ВОСПОМИНАНИЯ КУРСАНТА.
1. Оренбург.
1959 год, лето, берег реки Урала возле города Оренбург. Судьба, а точнее, его величество «Случай», как я писал в своих рассказах об авиации, привёл меня в палаточный лагерь для абитуриентов Оренбургского ВВАУШ. В этом лагере можно было доподлинно убедиться, что мы живём в многонациональной стране. Более того, можно было убедиться и в том, что дружба народов – это не выдумка властей, а факт, не требующий доказательств.
Только одна небольшая группка армян их трёх-четырёх человек пыталась наглостью и нахрапом запугивать других. Но всё это быстро кончилось, им дали отпор, а затем они не сумели сдать экзамены и уехали домой, а оставшиеся были вполне адекватны и влились во вновь формирующийся коллектив. Так можно говорить теперь, по прошествии времени, а тогда мы большей частью держались земляческими группами, по областям и республикам, откуда приехали. Конкурс был большой, поэтому после сдачи очередного экзамена или после прохождения очередной группой медкомиссии состав абитуриентов менялся. Кормили нас в лагере весьма скудно, а выходить в город не разрешалось. Однажды посетивший лагерь какой-то начальник увидел, что ребята едят сырую тыкву, украденную на соседнем огороде, после чего рацион существенно улучшился. После этого, наверное, кому-то крепко попало.
Пока преподаватели из приёмной комиссии нас плохо знали, были случаи сдачи экзаменов и за себя и «за того парня». Лично я сдавал математику раза три. Главное, чтобы после своей пятёрки не повторяться, а за других сдавать на троечки. Это было, но всё равно медицинская комиссия была важнее оценки на экзамене.
После зачисления нас распределили по взводам и отделениям и перевели в казарму, где в одном помещении расположилось 250 курсантов. Командирами из нашей среды стали те, кто поступил в училище после года службы солдатом. Старшиной роты стал прекрасный парень с украинской фамилией Якименко, хотя его родные жили под Алма-Атой. Моим непосредственным командиром был аварец Муртуз Омаров. Национального вопроса не было и в помине. Разве что анекдоты рассказывали иногда с уклоном, да и то, самые задорные анекдоты, например, про евреев рассказывал Леонид Пох, который на вопрос, «А кто ты по национальности?», отвечал: «чистокровный жид». После чего следовал дружный и добрый смех. А гнилыми бывают не народы или национальности, а конкретные люди. Подлец или преступник, он везде такой, в любой среде.
За время курса молодого бойца нормальный режим, хорошее питание, физические упражнения сделали своё дело. Многие ребята, которым чего-то не доставало в жизни дома, серьёзно окрепли, поправились, и смотрелись в военной форме вполне достойно. Следует отметить, что мы, собранные из самых разных мест и социальных слоёв, в основном, не были избалованы ни достатком, ни культурной средой за исключением очень немногих.
Началась нормальная учёба и наше неторопливое взросление. Запомнилось, что иногда, в свободное время, к нам в роту приходил подполковник Рыбальченко, собирал курсантов и проводил долгие беседы, рассказывая как надо вести себя в различных ситуациях: за столом, на танцах, в общественном транспорте, как сопровождать даму, девушку. Очень поучительные и нужные беседы, этих знаний практически всем нам очень и очень не хватало. Как жаль, что в программе обучения отсутствовала этика поведения офицера. Но самое интересное, что подполковник Рыбальченко был заместителем начальника училища по строевой подготовке и совсем не обязан был этим заниматься. К великому сожалению я не запомнил его имя и отчество, но всегда был и буду ему благодарен за то, чему у него научился.
Жизнь в казарме, распорядок и учёба были для меня, выходца из подмосковной деревни, вполне комфортными, да и для подавляющего большинства товарищей тоже. Конечно, всякое случалось, но без крайностей. Только однажды крепко проучили вора, попавшего в нашу среду, да так крепко, что впоследствии воровство как рукой сняло. И ещё один юморной сюжет. Зимой все занятия и соревнования по лыжам проводились в Зауральной роще, откуда хорошо видно наше училище на высоком противоположном берегу Урала. Курсант Сергей Паин, еврейской национальности, решил, что этот неэстетичный спорт не для него, дошёл до ближайшего пня, стукнул пень носком лыжи, сломал её и вернулся на старт. Командир взвода приказал ему идти домой, в казарму, чтобы не мёрзнуть зря. Паин, переходя Урал по льду, увидел испуганных ребятишек возле проруби. Подойдя ближе, он обнаружил, что один мальчишка провалился в прорубь. Сергей спокойно вытащил мальчишку и привёл в училище. Мальчик оказался сыном одного из преподавателей. В итоге Сергей награждён медалью «За спасение утопающего».
Однажды было решено перед казармой установить бюст В.И. Ленина. Бюст был большой и гипсовый. Где-то по дороге его уронили и раскололи на несколько частей. Командир роты спросил, кто сможет его восстановить. Я согласился, а двое других курсантов соорудили постамент. Всё сделали аккуратно и крепко, бюст стоял потом более 30 лет, а дальше не знаю.
Кризис подкрался незаметно. Весна 1960-го, грянуло сокращение армии, пресловутые 1 200 000. Из четырёх штурманских училищ формируют одно, Челябинское высшее. А поскольку из четырёх училищ только Оренбургское и Челябинское начали обучение по высшему профилю, то уволили всех курсантов, начинавших обучение по среднему профилю, а из нас и «Челябинцев» сформировали один курс. На этот курс из нашей роты взяли 110 человек, а остальных разделили на три части: 1 – кто был согласен на следующий год снова поступить на первый курс без экзаменов, поехали домой в отпуск; 2 – из остальных, кто по возрасту подлежал призыву, пошли на срочную службу; 3 – совсем молодые отправились просто домой взрослеть до призыва на общих основаниях.
Среди последних был один прекрасный, очень восторженный и открытый москвич по имени Валентин Лебедев. Через полгода я встретил его в Москве, в подземном переходе. Он обрадовался встрече, мы долго обо всём говорили, вспомнили Оренбург, Потом он рассказал, что живёт с бабушкой, потому что родители за границей работают, а он учится в МАИ. Через много лет, читая сообщение об очередном сложном космическом полёте, я с удовольствием узнал в одном из членов экипажа бывшего курсанта Лебедева. Ещё через несколько лет он слетал второй раз, уже вместе со Светланой Савицкой и стал дважды Героем Советского Союза.
После нашего перебазирования в Челябинск в наше училище перевели первое лётное училище, которое до этого было по соседству. А через год, после полёта Ю.А. Гагарина во всех материалах о нём показывались фотографии с места его учёбы, хотя эти фото не соответствовали действительности. Гагарин учился в училище, которого к тому времени уже не существовало.
2. Челябинск.
Начало мая 1960 года. Мы прибыли в теперь уже единственное высшее училище штурманов. Челябинск встретил нас, мягко говоря, неприветливо. Всё было не так, вплоть до погоды. Множество курсантов, которых готовились уволить, смотрели на нас косо, офицерам было пока не до нас, бытовые условия «на уровне каменного века», по сравнению с Оренбургом. Всё это нас крепко сплотило, надеяться можно было только на себя, на свой коллектив. Кстати, коллектив - это совсем не пропагандистское слово, а очень ёмкое и существенное понятие. В этом убеждаешься, когда приходится «туго».
После расформирования и увольнения всех лишних курсантов командование обратило внимание и на нас. А у нас уже сформировались законные требования к условиям быта. Местные курсанты ничего другого не видели и мирились со всем, а мы высказывали своё недовольство, иногда даже в жёсткой форме, отказом от приёма пищи, что уже выглядит как серьёзное ЧП. Может быть мы и не всегда были правы, но обстановка начала меняться в лучшую сторону. Появились современные хорошие койки в казарме, новые одеяла и новое постельное бельё, обеденные столы на четырёх человек, нормальная посуда и многое другое, улучшилось питание. Теперь уже и курсанты дальней авиации, которые вместе с нами составили общую роту первого курса стали доброжелательнее. Жизнь налаживалась, но были и нестойкие.
Несколько курсантов, угнетённых плохим бытом и несправедливостью командиров написали рапорта и были отчислены. На их место было решено вызвать тех, кто согласился на следующий год снова поступать на первый курс, так сказать, из резерва. Но на них в училище не оказалось документов, хотя бы домашних адресов. Тогда старшина нашей полуроты Балинский Леонгин Иосифович перед строем объявил, чтобы те, кто знает адреса «резерва», сообщили их. Я знал адреса двух новых своих друзей, Расторгуева Н.В. и Маньшина Е.Н. Естественно, я поспешил их сообщить, и оба они были вызваны телеграммой, были зачислены для продолжения обучения вместе с нами. Всего таких «резервистов» было вызвано человек 10-12.
К окончанию первого курса всё пришло в должное состояние, учёба, быт, физическое развитие. Начали функционировать многие спортивные секции. После курсовых экзаменов мы с большой радостью съездили в отпуск, после чего с новой энергией ощутили себя второкурсниками. Это было важно потому, что на втором курсе начинается лётное обучение.
Картинки быта.
Видимо в соответствии с климатом Южного Урала и с дешевизной инвентаря зимой самым массовым видом спорта в училище были лыжи. На любое соревнование от училища могла быть сформирована команда из 4-7 мастеров спорта и немереного количества перворазрядников. Остальных же добровольно-принудительно приобщали к лыжам. Для этого в субботу, после занятий и обеда все должны были пробежать 5-10 км. на лыжах, а потом можно идти в увольнение или заняться другими делами.
Был у нас командир классного отделения Ширинян Альберт Александрович. Он родился и вырос в Азербайджане, после призыва прослужил один год в Кушке, поэтому снег и лыжи были для него экзотикой. Но Алик, как мы его звали, был исключительно дисциплинирован, что его и подвело. В декабре, когда дни совсем короткие, после обеда организован очередной лыжный кросс. Вокруг взлётной полосы были проложены 5-ти, 10-ти и 15-ти километровые лыжни. Наше отделение стартовало последним, дистанция 5 км. Хорошие лыжники пробегают эту дистанцию за 15-18 минут, плохие – за 30-40 минут. Все, кроме Алика добрались до финиша засветло. Начало смеркаться, хорошие лыжники обследовали лыжню вдоль и поперёк, но Алика нигде не было.
В те времена за полосой ещё не было садов и огородов, а только буераки и островки леса и кустарника, где и волки водились. Беспокойство нарастало и на поиски пошли группы по 5-6 человек. Я был тоже в одной из таких групп, мы вышли уже часов в 9 вечера, осматривали даже кусты и буераки, но бесполезно. Зайдя на дальний привод по взлёту, мы позвонили в роту и узнали, что наш Алик нашёлся, сам пришёл. Это было уже половина одиннадцатого. В нашей группе один курсант совсем выбился из сил, и его пришлось практически вести другим. Кстати, мороз был далеко за 20 градусов. Домой мы вернулись последними, уже в половине двенадцатого. Двое «искателей» обморозили ноги.
А ситуация развивалась следующим образом. Алик, естественно, отстал ото всех, пройдя половину 5-ти километровой дистанции, он незаметно для себя сошёл на 10-ти километровую лыжню, а затем так же и на 15-ти километровую. По пути он тоже видел дальний привод, зашёл, попросил пить и, не говоря ни слова ушёл. После прохода привода Алик обнаружил ряд столбов с треугольными щитами и решил идти по ним, надеясь прийти на аэродром. Но это были взлётные щиты, и он пошёл от аэродрома. Дойдя до станции Есаульской, Алик восстановил ориентировку методом опроса местных жителей, после чего по «компасу Кагановича», то есть, по шпалам пришёл в училище. Это происшествие отрезвило шибко рьяных поклонников лыжного спорта среди наших отцов-командиров. Хорошо, что хорошо кончилось.
Другой случай оказался трагичным. Двое спортсменов из отделения «дальников» затеяли спор между собой. Один из них, перворазрядник по какому то силовому виду заявил, что он обгонит соперника, второразрядника по лыжам. Дистанция, по-моему, была 10 км. И вот, за 600-700 метров до финиша «силовик» упал и умер на лыжне. А кажется совсем безопасный вид спорта.
Картинки повеселее.
Апрель 1961 года стал для всей страны и для многих людей мира месяцем, в котором позднее появился праздник – День космонавтики. А тогда, мы, курсанты пережили небывалый душевный подъём. Я лично за всю свою достаточно долгую жизнь такого подъёма больше не испытывал. Это действительно было эпохальное событие, не по газетным лозунгам, а по личным ощущениям. А своим ощущениям я доверяю больше, чем прессе.
Помню, как в 1957 году мы, жители подмосковной деревни выходили ясными вечерами и, до боли в глазах напрягая зрение, искали и находили медленно плывущую в среди звёзд точку первого спутника Земли весом 83 кг. Находили, а сейчас это стало настолько обыденным, что даже многотонная МКС с парусами солнечных батарей, сверкая в лучах заходящего Солнца мало у кого вызывает восхищение, хотя это очень здорово.
Летом 1961 года мы должны начать лететь. Как мы ждали этого дня, готовились тщательно уже под руководством инструкторов учебного полка. И в столовой нас стали кормить по лётной норме, что тоже радовало. Первые полёты назначены на 9 июня. Лето, весь городок в цветах сирени и черёмухи. Радость, да и только. Но 7 июня с утра до вечера идет снег крупными хлопьями. Красота неописуемая. Наши фотографы-любители наделали массу снимков, достойных художественной выставки. А полоса на аэродроме грунтовая, неужели сорвутся первые полёты? Волновались все, только природа делала своё дело: за сутки весь снег растаял и полоса просохла. Полёты состоялись по плану.
Вместе с восторгами мы накапливали опыт. И первым был опыт переносимости условий полёта. Самолёт ЛИ-2 малоскоростной и подвержен «болтанке», особенно жарким летом и в облаках. К этому надо привыкнуть, а пока в общей кабине самолёта, в дальнем углу стояла большая банка или ведро, к которому иногда «обращались» ещё не привыкшие. Последний должен был после посадки опорожнить посудину и вымыть её. Таковы условия обучения штурманов. По программе был 41 полёт на ЛИ-2 и были курсанты, которые все полёты «обращались» к этой посудине, но потом всё-таки оканчивали училище и с успехом служили в лётных частях. Герои!
Запомнился ещё такой случай. Молодые, здоровые и дикорастущие организмы курсантов потребляли весь продовольственный паёк, да иногда ещё кое-что покупали в магазинчике, особенно любили сгущённое молоко. Как-то зашёл спор, а сколько можно за раз съесть сгущёнки. Один курсант, крепкий спортсмен заявил, что без проблем съест 5 банок после ужина. Пари заключены, подготовлена сгущёнка, фотограф с хорошим аппаратом, «поле боя» в кустах за казармой, зрителей весь взвод. Аппетит победил. Наутро мы отправились на полёты. Примерно через час полёта наш «победитель» раздулся и сильно вспотел, инструктор доложил командиру экипажа, что курсант болен. Произвели вынужденную посадку с вызовом санитарной машины и увезли виновника в санчасть. Но он был не болен, а просто объелся. Через день всё стало на свои места.
Дети во все времена находили и находят себе самые интересные занятия и игры, особенно при недостаточном внимании взрослых. И, если эти игры дают нежелательный педагогический эффект, то здесь не вина детей, а вина взрослых и недостатка их внимания Курсанты – это тоже дети, только большие, а взрослые для них - командиры и политработники. И, если нет нужного педагогического эффекта, то виноваты опять «взрослые». По моему мнению, командиры старались в роли взрослых, правда, с переменным успехом. Как на войне, одного командира бойцы телом закрывали от огня врага, а другому в затылок стреляли, так и курсанты не всех уважали.
Уважение не присваивается приказом, хотя некоторые этого не понимают, к сожалению. К политработникам особые претензии. Их работа строилась в основном согласно директивам ГлавПУРа. Часто проводились масштабные мероприятия с нулевым эффектом, а нужно было просто чисто человеческое внимание и понимание, подход к людям не по директиве, а по душе. Вот заместитель начальника Оренбургского училища по строевой подготовке подполковник Рыбальенко находил подход к душам курсантов, а штатные политработники нет.
Самый яркий пример из более поздней действительности: когда был объявлен курс на перестройку, то политработники «сверху» требовали представить списки «перестроившихся», а политработники нижнего звена на полном серьёзе представляли такие списки. Что может быть глупее этого идиотизма, но так было. И в нашу бытность курсантами тоже много глупостей делали такие «воспитатели», хотя преподаватели социально-политических дисциплин были на должной высоте. Учили нас очень хорошо, жалко, что теория сначала иногда расходилась с практикой, затем расхождения стали чаще и, в конце концов, привели к контрреволюции девяностых годов.
Эпизодов из жизни курсантов того времени можно вспомнить множество. Мы часто сами находили себе и занятия, и игры, и развлечения. Например, Валерий Донской увлёкся патриотическим поиском и добыл полные сведения о жизни и подвиге Анатолия Бурденюка, штурмана экипажа Гастелло. Теперь эти сведения являются жемчужиной музея училища. Были и менее звучные деяния.
Как шутили курсанты. В гарнизоне кроме дома офицеров был ещё солдатский клуб, что-то среднее между конюшней и сараем. Несмотря на непрезентабельность этого помещения, в нём часто показывали фильмы для солдат и курсантов. Однажды, скучным осенним выходным днём, двое курсантов устроили розыгрыш, Они зашли на первый этаж казармы и скороговоркой велели дневальному обзвонить все казармы и сказать, что через десять минут в солдатском клубе будет фильм «Человек – амфибия» Сами они поспешили к клубу и спрятались в кустах. Буквально вслед за ними несётся толпа курсантов и натыкается на «пудовый» замок на дверях клуба. Хорошо, что шутники надёжно спрятались в кустах, иначе им бы не сдобровать.
Первая катастрофа.
В авиации, как мы узнаем потом, к великому сожалению не обходится без небоевых потерь. Всё мы узнаем позже, а сейчас так горько было принять первую потерю людей, которых очень хорошо знаешь и по-настоящему уважаешь. Я был в составе того экипажа, наставником которого в воздухе был капитан Якушков Николай Никитович. Получилось так, что на первом же году лётного обучения наш инструктор погиб в расцвете сил. Только день назад он улыбался, с великим тактом учил нас самому необходимому в будущей лётной жизни, а сейчас мы с ним прощаемся навсегда. Потом мы узнаем, что «Нам не свыкнуться с болью разлук!», а тогда было очень горько. Некоторые откровенно плакали.
Преподаватели.
О наших преподавателях уже рассказано в многочисленных книгах по истории училища и отдельных выпусков курсантов. Поэтому я расскажу лучше о тех знаниях, которыми нас снабдили наши наставники. Мнения могут быть разными, но я считаю, что обучали нас не просто хорошо, а настолько хорошо, что полученных знаний и кругозора хватило на много лет вперёд. Это относится и к общеобразовательным дисциплинам и к специальным. Понятие «Высшее образование» полностью себя оправдало.
Конечно, были и лентяи, но возможности развития были созданы для всех. Были даже научные кружки, например, кружок по математике вёл кандидат математических наук Железнов (к сожалению, не запомнил его имя и отчество). Только иностранный язык изучался недостаточно эффективно. Но это не вина конкретного преподавателя, а недостатки общего подхода и программы обучения. А учительницу немецкого языка в нашем отделении, Парахину Тамару Ивановну, мы все не только уважали, а просто любили.
Специальные предмета вели офицеры. Естественно, дисциплина в аудиториях была повыше, и знания усваивались лучше. Благодаря хорошей программе обучения и таланту наших учителей, знаний полученных нами в училище хватило «на всю оставшуюся жизнь». Так, приехав на переучивание в Липецкий Центр уже вместе с эскадрильей боевого полка, мы, выпускники ЧВВАКУШ, могли спокойно спать на лекциях, потому что всё, что нам давали по самолёту ЯК-28 в учебном отделе, мы уже знали, и зачастую, лучше них. И это при том, что в училище этот самолёт и его оборудование изучали только по техническим описаниям.
Более того, уже поступив в академию, я ещё раз убедился в качестве обучения в училище. Не знаю, как обучали в высших лётных училищах, только сверстники-лётчики, если им приходилось приходить на занятия на штурманский факультет, говорили, что они попали в «штурманскую академию», а мы, выпускники ЧВВАКУШ, учились легко и успешно.
Все наши преподаватели-офицеры были хороши, каждый по-своему, хочу отметить только самого любимого, Хачемизова Бориса Аслановича. Для всех нас он навсегда остался в памяти, как образец и офицера, и штурмана, и просто Советского человека, что совсем не маловажно. Особенно тепло я вспоминал Бориса Аслановича и его сыновей с началом Чеченского конфликта. Нет плохих или преступных наций и народов, а каждый преступник имеет свою фамилию имя и отчество, какой бы нации он не принадлежал.
Культурное развитие.
Как уже было сказано на примере Оренбургского училища, культурного воспитания многим не хватало. Можно сделать упрёк политработникам в том, что они недооценивали эту сторону воспитательной работы и не настояли своевременно на включение в программы обучения азов этики и культурного наследия. До всего приходилось доходить самим, а в 18-20 лет многим было трудно понять красоту живописи, музыки, танца. Нас часто водили в цирк и оперный театр. По какой-то договорённости, если в театр было продано мало билетов, нас бесплатно пускали на балет или оперу, но многие, не имея представления об этих видов искусства, отказывались, к сожалению.
Считаю, что небольшой курс обзорных лекций по живописи, архитектуре, музыке, танцу и драматургии совсем не лишний для офицера, даже если для этого нужно на пару недель увеличить срок обучения. Кроме того нужны практические занятия по танцам, мы в своё время разучивали модные танцы в туалетной комнате, на мокром полу под гитару или баян. Это прискорбный момент в нашей курсантской жизни. Да и потом многим, думаю, как и мне не раз приходилось хранить молчание при обсуждении произведений искусства среди сверстников, чтобы скрыть своё невежество. Примечание: фото неизвестной девочки и все остальные фото сделаны Донским В.В., курсантом первого выпуска 1963 года.
Зарисовка.
Жили мы все четыре года обучения в казарме. По выходным дням, как предусмотрено всеми уставами курсантов отпускали в увольнение. Чаще всего выход из казармы сопровождался походом в кино или в театр, встречей с девушкой, а иногда по какому-либо случаю мы заходили в кафе или столовую покушать нестандартной пищи, например, пельменей. Под пельмени крепкий молодой парень мог без ущерба для здоровья и внешнего вида выпить стакан водки, что категорически запрещалось и каралось арестом, если попадёшься патрулю. Самое интересное было то, что и в Оренбурге, и в Челябинске была улица Цвиллинга, на которой было хорошее кафе и вкусные пельмени. Не знаю, когда так повелось, но и в Оренбурге, и в Челябинске никогда патрули не заходили на эту улицу, хотя все знали, что там курсанты могут пить водку. Вот такое нелегальное джентльменское соглашение, даже традиция. Видимо, хорошим человеком был этот Цвиллинг.
Когда в городе проводились массовые мероприятия, митинги, собрания по случаю встречи рабочих с представителями больших властей или концерты на стадионе, то курсантов приглашали с целью обеспечения порядка. Технология такова. Нас заведомо приводили на место мероприятия, расставляли или рассаживали большими клетками, потом приходили все остальные. После заполнения зала или площади мы брались за руки, и разорвать наши цепи было совсем не просто. Почти так же обеспечивался порядок и на стадионе. С курсантами не рисковали связываться даже наглые хулиганы. Мы были дружны и сплочены.
Переезд.
Успешно проходит обучение на втором и третьем курсе. Продуманный распорядок дня, хорошее питание, умеренная физическая активность делали своё дело. Курсанты крепнут, взрослеют, умнеют, закаляются. Так и должно быть. Медики намекнули нам не навязчиво, что если хочешь долго и плодотворно служить и летать, то не надо в спорте добиваться рекордов, здоровье важнее призов и наград, в чём многие из нас потом самолично убедились.
После очередного отпуска, поздней осенью 1962 года мы, курсанты профиля фронтовой авиации, должны были переехать в Кустанай, где базировался учебный полк на самолётах ИЛ-28. Поскольку уже много лет там не проводилось обучение курсантов, то обживаться на новом месте надо было обстоятельно. Предстояло перевезти все койки, постельные принадлежности и другое имущество роты. Для переезда были выделены две мощных автомашины, МАЗ с полуприцепом и ЯАЗ. После погрузки всего имущества для сопровождения были назначены командир взвода в звании капитана и пятеро курсантов. Я был в их числе.
Был уже декабрь с его короткими днями, а маршрут долгий, целых 270 км. Выехали мы в середине дня, часов в 13, в кабинах мест всем не хватало, но мы были одеты в меховое лётное обмундирование, да ещё груда постельных принадлежностей обеспечивали комфорт и в кузове грузовика. Часов в 17-18 приехали в Троицк, зашли в придорожную столовую покушать.
За ужином наши водители поинтересовались у местных водителей, какие посты ГАИ будут на пути до Кустаная, куда ещё ехать 170 км. В ответ те с улыбкой говорят: «Какие посты, за Золотой Сопкой (посёлок в 5 км от Троицка) советская власть кончается». Наш офицер, и водители, запаслись не только закуской, но и водкой.
Выехали мы за Золотую Сопку и убедились в правдивости местных шоферов. Впереди бескрайняя степь. По карте на предстоящих 170 км. только четыре населённых пункта. А дорогой является колея от проехавших ранее машин, едва заметная на снежной целине.
Впереди ночь, на память приходят классика в виде рассказа «Буран в степи» да песня о ямщике, который замерзал в степи. Через десяток километров, на которых мы дважды застревали и вытаскивали одну машину другой, делаем привал. Наши водители и офицер выпили всё, что купили в Троицке и пытались ехать дальше, но безуспешно. Офицер забрался в кузов с матрасами и одеялами, зарылся в них и захрапел, водители уснули в кабинах. Мороз ночью стал крепчать, наверное, градусов до 25-30. Мы сами распределили дежурство и через каждый час будили водителей и заставляли их прогревать моторы.
С восходом солнца двинулись дальше. По пути иногда встречались сгоревшие машины, которые были сожжены застрявшим в пути и замерзающим водителем. Таковы были условия тогда, двигались редкие машины в основном караванами и в сопровождении трактора. Сейчас это дико даже читать. В 15 часов мы прибыли на место, а в 18 часов задул самый настоящий буран. Можно считать, что нам повезло, но нас поразила безответственность того капитана, что был с нами. Поэтому, когда приходится читать или слышать о чём-то негативном в общем понимании, то надо помнить, что и такие «капитаны» существуют и будут существовать.
3. Кустанай.
Не в пример Челябинску, Кустанай встретил нас очень приветливо. Хозяином в гарнизоне был командир полка полковник Бусыгин, человек добрейшей души и твёрдой командирской воли. Мы его редко видели, но постоянно ощущали во всём присутствие его руководящей роли. Под стать ему был начальник штаба полка, который регулярно занимался всеми вопросами нашей жизни и службы. Подполковник Михалкин, двухметровый гигант с весьма развитым чувством юмора и заметной человеческой справедливостью, он сразу снискал доверие, уважение курсантов и ласковое прозвище «полтора Ивана». Разместили нас в просторной, одноэтажной казарме, из окон которой открывалась безбрежная казахстанская степь. Кормить сразу стали в офицерской лётной столовой по реактивной норме снабжения, что всех нас очень обрадовало.
Вскоре нас распределили по экипажам и познакомили с нашими теперешними инструкторами. Началась практическая учёба на боевых самолётах. Хорошо запомнилась на всю жизнь та доброжелательная обстановка, которая царила в этом полку, да и во всём военном городке. Нас предупреждали ещё в Челябинске, что в Кустанае имеется много ссыльных чеченцев, ингушей и крымских татар, и чтобы мы были осторожными при выходе в город. Но как-то сразу взаимная дружба и сплочённость всё поставила на свои места, враждебности мы не замечали.
Поскольку мы уже были достаточно повзрослевшими и жили вдали то основного курсантского командования, то с нами оставался один командир взвода, поочерёдно или капитан Сехин, или капитан Хапов. А реально командовал нашими шестью классными отделениями старшина Балинский Лоенгин Иосифович, командовал очень толково и все подчинялись ему беспрекословно.
Наши «два капитана» были совершенно разными и по характеру и по темпераменту. Капитан Сехин имел рост 152 см., старался быть везде и вникать во все мелочи, а поэтому часто вскрывал даже мелкие проступки, чем тревожил начальника штаба полка. Не раз на построении подполковник Михалкин, глядя на капитана Сехина сверху вниз, говорил басом: «Они у меня выпустятся лейтенантами, а ты старшим лейтенантом». Капитан Хапов был полной противоположностью, он после ужина, особенно в субботу и воскресенье, когда в нашем клубе были кинофильмы и танцы с присутствием гражданского, в основном, женского населения, уходил в гостиницу, чтобы наутро, появившись на построении, получить от Балинского доклад, что всё в порядке, все на месте, живы и здоровы. Тоже позиция, и неплохая.
Вспоминая нашу учёбу и досуги того года сейчас видно как повзрослели курсанты к четвёртому курсу. Тогда у нас почти не было зафиксировано серьёзных проступков и нарушений дисциплины. Например, зимой чтобы пойти в город тем, кто не попал в увольнение, мы организовывали коллективный выход на каток по одной увольнительной под командой сержанта. После выхода за ворота сержант назначал время сбора здесь же за двадцать минут до вечерней поверки. И никогда никто не подводил ни сержанта, ни товарищей. Если кто-то употребил спиртное в большом количестве, то он всегда оказывался изолирован и скрыт от глаз начальства и посторонних. Поэтому позиция капитана Хапова была предпочтительней.
Полёты на ИЛ-28 давали ощущение уже полной причастности к боевой авиации. Можно было считать себя штурманом, хотя ещё и сыроватым. Полёты давали истинное наслаждение, даже те, кто плохо переносил болтанку на ЛИ-2, полностью освоились «вылечились». Отношения с инструкторами складывались самые сердечные. Многие из них оказались самыми настоящими педагогами. Они не только обучали нас, но и прививали незаметно самые хорошие и нужные качества, что сказалось много позже, уже во время службы в боевых полках. Например, в полку было несколько экипажей, которые в своё время летали на Тоцких учениях и проходили сквозь радиоактивное облако ядерного взрыва, сквозь «гриб». И они рассказывали об этом так просто и без пафоса, что в нашем сознании невольно откладывалось понимание необходимости выполнения воинского долга, не за награды или почёт, а потому, что так надо, так должно быть всегда.
Воспитание – очень сложный и многогранный процесс, воспитывает всё, и обстановка, и личный пример, и расширение кругозора, и уровень культеры тех, с кого хочется брать пример. Жалко, что политработники, присвоив себе функцию воспитания не хотят или не могут этого понимать.
Успешно пережили зиму. По весне появился момент,о котором стоит вспомнить, В армию стали принимать девчат, или женщин, если официально. В полку появились пятеро первых «доброволек». Они старались чаще попадаться на глаза курсантам. Возле казармы нам установили большой батуд, для тренировок вистибулярного аппарата. Так эти девушки пристрастились и к батуду, и очень успешно. Короче, при выпуске двое из них нашли свою судьбу в союзе с нашими выпускниками.
Лето 1963 года подарило ещё одно незабываемое событие. Все люди в нашей большой стране были воодушевлены успехами космонавтов. Летом взлетает Быковский, а через два дня Терешкова. Готовится посадка. На нашем аэродроме появляется большая команда для встречи космонавтов. Два отделения курсантов вывозит на вертолётах к месту приземления.
Но точности тогда были ещё далеки от желаемых, и Терешкова приземлилась далеко от нас, а Быковский возле Кустаная. Наш «десант» на месте предполагаемого приземления ничего не видел, а самого космонавта привезли к нам на аэродром часа через полтора после приземления.
Наши фотографы-любители постарались затмить репортёров и наделали массу очень хороших снимков. На другой день Быковский, уже награждённый медалью «За освоение целины» (другой награды Кустанайский обком не вправе был вручать) выступал на городском митинге. Он был в спортивном костюме и тапочках, но с медалью на груди. Потом к нам привезли и его корабль, который был покрыт чуть оплавленной толстой фольгой. Мы с удовольствием осматривали корабль и отрывали на память кусочки этой фольги. Неординарное событие.
Город Кустанай запомнился ещё и тем, что тогда был образован Целинный край, куда вошла и Кустанайская область. Видимо, в интересах привлечения и удержания трудовых кадров Целинный край был насыщен товарами и продуктами лучше, чем многие другие области. Нам всё это пока не надо было, но я помню, как будучи в патруле, ходил вместе с офицером, начальником патруля, по магазинам. Его многое интересовало, и всего было в достатке.
Немного юмора: в городских парках была целая сеть пневматических тиров, где охотно стреляли и ребята, и девчата. Однажды наблюдал такую картину: хозяин тира в погоне за выручкой продавал специальные пульки с кисточкой, а по результатам стрельбы выдавал премию от рубля и до десяти рублей. Естественно, предварительно он «сбивал прицел», чтобы реже давать премию. В тир зашла молодая женщина, по виду, на девятом месяце беременности, взяла винтовку, несколькими выстрелами пристреляла её, а потом брала пять пуль, выбивала 50 очков, получала законные десять рублей и повторяла процесс снова. Бедолага, хозяин тира даже заикаться стал, она его просто разорила или наказала за что-то. Как бы там ни было, но смотрелось это очень живописно.
Этот период обучения был очень продуктивным во всех отношениях, особенно в становлении нас в качестве будущих офицеров. Закончилось наше обучение в Кустанае сдачей государственного экзамена. Этот экзамен предполагал полёт на полигон с практическим бомбометанием. Все сдали экзамен успешно. На другой день намечался отъезд в Челябинск. Поезд отходил в половине двенадцатого ночи. А днём, после обеда командир роты майор Квитович, проехавший к нам по случаю экзаменов, объявил, что построения на ужин не будет. Он прекрасно знал, что все курсанты купят водку и ещё чего-нибудь и пойдут к своим инструкторам прощаться и благодарить их за всё хорошее. Так всё и было, и отъезжали мы уже весёлые и счастливые. И никаких происшествий не допустили. Молодец командир роты.
Государственные экзамены и выпуск.
Наконец настала долгожданная пора выпускных или государственных экзаменов. В училище приехала экзаменационная комиссия во главе с главным штурманом Дальневосточной воздушной армии генерал-майором авиации Лашиним. Ещё в составе комиссии кроме наших преподавателей были матёрые штурманы из строевых частей. Но наши учителя нас подготовили и научно, и психологически так хорошо, что почти никто не испытывал робости. Более того, прицельные устройства нового самолёта, ЯК-28 мы знали лучше наших экзаменаторов. Это они у нас учились, и достаточно быстро.
На последних экзаменах их вопросы стали совсем корректными. Конечно, они, боевые штурманы, прослушав несколько раз ответы курсантов на экзамене, да ещё консультации наших преподавателей, умели быстро впитать необходимые знания. К тому же, никто не заинтересован в том, чтобы «завалить» курсанта на госэкзамене.
Выпуск стал настоящим праздником и для нас, курсантов, а потом сразу же, лейтенантов, и для преподавателей и инструкторов, и в общем для училища. Это был первый выпуск штурманов с высшим образованием. Много торжеств, радостей, пожеланий, надежд, мечтаний. Проза жизни начнётся потом, потом мы узнаем, что у каждого своя судьба, своя дорога, свои взлёты и падения. Но большая благодарность училищу и всем, кто нас учил и воспитывал за то, что нем привили не только необходимые знания, но и оторвали нас от детства, дали первые навыки самостоятельной жизни.
Сейчас многие со мной не согласятся, скажут, что они сами по себе, с рождения были такими умными, взрослыми и умелыми. Пусть так думают, но всё равно училище нас сделало офицерами, и не только по форме, а самое главное, по духу. Надеюсь, что так будет и в дальнейшем. Желаю самых больших успехов родному училищу и нынешним курсантам, преподавателям и инструкторам.
Выпускник ЧВВАКУШ 1963 года В.И.Ерёмичев. Январь 2017 года