До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,-
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Прощальное стихотворение С. Есенина.
28 декабря 1925 года в дорогом номере ленинградской гостиницы «Англетер» («Интернационал») было найдено тело самого лучшего поэта молодой Республики Советов - Сергея Александровича Есенина.
Жизнь поэта оборвалась в 30 лет.
Он покинул бренный мир на пике своего творчества…
Его гибель является одной из загадок XX столетия.
И вот уже более 90 лет смерть поэта не даёт покоя историкам, исследователям и поклонникам его творчества.
Что же на самом деле произошло в гостинице «Англетер»?
И по сей день не прекращаются, не утихают ожесточённые споры о том, покончил ли он жизнь самоубийством или же был убит…
* * *
Прежде чем остановиться на обстоятельствах гибели поэта, хотел бы, хоть и кратенько, рассказать о последних годах жизни Есенина.
Надо сказать, что в эти - последние - годы жизни поэта он подвергался массированной психологической травле.
• Э. А. Хлысталов в книге «Тайна гостиницы «Англетер» писал:
«Непрактичный в жизни, легко возбудимый, ненавидящий ложь и лицемерие, помимо огромного числа друзей и поклонников, своей прямотой он нажил себе явных и тайных врагов, без труда провоцировался на скандалы, оставаясь всегда неправым. Ему писали подмётные письма, грозили убийством, неоднократно покушались на его жизнь, тяжело избивали, обворовывали и грабили. Знающий цену своему творчеству, человек ранимый и «незащищённый», он тяжело переживал запреты на публикацию своих стихов, когда в это время бездарных поэтов печатали миллионными тиражами.
С. А. Есенин не мог оставаться равнодушным и давал решительный отпор литературным бездарям и авантюристам. Именно в его принципиальных оценках «творений» тогдашних поэтов и кроется главная причина его известных выступлений, прозванных почему-то скандалами. Его открыто травили, плели искусные интриги, распространяли сплетни. Наконец, он публично был объявлен антисемитом, что в то время являлось одним из самых тяжких преступлений».
Надо сказать, что многие литераторы новой волны не скрывали ненависти к русскому поэту Есенину.
Они открыто его травили, плели против него искусные интриги, распространяли сплетни, анекдоты, небылицы.
Его неоднократно били, объявляли антисемитом.
- Ну, какой я антисемит! - слёзно жаловался он своим постоянным прилипалам, любившим примазаться к его славе и одновременно за его счёт выпить и плотно закусить.- Евреек я люблю, они меня тоже. У меня дети евреи. Я такой же – антигрузин…
Но Есенин подвергался не только психологической травле.
Вдобавок его не оставляли в покое ещё и чекисты.
Поэт постоянно находился под их наблюдением и слежкой (начиная с 11 января 1920 года – после своего выступления в кафе «Домино», как поэт, «ищущий скандальных выступлений против Советской власти»).
Современники Есенина писали в воспоминаниях, что нередко приходилось с поэтом бегать по подворотням, путая следы, чтобы оторваться от «хвоста».
А всё потому, что Есенин позволял себе иметь своё мнение по любому вопросу. И не всегда оно было лестным для партийных аппаратчиков.
В отличие от многих он всегда высказывался вслух.
Скоро ему приклеили ярлык «врага Советской власти»
- Ты, что? На самом деле думаешь, что я контрреволюционер? - спрашивал он своего знакомого поэта В. Эрлиха. - Брось! Если бы я был контрреволюционером, я держал бы себя иначе! Просто я - дома. Понимаешь? У себя дома! И если мне что не нравится, я кричу! Это - моё право. Именно потому, что я дома. Белогвардейцу я не позволю говорить о Советской России то, что говорю сам. Это - моё, и этому я – судья!
На Есенина сфабриковано было 13 уголовных дел!
Как контрреволюционер, Есенин неоднократно сидел на Лубянке.
• О первом своём заключении в эту тюрьму 4 декабря 1920 года он писал другу Иванову-Разумнику:
«Дорогой Разумник Васильевич!
Простите, ради бога, за то, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так всё неожиданно и глупо вышло. Я уже собрался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться. Уж очень многое накопилось за эти 2 1/2 г., в которые мы с Вами не виделись. Я очень много раз порывался писать Вам, но наше безалаберное российское житие, похожее на постоялый двор, каждый раз выбивало перо из рук. Я удивляюсь, как ещё я мог написать столько стихов и поэм за это время. Конечно, перестроение внутреннее было велико. Я благодарен всему, что вытянуло моё нутро, положило в формы и дало ему язык. Но я потерял всё то, что радовало меня раньше от моего здоровья. Я стал гнилее. Вероятно, кое-что по этому поводу Вы уже слышали...»
Судя по письму, 25 октября 1920 года Есенин уже сидел на Лубянке. Письмо датировано 4 декабря.
Получается, что поэт два с половиной месяца находился под стражей?
В журнале «Огонёк» (№ 10) за 1929 год был напечатан большой очерк чекиста Т. Самсонова под громким названием «Роман без вранья» + «Зойкина квартира».
Автор, восхищаясь своими решительными действиями, рассказывает, как арестовал Есенина и его спутников и отправил на Лубянку, где даже приказал сделать групповой снимок задержанных.
А было это в 1921 году.
Значит, это был уже 2-й «визит» поэта на Лубянку…
* * *
В 1922-1923 годах больше года Сергей Есенин путешествовал по Европе и Америке.
По возвращении в Москву Есенин развил бурную деятельность:
- стал хлопотать об образовании издательства, где бы печатали произведения российских писателей и поэтов,
- подписывал коллективные письма в правительство,
- объединял вокруг себя крестьянских поэтов.
И тогда же - летом 1923 года состоялась встреча Есенина и Троцкого.
Надо сказать, что Лев Троцкий всерьёз интересовался поэтом. И стремился его приручить. Он «опекал» и «присматривал» за ним с помощью своего подручного – чекиста Якова Блюмкина и своего сына Льва Седова.
• Наталья Сидорина в книге «Златоглавый. Тайны жизни и гибели Сергея Есенина» пишет:
«О чём поэт и трибун революции говорили в Кремле в августе 1923 года, в подробностях мы никогда не узнаем. Видимо, трибун предпринял последнюю попытку образумить непокорного поэта и даже предложил крупную сумму денег на издательские нужды. Если только Есенин не преувеличивает всё это в письме к Изадоре Дункан, написанном 20 августа, пытаясь под благовидным предлогом вырваться из общества прославленной танцовщицы.
О готовности Троцкого дать Есенину на определённых условиях деньги для издания крестьянского журнала рассказывает в своих воспоминаниях (очевидно, со слов Блюмкина или по слухам) Матвей Ройзман и тут же замечает, что Есенин отказался прямо в кабинете, к неудовольствию Блюмкина, организатора встречи.
Так или иначе, но за этой кремлёвской беседой последовали события, которые круто изменили отношение к Есенину со стороны власть имущих и, прежде всего, Троцкого, о чём свидетельствуют документы Секретного отдела ГПУ. Пружина сжималась».
* * *
И вот, начиная с сентября 1923 года, Есенина, то и дело, задерживали работники милиции.
Его не раз доставляли в приёмный покой Московского уголовного розыска.
Предъявляли ему обвинение в хулиганстве и подстрекательстве к погромным действиям.
И ведь что интересно.
«Пострадавшие» от Есенина люди приходили в ближайшее отделение милиции или звали постового милиционера и требовали привлечь поэта к уголовной ответственности, проявляя хорошую юридическую подготовку. Они даже называли статьи Уголовного кодекса, по которым Есенина следовало судить.
И во всех случаях задержание проходило чётко по одному и тому же сценарию - Есенин всегда оказывался в состоянии опьянения. Словно кто-то только и ждал того часа, того момента, когда он выйдет на улицу после пирушки.
Как правило, инцидент начинался с пустяка. Кто-то делал Есенину замечание. Тот взрывался. Звали милиционера. Блюститель порядка с помощью дворников силой тащил Есенина в отделение. Задержанный, естественно, сопротивлялся, называл стражей порядка взяточниками, продажными шкурами и т. п.
Потом в деле появлялись рапорты представителей власти об угрозах со стороны поэта, об оскорблении им рабоче-крестьянской милиции.
Во всех случаях с Есениным были и другие лица.
К примеру, поэты А. Ганин, И. Приблудный, А. Мариенгоф и другие.
Но их не только не задерживали, но даже и не допрашивали...
• Александр Меликсетян, кандидат педагогических наук:
«Присмотритеь к последним месяцам жизни поэта – сплошное преследование и бесконечные провокации. Такое впечатление, что по пятам идут, ловят на чём угодно. Окружение Есенина теперь составляют служивые люди. Вернее, он оказывается в их окружении…
Всё время держали его на мушке…»
* * *
20 ноября 1923 года поэты Сергей Есенин, Алексей Ганин, Сергей Клычков и Пётр Орешин зашли в столовую на Мясницкой улице.
Они купили пива и обсуждали издательские дела и предстоящее вечером заседание в Союзе поэтов. Если Есенин ещё имел кое-какие средства для существования, то Ганин, Клычков и Орешин влачили нищенский образ жизни. И, естественно, не могли по этому поводу ликовать.
А за соседским столиком устроился человек в кожанке. Это был ответственный контролёр Московского союза потребительских обществ Марк Родкин.
Под влиянием спиртного языки у поэтов развязались. И они стали язвительно прохаживаться по поводу нынешней власти, особо акцентируя при этом внимание на национальности самых известных большевистских руководителей.
Родкин сделал им замечание.
На что Есенин посоветовал Орешкину: «Дай ему в ухо пивом!»
М. В. Родкин выбежал на улицу, вызвал работников милиции и обвинил поэтов в антисемитских разговорах и оскорблении вождя Троцкого.
Есенин обозвал того «жидовской мордой».
Поэтов арестовали.
Друзья продолжили куролесить и в отделении милиции.
Там они, по словам Родкина, «запели в искажённой форме с ударением на «р», подражая еврейскому акценту: «Вышли мы все из нагода, дети семьи тгудовой…»
Так появилось известное «дело четырёх» - «Дело №2037».
Поэты обвинялись «в ведении антисемитской агитации, направленной к возбуждению национальной розни, т. е. в преступном действии, предусмотренном ст. 83 Уголовного кодекса».
В это же время на страницах печати развернули бешеную травлю. Хотя дело, как отмечал поэт Саша Красный (Александр Давыдович Брянский), было «пустое».
Поэта обвиняли во всех мирских грехах. Каждый божий день в газетах и журналах обязательно печатались 3-5 статьи. В них требовали самого сурового приговора поэту.
Возглавили эту травлю:
- Лев Сосновский (бывший уголовник, партийный публицист, сторонник Троцкого, один из организаторов расстрела царской семьи) и
- Борис Волин (организатор массовых расстрелов крестьян в Вологодской, Брянской и Орловской губерниях).
Оба они были редакторами московских газет и журналов.
По свидетельству этого Саши Красного, Есенин в те дни говорил: «Меня хотят уничтожить».
Несмотря на клеветническую кампанию, поднятую газетами против Есенина с требованием сурового наказания поэта, через несколько дней всех четверых освободили. И дело кончилось товарищеским судом.
Он состоялся 10 декабря 1923 года в Доме печати при активном участии Л. С. Сосновского.
Поэтам вменялось в вину «антисоциальное, хулиганское, черносотенное поведение».
В итоге 4 поэта отделались «общественным порицанием».
Однако мнение о Есенине как антисемите укоренилось в сознании общественности, внимательно следившей за процессом.
А газеты продолжали травлю Есенина.
Ежедневно печатались статьи, заметки, фельетоны.
Их авторы требовали отмены решения товарищеского суда и строгого наказания антисемита.
Поэту был объявлен бойкот. Его не принимали в редакциях и издательствах.
У народа начали формировать мнение, что Есенин – «хулиган, пьяница, подкулачник»…
Особое усердие в травле поэта проявляли «пролеткультовцы», вдохновляемые наркомом просвещения Луначарским, Троцким, Бухариным.
• Неоднократно «высеченный» газетами «пьяница и хулиган» написал вскоре после товарищеского суда в статье «Россияне»:
«Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живём. Тяжёлое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством.
Выработав себе точку зрения общего фронта, где всякий туман может казаться для близоруких глаз за опасное войско, эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы.
- Рр-а-сходись, - мол, так твою, так-то. Где это написано, чтоб собирались по вечерам и песни пели?
Некоторые типы, находясь в такой блаженной одури и упоённые тем, что на скотном дворе и хавронья сходит за царицу, дошли до того, что и впрямь стали отстаивать точку зрения скотного двора.
Сие относится к тому типу, который часто подписывается фамилией Сосновский.
Маленький, картофельный журналистик, пользуясь поблажками милостивых вождей пролетариата и имеющий столь же близкое отношение к литературе, как звезда небесная к подошве его сапога, трубит почти около семи лет всё об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна и что личности попутчиков подлежат весьма большому сомнению…».
С 26 ноября 1923 года поэт разыскивался Народным судом Краснопресненского района, потому как судья Комиссаров вынес постановление об его аресте.
Поэту вменялись в вину:
- публичное оскорбление отдельных представителей власти при исполнении ими своих служебных обязанностей,
- контрреволюционные действия и
- хулиганство.
Работники ГПУ и милиции по всей Москве разыскивают Есенина.
Он же, не имея своей комнаты, ночует у разных друзей.
Однако арестовать Есенина сотрудники ГПУ не смогли…
* * *
17 декабря 1923 года Есенин был вынужден скрыться от разнузданной клеветы и наветов в профилакторий (Большая Полянка, 52).
Находился там он до конца января 1924-го.
Одно за другим против поэта возбуждается ещё несколько уголовных дел.
Его пытаются судить, но он на заседания не является.
13 февраля 1924 года он на «Скорой помощи» был доставлен в хирургическое отделение Шереметьевской больницы (сейчас Институт им. Склифосовского).
Поэт шёл или ехал на извозчике, у него слетела шляпа. Он хотел её подхватить, поскользнулся, упал на оконное стекло и глубоко порезал руку.
Именно здесь, на больничной койке, он написал свое знаменитое «Письмо матери». А слова: «Пишут мне, что ты, тая тревогу...» написаны им потому, что первые дни состояние поэта у врачей вызывало опасения, и они никого к нему не пускали. Родные и друзья, приходившие в больницу, писали ему записки.
От лечащего врача Есенин узнал тайну: за ним приходили сотрудники ГПУ и милиции, имеется постановление на арест.
Врач отказался выдать людям в кожаных тужурках тяжелораненого Есенина, заявив, что тот в критическом состоянии и не может ходить. С врача чекистами было получено обязательство, что о времени выписки поэта он сообщит в милицию.
Нужно было срочно что-то предпринимать.
Чтобы не подводить врача, друзья перевели Есенина для дальнейшего лечения в Кремлёвскую больницу.
Оттуда он через три дня выписался и перешёл на нелегальное положение.
При бытовавшей тогда системе осведомительства и шпионства разыскать в Москве Есенина не составляло для доблестных чекистов большого труда.
На этот раз поэта спас П. Б. Ганнушкин - известный психиатр, лечивший некоторых пролетарских вождей и потому имевший большой авторитет в обществе. Не имея на то формального права, он дал Есенину справку, что тот страдает тяжёлым психическим заболеванием. И поэта на время оставили в покое.
До сентября 1924 года Есенин ездил по городам страны, на несколько дней появляясь в Москве и снова исчезая…
* * *
Стремясь скрыться от преследования властей, 3 сентября 1924 года Есенин неожиданно для всех, даже самых близких и родных, уезжает из Москвы в Баку.
Едет туда, ни с кем предварительно не договариваясь.
Зачем?
Почему так спешно?
Совершенно ясно, что он сбежал от смертельной опасности, которая на него надвигалась.
Правда, и на Кавказе ему не было покоя.
Приехав в Баку примерно 6-7 сентября, он столкнулся в гостинице «Новая Европа» с Яковом Блюмкиным.
Это был известный провокатор, убийца немецкого посла Мирбаха. Пользуясь покровительством Троцкого и других вождей, Блюмкин мог совершить любое злодеяние.
Здесь он поднял пистолет на Есенина.
Блюмкина еле успокоили.
Поэт, зная, что тому сходят с рук любые преступления, бросив вещи, сбежал в Тифлис.
20 сентября он вернулся в Баку, обзаводясь пистолетом и готовым за себя постоять.
Поэта взял под свою защиту главный редактор газеты «Бакинский рабочий» и секретарь партии большевиков Азербайджана П. И. Чагин. Есенин постоянно находился под охраной.
На Кавказе он пробыл до конца февраля 1925 года.
И 1 марта 1925 года вернулся в Москву. Но не пробыл в столице и месяца.
27 марта Есенин неожиданно для всех снова «укатил в Баку».
* * *
Что же заставило Есенина опять оставить столицу, где у него было много дел с изданием новых стихов?
А связано это было с делом поэта Алексея Ганина.
Тот ненавидел руководителей партии большевиков и частенько заявлял, что большевистская власть, будучи враждебна крестьянству, скоро падёт. И что на смену ей придёт некое «новое правительство». Как-то он заявил Есенину, что такое правительство уже сформировано. Предложил ему пост министра народного образования. И даже внёс фамилию Сергея Есенина в предполагаемый список министров нового правительства.
Узнав об этом, Есенин вспылил, потребовал вычеркнуть свою фамилию и посоветовал подобными делами не заниматься.
Ганин тут же, на столике в кафе вместо него вписал 18-летнего поэта Ивана Приблудного.
Вместе со своими единомышленниками Ганин написал программу спасения России от «ига еврейского интернационала», выдвинув идею «Великого Земского собора» и очищения страны от «поработивших её захватчиков», под каковыми, естественно, подразумевались евреи.
Рискованное поведение Ганина раздражало любовницу и секретаря Есенина – Галину Бениславскую. Та опасалась, что он подставит под удар её кумира. Не исключено, что, являясь информатором ОГПУ, она и снабдила чекистов компроматом.
11 ноября 1924 года Ганина арестовали в Москве, в Староконюшенном переулке, дом 33, квартира 3. Арестовали как руководителя «Ордена русских фашистов».
Во время следствия Ганин потерял рассудок и был помещён на обследование в Институт имени Сербского.
На 27 марта 1925 года было назначено заседание коллегии ГПУ по делу А. Ганина и его друзей.
Психиатры признали поэта Алексея Ганина душевнобольным, невменяемым.
Однако, несмотря на это, его приговорили к расстрелу.
И 30 марта приговор привели в исполнение…
* * *
В день вынесения приговора – 27 марта - Есенин выехал в Баку.
Кто-то предупредил Есенина, или он сам узрел опасность и скрылся на Кавказе?
• Наталья Сидорина:
«Кто успел предупредить Есенина? Возможно, Галина Бениславская, связанная с ВЧК. В то время она ещё пыталась вызволять Есенина: его роман с Соней Толстой только начинался (они познакомились 5 марта), и все его литературные дела вела она, Галина Бениславская, терпеливо снося его невнимание к ней и, вместе с тем, не теряя надежд. Правда, у неё уже появился новый интересный знакомый, сын Троцкого Лев Седой».
Есенин оказался на Кавказе.
Но чекисты, конечно, не забыли, какая дружба связывала его с Ганиным…
Надо сказать, что в глазах многих чекистов и видных партийцев Есенин был личностью не только неблагонадёжной, но и политически опасной. Он считался «попутчиком», человеком, относившимся к Советской власти довольно критично.
Не случайно в одном из стихотворений он сообщал:
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
К тому же, поэт не раз негативно высказывался по адресу Троцкого, Зиновьева, Каменева. Не поминал Есенин только Сталина.
На фоне обостряющейся внутрипартийной борьбы его непредсказуемая лира могла стать довольно опасной.
• Дмитрий Митюрин в очерке «Лиры милой не отдам…» пишет:
«…Работавшие на Троцкого-Зиновьева-Каменева сотрудники спецслужб могли сделать относительно Есенина только крайне негативные прогнозы. А поскольку при определённых условиях внутрипартийная борьба могла выплеснуться на улицы, возникал вопрос, как поведут себя в такой ситуации поэты, которые в России, как известно, больше, чем поэты? И как поведёт себя самый известный из поэтов – Есенин? Не бросит ли он облачённый в более изящную форму клич «Бей жидов, спасай Россию»? Прогноз получался крайне негативным, а значит, мотив для политического убийства вырисовывается вполне достаточный».
Так что у Есенина были все основания держаться от Москвы подальше.
В начале апреля 1925 года в Батуми на него было совершено нападение неизвестных лиц.
• В своих письмах к Бениславской он писал:
«Я в Баку... не писал, потому что болен... Нас ограбили бандиты (при Вардине)... Когда я очутился без пальто, я очень простудился».
Во втором письме он писал, что его болезнь - это «результат батумской простуды».
* * *
В июне 1925 года Есенин вернулся в Москву.
Но жил в столице мало, постоянно выезжая на родину в Константинове, к своим друзьям и знакомым в Подмосковье.
Есенин метался по стране, зная, что в любой момент его могут либо арестовать, либо убить из-за угла.
• Поэт Николай Асеев писал:
«Он стал оглядываться подозрительно и жутко. И наклонясь через стол ко мне, зашептал о том, что за ним следят, что ему одному нельзя оставаться ни минуты, ну да он-де тоже не промах – и, ударяя себя по карману, начал уверять, что у него всегда с собой «собачка», что он живым в руки не дастся и т. д.».
Кто не знает, «собачкой» называли браунинг.
В это время произошёл разрыв поэта с Бениславской.
Он сблизился с Софьей Толстой.
И с ней 25 июля уехал в Баку.
Там много писал.
6 сентября он возвращался поездом в Москву.
Там случился скандал. Есенин хотел пройти в вагон-ресторан. Охранник ГПУ его не пускал. Ехавший в вагоне дипкурьер Альфред Рога сделал Есенину замечание. Поэт вспылил, грубо ответил. В конфликт вступил другой пассажир - Юрий Левит (близкий знакомый всесильного Льва Каменева). Есенин повернулся к нему и двумя словами оскорбил его национальность.
Рога и Левит через канцелярию наркомата по иностранным делам подали на поэта в суд, требуя «возмездия». Секретарь суда В. Гольдберг строчила Есенину грозные предписания. С него взяли подписку о невыезде. Положение Есенина становилось угрожающим.
Против Есенина было возбуждено очередное уголовное дело.
Над ним опять нависла угроза ареста и суда.
Есенин запил…
* * *
Выход из сложного положения подсказали сёстры поэта Катя и Шура - «спрятаться» в клинике Московского университета.
Софья Толстая договорилась с профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта.
Сам поэт долго не соглашался.
Однако всё-таки был вынужден 26 ноября 1925 года лечь в психиатрическую клинику («психов не судят»).
Опекал его здесь профессор Пётр Ганнушкин, оберегая его от судебных исполнителей и всех тех, кто стремился, во что бы то ни стало, «упечь» его в тюрьму.
Он даже выдал ему для этого удостоверение:
«Удостоверение
Контора психиатрической клиники сим удостоверяет, что больной Есенин С. А. находится на излечении в психиатрической клинике с 26 ноября с. г. и по настоящее время; по состоянию своего здоровья не может быть допрошен на суде.
Ассистент клиники Ганнушкин».
Чекисты приходили в клинику, чтобы арестовать Есенина, но врачи его не выдали.
• Эдуард Хлысталов:
«Почувствовав себя в безопасности, поэт начал активно работать. Строгий режим, забота врачей, регулярное питание благоприятно сказались на его здоровье. Посещавшие Есенина в клинике друзья и знакомые отмечали отличный внешний вид поэта, остроумие и высокий душевный настрой.
С первого дня Есенина полюбили все сотрудники клиники. Известный по газетам пьяница, антисемит, хулиган и коварный соблазнитель женских сердец на самом деле оказался совсем другим: скромным, по-детски застенчивым, доброжелательным и постоянно улыбчивым. Никакого высокомерия, самолюбования на самом деле не было».
В клинике Есенин написал 15 стихотворений. В том числе и такие шедевры, как: «Клён ты мой опавший, клён заледенелый…», «Ты меня не любишь, не жалеешь...», «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…» и др.
По условию поэт должен был лечиться два месяца.
Однако вскоре он почувствовал опасность для своей жизни и принял решение при удобном случае уйти из больницы.
21 декабря Есенин смог выйти из клиники и больше в неё не вернулся.
Лечащий врач Аронсон ездил по родственникам и знакомым, и просил их уговорить поэта возвратиться обратно.
22 и 23 декабря Есенин ходил по издательствам. Навестил А. Р. Изряднову и сына Георгия (Юрия), дочь Татьяну и бывшую жену Зинаиду Райх.
Ночью он уехал в Ленинград.
Об этом знали всего несколько человек. Он всегда тщательно скрывал от всех, куда уезжает.
Доверился на этот раз только Василию Наседкину.
Его знал ещё по совместной учёбе до революции в народном университете имени Шанявского. К тому же Наседкин стал его родственником, вступив в брак с сестрой - Екатериной Есениной. Перед поездкой Есенин не успел получить гонорар и попросил Наседкина прислать ему деньги по адресу ленинградского поэта В. Эрлиха.
* * *
Утром 24 декабря Есенин прибыл в Ленинград.
На вокзале он нанял извозчика и с вещами приехал к Вольфу Эрлиху.
Тот устроил его не в квартиру, а в гостиницу «Англетер» в номер пять на втором этаже. Эта гостиница предназначалась для ответственных лиц, чекистов, военных и партийных работников. Человек со стороны в неё поселиться не мог.
Здесь Есенин намеревался жить постоянно и издавать литературный журнал.
Приехав в гостиницу, Есенин тут же собрал друзей и знакомых. В гостинице проживали супруги Устиновы. Георгия Устинова он знал давно, тот работал в ленинградской «Вечерней газете». Жена его - Елизавета - была моложе на 10 лет и не работала.
У Есенина постоянно было 8-10 человек.
Он читал новые стихи, рассказывал о своих творческих и жизненных планах.
Не скрывал, что лежал в психиатрической клинике.
Намеревался в Ленинграде начать выпуск литературного журнала, просил подыскать ему квартиру.
Говорил о том, что с Софьей Толстой он разошёлся. Но никакой трагедии в разрыве с ней он не видел.
К этому времени Есенин получал в Госиздате по 1000 рублей ежемесячно за собрание стихотворений. Тогда это были огромные деньги. Поступали гонорары из других редакций и издательств, т. е. материально поэт был обеспечен с достатком.
В Ленинграде он вёл трезвый образ жизни. По приезде он поставил друзьям две полбутылки шампанского, и в дальнейшем нет никаких сведений о том, что Есенин бывал пьян.
На столе постоянно кипел самовар. Поэт широко угощал друзей купленными в магазине деликатесами.
Следует отметить, что 27 декабря было Рождество, тогда ещё отмечаемое в русских семьях. По случаю этого праздника спиртные напитки не продавались. И был только один случай покупки дворником для Есенина и его компании пяти-шести бутылок пива.
Последние месяцы Есенин опасался убийства и постоянно держал около себя кого-нибудь.
• В книге «Право на песнь» В. Эрлих писал:
«Есенин стоит на середине комнаты, расставив ноги, и мнёт папиросу. - Я не могу! Ты понимаешь? Ты друг мне или нет? Друг? Так вот! Я хочу, чтобы мы спали в одной комнате. Не понимаешь? Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я, как зверь, чувствую это! Ну, говори! Согласен? - Согласен. – Ну, вот и ладно! - Он совершенно трезв. ...Двухместное купе. Готовимся ко сну. - Да! Я забыл тебе сказать! А ведь я был прав! - Что такое? - А насчёт того, что меня убить хотели. А знаешь кто? Нынче, когда прощались, сам сказал: «Я,- говорит,- Сергей Александрович, два раза к вашей комнате подбирался! Счастье ваше, что не один вы были, а то бы зарезал!» - Да за что он тебя? - А, так! Ерунда! Ну, спи спокойно».
По просьбе Есенина в гостинице первые две ночи у него в номере оставался ночевать Вольф Эрлих. Возможно, ночевал и третью.
Своё пребывание в Ленинграде поэт не афишировал. Многие из знакомых и даже старых приятелей не знали о нахождении его в Ленинграде.
В номере поэт сочинял стихи, читал их Устинову, Эрлиху, был полон жажды работать.
Елизавета Устинова вспомнила, что поэт ходил к портье и приказал ему никого к нему не пускать: он кого-то опасался из Москвы.
27 декабря - в воскресенье - Есенин утром принял ванну.
В присутствии Е. Устиновой он передал В. Эрлиху листок. Когда Устинова попросила разрешения прочитать, Есенин не разрешил. По мнению Елизаветы и по утверждению Эрлиха, на листке было кровью написано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...» Устиновой Есенин сказал, что в номере не было чернил, и он написал стихи кровью. Показал ей кисть руки, где она увидела свежие царапины.
Примерно с двух часов в номере Есенина организовали праздничный стол. Ели приготовленного гуся, пили чай. Спиртных напитков не было.
В номере присутствовали: Эрлих, Ушаковы, писатель Измайлов, Устиновы, художник Мансуров. Ненадолго заходил поэт Иван Приблудный.
И никто не заметил каких-либо психических отклонений у Есенина, способных склонить его к самоубийству.
К шести часам вечера остались втроём: Есенин, Ушаков и Эрлих.
По свидетельству Эрлиха, в восемь вечера он ушёл домой (ул. Некрасова, дом 29, кв. 8). И не оставался ночевать у Есенина потому, что утром должен был пойти на приём к врачу и получить деньги для Есенина. В номере оставались Есенин и Ушаков.
Дойдя до Невского проспекта, Эрлих якобы вспомнил, что забыл портфель, где находилась доверенность. Он возвратился обратно в гостиницу и прошёл в номер к Есенину. Ушакова уже не было.
• Вольф Эрлих:
«С Невского я вернулся вторично: забыл портфель. Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развёрнута папка. Простились вторично».
Эрлих взял портфель и ушёл.
В газетах сообщали, что поэт около десяти часов вечера спускался к портье и просил к себе никого не пускать...
Вот и всё, что известно о последних часах жизни Есенина…
* * *
Утром 28 декабря Е. Устинова пришла к номеру Есенина и постучала в дверь. Ответа не было. Она стала настойчиво стучать, никто не отзывался.
Через какое-то время подошёл В. Эрлих. Стали стучать вдвоём.
Почувствовав недоброе, Елизавета обратилась к управляющему гостиницей В. М. Назарову. Тот, изрядно повозившись, открыл замок и, не заглядывая в номер, ушёл.
Устинова и Эрлих вошли, ничего подозрительного не заметив. Устинова прошла по комнате. Вольф положил пальто на кушетку. Устинова подняла голову вверх и увидела подвешенный труп поэта...
Они быстро вышли.
Назаров позвонил в отделение милиции.
• Из показания управляющего гостиницей В. М. Назарова:
«…Я, гражданин Назаров В. М., пришёл около 10 утра в гостиницу, после десяти утра, вернее половины одиннадцатого пришла жена Устинова, проживающая в этой же гостинице в №130 и попросила ключ… Гражданка Устинова мне заявила, что она не может достучаться к жильцу гражданину Есенину. Открыв замок с большим усилием так как ключ торчал с внутренней стороны я пошёл. Не прошло и 2-х минут как гражданка Устинова и с пришедшим к ней гражданином Эрлихом догнали меня и хватаясь за голову в ужасе говорят, что пройдите в комнату №5. Войдя в комнату, я увидел гражданина Есенина висевшим в переднем правом углу на верёвке, привязанной к входящей трубе центрального отопления, я всех вывел из комнаты и сейчас же позвонил во 2-е отделение милиции с просьбой выслать представителя для составления протокола.
Больше ничего показать не могу, в чём и подписуюсь. В. Назаров».
Очень скоро на месте происшествия появился участковый надзиратель 2-го отделения милиции Николай Горбов.
* * *
И на свет появился первый документ, связанный со смертью Есенина:
«Акт о самоубийстве Есенина 28 декабря 1925 года составил участковый надзиратель 2-го отделения Ленинградской милиции Н. Горбов в присутствии управляющего гостиницей «Интернационал» тов. Назарова и понятых. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде: шея затянута была не мёртвой петлей, а только одной правой стороной шеи, лицо было обращено к трубе, и кистью правой руки захватился за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места, где обнаружен был повесившийся лежала опрокинутая тумба, а канделябр, стоящий на ней, лежал на полу. При снятии трупа с верёвки и при осмотре его было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную белую рубашку, чёрные носки и чёрные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года. Удостоверение ТЦ №42-8516, и доверенность на получение 640 рублей на имя Эрлиха».
В качестве понятых под этим «Актом» расписались поэт Всеволод Рождественский, критик П. Медведев, литератор М. Фроман.
Ниже имеется подпись В. Эрлиха. Она, видимо, была выполнена позже всех, когда он предъявил удостоверение и доверенность участковому надзирателю
Независимые исследователи (Хлысталов, Куняев и другие) обратили внимание на то, что акт осмотра места происшествия был составлен Н. Горбовым поверхностно, непрофессионально. И что с профессиональной точки зрения документ вызывает недоумение.
Во-первых. Н. Горбов обязан был составить не «акт», а «протокол» осмотра места происшествия.
Во-вторых, непременно указать время осмотра, фамилии и адрес понятых.
Осмотр следовало начинать обязательно в присутствии понятых, чтобы они потом подтвердили правильность записи в протоколе.
В-третьих, осмотр трупа Н. Горбов был обязан произвести с участием судебно-медицинского эксперта или, в крайнем случае, - врача.
В-четвёртых, место происшествия не было осмотрено должным образом: не описаны обстановка в номере, состояние замков двери и оконных запоров, наличие ключа в замочной скважине, труба отопления, на которой якобы повесился поэт, трупные изменения и прочее.
Не было указано, в каком состоянии находились вещи в номере: лежали они аккуратно или были разбросаны.
Ничего не ясно об одежде на теле покойного. Была она порвана, расстёгнута, спущена или находилась в нормальном и аккуратном состоянии. Наблюдались ли пятна крови или какие-то иные пятна на полу, столе, кровати. Каким предметом была порезана рука у трупа. Где поэт взял верёвку для повешения.
Следует отметить, что на месте происшествия был художник Сварог, который сделал моментальный рисунок тела поэта на полу гостиничного номера.
На рисунке отчётливо видно, что Есенин подвергался насилию, его одежда в беспорядке висела на частях тела. Перед фотографированием одежду привели в порядок.
В-пятых, на акте не указано время его составления. Нет также отметок о начале и окончании следственных действий.
В-шестых, участковый надзиратель не приобщил к делу вещественные доказательства (веревку, бритву, другие предметы).
В-седьмых, не написал о том, как попали в гостиничный номер лица, обнаружившие труп.
В-восьмых, Горбов упустил из виду многочисленные раны на теле убитого поэта (они хорошо видны на фотографии) и не стал выяснять их происхождение.
Не выяснил, при каких обстоятельствах у Есенина появился синяк под левым глазом. Видевшие поэта вечером Устиновы, Ушаков сообщили, что у поэта вечером синяка не было.
Быть может, перед смертью поэта избивали?
В-девятых, сам акт написан с орфографическими ошибками, а изложенные в нём факты отражены косным языком. Горбов же в своё время работал наборщиком в типографии, а затем политруком в войсках, поэтому можно допустить, что акт написан не им.
Любой специалист от криминалистики может сразу сказать, что на основании данного акта нельзя сделать заключение о самоубийстве.
К тому же трое понятых трупа в петле не видели. Участковый же вполне мог написать в акте всё что угодно.
* * *
Сомнительным кажется и акт медицинской экспертизы, составленный судебно-медицинским экспертом А. Г. Гиляревским:
«Акт вскрытия
29 декабря 1925 года в покойницком отделении Обуховской больницы было произведено вскрытие трупа гражданина Есенина Сергея Александровича.
Покойному 30 лет. Физическое развитие правильное, упитанность нормальная. Кожный покров бледный. Зрачки расширены равномерно. Отверстия носа свободные, губы сомкнутые. Кончик языка зажат между зубами. Половые органы отвечают норме, заднепроходное отверстие чистое. Нижние конечности имеют тёмно-фиолетовый цвет. На них имеются точечные кровоизлияния. В середине лба вдавленная вертикальная борозда длиной 4 см и шириной 1,2 см. Под левым глазом ссадина.
Над гортанью на шее имеется красная борозда. Она направлена слева вверх и заканчивается возле ушной раковины. Справа борозда идёт вверх к затылку. Ширина борозды соответствует диаметру гусиного пера. В нижней трети правого плеча наблюдается царапина на коже длиной 4 см. В нижней трети левого плеча имеется горизонтальная царапина и 3 вертикальных царапины. Длина каждой из них около 3 см. Других повреждений не обнаружено.
Череп повреждений не имеет. В месте вдавленной борозды на лбу наблюдается кровоподтёк. Вес мозга 1920 грамм, сосуды в норме. Мозговое вещество в местах разрезов блестит. Брюшные органы расположены правильно. Брюшина гладкая, кишечные петли имеют красный цвет. В пищеводе имеются следы пищевой смеси. В гортани и трахее наблюдается пенистая слизь. Лёгкие расположены в грудной клетке свободно. Размеры сердца соответствуют кулаку покойника. Клапаны и отверстия в норме.
В желудке обнаружено 300 грамм полужидкой пищевой смеси. От неё исходит слабый винный запах. Капсула селезёнки морщинистая. Печень тёмно-красная. Почки тёмно-красные. Почечный канал в норме.
Заключение
На основании данных вскрытия следует утверждать, что смерть Сергея Есенина наступила от асфиксии. Та возникла в результате сдавливания дыхательных путей через повешение. Обнаруженное на лбу вдавливание могло стать результатом давления при повешении. Тёмно-фиолетовый цвет нижних конечностей и точечные кровоподтёки на них указывают, что покойник очень долгое время находился в петле. Раны, имеющиеся на верхних конечностях, не представляют никакой опасности для жизни.
Подписи:
Судебно-медицинский эксперт Гиляревский.
Понятые – неразборчивые подписи».
Однако почему-то в этом акте указаны не все повреждения, имевшиеся на лице поэта.
Это подтверждает и фото Есенина, сохранившееся в Национальной публичной библиотеке в Петербурге в особом отделе. На этой фотографии отчётливо различимо пулевое отверстие во лбу поэта и след от удара под правым глазом. Удар этот мог быть нанесён рукояткой пистолета, который, к слову, имелся и у самого поэта.
Некоторые независимые исследователи считали, что данный акт вскрытия недостаточно объективен.
• Евгений Черносвитов – судмедэксперт, психиатр:
«В акте о смерти не увязываются многие существенные детали. Они вызовут недоумение даже у студентов-медиков. К примеру, здесь явное несоответствие патологоанатомических данных исследования мозга и других внутренних органов. Состояние последних свидетельствует, что смерть наступила от асфиксии. Но при удушении обязателен отёк мозга. Гиляровский же (врач, производивший вскрытие) не находит ни одного признака отечности. Описанный им мозг может соответствовать смерти, наступившей, к примеру, от сердечно-сосудистой недостаточности или отравления…»
• Эдуард Хлысталов:
«Не беря на себя право судить о качестве выводов Гиляревского, нельзя не высказать сомнения в том, что акт написан рукой Гиляревского. (В настоящее время акт частично разорван и как раз в самом важном месте на мелкие клочки, так что каждый исследователь может реконструировать его по своему усмотрению.) Во всяком случае, идентификация почерка не проводилась. Сомнение в подлинности акта вызвано следующим.
1) Акт написан на простом листе бумаги без каких-либо реквизитов, подтверждающих принадлежность документа к медицинскому учреждению. Он не имеет регистрационного номера, углового штампа, гербовой печати, подписи заведующего отделением больницы или бюро экспертиз.
2) Акт написан от руки, торопливо, со смазанными, не успевшими просохнуть чернилами. Столь важный документ (касающийся не только такого знаменитого человека, как Есенин, но и любого лица) судмедэксперт обязан был составить в двух и более экземплярах. Подлинник обычно отправляется дознавателю, а копия должна остаться в делах больницы.
3) Эксперт обязан был осмотреть труп, указать на наличие телесных повреждений и установить их причинную связь с наступлением смерти. У Есенина были многочисленные следы прежних падений. Подтвердив наличие под глазом небольшой ссадины, Гиляревский не указал механизма ее образования. Отметил наличие на лбу вдавленной борозды длиною около 4 сантиметров и шириною полтора сантиметра, но не описал состояние костей черепа. Сказал, что «давление на лбу могло произойти от давления при повешении», но не установил, прижизненное это повреждение или посмертное. И самое главное не указал, могло ли это «вдавление» вызвать смерть поэта или способствовать ей и не образовалось ли оно от удара твердым предметом...
4) Выводы в акте не учитывают полной картины случившегося, в частности, ничего не говорится о потере крови погибшим.
5) Судмедэксперт отмечает, что «покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время», а сколько часов, не указывает».
«Вероятность безалаберного отношения властей к смерти неоднозначной фигуры, как Есенин, я исключаю полностью, значит, набор оплошностей и неувязок в ходе дознания был заведомо инспирирован. Для чего? Ответ возможен один: чтобы скрыть причину и обстоятельства гибели поэта.
До сих пор вызывают сомнения следственные действия.
Смущало то, что следствие закончилось очень быстро. Акты и несколько протоколов дознаний — и это всё.
Отсутствовал протокол с описанием места происшествия.
Не был проведён следственный эксперимент.
В январе 1926 года следствие не пополнилось ни одним документом и было прекращено…»
* * *
Многие годы с подачи властей, так и не проведших детального расследования обстоятельств смерти, считалось, что поэт покончил жизнь самоубийством.
Сомневались в этом лишь близкие друзья Есенина. Но из-за сложной политической ситуации в СССР и 13-ти уголовных дел, заведённых на скандального поэта, они не отважились публично оспаривать официальную версию.
И сегодня официальная версия, та, что приводится в энциклопедиях, прежняя – речь идёт о самоубийстве.
Таковой она была в советские времена.
Такой остаётся и сейчас…
Но многие склонны считать, что поэт был злодейски убит.
Что состоялась безжалостная расправа.
И что все последовавшие за этим события, ни что иное, как планомерная акция. Причём, не только по «заметанию следов» преступления, но и по исключению Есенина из советской литературы, всяческая компрометация его образа и имени.
Ведь, как мы знаем, позже поэзия Есенина была запрещена, а имя его было приказано забыть.
За чтение стихов поэта полагалась 58-я статья (статья в Уголовном кодексе РСФСР, вступившая в силу с 25 февраля 1927 для противодействия контрреволюционной деятельности). И её получали.
Считалось, что советскому народу упадническая поэзия вредна – и кампания борьбы с «есенинщиной» продолжалась не одно десятилетие...
Хотел бы привести несколько высказываний современников Есенина.
А) 30 декабря 1925 года ленинградская «Красная газета» в вечернем выпуске опубликовала статью (некролог) Бориса Лавренёва «Памяти Есенина».
Он был 28 декабря в «Интернационале»-«Англетере» и видел мёртвого Есенина. А накануне поздно вечером столкнулся у Михаила Фромана с вездесущим имажинисом Вовой Эрлихом.
Статья эта была с подзаголовком: «Казнённый дегенератами».
И с эпиграфом: «И вы не смоете всей вашей чёрной кровью поэта праведную кровь».
• А завершалась статья так:
«И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнажённую правду и назвать палачей и убийц — палачами и убийцами, чёрная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта».
Б) Художник Василий Сварог одним из немногих видел ещё неприбранный труп Есенина.
Именно он сделал рисунок мёртвого Есенина ещё без грима.
• Вот что он рассказывал в 1927 году:
«Мне кажется, этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну… может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он «забыл» свой портфель в номере Есенина. И домой он «спать» не ходил – с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря всё время неподалёку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шёл съезд, в «Англетере» всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убить, поэтому всё было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нёс дрова и не вошёл в номер, услышал, что происходит, кинулся звонить коменданту гостиницы Назарову. А где теперь этот дворник?..
Сначала была «удавка» – правой рукой Есенин пытался ослабить её, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковёр и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открывалась достаточно широко, оставили труп у балкона, на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась… Почему я думаю, что закатали в ковёр? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок на брюках и несколько в волосах... пытались выпрямить руку и полоснули бритвой «Жилетт» по сухожилию правой руки, эти порезы были видны... Сняли пиджак, помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и всё потом унесли... Очень спешили... Вешали второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве…»
В) Сразу же после гибели поэта его приятель Василий Князев – он провёл ночь в морге Обуховской больницы у тела Есенина - написал стихотворение.
• Оно начинается следующей строфой:
В маленькой мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе:
Полоса на шее не видна -
Только кровь чернеет на рубахе...
Г) Как рассказывала Екатерина Александровна – сестра поэта – своей дочери – Наталье Васильевне, её муж – Василий Наседкин, первое, что он сказал дома:
«На самоубийство не похоже. Такое впечатление, что мозги вылезли на лоб».
По словам Натальи Васильевны, её мама догадывалась об убийстве.
Августа Миклашевская также полагала, что Есенин был убит.
В том, что Есенин убит, не сомневался и Д. С. Куликов, юрист, ученик А. Ф. Кони, знавший Есенина.
Д) Эмигрантская газета «Слово», выходящая в Риге, 5 января 1926 года сообщила об убийстве Есенина.
Е) Ф. А. Морохов (профессор, патофизиолог) пишет:
«В доме, где я живу, проживала семья старых питерцев, которые рассказывали мне о том, что их родители работали в гостинице «Англетер», в то время называвшейся «Интернационал» и бывшей в ведении ГПУ. Их отец работал кучером, а мать уборщицей. Они рассказывали, что когда погиб Есенин, то все служащие гостиницы говорили об убийстве».
Ж) Актёр Анатолий Михайлов, который мальчиком принимал участие в похоронах Есенина, рассказывал, что об убийстве поэта в те дни в Москве говорили многие и при этом добавляли, что правду, как всегда, не обнародуют.
• В своём стихотворении «Продолжается казнь» он пишет:
…Вчетвером навалились, терзали и резали,
А затем бездыханного вдели в петлю…
* * *
После гибели СССР и раскрытия архивов появилось множество публикаций, книг, документальных фильмов, которые проводят другую, неофициальную версию – Есенина убили.
Об этом пишут, к примеру:
А) Писатель Николай Астафьев в своей книге «Трагедия в «Англетере».
Б) Писатель Виктор Кузнецов в своей работе «Тайна гибели Есенина».
В) Следователь МУРа полковник Эдуард Александрович Хлысталов в своей книге «Тайна гостиницы Англетер».
Г) Писатель Сергей Куняев в своём очерке «Смерть поэта».
Д) Поэт Наталья Сидорина в своей книге «Златоглавый. Тайны жизни и гибели Сергея Есенина».
Е) Писатель Виталий Безруков в своём романе «Есенин».
Эту точку зрения разделяют также:
- Ф. А. Морохов (профессор, патофизиолог из Санкт-Петербурга),
- Е. В. Черносвитов (врач, судмедэксперт),
- Ю. П. Дубягин (криминалист), и другие.
* * *
В своём романе Виталий Безруков описал, как, на его взгляд, происходило убийство Есенина, назвав имя предполагаемого убийцы - поэта-чекиста Блюмкина - и заказчика - Троцкого.
• Из романа Безрукова «Есенин»:
«...Эрлих торопливо схватил портфель и понял, что наган в нём: Есенин ничего не заподозрил... Есенин закрыл за ним дверь...
...Дверь отворилась, не скрипнув, петли, видать, смазали заранее, и в номер вошёл Блюмкин, за ним гэпэушник и тот подсадной «белый офицер», что был с Есениным в камере на Лубянке. Он запер дверь за собой. Увидал Блюмкина Есенин - сердце его зашлось в смертельной тоске. Крикнул он в отчаянье: «Чёрный человек! Чёрный человек!» - и швырнул в морду его гармонь русскую. Упал на пол Блюмкин. Бросился Есенин к чемодану, сунул руку, но нет там нагана! «Эх, Эрлих, иуда!..»
Двое других разом навалились на одного Есенина, усадили на стул, удавку на шею накинули. Хрипит Есенин, правой рукой вцепился в веревку. Вскочил Блюмкин... и наганом со всего маху рукояткой в лицо! Ещё! Ещё! Один бьёт, двое держат! Глаз вытек! Переносица проломлена! Обмяк поэт, затих».
• А вот как описал убийство Есенина Сергей Куняев:
«…Дверь отворилась…
Сколько человек вошло в номер? Очевидно, этого мы никогда не узнаем. Однако убеждён, они подстерегали удобный момент, когда поэт один останется в номере. И этот момент настал.
Есенин сопротивлялся отчаянно. Удар в переносицу, очевидно, оглушил его. Истекая кровью, пытался вырваться из рук палачей. Но убийцы заранее обдумали свой план. Как-то поэт написал, что повесится «в зелёный вечер под окном». Не эта ли фраза подсказала преступникам план действия?
Чем они душили его, не пиджаком ли, который потом не нашли? И не потому ли трахея и гортань остались неповреждёнными, а язык был прикушен? Почему-то я уверен, что, когда убийцы подтаскивали поэта к трубе парового отопления и подвешивали на ремне от чемодана, он был ещё жив. Цеплялся рукой за трубу. Разжать его руку потом было невозможно. К утру она окостенела и долго не разгибалась.
Они наспех обыскали номер. Курили, бросая окурки прямо на пол. Рылись в его вещах. Искали какие-то рукописи. И часть их унесли с собой. Но не всё. Есенин, очевидно, предчувствовал возможность такого конца. И, как свидетельствует А. Изряднова, его первая жена, о которой никто не знал, уничтожил свои рукописи в её доме, где за ним наверняка не могли следить.
…Когда всё было кончено, они взяли ключ, заперли дверь и вставили его в замочную скважину. Потом ушли из номера. Каким образом? Очевидно, закрыли за собой дверь, захватив ключ с противоположной стороны «экстрактором» - инструментом, которым пользовались гостиничные воры…»
* * *
Вполне закономерно возникает вопрос:
Кому была выгодна смерть Сергея Есенина?
На эти вопросы десятки исследователей отвечают примерно одинаково.
И называют имя Льва Троцкого.
И утверждают, что Есенина убили. И что это не было «случайное» убийство.
Великий русский поэт попросту не мог не быть «ликвидированным», как говорили в те времена.
И вовсе не за свои «смелые» разговоры, многочисленные скандалы и дебоши…
А за стихи, которые он писал.
За стихи, где Есенин с ненавистью и презрением отзывался о некоторых главарях тогдашнего режима.
Надо сказать, что приняв Октябрьскую революцию, сначала Есенин поддерживал её. Однако, быстро понял, что это такое.
• И уже в 1919 году в своей поэме «Кобыльи корабли» он написал:
Не просунет когтей лазурь
Из пургового кашля-смрада;
Облетает под ржанье бурь
Черепов златохвойный сад.
Слышите ль?
Слышите звонкий стук?
Это грабли зари по пущам.
Вёслами отрубленных рук
Вы гребётесь в страну грядущего.
Поэма Сергея Есенина «Страна негодяев» стала настоящим вызовом большевистской власти, в которой словами Номаха (Махно) поэт говорит:
Банды! Банды!
По всей стране.
Куда не вглядись, куда не пойди ты —
Видишь, как в пространстве,
На конях
И без коней,
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же Разуверившиеся, как я…
………………………….
А когда-то, когда-то…
Весёлым парнем,
До костей весь пропахший
Степной травой,
Я пришёл в этот город с пустыми руками,
Но зато с полным сердцем
И не пустой головой.
Я верил… я горел…
Я шёл с революцией,
Я думал, что братство — не мечта и не сон,
Что все во единое море сольются —
Все сонмы народов,
И рас, и племен.
………………………….
Пустая забава.
Одни разговоры!
Ну что же?
Ну что же мы взяли взамен?
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен…
Один из главных героев этой поэмы – комиссар Чекистов (Лейбман), «гражданин из Веймара», прибывший в Россию, по его словам, «укрощать дураков и зверей».
В нём без труда угадывается могущественный «трибун революции» Лев (Лейба) Троцкий (он жил в эмиграции в городе Веймаре).
• Рассуждая о России, Чекистов поучает:
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерной,
Чем ваш русский равнинный мужик!
• Лев Давидович считал убийство оправданным средством утверждения коммунистической идеи:
«Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которой мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда даже жителям Востока. Путём кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного отупления, до идиотизма, до животного состояния...»
В этой есенинской поэме он так отзывается о русских:
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие…
Да я бы их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
В «Стране негодяев» Есенин размазал на века Троцкого.
А такое «главный негодяй» вряд ли мог простить…
• Наталья Сидорина:
«И с поэмой, и с материалами Секретного отдела ОГПУ Л. Д. Троцкий, видимо, был хорошо знаком, поскольку они затрагивали его лично. Приручить Есенина не удалось. Он заплатил неблагодарностью и за интерес к его творчеству, и за возможность печататься, и даже за такие услуги Блюмкина, как вызволение с Лубянки. Подобная неблагодарность и ведёт к «самоубийству».
Как-то в хмельной компании (дело было в Берлине) Есенин сказал писателю-эмигранту Роману Гулю:
«Не поеду в Москву, пока Россией правит Лейба Бронштейн. Он не должен править».
Услышавший эти слова информатор Главного политического управления поэт Глеб Алексеев передал их по назначению.
Троцкий о всех таких выпадах в свой адрес, безусловно, знал.
И как же он после этого мог относиться к Есенину?
А в те времена антисемитизм был в СССР уголовно наказуемым преступлением, за такие выпады вполне могли бы поставить к стенке. Любого другого и поставили бы.
Но знаменитого поэта решили убрать другим способом.
Троцкому-Чекистову никак не могла нравиться поэзия русского крестьянского поэта. Таких, как Есенин, он люто ненавидел и презирал.
Ведь не случайно же, что после пышных похорон стихи поэта были в СССР запрещены.
Врага Есенина не устраивала его чуждая Октябрю поэзия последних лет.
Об этом сам «Демон революции» и писал в «Правде»:
«Поэт погиб потому, что был не сроден революции».
Рязанский скандалист позволял себе резкие выпады против членов Политбюро ЦК РКП(б), характеризовал Гражданскую войну как «дикость подлую и злую», сгубившую тысячи прекраснейших талантов:
В них Пушкин,
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них.
В них я.
В них даже Троцкий,
Ленин и Бухарин.
Не потому ль моею грустью
Веет стих,
Глядя на их
Невымытые хари.
Словом, «хари» помнили все и ничего не прощали.
Недаром Ленин называл Троцкого «Иудушкой», говорил о его «иезуитстве» и «утончённом вероломстве».
Есенин прекрасно понимал, что его ждет за такие стихи от «немытых харь» и писал, предчувствуя свою трагическую судьбу:
И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной,
За то, что песней
Хриплой и недужной
Мешал я спать
Стране родной…
Вот и повесили…