Была ли у Ленина дочь?

Владимир Жестков
В июле 2015 года мы с женой и младшей дочерью отправились в дальнюю автомобильную поездку по городам моего детства. Путь предстоял не маленьким, планировалось, что мы проедем более 5 тысяч километров. Первая остановка была в Ульяновске, но не потому, что я там когда-то жил или бывал, а именно потому, что я там никогда не был.

     Поездка планировалась как развлекательно-познавательная, в каждом городе были заказаны экскурсии. Ульяновск не стал исключением.  О том, что там родился Ленин, знают все, это, говоря современным языком "бренд" города, поэтому и обзорная экскурсия  началась с ленинских мест.

     Слушая экскурсовода, рассматривая многочисленные здания, связанные с Лениным, у меня невольно всплыла в памяти одна почти забытая история, произведшая в свое время на меня очень большое впечатление.

     Мой отец с конца сороковых годов до выхода в 1970 году в запас служил в Министерстве обороны в Главном управлении ВВС. Человек он был пунктуальный, очень обязательный, пользовался, говоря сухим протокольным языком, уважением товарищей, поэтому неудивительно, что избрали его секретарем партийной организации Управления. В то далекое время это еще не была какая-то номенклатурная должность, дающая льготы и освобождающая от основных обязанностей. А было обычным партийным поручением, весьма ответственным и отнимающим массу сил и времени, поэтому желающих заменить папу не находилось и он занимался этим делом около пятнадцати лет.

     В начале 60-годов и началась эта удивительная история. Вызвали папу в партийный комитет Министерства и озадачили одним простым с виду поручением:

     - Александр Ефимович мы хотим, чтобы ваша партийная организация взяла шефство над одной заслуженной женщиной. Речь идет о вдове недавно реабилитированного бывшего секретаря ЦК ВКП(б) Яна Рудзутака. Наверное, слышали о таком?

     Папа, заинтригованный донельзя, только кивнул головой.

     - Они там понимаешь, столько дров в 30-е годы наломали в борьбе за власть, а теперь этих невинно пострадавших, необходимо холить и оберегать. Вот и вдову Рудзутака нам поручили. Вы подберите у себя какого-нибудь ответственного коммуниста из вновь принятых на службу. Да контролируйте его время от времени. Дама весьма не простая, много чего лишнего рассказывает, с ней надо очень и очень аккуратным быть. В такие дебри своими разговорами завести может, что только держись. Так, что к подбору шефа отнеситесь со всей серьезностью.

     К этому партийному поручению папа и отнесся очень серьезно, для начала решив сам познакомиться с вдовой бывшего секретаря ЦК. Предварительно созвонившись с ней, он отправился в гости. Жила Рудзутак где-то в новом доме в Кунцевском районе столицы. Вечером папа вернулся домой позже обычного и был явно озадаченным.

     Обычно никогда не распространявшийся о своей работе, в тот день за вечерним семейным чаепитием, он неожиданно разговорился. То о чем он рассказал, настолько было удивительным и непостижимым, что я, мало в то время интересующийся семейными проблемами, поскольку интересы мои сосредотачивались  в основном на поисках старых книг и туристических походах, к которым я пристрастился, учась в институте, запомнил все почти дословно. 

     Вот этот рассказ:

     - В общем, не такой уж и старой женщиной она оказалась, эта Мария Кузьминична. Она практически моя ровесница, даже на полгода помоложе. Действительно вдова Рудзутака, только в отличие от своих товарок по несчастию ее никто не тронул, что само по себе удивительно. Сын их, совсем маленьким еще был, когда погиб. Я не совсем понял, то ли вовремя бомбежки, то ли еще по какой причине, а переспрашивать неудобно было. Сама-то она всю войну в армии прослужила, причем не где-нибудь, а в контрразведке, а туда просто так никого не брали. Сейчас болеет частенько, операцию какую-то ей недавно сделали, сознание регулярно теряет, предпочитает в Боткинской лежать, врачи там знакомые, которым она доверяет, работают, добираться только туда далековато, вот и понадобились ей шефы. Слушал я ее, пока мы чай пили, а сам все время думал, кого к ней прикрепить. Есть у нас один майор, я уж было решил ему это поручить, только хотел распрощаться, как вдруг она, как бы невзначай, платочек на шее своей потрогала и говорит:

     - Вот от мамы моей остался, очень я его люблю.

     - Мне бы смолчать, - продолжил свой рассказ папа, - у всех ведь какие-то вещи от родителей остаются и многие их чуть ли не фетишем своим делают, а я, чтоб невежливым не показаться, решил разговор поддержать и задал ей вопрос о матери, жива или нет. А она мне вопросом ответила:

     - Так она же давно умерла, вы, что не знаете разве?

     - А простите, пожалуйста, откуда я могу вашу маму знать?

     - Ну, ее все в нашей стране знают, это же Надежда Константиновна Крупская.
     - Я так и опешил: Простите Мария Кузьминична, но у Крупской вроде бы детей не было?

     - Тут вы правы, это я ее так по привычке называю, она меня все-таки много лет воспитывала после папиной смерти.

     - Ну, я совсем растерялся и в лоб так вопрос задал: А папа-то кто? А когда ответ услышал, чуть на пол не сел.

     - А папу моего Владимиром Ильичем звали…

    Мы молча слушали, перебить боялись, а папа продолжал рассказывать:

     - Сразу же после этих слов я секретаря парткома вспомнил и его предупреждения, ну и решил, что все, понесло мадам, действительно странная она. А она как будто на своего любимого конька села и говорит и говорит. И родилась-то она во Франции в 1912 году, и в приют совсем маленькой там попала, а когда Ленин об этом узнал, он ее забрал и втайне от Крупской в Россию переправил и семью своих товарищей по партии в Смоленске попросил ее воспитанием заняться. И так у нее все складно получалось, что я даже заслушался.

     А она продолжает:

     - Перед смертью папа все Надежде Константиновне рассказал, она меня сразу же и забрала к себе. Стала я в Кремле жить, со всеми поперезнакомилась, с кем-то подружилась, например, с Микоянами, кое-кто меня никак признать не хотел. В общем, все как всегда. Когда я подросла, мама сказала, что у папы мечта была, чтобы я врачом стала. Он неоднократно говорил, что семье одного доктора, он дядю Диму в виду имел, может не хватить. Вот я в медицинский и поступила. А затем и замуж по его воле пошла, за Яна. Очень папа надеялся, что именно Ян станет лидером и в партии и в стране. Ян старше меня вдвое был, но жили мы с ним хорошо. Правда вскоре его арестовали и расстреляли. Я осталась одна с маленьким сыном на руках да вот во время войны погиб мой мальчик.

     Однажды, совсем недавно я упала в обморок, когда шла вдоль сквера Большого театра в сторону метро из ЦУМ'а. Случилось это почти у самого поворота к проспекту Маркса. Народ собрался, я в себя пришла, смотрю надо мной один кинорежиссер, очень сейчас знаменитый, склонился, спрашивает, не надо ли меня в больницу отвезти. Я его сразу узнала и говорю: "А вы меня не повезете!"

     "Почему?" – спрашивает. Вальяжный такой, весь из себя. Вокруг оглядывается, смотрит, узнали его или нет. Вот, мол, я какой благородный. "А потому, что я Рудзутак",  с вызовом ему ответила.

     Он, бедный, аж в лице изменился: "Как, а разве вы живы?" и почти бегом в машину, которая рядом с тротуаром стояла, да уехал.

     - Именно он поклеп на Яна написал, - продолжила она, - ведь тот, как свободная минутка выдавалась, очень любил со всякими деятелями культуры встречаться и на отвлеченные темы беседовать. Вот и с этим режиссером сблизился, а тот отблагодарил по-своему.

      Закончил папа рассказ, мы ему никаких вопросов задавать не стали, да спать пошли, а он думать остался: кого из молодежи можно к такой подопечной прикрепить. Думал, думал, да и решил сам к ней время от времени в гости заходить. Собственно говоря, ей никакой особой помощи не требовалось. Пенсию ей назначили персональную, паек кремлевский она получала, а вот от больницы Кунцевской отказалась, в Боткинской лечилась, говорила, что ей там лучше. Требовалось ей, по-видимому, только общение с кем-нибудь посторонним, кому можно рассказывать и рассказывать такие вот необычные истории. Папа и превратился в такого слушателя.

     Прошло время, я закончил институт, женился, переехал в собственную квартиру и у родителей, как и все отделившиеся дети, стал появляться все реже и реже. Об этой странной женщине и ее фантазиях я потихоньку стал забывать. Правда, изредка до меня доносились некоторые очередные приключения, происходящие с неугомонной вдовой. Однажды, она неподалеку от дома в очередной раз потеряла сознание. Ее на "скорой" доставили в какую-то больницу, где, по ее выражению, она узнала, что такое настоящий "фашизм". Две санитарки, возрастом постарше чем она, раздев ее догола, начали требовать деньги за то, чтобы помыть ее, прежде чем отправить в палату. На улице была зима, денег у Марии Кузьминичны с собой не было. Ее долго держали в холодном помещении и издевались над ней, до тех пор, пока не поняли, что с нее ничего получить не удастся. Случившееся привело ее в такое смятение, что эту историю она рассказывала не единожды.  Я работал в то время в институте переливания крови и в эту историю, также как и во все остальное не поверил, что окончательно утвердило меня в мысли, что она авантюристка.

     - Папа, это же типичная самозванка, неужели ты сам не видишь, - но мой мудрый отец только качал в несогласии  головой.

     - Ничего ты сын не понимаешь, все, что она рассказывает чистая правда. Я с сыном Анастаса Микояна Степаном поговорил, ты же его знаешь, он известный летчик-испытатель, так вот он ее с детства знает, все подтвердил.

     Но, честно говоря, даже слова Степана Анастасовича, которого я очень уважал, меня не переубедили.

     Через некоторое время Мария Кузьминична стала сама приезжать к моим родителям, вначале изредка, через раз, то есть, раз папа приезжал к ней, раз она к нему. Потом ее посещения стали чаще и, наконец, папа перестал мотаться в Кунцево. Как-то один раз я застал ее у родителей. Не знаю почему, но она мне не понравилась. Может, мое предвзятое отношение к ней сказалось, не знаю.

    А вот мой младший брат нашел с ней общий язык, и даже сопровождал ее несколько раз то в Горки Ленинские, где ее встречали, как очень близкого человека, то в Мавзолей. Об одной и таких поездок Сергей мне рассказал:

     - В Мавзолей мы собрались 22 апреля в день рождения Ленина. В этот день для простых посетителей он всегда закрыт и только официальные делегации одна за другой возлагали венки, а затем спускались вниз. С большим букетом белых гвоздик и тремя красными Мария Кузьминична и я подошли к офицеру, стоящему в том месте, где проходили делегации. Он козырнул, дал знак часовому, тот нас пропустил и мы прошли ко входу. Я услышал, как у офицера кто-то спросил: "А кто это?", а затем и односложный ответ расслышал: "Родственники".

     Букет Мария Кузьминична положила с самого края, почти у входа. Немного постояла и, держа три красные гвоздички в руке, пошла вниз. Около саркофага она разложила красные цветы по одному, а рядом положила листок бумаги с тремя словами: "Папе от  Маши". Офицер, стоящий в стороне, не произнес ни слова, он спокойно смотрел, как Мария Кузьминична тщательно раскладывает цветы, а затем молча стоит у гроба.

     Шло время. Я совсем забыл об этой странной женщине, но как-то папа сказал:

     - Что-то случилось, наверное. Мария Кузьминична не заходит, да на звонки  не отвечает, придется ее проведать.

     Но насколько я знаю, дома он ее не застал. Она пропала, так же неожиданно, как и появилась.