человека. Словно отражение Луны в его прекрасных глазах.
– Пришла, – Валерий обнял меня одной рукой и поцеловал в щеку. Сердце стучало как бешеное, я почти не слышала других звуков. Спустя секундное объятие, он отпустил меня и медленно направился к выходу.
– Едешь со мной.
– Что? Куда? – я почти бежала за ним, настолько быстро он вдруг пошел. Мы вышли на улицу, он без пальто, а я в куртке нараспашку. Морозный воздух тут же ущипнул меня за горло.
– Со мной, доверься мне, малышка, – бархатно прозвучал его голос.
Мы забрались в первое попавшееся такси. Валерий сел вперед, я сзади. Чемодан уложили в багажник.
За окном проплывала ночная Москва. Я довольно редко пользуюсь наземным транспортом, так что с трепетом смотрела в окно, погруженная в свои мысли и убаюкиваемая музыкой, играющей в такси.
Валерий молчал, водитель суровым взглядом смотрел на дорогу, я пыталась не уснуть, что казалось какой-то невыполнимой задачей. Я проваливалась в сон, быстро просыпалась и пыталась понять, где мы едем. Но в ночной Москве, да и при небольшом знании города я абсолютно ничего не могла понять. Красиво. В душе была чарующая пустота, чем-то напоминающая то состояние, которое было у меня в полнолуние.
Мы приехали. Таксист остановил точно у входа в невзрачную на первый взгляд гостиницу "Байкал". Валерий расплатился и выйдя из машины, открыл дверь для меня и подал руку. Смутившись, я позволила ему поухаживать за мной. Мы прошли в здание гостиницы. Пока я озиралась по сторонам, мужчина договорился с девушкой за стойкой регистрации и уже получил ключи. Небольшой уютный номер на втором этаже. Поставив чемодан и заперев дверь, Валерий тяжело вздохнул и, сняв ботинки, прошел в комнату. Я мялась в прихожей, не зная, что мне делать.
– Проходи, – позвал он.
– Ты думаешь, это хорошая идея? – я стянула куртку и повесила ее в гардероб. Стряхнула ботинки и прошла к нему. Он сидел на кровати все еще в пальто и устало смотрел на меня.
– Я прилетаю завтра.
– В смысле?
– Я прилетаю завтра.
– Вот как... – поняла я. – Мне нужно в ванную.
– Иди.
Я прошла в ванную комнату, которая оказалась довольно миниатюрной: напротив двери унитаз, рядом с ним душевая кабина и справа от двери раковина, почти прижатая к душевой кабине. Все было кристально чисто. Я включила воду и уставилась в зеркало, что висело над раковиной. На меня оттуда смотрела совсем другая девушка. Не узнать. Воспользовавшись туалетом и сполоснув руки я вернулась в комнату. Валерий уже убрал свое пальто в шкаф и теперь полулежал на кровати.
– Ты думаешь, я проведу с тобой ночь? – набравшись смелости, спросила я.
– Тебе решать.
– Этого не будет, – строго произнесла я. – Я сейчас уезжаю домой. Тебя я встретила, как и обещала, но ехать с тобой в гостиницу в мои планы не входило. Ты прилетаешь завтра, так и стоило сделать.
Мужчина улыбнулся.
– Все-то ты знаешь.
– В смысле? – я уже обувала ботинки.
– Как следовало и как не следовало делать.
– Не хочу портить твою идеальную жизнь, – съязвила я.
– Ты меня не поняла, – вздохнул Валерий. Я слышала, как шуршит постель, доставая из шкафа свою куртку.
– Может позволишь тебя покормить? Зря что ли ехала меня встречать?
– Я не ради еды это делала. А ради тебя.
– Это трогает. Но я эгоистично хочу ужинать не один. Мне хватает одиночества в командировках и дома.
– Дома? – переспросила я. Куртку я все еще не надела. Стояла сжимая ее в руках.
Чего же ты медлишь?!
Его молчание было красноречивее любых слов.
– Хорошо, – я убрала куртку обратно в гардероб. – Я поужинаю с тобой. Это не жалость и не одолжение. Будем считать, что ты просто меня уговорил. И я действительно голодна.
– Спасибо!
Сколько эмоций было в этом слове. Как резвый мальчишка он сорвался с постели, подбежал ко мне и с трудом удержался, чтобы не схватить меня в охапку на радостях. Я прислонилась к стене, пытаясь переварить увиденное. Его безумная радость от такой мелочи заставила меня улыбнуться.
Мы прошли в ресторан при гостинице, расположились за столиком у окна, хотя и было уже темно, а окна выходили на какой-то двор, я избрала именно это место. Привычка, доставшаяся от посиделок с университетской подругой. Университет окончен, а подруга давно перестала быть таковой. Привычка осталась. Всегда, с кем бы я не была – выбираю столик у окна и ухожу из ресторана, если все столики у окна заняты. Еще одна моя странность.
Я почти не помню, что мы заказывали. Что-то не особенно дорогое, и в то же время сытное. Будучи почти неголодной, я не придала значения блюдам. Да и наш разговор был слишком легким, в отличие от предыдущих. Мы говорили о погоде, его поездке, ночной прогулке и знакомстве с каким-то мужчиной, имени которого Валерий так и не узнал. Мужчина в тот вечер застал свою жену с любовником и поспешно удалился, сдерживая свой гнев и досаду. Этот самый мужчина и стал компаньоном Валерию в прогулке по Саратову. Они обошли половину города, замерзли, но наговорились вдоволь.
– Давно я так много не разговаривал, – подытожил историю Валерий и сделал глоток черного чая. Уж на что, а на чай я внимание обратила, заказала себе "Эрл Грей" и неспешно, смакуя вкус, катала его во рту.
– Чтобы было, застань ты свою жену с любовником?
– Этого не случится, – отрезал Валерий и поставил пустую чашку на блюдце, та испуганно звякнула.
– Никогда не говори никогда, – усмехнулась я. – Вот чисто гипотетически.
– И чисто гипотетически.
– Почему ты так в этом уверен? – я вскинула бровь.
– Есть категория людей, которым нравится сидеть на уютной шее, и они ни за что не станут рисковать своим устойчивым положением.
– Разве Зинаида Николаевна не работает?
– Я не могу назвать работой то, чем она занимается. Тем более, по большей части у нее одни отгулы, да больничные. Числится для стажа, не более того.
– Но ведь ты так редко бываешь дома, неужели не может случиться такого...
– Нет! – резко произнес он, не дав мне договорить. – Просто пойми и прими это, Даша. Есть те, кто не хотят ничего менять.
– Ты, в том числе?
– И да и нет.
Валерий заплатил по счету, и мы вернулись в номер. Было немного за полночь, смысла пытаться доехать домой не было. До закрытия метро я все равно не успею, а на такси денег у меня нет. Составила компанию для ужина...
– Я приму душ, – как-то холодно сказал Валерий, вешая пиджак в шкаф.
Промолчав, я прошла в комнату и присела на кровать. Слышала, как скрипнула дверь шкафа, как затем щелкнул замочек ванной, зашумела вода. Я забралась с ногами на постель и прижала колени к груди. Все как-то сюрреально. Я в гостиничном номере с мужчиной, который годится мне в отцы. За окном мерцает фонарь, пытаясь разгореться полностью, а с севера из-за линии горизонта всплывают две Луны: одна большая, настоящая, другая поменьше. Они смотрят на меня, то ли осуждают, то ли хвалят. Я не понимаю их, как не понимаю того, почему они появились. Вода касается моих ног. Опускаю глаза и вижу, что кровать затоплена, а вода забирается все дальше и дальше. Луны улыбаются. Светло почти как днем, только свет неправильный, какой-то слишком белый с примесью синевы. Вода мне уже по щиколотку, я чувствую ее влажность, но не могу сказать, холодная она или теплая. У нее нет температуры, так же как и у этого света. И воздуха вокруг словно нет. Обычно вдыхаешь и можешь сказать, какой воздух, а я не могу. Нет воздуха, нет запаха, нет ощущения тепла или холода. Рядом со мной вырастает дерево, медленно так пробивается сквозь ковер, а потом набирает скорость и через секунду оно уже пробило потолок, раскинуло свои ветви и одной из них касается моего лица. Нежно, словно человек, поглаживает, щекочет листиком нос. Я улыбаюсь и чуть морщусь. Луны движутся вокруг земли, к югу, чтобы скрыться там, за горизонтом. Крыши нет. Вокруг вода и дерево, тянущее свои ветви к Лунам.
Луны исчезают за линией горизонта, я провожаю их глазами. Дерево машет им вслед. Я стою по колено в воде и наблюдаю за ним. Вокруг сгущается тьма. А потом где-то вдалеке загорается огонек. Словно кто-то включил керосиновую лампу. Слабый колыхающийся и периодически размывающийся огонек. Я пытаюсь вглядеться, но ничего не получается. Медленно передвигаю ногами к источнику света, но огонек ближе не становится. Вода покрывается тонкой коркой льда и я почти не чувствую ног.
– Тебе сюда еще нельзя, – раздается всюду нежный женский голос. Огонек тускнеет.
– Кто ты? Где ты? – спрашиваю я, пытаясь двигаться, но ноги намертво вмерзли в уже толстый слой льда. Но мне не страшно. Мне хочется к огоньку, который вот-вот угаснет.
– Он всегда будет ждать тебя здесь, – произносит девушка из неоткуда. – Но ты не спеши к нему.
Огонек исчезает. Я остаюсь в полной темноте со скованными льдом ногами. Дерево позади меня скрипит и касается своими ветвями моей спины, словно гладит. Я вздрагиваю, желаю обернуться, но не могу. Льда больше нет, будто бы никогда и не было. Мне становится тепло и я позволяю своему сознанию ускользнуть.
Я глубоко вдохнула и проснулась. Словно вынырнула из-под воды. В комнате было серо, через тюлевые шторы проникал свет дня, но ломался из-за отсутствия солнца. Свет был поблекшим и грязноватым. Мне не сразу удалось сообразить, где я нахожусь. Я уснула в одежде, свернувшись калачиком и проспала так до самого утра. Обычно со мной такого не случалось – уснуть так быстро и так надолго, даже не приготовившись ко сну. Глаза слипались от вчерашнего макияжа. Аккуратно поднявшись с постели и не обнаружив в номере Валерия, я поначалу испугалась, но все же сначала решилась привести себя в порядок. Смыв вчерашнюю косметику, я нанесла на ресницы тушь, единственное, что у меня было с собой, и вернулась в комнату.
"Вероятно, ушел на завтрак", подумала я и завалившись на кровать включила телевизор. Шла какая-то глупая передача по типу "Доброго утра", пощелкав по каналам я добралась до "Смешариков" и, растянувшись на животе и уперев подбородок в подушку, уставилась в телевизор. К концу серии в номере появился Валерий. Я приподняла голову и нежно улыбнулась ему.
– Наслаждайся сном, – произнес он, снимая ботинки и проходя к кровати, – это роскошь молодости.
– О чем ты? – я перевернулась на спину.
– С каждым годом спать становится сложнее.
– Почему? – удивилась я.
– К сожалению, этого я тебе объяснить не могу, – мужчина присел на кровать рядом со мной и провел ладонью по моему животу.
– Одно могу сказать, – добавил он, – стоит тебе начать засыпать в любое время и в любом месте, совсем скоро твое время здесь закончится. Лодочник уже прибыл к твоему берегу и ждет тебя, что бы переправить туда.
– Ты только что это придумал? – ухмыльнулась я. Рука Валерия забралась мне под футболку.
– Может быть, – с улыбкой ответил мужчина и наклонился, чтобы поцеловать меня.
Я ощутила подобие слабого электрического заряда во всем теле, как только его губы прикоснулись к моим. Заряд быстро добрался до мозга. Я приподнялась на локтях и более страстно поцеловала мужчину. Он, обняв меня одной рукой, уложил обратно на постель, а свободной рукой принялся расстегивать мои джинсы. Мыслей не было. Если вспомнить мою жизнь с Никитой, то когда он меня целовал, я все равно о чем-то думала. Будь то написание курсовой или мало приятный факт ожидающей меня грязной посуды, когда мы уже стали жить вместе. С Валерием я растворялась в этом электрическом заряде, позволяла чему-то космическому уносить меня как можно дальше. Его движения не были рваными, хаотичными и не следящими за моей реакцией. Валерий был аккуратен и искусен, по малейшим признакам замечал, что мне еще нужно или чего следует избегать. Мне хотелось раствориться в нем.
– Половой акт и есть растворение одного человека в другом. Вы становитесь единым целым и теряете самое себя в этот момент, – словно в ответ на мою ежесекундную мысль, произнес он. Я была сверху, уперев руки в его плечи, волосы свисали на лицо.
– Это то единственное, чего мы хотим всю свою жизнь – единства с кем-то, – его руки скользнули по моим, добравшись до плеч и чуть надавили. Я продолжила двигаться. Мысли растворились, распались. Как и секунду до этого, я не пыталась осмысливать то, о чем он сказал. Я чувствовала его слова. Граница между мной и им была стерта. Единое целое. Мыслить как единое целое, существовать как единое целое. Насколько же это прекрасно!
– Как бы мне хотелось сделать больше, – вздохнул мужчина, когда я уже изнеможенная лежала рядом с ним. – Но, к сожалению, природа такова, что это приведет к нежелательным для нас с тобой последствиям.
Я молчала. Его ладонь проскользнула по моей груди, коснулась шеи, и на щеке я ощутила влагу его губ.
– Крайне не люблю думать о будущем, но мысли так и лезут, – вздохнул Валерий и взглянул на оставленные на тумбе наручные часы. – Сегодняшнюю ночь я буду вынужден провести дома.
– Говоришь так, словно это нечто ужасное, – потянулась я и притянула к себе одеяло.
– Но ведь так и есть, – улыбнулся он. – Спасибо тебе.
– Не благодари меня за секс, – обиженно произнесла я. – Такое чувство, что я проститутка, работающая за "спасибо". Мерзкое чувство.
– Я благодарил тебя не за секс. Секс – это акт слияния, который прекрасен, если происходит по взаимному желанию. Я благодарю тебя за то, что ты со мной сейчас. За то, что не позволяешь исчезнуть в этой серости.
– Наверное... – я собралась с мыслями. – То же самое я должна сказать и тебе, – мой взгляд был устремлен в потолок. – После смерти отца нам с матерью было тяжело. Я встречалась уже на тот момент с Никитой, но от него не было пользы, если ты понимаешь, о чем я говорю, – несколько секунд я молчала, собираясь с мыслями. – Единственное, что он сделал – убедил меня перебраться в Москву и снять квартиру. Сам он москвич, но живет с родителями и бабкой с дедом, потому жить у него на квартире возможности не было. А снимать с помощью его родителей и моей зарплаты официантки, мы могли. Но когда закончится оплаченный месяц, я не знаю, что буду делать. Возвращаться в Алексин? – я вздохнула. – Или же начинать снимать комнату где-нибудь совсем на окраине. Только смысла во всем этом не будет. Знаешь... – я повернулась на бок и посмотрела на Валерия. Он лежал на спине с умиротворенным выражением лица и с чуть приоткрытыми глазами.
– Я считала, что люблю этого человека... Но когда он изменил мне, вся любовь моментально куда-то исчезла. Он стал просто каким-то неприятным знакомым, с которым я имела неосторожность быть в одной постели и есть из одной тарелки. Так было вначале, когда мы только сняли нашу первую квартиру, и там не оказалось посуды. Измена... Страшное слово... И вот теперь я являюсь причиной твоей измены.
– Ты снова говоришь о том, что было тогда, – произнес Валерий. Его голос казался каким-то непривычным и в то же время очень спокойным. – Это была не измена, это было спасение. Спасение одной души другой душой.
– Это была измена, хочешь ты или нет, – грустно проговорила я. – И, поверь, я как человек недавно оказавшийся на месте того, кому изменили, очень сочувствую Зинаиде Николаевне, но, самое забавное, я ничего не могу с собой сделать, – я натянула одеяло до подбородка и выругалась. – Зачем я все это тебе говорю?
Валерий не смотрел на меня. Он спокойно лежал. Если бы его глаза не были открыты, то по размеренному дыханию можно было бы заключить, что он погружен в спокойный сон без сновидений.
– Ты все так же мыслишь категориями, Даша. Хорошо – плохо. Черное – белое. Любовь – ненависть. Но в жизни все не так. Если бы я писал эти слова, то между ними было бы тире. Вот наша жизнь и есть это тире между словами. То, что ты считаешь злом, я считаю добром. На деле оно не является ни тем ни тем, это лишь временное спасение двух одиноких душ. И ты даже не представляешь, почему я тогда оказался в том аквапарке.
– Почему же? – чуть улыбнувшись, поинтересовалась я. Спорить с ним было бесполезно. И самое страшное – спорить с собой было бесполезно. Я не могла доказать себе что то, что мы делаем является злом. Это не принадлежит ни к какой категории. Это существует как самостоятельный организм.
– Я собирался исчезнуть.
– Не говори чепухи. В твоем возрасте глупо думать о суициде.
– Даша, Даша, – рассмеялся мужчина. – Ты снова говоришь категориями, и окрашиваешь все в черный цвет. Я сказал, что хочу исчезнуть, а не умереть.
– Разве это не одно и тоже? – удивилась я. – Да и ты сам не далее, чем неделю назад все делил на категории, – насупилась я.
– Вовсе нет. Умирая ты оставляешь после себя то, что будет напоминать о тебе. Ты открываешь одну могилу и заполняешь ее собой. Но когда ты исчезаешь, ты не открываешь могилы и ничего не оставляешь после себя кроме мысли. И я говорил про состояния делать или не делать. Жить или не жить, но ни как не про добро и зло.
– Но люди просто так не исчезают.
– Тут ты ошибаешься, – улыбнулся Валерий и повернул голову в мою сторону. – Есть люди, которые могут исчезнуть, все остальные же предпочитают оставлять после себя грязь в этом мире.
– Но если что-то существовало, оно не может просто взять и стать ничем.
– Оно становится ничем в этом мире, разъедается словно тело от кислоты. Остается совсем немного и это немного смешивается с миром, таким образом практически полностью исчезая.
– Я не понимаю тебя.
– Понимаешь, даже больше, чем ты думаешь, – он погладил тыльной стороной ладони меня по щеке. – Если бы не понимала, в ту ночь тебя бы не было у того бассейна.
– Это обычный случай, – фыркнула я.
– Случайности не случайны, малышка. И в знак благодарности, позволь мне помочь тебе с квартирой, – Валерий выжидающе и с надеждой заглянул мне в глаза.
– Я не могу... Это неправильно...
– Ты снова мыслишь категориями. И я даже могу догадаться какими. Ты боишься быть содержанкой, но это совсем не так. Ты меня спасаешь и чтобы ты не оказалась слишком далеко, я готов что-то изменить. Только позволь мне это сделать.
– Хорошо, – немного подумав, ответила я. – Но что будет, если об этом кто-то узнает?
– Будь осторожна, моя малышка. Ведь если кто-то об этом узнает, наш покой будет нарушен.
– Но все же, что будет дальше? – я села на постели, продолжая смотреть мужчине в глаза.
– Не торопи события, – мягко улыбнулся он. – Меня уже печалит сам факт наступления вечера и ночи, когда придется с тобой расстаться, а ты говоришь про что-то большее. Я могу лишь об одном тебя просить: не привыкай ко мне. Помни, что все это не вечно. Нет ничего вечного в этом мире.