( из сборника рассказов «Переход в вечность»)
В древнем Египте был обычай вносить в места увеселений людей, а также в момент торжественных церемоний, мумию покойника…
***
Солнце нещадно жгло, и изматывающая жара делала невозможными любые дневные работы. Расположившись под навесом из плотной ткани, Кристофер тоскливо смотрел на окружающий со всех сторон песок. Третий месяц он ковырял лопатой эту пустыню, в надежде выполнить заказ мистера Хёрта, но не нашёл даже намёка на существующую гробницу, о которой так много, и так красиво говорил этот господин. «Хорошо рассуждать, сидя в прохладном кабинете, - вспоминал он чопорного англичанина и его давящий роскошью, кабинет, - интересно, хоть что-нибудь из его огромной коллекции найдено им самим? И с чего у него такая уверенность, что захоронение именно здесь?».
Кристофер попытался представить, как этот джентльмен повёл бы себя на его месте, в этой невыносимой жаре. Но ничего, кроме образа в накрахмаленном воротничке, с бокалом в одной руке, и сигарой в другой, в тени завешенных штор, воображение не выдавало. Зато отчётливо всплыла услышанная когда-то фраза: «Каждому - своё». Не согласиться с ней было сложно. Вероятно, поэтому, он торчит в этой пустыне, а Хёрт – в своём английском особняке. Деньги в таком случае решали всё, а точнее – их наличие.
Впрочем, Кристофер не клял судьбу, которая, не смотря на почти сорокалетний возраст, продолжала его испытывать. Он никогда не считал себя искателем приключений, или ловцом лёгких денег. Даже, скорее, наоборот. Авантюр и всевозможных сделок с совестью он всегда старался избегать, но они неведомым образом тащились за ним следом и обнаруживали себя не в начале, а ближе к концу очередного, затеянного им, предприятия.
Несколько лет назад, он познакомился с итальянцем Бельцони, который, к тому времени уже оставил карьеру тяжелоатлета в лондонском цирке и уехал в Египет. Попал туда он с весьма удивительной целью – пытался пристроить гидравлическое оборудование в оросительных системах этой жаркой страны. Неудивительно, что его плану не суждено было сбыться, но неизвестно, кто от этого больше потерял, ибо Бельцони, толи от нехватки средств вернуться обратно в Англию, толи любопытства ради, примкнул к «чёрным археологам» и довольно быстро докопался до того, что на него обратил внимание дипломат и собиратель древностей Генри Солт. С тех пор, итальянец стал промышлять в Египте на почти законных основаниях и открыл не только гробницу Сети I, но и ряд других, более, или менее, значимых. Периодически, он появлялся в Европе с целями коммерческого свойства, и в одно из таких посещений с ним познакомился Кристофер, который всегда почтительно относился к древности и увидел в Бельцони человека приносящего огромную пользу всему человечеству. Египтянам он помогал изучать их историю, а всем остальным – открыть богатый внутренний мир этой страны. О том, что существовали частные коллекционеры, которые отнюдь не собирались выставлять напоказ свои коллекции, и которым шла львиная доля найденного, или то, что ценность многих изделий определялась копателями на вес золота, он тогда не знал, и попросил Бельцони взять его на раскопки обыкновенным рабочим. Так он попал в Египет, где проработал несколько лет и познал остальные тонкости «археологических» компаний того времени. Затем, была ссора с итальянцем, и мысль самостоятельно заняться раскопками, притом в их «белом», а не «чёрном» виде. Правитель Египта Мухаммед Али уже предпринял в то время несколько попыток приостановить незаконный вывоз древностей за границу, и, казалось, всё было на руку Кристоферу, но действительность получилась не такой радужной. Музеи мира уже не могли открыто покупать коллекции, а частные скупщики, пользуясь некой монополией, снизили цены. Накопленные Кристофером деньги быстро таяли и ему, чтобы как-то удержаться на плаву, пришлось постепенно рассчитать всех рабочих его команды, и в итоге, он был уже готов копать сам и браться за любые предложения от любых заказчиков. Всем своим существом он сопротивлялся такому ведению дела, но, как представлялось, другого выхода не было. Таким образом, он оказался в лондонском особняке мистера Хёрта – человека с весьма сомнительной репутацией и, несомненно, большим состоянием, а затем там, где находился сейчас, один, с несколькими лопатами и остальным нехитрым снаряжением. Копать в этом месте, по его мнению, было бессмысленно, но Хёрт повелительно ткнул толстым пальцем в карту и указал, где должны проводиться поиски.
- Кристофер! Я купил вас и вы должны это ясно усвоить. Мне не нужны ваши доводы, а нужен опыт раскопок. Где копать – решаю я, копаете - вы. И не думайте, что скроетесь в Египте. У меня везде уши и глаза. А при надобности и кое-что ещё, - самодовольно говорил он, глядя на Кристофера водянистыми глазами.
Кристофер и не думал заниматься самоуправством, а тем более, скрываться. Не выполнить договор, или изменить его, он мог только по независящим от него обстоятельствам, и эта положительная черта его характера была широко известна, что позволяло людям далёким от благородства, порой, использовать его. Вероятно, этим, и можно было объяснить ряд неудач, которые постигли Кристофера. Сам он, как часто бывает с людьми порядочными, никого не обвинял, но в тоже время не был склонен винить и себя.
Египет, с первых дней пребывания, покорил его раз и навсегда. Он чувствовал, что уже не сможет жить без этого удивительного, и непростого края. Народ, обычаи, даже эта самая жара, стали привычны, словно он родился здесь, и прожил целую вечность. Для европейца такие ощущения были удивительны, но Кристофер чувствовал их очень отчётливо и доверял им. Он всегда ладил с местным населением, и его бледная кожа быстро приобрела не красноватый, как у соотечественников, а смуглый оттенок.
Его ремесло носило нелегальный характер, и было своего рода табу. Тревожить покой мёртвых считалось нарушением религиозных и светских законов. Помимо этого ходили упорные слухи о проклятиях фараонов и прочих мистических преградах и возмездиях. Поэтому, у таких, как он, нередко наблюдались нервные срывы. Внезапный ужас и паника были обычным явлением при раскопках, но Кристофера никогда не покидало ощущение, что ему ничего не грозит. Мало того, он был просто уверен в этом, и смело входил первым в раскопанные прежде гробницы. Мумии внушали ему не животный страх, как подавляющему большинству, или желание поглумиться, что являлось проявлением того же самого страха, а глубочайшее почтение. Он склонял голову перед ними, и словно проводил торжественную церемонию, вынося их из усыпальницы. Это проявилось в нём сразу, при первых раскопках.
Иероглифы, к тому времени, благодаря Шампольону, уже были дешифрованы, и Кристофер изучил их, и даже несколько дополнил своим толкованием. Об этом он никому не говорил, но сам пользовался неизменно. Ритуальные принадлежности и прочее убранство гробницы он исследовал, оценивая не с точки зрения коммерсанта, а как оценивает вершитель подобного обряда. Именно это определение подходило больше всего к его интересу. Конечно, он продавал найденное, но прежде, всё тщательно записывал и зарисовывал в свои тетради, начиная от расположения предметов в усыпальнице и заканчивая копированием иероглифов. Кристофер страстно увлёкся этим и не пропускал ни одной мелочи, на которые больше никто не обращал внимания. Он составил подробную карту всех известных раскопок, изучил древние ритуалы египтян и, пожалуй, никто из европейцев лучше не разбирался в этом, но вести коммерческие дела он не умел. Кристофер мог найти, но не мог продать, мог поверить, но не мог обмануть, мог заставить себя, но щадил других. С такими качествами, скажем прямо, грабить мёртвых было непросто, но ещё тяжелее оказалось извлекать из этого выгоду.
Место, указанное Хёртом, в понимании Кристофера, никак не вписывалось в обычные месторасположения захоронений. Отсутствие скал означало, что гробница должна быть типа «мастаба» – расположенная под землёй, с малой надстройкой на поверхности. Эти надстройки за прошедшие тысячелетия, как правило, не сохранялись, и захоронения было крайне сложно отыскать. Кристофер знал, что в таких гробницах хоронили знать, и находка обещала быть интересной, но почему Хёрт был так уверен в её месторасположении? Этот господин вряд ли стал бы выбрасывать деньги на ветер, и наверняка пользовался проверенными данными. Тогда возникал вопрос - почему раскопки не делал тот, кто это место указал? В этом скрывалась какая-то тайна. Кристофер чувствовал, что Хёрт чего-то не договаривает, и не стал бы связываться с этим делом, но полное отсутствие денег не оставило ему выбора. Третий месяц он вел эти раскопки, работая один, но результатов пока не было. За это время к нему несколько раз наведывались посланники Хёрта, но кроме настойчивых требований ускорить поиски, от них он ничего не услышал. Ему не предлагались помощники, что тоже было несколько странно. Ведь если заказчика подгоняли сроки, можно было прислать бригаду из обычных рабочих, которых легко нанять. Сам Кристофер был не вправе это сделать по условиям договора.
Много необычного было в этих раскопках, и Кристофер отчётливо понимал это. Тем не менее, едва солнце склонялось к горизонту, он продолжал копать, и в один из дней, его лопата уткнулась в каменную плиту. Внутри Кристофера что-то сжалось, и сердце стало учащённо биться. «Похоже, Хёрт был прав», - подумал он, и стал аккуратно разгребать плиту. Происшедшее дальше, Кристофер помнил отрывочно, с некоторыми мельчайшими подробностями, и в тоже время, общую картину так и не мог восстановить.
В большом зале собрались званые гости – их было не менее пятидесяти человек. Среди колонн были накрыты изумительной материей низкие столы, уставленные вазами с фруктами и орехами. Блюда с мясом нескольких видов и рыбой, причудливо украшенные цветами, источали приятный аромат, и среди них громоздились кувшины с вином. Разноцветная мозаика покрывала полы зала, который переходил в сад.
Среди гостей не было ни одной женщины. Расположившись на низких кушетках перед столами с угощением, мужчины внимательно слушали немолодого хозяина.
- Богиня Изида была благосклонна к нам и нашим благоденствием мы обязаны ей. Но, как день не живёт без ночи, так и наша радость не вечна. Сегодня у нас столы ломятся от яств, погреба полны, но всё может измениться. Благосклонность не бывает безучастной, и не мы решаем, что нам хорошо, а что плохо. Мы лишь живём с этим. Боги видят нас, судят нас, провожают и встречают - у каждого из них есть своё предназначение. А какое предназначение у нас? Кто не задумывался над этим?
Мужчина обвёл взглядом гостей.
- Ты правильно говоришь, Мети, - из-за стола тяжело поднялся старый, и всеми уважаемый Косей, - у людей есть предназначение, которое им указали боги. Но земная жизнь склонна скрывать божественное. Мы, как прежде, поклоняемся богам, но перестаём видеть их. Видеть в наших делах, в наших мыслях. Забота о завтрашнем дне у нас не такая, как прежде. Раньше мы первую долю отдавали богам, а теперь оставляем себе. И это огорчает меня.
- Твоими устами говорит мудрость. Вместе с укреплением веры в себя, уменьшается вера в божественное, а это грозит живущим людям наказанием. Сегодня мы хвалим себя, завтра превозносим, а что будет затем, думать, не желаем.
- Ты прав, Мети. Все сидящие здесь – уважаемые люди. Своей жизнью мы заслужили такое отношение среди народа. И мы ещё чтим богов, видим их могущество и справедливость. Но этого мало. Мы должны не только их видеть сами, но и показывать другим. В этом я вижу наше предназначение, - сказал суровый Джибэйд.
- Это слова настоящего мужчины, - согласился Мети.
- Столы, ломящиеся от вкусной еды и полные подвалы – это хорошо, но ещё лучше добиться перемены в нравах нашего народа, - задумчиво произнёс Рашиди.
- Человеческая душа всегда возвращается к богам. Но прежде, мёртвых ждёт суд. Не все живущие помнят это, а ещё больше, хотят забыть. Но смерть никого не обходит стороной. Сегодня мы пьём вино, вкусно едим, хвалимся, а что будет завтра не знаем. Люди теперь, склонны видеть в завтрашнем дне всё, кроме возможной смерти, и уже предпочитают о ней вообще не думать, словно будут жить вечно. Удалось ли кому-нибудь это? – высокий Озаз вопросительно посмотрел на сидящих за столами мужчин, - я таких не знаю, и как вижу, не знаете вы. Вечны только боги, и людские души. И нужно напомнить народу об этом.
Далее, вероятно, беседа продолжалась, но Кристофер не мог точно припомнить её. Приглашённые неторопливо угощались, слуги разливали им вино, и время от времени мужчины продолжали разговор, который, так, или иначе, был об изменении нравов народа. Затем, Кристофер отчетливо понял, что сам сидит на кушетке, и является одним из приглашённых. Он встал, и все взоры обратились на него. Мужчины перестали есть, и даже Мети отставил бокал с вином, и приготовился внимательно слушать.
- Много слов порождают многие мысли, которые толпятся в нашей голове и не делают нечего, кроме как уводят от главного. Люди не хотят думать о смерти? Забыли о том, что их ждёт после неё? В этом ведь суть нашей тревоги. Верно?
- Верно, Холдун. Это то, что повлияло на изменение нравов нашего народа, - подтвердил Мети.
- Тогда нужно напомнить им о смерти, и делать это каждый раз, когда будет велик соблазн забыть о ней, - решительно заявил Кристофер – Холдун.
Лица мужчин удивлённо вытянулись.
- Мы не понимаем тебя, - за всех сказал Мети, - не предлагаешь ли ты убивать наш народ за отступничество?
Холдуин взмахнул рукой.
- Даже убивая их, мы не сможем причинить большего вреда, чем они сами себе наносят. Ведь мы всего лишь убьём их тело, в то время, как они убивают свою душу. Насильственная смерть может искупить их вину, но обагрит кровью нас. Нет. Я никогда не стал бы предлагать подобное.
Все собравшиеся внимательно слушали Холдуна.
- Я предлагаю показывать им лик смерти.
- Ты знаешь как это сделать? – настороженно спросил Мети.
- Я знаю, - спокойно заверил Холдун, - и совсем скоро покажу его вам. Дождитесь меня.
С этими словами он вышел из зала, оставив изумлённых мужчин.
Дальше Кристофер опять помнил смутно. В сопровождении своего верного слуги он ходил, что-то перекладывал, даже нёс. Затем, опять появился в зале. Его слуга положил на кушетку что-то укутанное и длинное, а он, подошёл и сдёрнул с этого покрывало.
В зале нависло напряжённое молчание. К Кристоферу опять вернулось чёткое понимание происходящего. Перед ним, на кушетке, лицом к мужчинам, лежала мумия.
- Вот то, о чём говорил я. Это смерть, которая не может принести никому вреда, но будет призвана нести пользу. Пусть её вносят ко всяким пирующим, на праздники и веселье. Это уже будут не слова напоминания о призрачной смерти, которые для многих оборачиваются пустым звуком, а наглядным делом её рук. Пусть все видят, что ожидает каждого, и все готовятся к этому! – постепенно повышая тон, сказал он.
Все молчали. Первым прервал тишину Мети.
- Думаю, это подействует на людей.
- Но это нарушит устои погребального обряда, - промолвил Бадру.
- Не нарушит, если такова будет воля умершего, и его родственники не будут против.
- Да кто же на это согласиться?
- Может, сделать мумии наших врагов? Не из нашего народа?
- Нет. Люди должны знать имя и сословие умершего. Они должны уважать его.
Присутствующие в зале ещё некоторое время обсуждали предложение Холдуна, которые прервал Мети.
- Может, Холдун сам даст ответы на наши вопросы?
- Дам, - твёрдо ответил Кристофер – Холдун, - Думаю, не нужно несколько покойников для этой цели. Пусть будет один, и слуги следят, чтобы он исполнял своё дело. Вносить в места собрания людей его можно на непродолжительное время, но чтобы каждый увидел лик смерти и вспомнил предназначение человека на земле. Вспомнил, что ожидает каждого из нас, и никогда, даже в веселье, не забывал о душе. И пусть смущает подобная церемония сердца людей, - от этого они станут только чище, и боги возрадуются.
Мужчины одобрительно закивали.
- Но откуда мы возьмём мумию? - спросил Мети.
- Я стар. Мои года близятся к закату. Если вы согласны, я отдам своё тело нашему народу, - спокойно произнёс Холдун.
Сидевшие в зале почтительно склонили головы.
Что происходило дальше, Кристофер опять не помнил. Затем, увидел, как входит в ослепительно белый тоннель. Потом, ощущение любящих рук полностью захватило его. Это была его мать – он это точно знал, ощущал, весь проникся тёплым чувством. Он, совсем маленький, лежал у неё на руках. Затем ещё много всяких видений, в которых он видел себя полководцем, жрецом, звездочётом и ещё непонятно кем. Время от времени появлялся ослепительный тоннель, и наконец, он увидел себя на полу обнаруженной им гробницы. Пыль уже осела, и Кристофер прочитал иероглифы на стене. «Здесь нашёл упокоение тот, кто принял на себя лик смерти», - так перевёл он их. В толковании Шампольона они звучали бы несколько иначе: « Здесь лежит покоривший лик смерти». Это Кристофер отметил про себя чисто машинально, но потом, ещё не раз вспомнил.
Гробница оказалось очень богатой. Золотые украшения и предметы быта, сделанные из золота и пересыпанные драгоценными камнями, превзошли всё виденное Кристофером раньше. Было очевидно, что перед ним была мумия всеми уважаемого, богатого египтянина, и, глядя на неё, он вдруг ясно понял, что это останки Холдуна, то есть, его самого, или того, кем он был в своих видениях. Это чувство едва не лишило его сознания. С трудом сохраняя понимание происходящего, он внимательно осмотрел мумию. Сомнений не было. Перед ним лежало прекрасно сохранившееся тело Холдуна. Видимо, оно, наконец, обрело покой в усыпальнице, и эти богатые погребальные подношения были данью его жертве. Кристофер окончательно пришёл в себя. «Так вот, чем объясняется такое поведение Хёрта. Не думаю, что он знал о больших богатствах гробницы. Скорее всего, интерес представляла сама мумия. Искажение народных преданий, скорее всего, придало ей сакральное значение. Этим можно объяснить и нежелание местных участвовать в раскопках. Их сдерживал мистический страх», - вдруг отчётливо прояснилось в его голове. Вслед за этим, сразу возникло окончательное решение - никогда и никому не рассказывать о найденной усыпальнице. « Холдун достоин спокойного погребения», - подумал он.
Кристофер склонил голову перед мумией, затем, ещё раз окинул взглядом гробницу, и стал выбираться из неё.
В этот же день, он старательно скрыл провал, затем, тщательно засыпал место его нахождения, и чтобы не вызвать подозрения у посланцев Хёрта, раскопал совсем рядом, но за границами усыпальницы.
Солнце нещадно жгло, и тень навеса мало спасала от изнуряющей жары. Кристофер оглянулся вокруг. Белые пески, синее, безоблачное небо, и тонкая полоска между ними. Несколько дней назад, он даже не обратил бы на неё внимания. « Никто не знает, что будет завтра, но пусть каждый помнит, что его обязательно ждёт смерть», - вспомнил он.