Радость нежданная

Сергей Романюта Лизнёв
А вы что думаете, если крестьянин и Тарасом зовут, то дурак дураком что ли?! Еще чего! Вы сами попробуйте так жить и с голода не окочуриться! Кишка у вас тонка, у сытых и хлебушек на помойку выбрасывающих. Поэтому вместо того, чтобы осуждать и матом ругаться, учитесь как жить надо!

***

Тарас был, а может и до сих пор жив, если жив – дай бог ему здоровья, давненько не виделись. В то время жил Тарас в свое удовольствие, а заодно и крестьянствовал.

Жизнь крестьянская, сами знаете какая, не такая как дачная. У дачи, если на ней картошку выращивать, пять дней выходных и только два рабочих. А у поля крестьянского выходных дней вообще не бывает, не предусмотрено. Справедливо? Конечно несправедливо! А Тарас всегда был и надеюсь до сих пор, исключительно за справедливость.

Но делать нечего, приходилось ему мириться с крестьянской реальностью и жизнью из–за труда тяжёлого, беспросветной. Вот если бы один жил, тогда да, тогда и плюнуть можно. Одному много–ли надо? Правильно, немного. Там хлебушкиным запахом подышал, там закусил, вроде бы как и сыт. А если в избе жена, стерва, сидит, а детей так вообще изба полная, того и гляди треснет, что делать? Ничего не остаётся делать, как работать.

Жена, говорю же, стерва. Как жрать, так первая, а как работать, так сразу: то там у неё болит, то там прострелило, короче, не заставишь. Да что там, даже себя в чистоте соблюсти не может, ходит как, прости господи, неизвестно кто. Чего уж тогда говорить об избе и о детях, которых полным полно?

Знамо дело, от такой жены в избе грязно и не прибрано и дети, все как один, тоже, грязные, сопливые и голодные. Постоянно так и зыркают по сторонам, чтобы стянуть и слопать. Как думаете, при такой семейной жизни жизнь крестьянская счастливой может быть? Я думаю, что не может. Вот и Тарас думал точно так же.

А тут ещё поле, которое вспахать надо, потом засеять, потом следить за ним, а потом надо сжать то, что выросло. Думаете легко всё это? То–то же!

Ну вот например, какое может быть «пахать пора», когда у рыбы самый жор начинается, когда её хоть голыми руками лови? Тоже самое, если с другого конца заходить: самые грибы – собирай не соберешь, а тут жатва. Обидно? Конечно обидно! А с бабы, с неё какой толк, если чуть что, так сразу все болит и колет?!

***

Так вот и жил Тарас своим крестьянским трудом хоть при этом и сильно маялся от труда этого. И всё–таки лежебокой назвать язык не повернется, до Рождества своего хлебушка хватало. А дальше, а что дальше? Дальше полнейшая свобода выбора начиналась. Там пособит тем, кто до того ленивый, что свою работу сам всю переделать не может. За это отблагодарят конечно, копеечкой или тем же хлебушком, вот и есть что пожевать и что водичкой запить. То в ближайший город намылится, там работы, да хоть ложкой жри и за всю за неё тоже денежки платят. Но в городе, там опасно. Там, такое впечатление, что специально крестьян, тех кто поглупее, отлавливают. Поймают такого, с три короба наобещают, а он, дурак, и рад стараться. Всю зиму спину гнет, света белого не видит и не понимает, дурак же, что придёт весна и надо будет по новой спину гнуть: пахать, сеять ну и так далее. Правда деньги за работу платят, справедливость, она и есть справедливость, тут не надо брать грех на душу. Но за каким, спрашивается, нужны те деньги, если за этой работой света белого не видишь и жизни радоваться некогда? Несогласный был Тарас с такой жизнью, да к тому же поскольку был умный на всю зиму работать никогда свою спину не подставлял. Так, чтобы не надолго это всегда пожалуйста, а чтобы почти навсегда – накося, выкуси!

Так и жил: там пособит, там поможет, там стырит что плохо лежит, а в результате, не сказать что морда лоснится и рубаха пузо не закрывает, но и в обмороки голодные не падает ни он, ни семья его.

А вот скажите, может человек, которого некоторые злые завистники считают дураком и лодырем, быть им? Категорически говорю, нет, не может! Только умный человек способен так жить и в живых оставаться. Дураку такая премудрость не под силу, в первую же зиму помрет к чертовой матери!

***

Тогда, помнится, осень была. Хлеб уже убрали, а снег ещё не выпал – самое время для радости. Вот радость и наступила, причём радость нежданная, а потому вдвойне радостная – у соседа, Макара, лошадь сдохла. Какого рожна ей не хватало – неизвестно, только взяла она да и сдохла и ничего с ней уже не поделаешь и работать не заставишь.

Если бы Тарас один обрадовался, он бы не радовался, совестно. Макаровой лошади, ну, что сдохла, в деревне ещё двое обрадовались. А если ещё кто–то радуется, не один ты, значит это уже коллектив, единомышленный коллектив. Значит лошадь та была изрядной сволочью, если аж троим дорогу перейти умудрилась, как та чёрная кошка. Ну а если образовался коллектив из троих во всем согласных меж собой людей, что надо сделать в первую очередь? Правильно, событие радостное надо обмыть! Не каждый день на долю крестьянскую такое счастье выпадает, поэтому оставлять его незамеченным не то что нехорошо, грех это.

***

Коллектив был представлен двумя односельчанами. Одного звали Колюн, это потому что он топор–колун так называл, а второго – Шляпа. Почему Шляпа, в деревне не знал никто. Отца его и деда, тоже «шляпами» звали, а откуда оно пошло, поди разберись.

Если Тарас в поле, либо ещё где, хоть как–то работал и семью свою мало–мальски обеспечивал, то Колюн со Шляпой похвастаться этим не могли. Да и чем хвастаться, женой да кучей голодных ребятишек? За что их кормить? Самому бы с голоду не окочуриться. Что один, что другой, в отличии от Тараса, пребывали в состоянии постоянной и полной свободы, а говоря скучным крестьянским языком – вообще не работали. Хотя, как это не работали? Каждый их день, не взирая на непогоды и праздники, начинался всегда одинаково. Утречком они начинали двигаться навстречу друг другу, Колюн с одного конца деревни, а Шляпа с другого. По пути, не иначе чтобы не скучно было, они заходили в каждую избу: с порога крестились на образа, желали здоровья хозяевам и домочадцам и просили Господа спасти их и сохранить. Видя такое душевное подвижничество, как правило, хозяева их привечали. Предлагали выпить самогоночки или бражки, у кого что было, ну и закусить чем бог послал. Так, каждое утро, не жалея душевных сил, от избы к избе, навстречу друг другу и двигались Колюн и Шляпа. Встречались прямо посереди деревни, около церквы, ну а дальше распоряжались своей полнейшей свободой так, как считали нужным. И вот скажите: разве это не труд, каждый божий день обходить деревню и желать её жителям здоровья и долголетия? Конечно труд, да еще какой, потруднее того, что в поле будет!

***

– А что, мужики? – сказал Тарас. – Видать лошадь–то Макарова, с чертями зналась, вот они её к себе и забрали. Видать им там ездить не на ком. Надо бы окропить себя, обезопасить. Не ровен час, укажет на нас и поминай как звали.

Так уж получилось, Тарас в стихийно образовавшемся коллективе назначил себя старшим. Сами понимаете, всегда и везде без старшего никак, направление движения не просматривается и в связи с этим наступает сплошной бардак.

Чтобы в деревне да не найти самогонки? Не поверю! И никто не поверит. Самогонка появилась чуть–ли не мгновенно. Пара луковиц, тоже, вещь в деревне до того обыденная, что никого не удивишь. На любом дворе спроси, не откажут, что Тарас сотоварищи и сделали. Ну а касаемо другой закуски: сала там, например, всякого, хлеба или ещё чего, так это грех, причём грех поболе того, что за Макаровой лошадью числился. Сделано и обустроено всё было очень быстро, говоря не деревенским языком, на профессиональном уровне. Расположились на берегу речки, за селом, чтобы народ не завидовал, ну а дальше сами знаете, что дальше происходит.

Нет ничего прекраснее и надежнее, чем триединство единомышленников, но похоже и туда черти влезли, чтобы его разрушить. В таких случаях разговоры, бодрые и веселые, очень быстро гаснут и превращаются в дым, это как спичку зажечь. Причина тому одна, всегда и повсюду одна – выпить закончилось. Коллектив есть, разговор есть, а выпить нету. Вот и у них получилось тоже самое.

– Надо бы, мужики, ещё, а то состояние какое–то непонятное. – то ли предложил, то ли пожаловался Тарас.
– Так давай я сбегаю. – вскочил тот, который имел прозвище Шляпа. – Секунды не пройдет.
– Нет, мужики. – план дальнейших действий созрел мгновенно. – Негоже нам, сидя на траве, от лошадиных пакостей обороняться, она обидеться может. Пошли в город.

Поскольку коллектив был единомышленным возражать никто не стал, ну а встать, отряхнуть с задницы мусор всякий – секундное дело.

***

Если по дороге, то до города верст десять будет, но это по дороге. Если же напрямки, через лес, то и пяти не наберется. А что такое пять верст для коллектива? Плюнуть, и то больше получится.

На самом деле не всё так просто как кажется. Нет, не подумайте чего такого. Лошадь, у Макара сдохшая, принесла Тарасу радость и радость нежданную, но это не всё. Дело в том, что появились у Тараса денежки. Не сказать чтобы уж много, не состояние барское, но по крестьянским меркам в самый раз, сойдет. А тут и лошадь как нельзя кстати. Понимаете, ну получилось так, деньги эти были трудом и потом добытые и что самое обидное, добытые у того самого Макара, чтоб ему.

Случилось так, что помощь Макару понадобилась, причём срочно, а в деревне все как назло при деле, вот он к Тарасу и кинулся. А Тарас как раз по грибы собирался, осень, самое время плюс красота вокруг и свобода полная, а тут этот приперся. Ну Тарас, чтобы Макар отвязался и заломил цену несусветную. А тот взял да и согласился! Ничего не поделаешь, пришлось идти. Работу, не сказать чтобы ее много было, да неважно какой она была, вам не всё–ли равно, надо было очень быстро сделать, вот в чём дело. Поэтому Макар и не поскупился, хотя в повседневной жизни такой куркуль, дыма печного не выпросишь. Ладно, раз по рукам ударили, надо идти и работать, слово, оно и есть слово.

Обернулись за три дня, правда, начинали затемно и заканчивали точно также. Это конечно дело привычное, тем более в деревне, но Тарасом очень нелюбимое. Поэтому он хоть и работал, но всё равно, потихоньку злился. Получив от Макара полагающуюся плату, Тарас разозлился окончательно. Деньги–то деньгами, но пока он целых три дня корячился, сколько же он за это время грибов и свободы с красотой пропустил, а?! Да что там, любой бы обиделся и деньги бы не порадовали. А тут, ну прямо как подарок с небес, у того Макара лошадь сдыхает. Разве это не радость? Самая настоящая радость, причем нежданная!

***

Ёлку на крыше дома увидели почитай сразу. Вот он, родимый. Ну не в театр же мужики за десять верст поперлись! Да какой там театр?! Они и слова такого не знали. Кабак это был, самый обыкновенный русский кабак. Ну а в кабаке что? В кабаке как всегда: многолюдно, шумно, накурено и грязно. Но такие мелочи могли смутить разве что барчуков всяких и их барышень кисейных, но только не коллектив, который ради этого кабака вон аж откуда пришёл. Расселись, всё честь по чести, позвали полового и наказали принести полбутылки казенной и яичницы из двенадцати яиц. А что?! Лошадь Макарова, хоть и сволочь была, она того стоит…

Только–только успели выпить, а к яичнице почти ещё и не притронулись, к ним, даже не спросясь, подсел какой–то мужик. Вроде бы мужик как мужик: ласково в глаза не заглядывал, поднести не просил и про жизнь свою тяжелую не рассказывал. Мало того, он тоже принес и поставил на стол полбутыли, но не предложил. Ну а раз так, пусть сидит, жалко что–ли?

***

– А что, господа крестянствующие, хороша ли нонче жизнь? – вдруг спросил незнакомец.

Может спросил он это совершенно случайно, ну скучно ему стало, например. А может и не случайно, потому как спросил он в тот самый момент, когда у коллектива закончилась казенная и Тарас уже было рот открыл, чтобы позвать полового и приказать принести ещё.

– Жизнь, она всегда хороша. – чуть–ли не светящимися глазами глядя на полбутылки незнакомца, важно сказал Шляпа. – А вот у Макаровой кобылы жизнь плохая, потому что сдохла.
– Жизнь сдохла? – переспросил незнакомец.
– Типун тебе на язык! – возмутился Колюн. – У Макара кобыла сдохла! Жизнь она, вот она, – Колюн широким жестом показал на кабак. – она живая.
– Тогда понятно. А что, господа крестьянствующие, давайте помянем Макарову кобылу. Всё–таки тварь Божья. – предложил незнакомец.

Никто возражать не стал. До этого никому из них и в голову не пришло поминать кобылу, скорее наоборот. Будучи знакомыми с ней лично и зная её вредный характер они наоборот пили для того, чтобы обезопасить себя от возможной её мести с того света. Выпили, немного помолчали, получилось как бы ради соблюдения положенных по этому поводу приличий. И, видать кобыла всё–таки обиделась, Тараса прорвало. Стал он вдруг рассказывать незнакомцу про жизнь свою крестьянскую, тяжелую и трудную и почти совсем несвободную. Рассказал о том, как хорошо рыба по весне клюет, а не половишь, пахать надо. О том, как много грибов в лесу, а не соберешь, жатва, молотьба, чтоб им… О том, как Макар этот чуть–ли не силком заставил ему помогать, работу работать и тем самым напрочь лишил радости в виде леса с грибами. И лошадь, ныне покойную, Тарас тоже упомянул и рассказал о её строптивом и вредном характере. Да много чего было рассказано и выходило, что вот она радость в жизни, самая редкая, зато самая приятная – прийти в кабак и выпить. Выпить за то, что несмотря на всю трудность жизни своей беспросветной, ты до сих пор цел, жив и здоров.

Незнакомец, который назвался Адамом, внимательно слушал, о чём–то спрашивал, как будто для себя прояснить хотел. Правда, не забывал наливать господам крестьянствующим. Колюн со Шляпой тоже слушали, но слушали не потому, что им было интересно, они про Тараса и так всё знали. Слушали они потому, что их новый знакомец, Адам, слушал и потому, что он наливал, им наливал, а не они ему.

***

– Да, тяжело живётся, очень тяжело. – выслушав Тараса, согласился Адам. – А что, мужики, а давайте–ка выпьем за то, чтобы жизнь наша была свободнее, а значит лучше?

Мужики, совсем недавно бывшие господами крестьянствующими, с предложением Адама согласились. Особенно были согласные Колюн со Шляпой, да и Тарас был не против, чего уж греха таить? Адам приказал принести четверть! А что для хороших людей мелочиться, это он сам так сказал и приказал ещё принести печенки вареной, по его мнению, наипервейшей закуски.

Дальше всё происходило как в кино, которое в те времена только–только изобрели. Сначала весь коллектив пытался рассказать Адаму что–то до того своё, что только одному ему известное. Потом Колюну и Шляпе захотелось плясать и они принялись отплясывать здесь же, в кабаке, а потом вообще неизвестно куда делись. А Тарас, что Тарас? Тарас плясать не пошел, не интересно ему это было. Ему было интересно разговаривать с Адамом, тем более что тот оказался очень хорошим собеседником, всё понимавшим и со всем, сказанным Тарасом, соглашавшимся. Правда Адам этот всё больше молчал и слушал, но Тарасу было наплевать, наоборот, даже хорошо было что не перебивает и со своими дурацкими рассказами не пристает. А потом Тарасу не понравился какой–то мужик за соседним столом, вернее, морда его не понравилась. А потом, а потом он как–будто провалился куда–то, темнота наступила.

***

Из полицейского участка Тараса отпустили рано утром, пару раз в ухо дали и отпустили. Правда, наказали: если ещё будет безобразия устраивать, то или вообще прибьют или сошлют на каторгу, как государственного преступника. Вышел Тарас на свет божий, на солнышко пощурился, жизни значит порадовался, а что толку, голова–то аж на части раскалывается. Хвать за место потаенное, деньги в штаны зашитые (а вы что подумали?), целы, хоть и странно это. Душе сразу полегчало, вот только голове легчать не хотелось. Видать вредная у Тараса голова была, как кобыла Макарова, а может ещё хуже, поди, знай.

«Надо пойти, похмелиться. – подумал Тарас. – Только надо идти в другой кабак, а то в том я кажись вчера чего–то набедокурил, вдруг как ругаться начнут».
– Здорово, Тарас. – перед ним неизвестно откуда появился улыбающийся Адам. – Я тебя всё жду, жду, а тебя всё не выпускают и не выпускают.
– Здорово, коли не шутишь. – Тарас не то чтобы обрадовался Адаму, но всё равно, не один да ещё с больной головой в придачу. – Как я здесь оказался, не знаешь?
– Почему не знаю, знаю. – продолжал улыбаться Адам. – Тебе вчера морда какого–то мужика не понравилась, вот ты её и решил набить. Только начал, в кабак околоточный возьми, да и зайди. И не один, с городовым. Они тебя в участок и свели. Ну не они сами, они командовали, прислуга кабацкая тебя доставила.
Я за тобой. Попросил за тебя, сказал, что до дома тебя целым и сохранным доставлю, а тот ни в какую. Пришлось красненькую пожертвовать, чтобы хоть утром отпустили. Так что, придется вычесть из твоего жалования красненькую–то, сам понимаешь.
– Какого жалования? – у Тараса аж голова перестала болеть.
– А такого. – как ни в чем ни бывало продолжал Адам. – Вчера мы с тобой по рукам ударили, что работать ты у меня будешь. Бумагу ты подписал, вот она. – и Адам достал из кармана какую–то бумажку.

Тарас хоть и плохо, но читать умел. Вот и прочел, что оказывается он вчера целиком и полностью согласился работать у Адама аж целых два года и даже расписался в этом, закорючку какую–то поставил.

– И деньги авансом я тебе заплатил. – продолжал Адам. – Вот она, расписка. – и опять достал какую–то бумажку.
– А деньги где? – ошалело спросил Тарас.
– Этого я не знаю. – пожал плечами Адам. – Расписка, вот она, а куда ты деньги дел, у себя спрашивай.
– Подожди, подожди. – Тарас никак не мог сообразить, когда и как он вчера умудрился подписать эту проклятую бумажку. Мало того, ещё и деньги умудрился получить, и деть их куда–то. – А если я не хочу?
– Вчера надо было не хотеть, – усмехнулся Адам. – сегодня поздно уже. Впрочем, если не хочешь, пошли…
– Куда пошли?
– Как куда?! В участок. Вот он, рядышком. Заявлю на тебя, скажу что вчера подрядился работать и деньги за это взял, бумаги покажу, а сегодня отказывается. Пусть разбираются.
– Что хоть за работа? – Тарас понял, что влип по самые–самые.
– Так–то лучше. – Адам хлопнул Тараса по плечу. – Сразу бы так. А то обязательно покочевряжиться надо. Фабрика у меня, у хозяина моего, а я стало быть приказчиком при ней. Работы много, а работать некому. Ленивый нынче народ пошёл, так и глядит, чтобы ничего не делать. А ты не переживай. Работа хоть грязная, зато не трудная и жалование хорошее. Опять же, стол и проживание – всё за счет хозяина.
Адам вытащил из другого уже кармана косушку и протянул Тарасу:
– На, похмелись и поехали.
– Куда поехали? – в пару глотков выпив водку, выдохнул Тарас.
– Как куда? Работу работать…