СИБИРСКИЙ ВАЛЬС
Юрий Морицович стоял в третьем ряду народного хора. В хлопчатобумажной, ярко расшитой розами и ярким растительным орнаментом, рубашке.
Хор был очень популярен в небольшом сибирском городе, даже любим, и занимались в нем представители рабочего класса- работники Лампового завода, он тогда гремел, этот завод, (знаменитая "Лампочка"! ) и в хоре пели и солировали стеклодувы, жестянщики, начальники смен, и даже представители профкома.
Хор был большой, в три ряда - человек сорок, а то и больше и, если выступали в деревне, а было это часто, то ставили лавки, стулья, табуретки - все , что находили в сельском клубе. Но сначала- лекция. Лектор был непременно, (его выделял Обком), о международном положении деревенские жители слушали молча, тихо и с особым интересом.
А потом начинался и сам Концерт.
Из пыльных кулис выходили женщины - первый ряд, они плыли в ярких сарафанах, как по воде, по крашеным клубным половицам, словно царевны- лебеди, и останавливались по центру сцены, и тогда следом шёл второй ряд, тоже женщины, их было чуть меньше, они осторожно несли, пряча за спиной маленькие лавочки, как маленькие лодочки, и уж за ними выходили мужчины, в расписных рубахах и начищенных сапогах, со стульями в руках, именно они и становились на них, вернее, ловко запрыгивали.
О, это был мой любимый момент, когда кто-то из мужчин- хористов, тихонько, прячась за сарафанами возбужденных от предстоящего действа, участниц , давал шёпотом команду -"раз, два, три"- и два ряда артистов вырастали на глазах изумленной деревенской публики, и высокий трехэтажный хор стоял во всей красе.
Зал замирал. Дядя Юра стоял в третьем ряду, в центре, самый высокий, самый красивый, и самый главный- казалось мне, и улыбался!
Они пели песни, русские народные, в обработке, на несколько голосов, и видно было, что это доставляет им огромное удовольствие. Они так любили свой хор, что не пропускали ни одной репетиции, а летом уезжали с гастролями по реке, вернее, по сибирским рекам, вниз на Север, и пели перед рыбаками и лесорубами. Они славили Сибирь со всей искренностью и полной уверенностью, что нету края лучшего на свете. Не было такой деревеньки на реке, казалось, куда бы не причаливала "Лампочка"! Лампочка зажигала, горела, искрила молодостью!
Как - то раз выступали, выстроившись прямо на берегу реки, а напротив, на досках, сидели в мокрых робах рыбаки. Их было четверо. Они были молоды и загорелы. Садилось солнце, красный, почти революционный закат, после лекции о международном положении, только усиливал чувство гордости за свой край. И Сибирь в ответ дарила свои неподражаемые краски.
Под плеск волны, подкатывающей прямо к подолам сарафанов, артисты дали большой концерт, без сокращений, мужественно перенося кружащийся гнус, который жалил и залетал в рот, а благодарные рыбаки, расчувствовавшись, угощали артистов осетриной- осетры, огромных размеров лежали тут же, на берегу, на длинных, сколоченных рыбацких столах.
***************************
Катер с культдесантом все никак не мог пришвартоваться, берега- высокие и илистые, не давали встать трапу, и просто съедали его, втягивали в себя с хлюпаньем, и артисты долго ждали лодки, маленькие сколоченные плотики, которые послали за ними сельсоветские начальники..
Вода, коричневая, как густо заваренный чай, плескалась, неся в себе тысячи мельчайших деревяшечек, деревянных иголок, щепочек, потому, что здесь делали важное для страны дело- валили лес, обкручивали его стальными жгутами, и уложив в плоты, сплавляли вниз.
Это был 1954 год, юные артисты, молодые рабочие, с горящими глазами, несли культуру в отдаленные уголки Сибирского края, и давали концерты в посёлках Сибирского Севера...
Маленький худой паренёк слушал, сидя на пеньке, а потом, на берегу, долго махал рукой. Когда спросили как его звать - он ответил -"Юлий", но потом, растерялся, покраснел, и поправился:
- Юрий, Юрий Вагеншталть...
Юлию- Юрию с худыми ключицами, в очках, в стареньком пёстром пиджаке очень понравились песни.
- Я хочу петь - сказал он
- Так приезжай ! - хором ответил хор... И махали платочками "девочки- метровочки" из танцевальной группы улыбчивому Юлию- Юрию, и смеялись, и смущались, тонкие и шумные как осы..
******************
Иногда на концерты, если дело было в городе, приходила жена дяди Юры, тётя Инга, она была нерусская. А это и видно было, я точно видела, ну, что она была какая-то другая, какая-то тихая, и всегда улыбалась, тоже, тихонечко так, и когда видела меня, гладила по голове и говорила смешно -"Марыночка"...
Одета она всегда была скромно, но тоже как-то по-другому, трикотажная красная кофточка на крошечных пуговичках, или тонкая, с ажурным воротничком, - все что помню я, а на голове всегда аккуратная прическа, такие мелкие букольки, и такая тишина шла от неё, как будто какую-то печаль или тайну несла она по жизни, так казалось мне... У Инги были голубые глаза, и в них навсегда поселилась тоска, я почему-то видела в них море, хотя никогда не была на нем, и волны видела, и когда играли во дворе "Море волнуется-раз ", я представляла Ингины глаза - даже когда она улыбалась, глаза её были далеко, и когда дядя Юра солировал в "Сибирском вальсе", в третьем куплете, она улыбалась, даже радовалась, но её море не волновалось, было прохладно , холодно и спокойно...
Иногда она давала мне в ладошку маленькую шоколадку
Но больше всего мне нравилось, когда танцевальная группа исполняла кадриль.
О, это было так весело, так ярко, так громко стучали по деревянному полу сапожки, молодые женщины в узких коротких подъюбничках, выглядывающих из под танцевальных юбок, так яростно крутили "юлу", весёлые парни в блестящих начищенных сапогах ловко крутили их в своих сильных руках, но самое интересное было, когда в финале выходила группа танцоров "с осетрами", и все это кружилось, выстраивалось в сложные фигуры, и плыло, ныряло волнами, и, казалось, осётр оживал и уже бил хвостом по сцене. Ах, как любили этот номер деревенские зрители! Они смеялись, хлопали в ладоши, и кричали:
- "Ещё давайте!"...
И давали еще, и пели, и танцевали...
А после концерта осетров тащили назад на большой катер, они были тяжёлые, с железным каркасом внутри, покрытые крашеным картоном, их складывали в маленькую каюту в трюме, и они смотрели нарисованными глазами, тыкались мордами в крошечное окно.
- *******************
Через год Юрий приехал, с чемоданчиком и девушкой. Чемоданчик был маленький. Девушка говорила с акцентом. Акцент был такой же милый и приятный как сама девушка.
Сначала Юлий - Юрий искал работу.
Он хотел в школу, преподавать историю, но не получалось. Не получалось в одной, другой, третьей. Тогда он понял, что его просто "Не берут" , и не возьмут... Такие же проблемы были и у Инги. Тогда подключили завод, профкомовцев из хора, написали блестящую характеристику - и Юру взяли жестянщиком, в цокольный цех, Ингу отправили в стеклодувы. Юрий работал с горячим железом, Инга - с барием и хлором, дула на раскаленную спираль.
И я не могла представить, как хрупкая, бледная Инга дует на эту раскаленную пластину... Иногда я даже рассматривала лампочку, и она напоминала мне внутри завязь цветка, и , казалось, тонкие розовые губки Инги своим дыханием выталкивают этот цветок в жизнь...
Но главное - у Юрия был хор! Он надел расшитую русскую рубаху и витой пояс с кистями. Он записывал песни в специальный блокнот, каллиграфическим почерком, про реки, горы, "перелески и озера", все о чем они пели, и все это он собирал, систематизировал, и, отдельно, на одной странице было написано - "Песни о РОДИНЕ", и слово Родина- подчёркнуто красным карандашом двумя косыми параллельными линиями, похожими на развевающееся знамя.
Юрий доработался до начальника участка, получал грамоты, ни одного замечания, ни одного опоздания, куча грамот, ученики- но дальше никак, и, в общем, все это понимали, но молчали, да он и не переживал..
Зато у Юрия все было хорошо в семье, Инга, родила ему трёх сыновей, завод дал квартиру, Юрий купил мотоцикл и кожаное чёрное обмундирование, он был хорош собой, и рядом всегда была жена, улыбающаяся, загадочная женщина с приятным акцентом, она так же гладила меня по головке , и говорила твёрдое"Р"...
- "Кушай, кушай, Марыночка"... - Говорила Инга, и я уплетала маленькие пирожки и белый суп, смотрела на занавески и салфетки, тоже белые, с красной вышивкой, и мне казалось, что все у них в доме вышито красным...
А дядя Юра нажимал мне смешно на кончик носа и прятал руку..
Мы смеялись...
А потом сыновья вымахали- пошли внуки, пришла перестройка, открылись границы - и пошли движения, перемещения, уезжали друзья, дети друзей, внуки...
А Юрий не уехал, он, вообще, казалось, даже не изменился, и пиджак такой же, как тот, старый, в крапинку... И так же, два раза в неделю- на репетицию, в хор. Все сорок лет...
А тетради разростались, Юрий систематизировал, по годам, составил картотеку, по алфавиту, со всеми концертами, населенными пунктами, фамилиями участников, лекторов, но самое главное, у него у первого в городе появилась ВИДЕОКАМЕРА, это была его мечта, и он копил, экономил, копил, экономил, и на этой камере есть не только хор, (там есть и я, с шоколадкой от тёти Инги), там много много Сибири, которую он пел все свои годы, воспевал, избороздил которую, и которую принял в сердце "Навеки, навсегда", как пели в хоре...
А хор не распадался, жались друг к другу, почти без мужиков уже, постаревшие певуньи, но Юрий, седой, по-прежнему в расшитой рубашке, по-прежнему красивый, всегда в центре, всегда с ними...
Потом завод купили, или продали, но участники опять не разбежались, пели в комнатушке возле профкома. Постаревшие, в, не по годам, блескучих, старых кокошниках, они все так же славили Сибирь, загорелых лесорубов, и пропахших солью улыбчивых рыбаков...
Как - то мы встретились, дядя Юра смешно нажал на кончик носа моей маленькой дочке... Он стал маленького роста , мы смеялись...
На поминках были те же маленькие пирожки из моего детства, и вышитое красным полотенце. Сибирская осень подарила Юрию прекрасный день, под ногами шуршали, шумели яркие красные листья. Сыновья, внуки, уже плохо говорящие по-русски, состарившиеся профкомовцы говорили ему последнее слово. "Лампочка" - пела...
Юлий Морицович Вагенштальт был похоронен на сибирском кладбище, иногда приходят сюда женщины, немолодые, они протирают портрет, выдергивают траву и поют Юре русские песни...
Рядом с ним покоится Инга Вагенштальт, загадочная женщина с приятным акцентом...