- Извольте, барин, с морозца, чем Бог послал угоститься… И протягивает небольшой мельхиоровый, круглый подносец, на котором стоит лафитничек грамм эдак на 50, до краёв наполненный янтарной ароматной амброзией, да ещё сверху половинка пластика желтого, солнечного лимончика водворена.
- Каков однако натюрморт… С морозца говоришь? Хэх… Эт можно. Коньячёк, братец, с морозца это самое то. Снимает левой рукой дольку лимона, аккуратнейше принимает большим и средним пальцами правой руки рюмочку, и элегантно оттопырив мизинец, отправляет содержимое в рот, кряхтит от согревающего всё нутро напитка и, причмокивая лимоном, жмурится от удовольствия.
- Хорош, шельмец, от что ни говори, а тут храмцузишки не дураки оказались, с коньяком, да шампанским поперёд всех. А эт те, братец, на чай. О поднос звякает монетка, вёрткий служка тут же в полупоклоне успевает избавиться от подноса и принять верхнюю одежду вошедшего…
Он расплатился на кассе, от пакета отказался, положил в рюкзак хлеб, пару стеклянных банок с чем-то красного цвета, какой-то сыр. Вышел на улицу и вдохнул холодный воздух зимнего вечера. После магазина всегда чуть отпускает, наверное, просто отвлекаюсь, и это хорошо; подумал он и не спеша отправился в свою сторону. Шагов через сотню он снова почувствовал, как подходит это ощущение. Кошки скребут? Нет, кошки по сравнению с тем, что почти каждый вечер было у него на душе, были просто детской забавой. Ему было не просто хреново. А хоть вой. Объяснить невозможно. Это отсутствие смысла, отсутствие радости, отсутствие желаний, вообще отсутствие всего… И так каждый день из года в год. «Да я просто устал, думал он, приду, поем, спать лягу…», пытался он себя успокоить, но с каждым шагом это росло, как снежный ком, накручивались эмоции, копилось раздражение ко всем и вся, и тут он поскользнулся на плохо освещённой дорожке. Лёд. Упал он не удачно. На спину. Рюкзак и куртка не сильно помогли. Банки разбились. Он лежал и чувствовал куски стекла в себе и растекающееся под ним горячее нечто. Слёзы были больше от обиды, ну почему у него всё так через жопу? Прошли две тётки, посмотрели – Пьяный чтоли? Так и хотелось заорать – да, бля, пьяный, какого хрена пялитесь!!? Ушли. Через какое-то время появились дама с собачкой. Собачка рычит, дама боится, лежит посреди тёмной аллеи мужик в луже красной, а вдруг убийство… - Да!да!! Убийство, идите! Ещё появились какие-то люди… Уйдите нахер! Задрали, чо вам всем надо?!!! Ну что, мне орать и материться, чтоб отстали? Да бляха, псих, отвалите!! Не трогайте меня, дайте сдохнуть спокойно!!...Он выключился. Кто знает от чего… От нервов, от потери крови...
- Не помирают от этого милок…, откуда-то, издалека, вытащил его слабый голос. Он открыл глаза. Над ним стояла согбенная в три погибели старушка, одной рукой опиралась на палку, в другой у неё была сумка на колёсиках. Ей-то что тут надо? Он видел её часто, по дороге домой, но она сворачивала гораздо раньше и тут ей совершенно не по пути… - Не помирают, говорю от этого, зря стараисся, от этого тока инвалидом можно стать.
- Ты-то старая это откуда знаешь? Он уже не сдерживался.
- Ну вот потому и знаю, что старая, давно живу, а смерти искать, тем более смысла нет, чо её искать, вон она стоит, мимо не пройдёт. А коль живёшь через жопу, так может и смысл в этом – справляться, сопротивляться, выкарабкиваться. Этож когда течению поддался, так все камни подводные твои будут, к гадалке не ходи. Ноги- то шевелятся? Нук попробуй. Он сосредоточился на ногах, смог пошевелить пальцами, согнуть колени… - Но-но, не скочи тока, остановил его старушкин голос, телефон то есть? Тихонечко доставай и звони, номер скорой-то помнишь? Он достал из внутреннего кармана куртки телефон, экран не сразу сработал, пальцы все были в крови, пока вытирал, спросил бабку: Зовут-то вас как? Простите, что не сдержался…
- Да что ты милок, нашёл об чём речь вести…, отмахнулась она.
– А имя? Повторил он, Зовут вас как?
- Ангелиной…
Тут телефонная трубка ожила и он начал путаный свой рассказ… : - Алло, скорая, тут такое дело…
…- Ну, ты парень в рубашке родился, мог бы тут и остаться, если бы куртка потоньше и ещё затылком бы об лёд приложился,… говорила ему бригада, укладывая на носилки.
- Слушайте, тут бабулька была, видел кто? Маленькая с палкой и сумкой на колёсиках…
- Бабулька? Ты чего? В это время все бабульки дома давно, ночь уж. Мы приехали не было никого, один ты тут лежал...
- Ох балуете вы мне прислугу, Апполон Григорьевич…
- Да что вы, Савелий Никифорович, никоим образом. Всякий труд оплаты достоин. Мальчишка ваш мне приятствие и удовольствие доставил, за то и благодарность получил. Выж, небось, на чай ему не даёте? Хитро посмеиваясь, пришедший пожал руку хозяину дома.
- Вы как всегда правы, друг мой, прошу вас в кабинет, там уж и чай заварен, ваш любимый, из китайской лавки, и фигуры расставлены…