I
Текучий как патока туман заполнял тёмные петербургские улицы. Бестужев-Рюмин сидел за липким на ощупь столом питерской пивнушки и тоскливо наблюдал, как полный хозяин заведения силится убить порхающую возле барной стойки муху. Пиво в кружке Бестужев-Рюмина давно закончилось. Алкоголю не удалось поднять настроение декабриста. Он ощущал тоску, и тоска эта была необъяснима. Она пришла из неизвестного места, и Бестужев-Рюмин надеялся, что так же уйдёт в никуда.
За столом в другом конце пивнушки Бестужев-Рюмин увидел Оболенского. Усталые глаза декабриста долго отказывались верить, но он действительно видел своего бывшего товарища, с которым, казалось, только вчера, они бок о бок стояли на Сенатской площади. Оболенский тоже заметил Бестужев-Рюмина. В его глазах читалась та же тоска, та же скорбь по ушедшим темным, но от того не менее запоминающимся временам. Казалось, тут то двум друзьям и суждено было сесть за один стол, вспомнить былое, и, кто знает, может начать новую жизнь. Но Бестужев-Рюмин не без труда поднял свое тяжелое тело со стула, прошел, громко стуча сапогами по деревянному полу, к двери, и вышел, не расслышав прощания хозяина. Он пошёл навстречу туману.
II
Егор Летов снял усталые руки с умных струн. Публика рукоплескала.
— Вам всё нравится? — Обратился музыкант к толпе.
— Да! — Зашумели напившиеся шампанского школьники.
У ребят был выпускной, они отдыхали как могли. Выступала неизвестная им до сего дня группа, но алкоголь делал свое дело — этому событию предстояло стать самым ярким в жизни некоторых из них.