В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, возле большой и старой скалы, у самого подножия, там, где старый лес еще нет-нет, да и заявлял свои права, то деревцем, то кустиком, но и скала уже не прочь была показать себя во всей красе то тут, то там обнажая острые клыки гранитных выступов, лежали два камня Мок и Лок.
А оказались они там, скатившись к подножию в одно и то же время, из одной и той же пещеры, ну той, что в самой середине скалы.
И жили Мок и Лок неразлучны и в зной, и в холод, и зимой, и летом. И зверье лесное их вроде уже за единое целое считала, да и мох то на них рос одинаково, и солнышко их вместе грело и ветерок их вместе обдувал. И потому, считали они себя неразлучными и жизни друг без друга уж и не чаяли.
Ну как жили, не то, чтобы рядом лежали, а так, Мок, тот что постарше, зацепился за Лока, того, что помладше, и висел на нем сверху. Летом загораживая от него солнце, и не давая ему сильно нагреваться, впрочем и порадоваться теплым лучам Локу доводилось разве, что по утрам. Зимой, Мок собирал на себе весь снег, оставляя Локу возможность видеть мир вокруг себя, но вместе с тем и не давая Локу возможности укрыться от пронизывающего ветра, дувшего из-за скалы.
А, весной, когда снег сходил и вода заливала подножие горы, Лок поддерживал Мока и не давал его старческой породе промокнуть. Осенью, же, когда лесное зверье шастало вокруг, взрывая землю, в поисках закатившихся желудей и орехов, Лок не давал им тревожить Мока своими рогами, да копытами, и гордился тем, что помогает ему, чем может.
Иногда заходил к ним мишка косолапый, со своими медвежатами, в тенечке поваляться, да об Мока бока об них почесать. То семейка ужиков приползет, в прохладе Лока понежиться.
И вроде жили они так, не тужили и никому не мешали и сами большего не просили, да случилось в той местности лето жаркое-прежаркое. И как назло, что ни день, то солнце светит все ярче и ярче, и нагревает их, чуть не до красна. И уж зверье лесное к ним не подходит, да и мох то весь с них сошел – иссох под солнышком бедолага, и молодняк кустарника в глубь леса отступил – жара никому расти не дает.
И растопила эта жара, на самой вершине скалы снега вековые, и потекли ручьи по скале во все стороны – на радость растениям, да зверью лесному.
Но Мок и Лок лежат крепко, протоки забили, воде к лесу ходу не дают. За ними вода уж все затопила, а перед ними сушь – ни травинка, ни кустик, ни зверек какой выжить не могут. И ужикам до них не добраться по растрескавшейся земле, да и медвежата к ним не идут – жарко.
Держаться камни друг за друга, с места двинуться боятся, а то как оно порознь то будет?
Да только вода то, она и камень точит, подмыли ручьи землю под Локом, подтолкнула водица Мока, сдвинулись они с мест насиженных, да покатились вниз.
Глядь, а впереди берлога медвежья, и вода прям на нее бежит, того и гляди затопит медвежат маленьких. Собрался Мок, зацепился за канавку перед берлогой, преградил путь воде. Мишка выполз из укрытия своего, только лапами развел: «Спас ты нас братец, спасибо тебе!»
А Лок дальше покатился, смотрит – ужики в болотце плавают, уютно им в воде, да только птицы хищные кружить над ними начали, а ужикам и спрятать то негде. Покатился к ним Лок, закрыл собой от птиц, помог от хищников спрятаться. Приползли старые ужи с охоты, не нарадуются: «Вот уж помог нам Лок, уберег деток малых».
И зажили с тех пор, Мок и Лок, со своими новыми друзьями порознь, да каждый при своем деле.