В последнюю предновогоднюю суету, проезжая мимо здания с вывеской – "Общежитие", меня, вдруг, охватила легкая тревога. Сама тревога, очевидно, была вызвана какими – то событиями, а ее легкость - их давностью, что списывало тревогу эту в разряд неактуальных. Поэтому, правильнее было бы - переключиться на нечто, более существенное, к тому же, в свете наступающего долгожданного и торжественного. Однако, внутренний настрой остановил, призвав углубиться в редкое для предпраздничного времени ощущение, наверное, чтобы размять уже расслабившуюся в ожидании длинных выходных память, или, что еще лучше порадовать - её продуктивностью.
Обычно, отыскивая источник беспокойства, мысленно начинаешь перебирать историю последних дней и всю информацию за это время. Может незавершенные дела в отступающем году? - начал выстраивать я привычный логический ряд. - Нет, конечно. Они, во многом, потому и существуют, что никогда не завершаются, постоянно нарастая новым слоем задач и планов. Неопределенность в будущем? - Так в нынешнее время, с учетом текущей ситуации и прогнозов на это будущее, сама по себе неопределенность - скорее может радовать, чем огорчать, или тревожить. Дела личные, семейные? Отношение с родными, друзьями, коллегами? - Причины напряженности в этой категории, как правило на поверхности, которые, к слову, лучше всегда быстро устранять, тем более под Новый Год. Продолжая попытки избавиться от назойливого дискомфорта, я наткнулся на пересечение двух факторов его вызвавших – предновогоднее время и вывеска – "Общежитие". Тут же мысль, обозначив в этом пересечении начальную точку координат, начала стремительное движение, выстраивая в памяти график воспоминаний конкретного жизненного эпизода. "Все верно!" - уже с удовлетворенным, по поводу сработавшей памяти самолюбием - отметил я про себя – "Новогодняя ночь! Общежитие!"
Огромное количество лет разделило то жуткое зрелище и внутреннее напряжение его сопровождавшее, от тревожного чувства, упомянутого выше. И то, что спустя десятилетия, оно все еще имеет место - указывает на глубокое потрясение, перенесенное мною от увиденного. Тогда, наблюдая за происходящим, как говорят - не изнутри, а извне, я испытал широкий диапазон противоречивых переживаний. С одной стороны были – удивление, восхищение, гордость той необычайной храбрости своих товарищей, с другой - страх и, даже злость за то, что мне не по своей вине, а по их "судьбе", возможно, предстоит стать свидетелем абсолютно неоправданной, почти запланированной смерти (и это то, в совершенно мирное, спокойное время). Попутно, тяготило отчаяние, из - за отсутствия возможности - вмешаться в происходящее для предотвращения беды. Ныне же, воспоминания, внезапно всплывшие в голове далекой ретроспективой, воспринялись мною совсем в ином обозрении и осмыслении - как, нечто более однозначное. А однозначное осмысление это, как раз и пробудившее чувство тревоги – есть признание вины за безучастную позицию в те минуты, когда сами обстоятельства требовали безотлагательного и решительного вмешательства.
Безрассудство - откровенное, ничем неоправданное, вызванное обыкновенным пьяным куражом, приступом ребячьего дурачества, легкомысленным эмоциональным порывом - привлечь, во что бы то ни стало внимание и получить сомнительное признание в рядах ближайшего студенческого окружения. Это безрассудство происходило на глазах многих и не один раз. Все те многие (я в их числе) - обозначались словно бы зрителями, пришедшими в театр по заранее приобретенным билетам и, добросовестно несущими свою неподвижную зрительскую вахту. На самом деле подобная "зрительская позиция" имела свое объяснение. В тех условиях - попытка остановить творящееся "на театральной сцене" беспрецедентное глумление над собственной жизнью, могла иметь печальные последствия. К примеру, логичный и обоснованный в данной ситуации вызов соответствующих служб (пожарной, милиции, скорой помощи) - привел бы к обязательному фиксированию противоправных действий, выводу их на официальный уровень и многочисленным в итоге "жертвам". Никто не хотел быть "детонатором" опасного развития событий, осложнив себе на ровном месте жизнь. Все понимали, что такая инициатива, пусть и продиктованная крайней необходимостью - квалифицировалась бы, не иначе, как осведомительство. А клеймо "стукача" тогда в студенческой среде - могло привести к гораздо большим неприятностям, чем в наши дни.
Этот рассказ, попробую преподнести не только, как от себя сегодняшнего - человека, наделенного определенным жизненным опытом и возрастным консерватизмом, а еще и от себя того, из того времени, с соответствующим на тот момент уровнем сознания и духовного наполнения, а также воспринимавшим все вокруг с юношеской категоричностью и беззаботностью.
Каждому, кто когда –то был студентом, а также тому, кто по счастливой случайности, либо предсказуемой закономерности, им на сегодняшний день является, известно о существовании понятия – "рабочая комната" (в народе "рабочка"). Не могу на нем не остановиться, не указав на "особенности национального назначения" этого, на первый взгляд невзрачного помещения и по сей день остающимся главной, неотъемлемой частью студенческих общежитий.
В восьмидесятые - годы моего студенчества - уникальность рабочей комнаты в нашем тогда понимании заключалась, прежде всего, в ее многофункциональности. Кроме своего прямого назначения, определённого самим названием, она, одновременно, служила:
- информационной площадкой, на которую молодые комсомольцы приглашались добровольно - принудительным способом, для прослушивания лекций на различные "очень полезные" темы - здоровья, любви и брака, отношения в семье, вреде пьянства и табакокурения и т. д.;
- местом организационного сбора различных студенческих объединений - от агитбригад и стройотрядов, до "боевых команд", формировавшихся стихийно из мужского контингента общежития перед "неотложным выяснением отношений" с противниками из соседних общаг, или факультетов;
- укромным уголком уединенных встреч для влюбленных, загулявшихся до утра парочек (в комнатах сокурсники, а рабочка к утру – всегда пустая);
- залом, для проведения дискотек в выходные, либо, праздничные;
- и еще, внимание! Стартовой и финишной площадкой для … "путешествия" вокруг общежития по карнизу на высоте десяти метров!
Поясняю. Проживали с нами в общежитии два студента – приятеля, со схожими фамилиями – Буркин и Бурьев, совершенно одинаковой антропометрией тела - рост под 190 см, вес под 100 кг, да такой же одинаковой "антропометрией мозга", выражавшейся в полном отсутствии последнего. Причём, данный дефект проявлялся так часто и так отчётливо, что многие вокруг переполнялись огромным желанием поинтересоваться - как им, вообще, живётся - то без мозгов? Впрочем, запомнились эти "близнецы – организмы", не столько "тяжёлой внутричерепной паталогией", сколько обострившимся, видимо на её фоне - постоянным и безудержным влечением "сесть на хвост". Именно так в то время коротко определялось действие по воссоединению с каким –нибудь выпивающим коллективом, с целью получения за его счет нужного "внутреннего накала". Бюджет студента, в большинстве, был крайне скудным, а потому подобного рода "талант" считался "природным даром". "Сесть на хвост" и "подбухАть" своих бдительных в отношении "хвостов" "соплеменников" являлось задачей непростой, а, потому и по плечу она была далеко не каждому, разве только, по – настоящему коммуникабельной, или даже творческой личности. Конечно, иронизирую.
Надо сказать, любое, самое простое "развлекательное мероприятие" в то студенческое время тщательно разрабатывалось его будущими участниками и эта особенность имела свои корни и свою природу. Планировались мельчайшие детали "операции", начиная от количества спиртного, его градуса, ассортимента закуски, если были лишние деньги, места сбора, времени, заканчивая безопасностью и финансами – денежным взносом каждого в общий фонд организуемой "культурно - оздоровительной" компании. Все келейно обсуждалось и принималось внутренним голосованием. Затем производился "закуп товара", его "пронос" через вахту общаги, сход по одному в назначенную комнату (на этажах в свободном режиме дежурили старосты из числа комсомольских активистов – могли заметить "групповые перемещения" и сообщить в "студком" института). В комнате той, по сути, создавался автономный режим, с полным отсечением ее на время "освоения" "внеучебной программы" от внешнего мира, путем запирания дверей "на клюшку" (обычной шваброй), чтобы исключить несанкционированное вскрытие "номера" тем же студкомом запасным ключом, находившимся у коменданта общежития. Спросите - к чему такие "шпионские страсти"?Дело в том, что пойманных на месте за распитием спиртного на территории студенческого городка, ровно, как и в нетрезвом виде, почти всегда ожидало отчисление из комсомола и, автоматически, из института (Увы, в то время невозможно было проходить обучение в ВУЗе, не состоя в рядах ВЛКСМ). Этим объясняются суровые меры безопасности, с применением высочайших конспиративных технологий, которые я привел здесь в очень ограниченном объеме. Они рождались, вынашивались, годами совершенствовались в недрах студенческого братства, руководствуясь, как положительным опытом везучих, много раз миновавших "возмездие" студентов, так и провальным, что называется "на крови и страданиях" "ушедших героев" - студентов, изобличенных и "уничтоженных" "репрессивной машиной", через высшую меру – отчисление.
Так вот, Буркин и Бурьев придумали (и это то, при том, что думать было абсолютно нечем) свой способ преодоления "хвостовых преград", учитывающий правила "противорепрессивной" безопасности и, открывающий совершенно новые возможности в искусстве "хвостового пилотажа". Обычно, в самый главный праздник – Новый Год ("студком" и "деканский обход" на выходных - фиксировать аморальное поведение некому), предварительно "размявшись" на своем предновогоднем столе нужным количеством алкоголя и, одевшись по погоде, они в сопровождении таких же, подобных себе "братьев по разуму" направлялись в рабочую комнату, где "подхрабрившись", дополнительно, ста граммами и бодрыми напутствиями сотоварищей через окно … выходили на карниз! Здание того общежития было возведено еще в начале пятидесятых пленными немцами и относилось к постройке старого типа, с традиционной для него архитектурой – арочной входной группой, колоннами и художественной лепниной. Четыре этажа с высоким первым, за счет цокольного, в котором размещалась техническая часть здания, а также перекрытия через 3,5 м - поднимали карниз под окна третьего этажа, ориентировочно, на десять метров. Сам карниз этот был единственным и представлял овальный, покрытый кровельным железом выступ от стены, шириной 35 -50 см. Вот по такой "тропе удачи", в зимнее время всегда покрытой снегом и льдом, двое "тонких ценителей оригинальных идей и острых ощущений", настолько обделенных выпивкой, насколько и умственными способностями - пускались в "новогоднее путешествие" по периметру здания с "поздравительной программой" в надежде успеть к … чужому праздничному столу.
Чтобы развернуть понятие "праздничный стол" в студенческом общежитии, ознакомлю для начала с обычным - "будничным столом" того времени, накрытым на четверых (оптимальный состав проживающих в комнате и, в ней же выпивающих). Организовывался он не часто, но по поводу – удачно пройденная сессия, победа любимой команды (у настоящих болельщиков - печень с футбольный мяч), либо просто "давно не пили". "Главное блюдо" – три, четыре бутылки дешевой "андроповской" водки, или пять – шесть портвейна "777" ("три топора") - кому, что по вкусу, а по количеству – "как покатит", на крайний случай - всегда можно было "дозаправиться" на "моторе" (такси), правда втридорога. Поэтому, к вопросу планирования магазинного закупа, повторюсь, отношение было более, чем скрупулезное. Далее закуска, стандартно это: буханка хлеба, две банки консервов (минтай в масле, килька в томатном соусе) и трех – литровая банка воды из под крана (о бутилированной тогда и не слышали), чтобы запивать крепкое, когда закуска заканчивалась, а заканчивалась она, как правило, уже на второй бутылке. Признаться, баланс между выпивкой и закуской никогда не соблюдался, а точнее - значительно смещался в сторону первой позиции. Закуска финансировалась по остаточному принципу – только, строго после выполнения, а лучше, перевыполнения "плана закупки" по основному артикулу. Именно по этой причине мне частенько доводилось становиться свидетелем сверхбюджетных "раутов", на которых закусочное меню было представлено, лишь банкой водопроводной воды, да несколькими кусочками хлеба, предусмотрительно "подтянутыми" в ближайшей столовке. Возвращаясь к столу праздничному - обрадую - усредненно он пополнился бы еще одной буханкой хлеба, банкой магазинных маринованных помидор - недозревших и твердых, как сама банка, куском ливерной колбасы, да десятком фрикаделек из студенческого буфета.
А теперь, представьте – сидите вы, всей компанией, в закрытой от "хвостов" и прочих неприятностей комнате в Новогоднюю Ночь, за праздничным столом и во время очередного тоста - раздается стук, но не в дверь, а … в окно третьего этажа! Открываете, а в проеме … довольные, раскрасневшиеся от водки и мороза физиономии двух детин – дегенератов, которые сквозь завывания ветра изрекают из себя множество новогодних поздравлений и пожеланий, с предложением закрепить их "стопарем". Необычность подачи, этакого "Новогоднего подоконного спича" - не оставляла обитателям комнаты выбора. В таких случаях – "хвосты" не "обрубаются", а вознаграждаются за отвагу и новизну - четвертью, а то и третью стакана (рюмок в общагах не держали), да, вдобавок, куском хлеба (даже такое отчаяние на фрикадельку не тянуло, "закусь" в студенческих общагах – святое – на вес диплома). Удивленные увиденным хозяева застолья, затем возвращались к празднованию, а довольные "путешественники", простившись с гостеприимным окном -продолжали свое "поздравительное шествие" к следующему. По периметру того здания с фасадной и тыльной стороны, за исключением его торцевых частей, отведённых под туалеты с умывальнями, всего на этаже - приблизительно, двадцать комнат. На праздник многие разъезжались по домам, в свои города, но некоторые, у кого дома далеко – оставались, поскольку уже со второго января начиналась сессия. А еще, иногда, те, кто уезжали - оставляли ключи сокурсникам, из числа алкозависимых местных, всегда мечтающих "оторваться" в чужой, убогой общаге, дабы избежать скучного времяпровождения за поеданием оливье под "Иронию судьбы" в родном, уютном доме. Поэтому, уж точно в половине, из этих двадцати - горел свет, радостно сообщая о том, что комнаты "жили и праздновали". Для двух известных "горе - альпинистов" - "без страховки на себе и извилин в голове", "улетевших" по дармовой водке - огни окон, сквозь немытые стекла - тусклым, но тёплым для зимней ночи сиянием - становились "посадочными огнями", а комнаты, огни те зажегшие - "палаточными лагерями" и "пунктами обогрева". Если бы я (сообщаю в дополнение к признаниям, приведенным в начале рассказа) собственными глазами, находясь среди таких же, подобных себе - ночных зевак - не наблюдал с улицы сумасшедшую "новогоднюю эквилибристику" в исполнении "безумцев – карнизоходцев", то никогда бы не поверил, а, значит, надолго бы не запомнил, спустя годы не тревожился бы и, сейчас это бы не описывал. Самыми опасными участками на пути "смертников" были водосточные трубы по углам здания. Тогда жизнь "умственных инвалидов" - просто висела на ржавой трубе, или сгнившей скобе, в свое время на совесть, надо признать, установленными немцами. Когда, наконец, тела конченных отморозков, под завязку накаченные "халявной горючкой", полностью "обесточенные" и, в засос, от пят до макушек, исцелованные ангелами – хранителями подползали к окнам рабочки, уже с другой стороны, замыкая, таким образом, "сумасшедший пьяный круг", то они, под восторженный рев со всех сторон, буквально втаскивались во внутрь ошалевшими от водки и избытка чувств собутыльниками, с дальнейшей эвакуацией до кроватей.
Вот на какие "подвиги" бывают способны глубоко мотивированные, в данном случае "посадкой на хвост", люди. Добавлю, что данное "инженерное изобретение" предприимчивыми "мастерами хвостовых дел" было … запатентовано - тоже неоспоримый, исторический факт, закрепленный печатью памяти целого студенческого поколения того ВУЗа. Патент обширной студенческой средой был признан, а его стоимость подтверждена "бухобоснованием" (не путать с бухгалтерским). Цена "патента" от Буркина и Бурьева была равна "проставону" и "авторы" получали его, в виде "накрытого стола" от желающих всю оставшуюся студенческую жизнь, помимо своих прямых учебных обязанностей, факультативно осваивать предмет "хвостовое искусство", с получением по окончании "обучения" наряду с "легендами" - редкой "специальности", достойной "книги рекордов" студенческого городка. Только вот "результаты" тех, эмансипированных от мозговой деятельности "обладателей патента", оказались куда более скромными. Один "альпинистский тандем" не прошел и четверти дистанции. Первому "из связки" повезло – в сугроб глубокий угодил, отделался легким ушибом, наверное, самой ценной части своего тела – тазобедренной. Второму повезло меньше - просто сугроб меньше оказался. Сломанное предплечье, ребро и сотрясение отсутствующего головного мозга - как подарок судьбы. А вот попытка еще одной пары "счастливых правопреемников", одержимых лихорадкой "рекордов" и "студенческой пьяной славы" совершить поход в честь майских праздников, закончилась трагедией – смертью одного из ее настойчивых соискателей (спасительного сугроба в мае, уже не было). "Попутчика" же, обалдевшего от адреналина и шока, сняли с карниза находчивые студенты, выбросив из ближайшего окна бельевую веревку, усиленную простынями. После этого происшествия - приказом по учебному заведению в студгородке был введен полный запрет, даже на открывание окон (проветривать комнаты разрешалось только с помощью форточек). Нарушителям, пусть и трезвым, грозило, опять же, отчисление из комсомола и института. А с беднягой провели показательное прощание прямо у стен того общежития, согнав студентов со всех факультетов (чтобы, впредь, неповадно было), после чего катафалк транспортировал его тело на кладбище, в родные места. Основатели же "высотного аттракциона", закончив учебу, в полном здравии отбыли к месту своего распределения, кстати, в одно и то же. Куда конкретно - не знаю.
Поэтому, если Вы, уважаемый читатель, когда – нибудь, находясь в помещении выше второго этажа, за праздничным столом, вдруг, услышите стук в окно - знайте – это не вымышленный персонаж из шведской сказки с пропеллером на спине, а реальные люди - Буркин и Бурьев, из нашей действительности, с пропеллером в голове, проживающие,стало быть, в вашем регионе и, решившие на старости лет, вспомнив молодость - сэкономить на бутылке водки. Допускаю, также, что это могут быть их дети - тоже любители водки, а еще - русских поговорок, своими действиями, наглядно и убедительно подтверждающие одну из них – "Не родит свинья бобра …".