АНАЛИЗ ПОЭЗИИ ПУШКИНА
К ДРУГУ СТИХОТВОРЦУ
(Первое печатное стихотворение Пушкина)
Вместо эпиграфа:
Вы хотите поступить в школу самого Пушкина?.. Вы бы хотели прослушать курс лекций великого поэта?… Хотели бы вы заглянуть в его творческую лабораторию, зримо увидеть виртуозное владение словом, познакомиться поэтических нимфами питающие вдохновение поэта и даже увидеть самого Аполлона, покровителя поэзии?.. Тогда эта книга для вас. Книга будет интересна литературоведам, учителям, любителям поэзии.
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезей,
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!
Первым же словам Арист, стиху придан торжественный тон, имя впечатляет, захватывает наше воображение, мы хотим узнать историю этого человека. Кто он?.. Почему он стал главным героем стихотворения. А суть в том, что оказался в толпе поэтов и это удивило автора. Уж от кого-кого, а своего друга не ожидал увидеть среди алчущих оседлать упрямого Пегаса. Но нельзя забывать об опасной стезе, своенравный Пегас может сбросить, как сбросил конь с летающими крыльями окривевшего юношу в Шахерезаде.
В Аристе проявляется типаж неувядаемого поэта-графомана, который смело вступает в бой с критикой. Что говорит о том, что во времена Пушкина критика была еще в почете, а нынешние стихотворцы вступают в спор с критикой не со смелостью, а со спесивой озлобленностью, без тени сомнения, что создали нечто великое и значимое, а критика для них - это нечто низменное, недостойное их творения.
Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают – и целый свет забудет.
Пушкин выводит образ романтизированного пиита, но относится к нему благодушно и совсем не желает зла, а лишь увещевает поэта, советуя ступать с горы вниз, куда он по своему недоразумению забрался. Но вывод морали убийственен. Ведь многие поэты полагают, что публикация стихов в журналах и есть доказательство их таланта. Но Пушкин безжалостно уничтожает эту иллюзию: свет прочитает, но тут же и забудет. А это приговор. Ведь нарушен главный принцип поэзии - она должна оказать такое впечатление на слушателя, что поэта уже не то что не забудет, но и рады будут обратиться вновь к прочтению стихов.
Быть может, и теперь, от шума удалясь
И с глупой музою навек соединясь,
Под сенью мирною Минервиной эгиды
Сокрыт другой отец второй “Тилемахиды”
Страшися участи бессмысленных певцов,
Нас убивающих громадою стихов!
Потомков поздных дань поэтам справедлива;
На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.
Страшись бесславия!- Что, если Аполлон,
Услышав, что и ты полез на Геликон,
С презреньем покачав кудрявой головою,
Твой гений наградит – спасительной лозою?
Спасительная лоза - это высокие требования к поэзии, об этом просит помнить Пушкин. Аполлон судья поэтов, его слово является последним в споре поэта со своим временем, он или обесмертивает стихи поэта или предает забвению. Вот о чем пишет поэт. В наши времена Аполлона вообще в расчет не берут. Ныне всюду горы руды стихов. Каждый имеет свой котлован, который копает, насыпая свою гору поэзии. Громадное количество стихов уже не в силах уместиться в толстых журналах и выплеснулось в интернет. Вот где и настал бенефис для «бессмысленных поэтов», лишенных “редакторской лозы”. Руда графоманках стихов обрушилась на читателя, снискивая славу таких же графоманствующих сотоварищей, каждая похвала которых лишь укрепляет их в собственном таланте!
Но что? ты хмуришься и отвечать готов;
“Пожалуй,- скажешь мне,- не трать излишних слов;
Когда на что решусь, уж я не отступаю,
И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
Пусть судит обо мне как хочет целый свет,
Сердись, кричи, бранись,- а я таки поэт”.
Ну вот куда теперь денешься. Взял без спросу лавровый венок, стащил из под носа беспечных муз и объявил себя поэтом. Ведь очевидно, раз написал стих, значит и поэт, неопровержимая логика.
Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.
Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштеину французов побеждать.
Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов.
Певцы бессмертные, и честь, и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас,
Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!
Творенья громкие Рифматова, Графова
С тяжелым Бибрусом **** гниют у Глазунова;
Никто не вспомнит их, не станет вздор читать,
И Фебова на них проклятия печать.
Поэт с грустью замечает, что надо отличать умение писать, от умения стихотворствовать, и показывает, что за хорошими стихами стоит большой труд. Попробуйте это объяснить графоману, он будет долго смеятся, ведь он какой трудяга, сочиняет без устали, а того не понимает, что хороший стих - это союз души и музы. Что без одухотворения, ясного языка и глубокой идеи не получится стих. Не зря Пушкин обращает внимание на здравый ум, нынешние стихотворцы творят свои вирши как безумцы, их смысловые стофы так закручены, что нужен дешифратор, чтобы докопаться до смысла, который был изначально вложен. И вот она строгая оценка Пушкина - никто не станет вздор читать. Да, так он называет всю эту поэтическую макулатуру - вздор. И более того, он начинает гневно обличать, заявляя, что на них лежит печать проклятия бога поэзии.
Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо,
Поэтом можешь ты назваться справедливо:
Все с удовольствием тогда тебя прочтут.
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут
За то, что ты поэт, несметные богатства,
Что ты уже берешь на откуп государства,
В железных сундуках червонцы хоронишь
И, лежа на боку, покойно ешь и спишь?
Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Ни чистым золотом набиты сундуки:
Лачужка под землей, высоки чердаки –
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
Поэтов – хвалят все, питают – лишь журналы;
Катится мимо их Фортуны колесо;
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо;
Камоэнс с нищими постелю разделяет;
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он:
Их жизнь – ряд горестей, гремяща слава – сон.
Пушкин прозревал судьбу поэтов, невозможно было получить злато за свое творчество, но все же золотое время поэтов настало, когда они стали получать и злато, и почет, и квартиры, и государственные премии. Это было век золотого тельца в поэзии и пришелся он на годы советской власти. Власть быстро смекнула, что талант поэтов можно поставить под идеологические цели и щедро стало одаривать талантливых, а не уловив желание власти, стали на все лады хвалить советский строй, правда нашлись и те, кто не поддался сладкозвучным литаврам славы и рукопожатием в высоких кабинетах с красными дорожками, их ждала учесть изгоев, их изгоняли из союз писателей, переставали публиковать и даже расстреливали и сажали в лагеря. Увы, участь поэтов, которые наперекор власти была незавидна. Однако сменилась эпоха, уж ныне новые времена, свобода щедро раздарила свои права всем. Уж больше никого не сажают и не третируют, но и власть отвернулась от поэзии и тихо стали отмирать таланты. Все же когда приласканный властью поэт, был изначально талантлив, а так между делом, служением государству, иногда служил и музам, и из под его пера рождались подлинные строки, в этом не откажешь поэтам советской эпохи. Но ныне никто не стал селекционировать таланты, никто не заинтересован в то, чтобы слово убежденно звало людей на трудовые подвиги, и талантливые поэты исчезли, а их место заполнили многочисленные толпы графоманов и бутозеров. Ныне в поэзии полная анархия. Как в 1917 году была свергнута власть, так и ныне поэтический олимп захватили бесчинствующие, косноязычные, самовлюбленные бездари.
Ты, кажется, теперь задумался немного.
“Да что же,- говоришь,- судя о всех так строго,
Перебирая всё, как новый Ювенал,
Ты о поэзии со мною толковал;
А сам, поссорившись с парнасскими сестрами,
Мне проповедовать пришел сюда стихами?
Что сделалось с тобой? В уме ли ты иль нет?”
Арист, без дальних слов, вот мой тебе ответ:
Все повторяется один к одному. Как во времена Пушкина сердитые стихоплеты начинали нападать, так и ныне, если сделать даже не замечание, небольшое наставление, как сразу посыпется обвинение в отсутствие ума, вкуса, и собственной поэтической бездарности. Воинственности графоманам не занимать!.. И вот Пушкин прошел сквозь этот строй шпицрутены. Он на себе испытал, что значит вступать в обсуждение о сути поэзии с графоманами, и понял, что переубедить их невозможно, но он великий поэт, и он не может пасть как они низко и в ответ на обвинение в отсутствие ума начать браниться, нет, поэт лишь улыбнулся и дал убедительное наставление, которое впрочем отлетело от пиита, как горох от стены.
В деревне, помнится, с мирянами простыми,
Священник пожилой и с кудрями седыми,
В миру с соседями, в чести, довольстве жил
И первым мудрецом у всех издавна слыл.
Однажды, осушив бутылки и стаканы,
Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный;
Попалися ему навстречу мужики.
“Послушай, батюшка,- сказали простяки,-
Настави грешных нас – ты пить ведь запрещаешь
Быть трезвым всякому всегда повелеваешь,
И верим мы тебе: да что ж сегодня сам…”
– “Послушайте,- сказал священник мужикам,-
Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,
Живите хорошо, а мне – не подражайте”.
Красота!… Это было не наставление, а сама поэзия говорила языком Пушкина. Описание столкновения батюшки с крестьянами, их с хитрованкой замечание, где он батюшка в церкви говорит одно об пьянстве, а сам-то не прочь нарушить заповедь… И получают потрясающе добродушный ответ, вы живите по хорошим советам, а не по моему плохому поведению. Ведь какая разница, кто дал совет, выпивший батюшка или трезвый. Совет, то есть заповедь своего мудрого поучения не теряет от этого.
Но за разбором текста, мы упустили осмысление главного вывода, что же хотел сказать этим поучением Пушкин нерадивому поэту?.. А то, что он тоже поддался этим искушениям, славе, злату, и его иногда сносит с поэтического холма, но вещи-то о поэзии он говорит правильные… Он как бы говорит, вот и пишите хорошо и не гонитесь ни за деньгами, ни за славой.
И мне то самое пришлося отвечать;
Я не хочу себя нимало оправдать:
Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты,
Проводит тихой век без горя, без заботы,
Теперь, любезный друг, я дал тебе совет.
Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?..
Подумай обо всем и выбери любое:
Быть славным – хорошо, спокойным – лучше вдвое.
Здесь поэт уже переходит к другой теме, что слава не всегда для ее обладателя является благом, что быть покойны лучше, чем иметь обострения по поводу поэзии. Ведь поэзия, это не всегда меланхолическая элегия, иногда оно разящее оружие, и тогда борьба случается с могущественными силами. Пушкин понимает, что для подлинной жизни, лучше покой, как то провозглашает, например, конфуцианство, но он для себя выбрал борьбу. Ибо поэзия это борьба за совершенство, вдохновение и справедливость.
Не денег, ни славы, ни богатства, ни уважение вы ничего не получите, ни капли, даже если вы будете самим Пушкиным. Мы живем во времена, когда множество талантливых поэтов появляются и исчезают не став достоянием общественности. Мы живем в суровый век общественного похолодания к поэзии, но может быть это и хорошо. Ведь поэзия нужна самому поэту, он питается ее красотами, он созерцатель и создатель своего творчества. Когда ничего не надо, но хочется творить, хочется писать, хочется писать красиво как писали классики, тогда это подлинное влечение к поэзии, и тогда пусть будет совсем немного кому вы сможете прочитать стихи, или поделиться в инете с друзьями, их оценка для вас станет также удивительно прекрасна, как и головокружительный успех рукоплещущей толпы.
Определяйтесь, поэт или нет и в путь!…
ВЫВОДЫ:
Хотя это было первое стихотворение Пушкино, оно явилось совершенным, как по идеям, как по форме, как по развитию сюжету. И это тем удивительней, что подобное стихотворение должно было бы явиться как итог всей поэтической деятельности. Последнее стихотворение стало первым, как такое стало возможным, откуда такое понимание смысла поэзии, откуда такое совершенство формы. Последующие стихи будут уступать, но это явило блестящую поэтическую мысль. Стало манифестом как для самого поэта, так и для последующих.
Объяснить это можно следующим образом. Пушкин выступил как мастер слова, благодаря тому, что предыдущие несколько лет тщательно изучал основы поэзии, создавал наброски, впитывал в себя традиции, изучил все истоки русской поэзии, и как законченный цикл его понимания поэзии и назначения поэта и явилось стихотворение. Поэтому оно зрелое, совершенное. Так одним стихотворением гений явил себя во все красоте и доблести.
К ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ:
В 1814 года Пушкина опубликовал произведение «К другу — стихотворцу» в журнале «Вестник Европы». Под Аристом подразумевался Вильгельм Кюхельбекер — лицейский приятель Пушкина. Его стихи подвергает критике поэт и просит оставить попытки оказаться на горе Геликон, где обитают музы. Под словами «бессмысленных певцов, нас убивающих громадою стихов» подразумеваются писатели, сочинявшие бездарные произведения. Под именами Графова, Рифматова и Бибруса скрывались — Хвостов, Ширинский-Шихматов и Бобров. Им противопоставляются «певцы бессмертные, и честь и слава россов» — Державин, Дмитриев, Ломоносов.