ГЛАВА 5. ДОРОГА К НЕЧИСТОМУ
Ощущая, как струйки холодного пота щекочут спину, я покорно побрела за усопшей. Опустив укутанную платком голову, ссутулившись, она шаркала полусогнутыми ногами, распространяя кругом тошнотворные миазмы. Подойдя к назначенной цели, Пелагея толкнула низкую дверь и, пройдя в моечную, легко запрыгнула на полок.
— Айда сюды, — похлопала ладонью возле себя покойница, и ее глаза загорелись двумя зелеными огоньками. — Беседа важной будет.
Я шагнула в тьму, споткнулась о порожек, еле устояла, кое-как взобралась на скрипящие доски и уселась подальше от прабабушки.
— В могиле не зябко, — пошлепав губами, заговорила она. — Набрехала я Марфе, яко застыла, а она ушки развесила. Притопала сюды, дабы думку свою поведать. У тебя, Янина, наличествует колдовской парик, и ежели ты нахлобучишь его и пойдешь к нечистому, покумекает он, што ты и есть Ленка. У него в сундуке возлежит второй парик, тебе надобно его уворовать и спалить на моей могиле.
— Почему сама Елена это не сделает? — поёжилась от ее предложения я.
— Она бестелесна, у нее нету человечьих рук.
— А ты?
— Он меня за версту чует, — прошамкала бабуся. — Да и я телеса порою теряю, а апосля девяти дней такоже духом стану.
— Ваш монстр не дурак, поймет, что я живая, — усмехнулась я.
— Дык дам тебе мертвой воды, — отозвалась Пелагея, сунула руку в карман фланелевого халата и достала оттуда небольшой пузырек. — Надухаришься, Карп не смогет подступить близко, кажешь, што у меня гостевала и вымаралась, но мыться пока не будешь, устала мол. А ночью сцапаешь парик, спички и улизнешь. На погосте в полночь дело и состряпам.
— Разве привидения моются? — удивилась я.
— Банька-то особливая, — потерла ладошки старуха. — Зайдешь срамной, а выйдешь пахнущей русским духом.
— Боюсь, — прошептала я.
— Токо ты смогёшь себя вызволить, а то ить уродкой останешься. И Катьке морду выправлять надобно, под сорок бабе, а бабьего щастия не зрела, — нервно заерзала усопшая..
«Только что готова была в могилу к Пелагее забраться, чтобы с жизнью покончить, — неожиданно шепнул мне внутренний голос, — а сейчас в позу встала».
Я взглянула на прабабку и почувствовала, как в мою руку вложили ледяной пузырек.
— Хороша девка, — похвалила меня покойница. — А сичас подь в избу, утречком парик напялишь, штобы Марфа не углядела, и в лес тикай. Там, за балкой, посредь трясины куцая тропинка ести, я тебе яблочко дам, куды покатится, туды и побежишь.
— Что за яблочко? — не поняла я.
— А ты мнишь, што мы, усопшие, меж собой не толкуем? — хихикнула Пелагея. — Надоумили меня соседи, колдовской плод дали. Дык и я сама не лыком шита.
— Деда родного не жалко? — съехидничала я.
— Ежели не дед, я писаной красавицей, как матушка, была бы, — загрустила прародительница. — Испоганил он мне жисть, проклятущий. И Марфе с Катькой испоганил, а тебе биться за себя надобно. Ступай, только осмотрительно.
Я положила мертвую воду со спичками в один карман куртки, небольшое яблочко в другой и встала, чтобы попрощаться с покойницей. Хотела поблагодарить её, но она исчезла, оставив после себя запах компостной ямы.
Сердце стучало, словно после быстрого бега. Я выбралась из бани и побрела в сторону дома. И тут, словно кто-то толкнул меня в поясницу, я подняла глаза: в моё окно смотрел высокий косматый мужчина, одетый в полушубок.
«Настоящий сатир», — вспоминая следы копыт, подумала я и попятилась.
— Тсс, — вдруг прошептала мне в самое ухо незримая Пелагея. — В баньку поспешай, тама зорьку поджидай.
«Услышит же», — мысленно ответила я, но осторожно, на цыпочках, вернулась на полок.
Так и просидела до первых петухов, а затем, замерзшая, поспешила в избу, ставшую для нас тюрьмой.
Сатира под окном не оказалось, зато на крыльце стояла Марфа и вопросительно смотрела на меня.
— И где это ты гуляла, девка? — дергая носом, строго осведомилась она.
— По нужде ходила, — я невинно опустила глаза. — Живот разболелся, всю ночь в уборной прокряхтела.
— Разболелся, говоришь? — смягчилась бабка. — Иди в горницу, а я тысячелистника из сарая принесу.
Этого мне только было и надо. Я шмыгнула в комнату, под непонимающим взглядом матери выхватила из-под матраса платок, вынула из него парик и засунула за пазуху. Затем юркнула в свою комнатушку, переоделась и заявила бабушке, что снова захотела в уборную.
— Попутно птицу накорми и поросятам дай, — кивнув на два ведра с похлебкой, разрешила она. — А потом приходь настой пить, как раз заварится.
— Без меня завтракайте, — обрадовалась я и дождавшись, когда бабуся удалится в горницу, поспешила к калитке. Драгоценна была каждая минута, ведь я не знала, как отнесется Марфа к почину Пелагеи.
Лес был рядом, и я ворвалась в него, словно стрела, выпущенная из лука. Мозг отключился, сердце, колотясь в истерике, торопило ноги к заветной цели.
Рассвело. За балкой, припорошенное снегом, лежало заросшее листьями клюквы болото. Я пристально вгляделась в него, но дорожки не увидела. Вспомнив о парике, я пожалела, что не прихватила зеркальце. Пришлось надевать изделие вслепую, но оно, словно живое, крепко обхватило голову. И тут в кармане зашевелилось яблоко. Несколько раз подпрыгнув, яблоко выскочило наружу и покатилось по еле заметной тропке. Нащупав в другом кармане пузырек с мертвой водой, я вынула его, обрызгалась на ходу, а потом расчихалась от стойкого запаха нечистот.
Бежала я долго, уже стала уставать, но тут болото закончилось, и густой смешанный лес встал передо мной многометровым забором. И тогда я опустилась на кочку, чтобы немного отдохнуть, яблоко застыло рядом.
— Это от кого воняет? — вдруг услышала я густой, глухой голос из чащи. — Иди сюда!
Деревья зашевелились и раздвинулись, яблочко вспрыгнуло мячиком и покатилось на зов.
Жутко заболел бок. Приложив к нему смоченную мертвой водой ладонь, я с удовлетворением заметила, что боль прошла.
Метр, еще метр, еще… не ощущая никаких эмоций, я шла навстречу своей смерти. Наконец, показалась большая поляна, на ней стояла врытая в землю изба, из трубы струился дым.
— Леночка, — увидев меня, расплылся в улыбке человек, сидящий на большом пне. Я взглянула на него и поняла, что действительно погибла. Маленькие красные глазки оседлали широкий, в глубоких продольных морщинах, лоб, под ними красовалась огромная сизая груша с двумя дырками и эта груша именовалась носом. Узкие коричневые губы доходили до ушей, похожих на хреновые листья, за хреновыми листьями в чаще рыжих всклокоченных волос угадывались мощные козлиные рога.. Существо было облачено в полушубок и ватные штаны, а из-под штанов выглядывали самые настоящие копыта.
— И где ты всю ночь пропадала? — монстр встал, направился ко мне, но в метре остановился и зажал красными руками огромные ноздри. — Это от тебя так смердит? И во что ты одета?
— У дочки в гостях побывала, а там не духами пахнет, — стараясь улыбнуться, доложила я и заподозрила, что сама не намного симпатичнее сатира. — А одежду местные одолжили, моя легкая, не грела.
— Чем занимались? — поднял клокастые брови Карп.
— В картишки перекидывались, — послышался тихий знакомый голос. Пелагея находилась где-то недалеко.
— В дурака играли, — отрапортовала я.
— А…, — разочарованно протянул урод. — Мыться иди, милая.
Повертев головой по сторонам, я не нашла моечного заведения.
— За землянкой банька, — прошептала незримая Пелагея.
— Сначала высплюсь, — капризно протянула я и притворно зевнула.
— Не пущу в избу такую, — пробубнил монстр. — Спи в бане, а я на охоту пошел.
«И ночи ждать не придется», — мелькнула мысль и спряталась за любезной улыбкой. Надо было держать марку.
— На мышей и крыс он охотится, — хихикнула совсем рядом прабабка. — Не дивись, что тихохонько изъясняюсь с тобой, глуховат Карп стал.
— Хорошо, любимый, — заорала я и почувствовала, как мне дали подзатыльник. Это постаралась покойница.
— Что-то ты сговорчивой стала, — подозрительно покосился на меня сатир. — Да ладно, оставайся, до встречи.
— До встречи, дорогой, — крикнула я, и незримая ладонь Пелагеи снова меня шлепнула, но уже по губам.
— Пока, Леночка! — махнул ручищей урод, взял палку и направился вглубь леса.
Когда он скрылся, я юркнула в баньку, пропахшую хвоей, села на полок и закрыла глаза. А потом почувствовала, что мучивший меня запах исчез. Через час я находилась в избе. В ней стояла темнота, но я отыскала в углу небольшой сундук и вытащила его наружу. Парик, лежащий в нем, был как две капли воды похож на тот, который красовался на мне.
И тут меня позвали. Я оглянулась и увидела ту самую Елену, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор.
— Бежим отсюда, Янина, — приложило воздушную руку к моему запястью привидение. — Иначе сердечко твое не выдержит отрицательной энергетики этого гиблого места. Пока мы в безопасности, так как неожиданно Карп ушел на охоту, но к первым звездам он вернется и тогда…
— От первых звезд до полуночи целых пять часов, — схватилась за голову я.
— Мы схоронимся у меня в могиле, — наконец-то материализовалась Пелагея.
В могиле? Когда-то я стучала кулаками по гробу, колотилась головой, кричала, умоляла выпустить, но никто не услышал. Кем я была?
— Могёшь стащить с башки парик, — покосилась на меня покойница.
Я схватилась за корни волос, потянула их вверх, кожа на голове приподнялась, но изделие не снялось.