Не любить спорт нынче не принято. Это даже безнравственно, не любить спорт. Если не любишь спорт, то ты не за здоровый образ жизни и всё такое. «Ребёнка надо приучать к спорту с детства.» - это аксиома, а кто рискнёт возразить будет закидан краеугольными камнями.
Меня приучали. Когда мне исполнилось четыре года, родители отдали меня в секцию фигурного катания. В то время российское фигурное катание было в поре своей славы – блистала Роднина, выписывали свои ослепительные пируэты Горшков и Пахомова. Мои молодые родители, как и все советские люди, умели мечтать. И мечты их были связаны с острыми и звенящими лезвиями коньков.
Секция фигурного катания находилась в соседнем городе и меня поднимали в шесть часов утра – тренировки начинались рано. Я помню по радио гимн Советского Союза и яйцо всмятку на завтрак. Потом надо было долго идти по тёмному лесу до автобусной остановки. Автобус баюкал жиденьким теплом и уютным гулом мотора. Люди бросали деньги в стеклянный ящик, а я пристраивалась рядом и откручивала им билеты, глядя, как падают в нутро ящика с резиновой ленты - транспортёра жёлтые и белые монетки. Так не хотелось из автобуса выходить!
Однако приходилось и мы направлялись в огромный Дворец Спорта, похожий чем-то на летающую тарелку, которая плюхнулась на универмаг. Там в холодном мраморном вестибюле мне одевали связанный мамой шерстяной костюмчик с короткой юбочкой, натягивали коньки, туго-претуго зашнуровывая голенища ботинок. Потом отправляли в чехлах ковылять до самого катка. Каток частенько был занят хоккеистами, которые проносились с пугающим скрежетом, гремя клюшкой. Мне казалось, что хрупкие бортики катка не выдержат этой скорости и вся эта мужская хоккейная мощь выплеснется наружу, на трибуны, сметая всё на своём пути.
После хоккеистов проезжала машина, позади неё волоклась полоса резины. От резины шёл пар. Лёд из-под неё выходил гладим как зеркало и ровным, как бумага. Наши коньки выписывали на нём новые замысловатые строки.
Моя первая обида была связана с первыми выступлениями. Я хорошо откатала короткую программу, потом стала ожидать своей очереди на обязательную. Эту программу мы с мамой дома готовили под музыку Шаинского «Пусть бегут неуклюже…» Но организаторы что-то напутали и поставили другую музыку, незнакомую. Меня объявили и я вышла на лёд. Откатала неплохо, но музыка кончилась раньше, чем моя программа. Поэтому я исполнила не все прыжки, в том числе и мою гордость – одинарный ритбергер, поэтому и получила гораздо меньше баллов, чем могла бы.
Потом были какие-то крупные соревнования, чемпионат Союза, наверное. Перед выступлениями маститых фигуристов на лёд было принято выпускать маленьких фигуристочек, которые катали незамысловатый танец. Девочки должны были быть наряжены в разноцветные платьица с пышными нижними юбочками. Платьица должны были быть сшиты самими родителями. Помню, как тренерша - худая, вечно раздражённая женщина, раздавала им выкройки. Мои родители отчего-то замешкались с пошивом костюмчика, а когда всё же решились и купили ткань небесно-голубого цвета, меня уже отчислили из танца. Я сидела на трибуне и горько плакала, глядя, как танцуют девочки в пышных юбочках, а дома в ящике лежала самая красивая небесно-голубая ткань.
Тогда и произошёл третий инцидент, таинственный и необъяснимый. Кто-то на тренировке обозвал тренершу «дурой» и она с уверенностью стала утверждать, что это сделала я. Я отчётливо слышала эти слова и понимала, что кроме меня их сказать в данной ситуации было некому. Но эти слова были сказаны не мной, а кем-то другим. Мне бы и в голову не пришло такое сказать. Но тренерша так горячо меня обвиняла, что я и сама поверила в истинность её обвинений. Меня стыдили и заставляли просить прощения. Я рыдала и отпиралась, но кто бы мне поверил?
Наконец, на семейном совете было принято решение отдать меня в музыкальную школу, на фортепиано – в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Все вздохнули с облегчением. А со спортом у меня с тех пор так и не заладилось.
Позже, в школе, я попросилась в волейбол. Молодая весёлая тренерша приходила нас агитировать в класс и сумела прямо-таки заинтересовать. Однако, когда мы с подружкой пришли, она не уделила нам никакого внимания и поставила возле стенки отрабатывать подачу, а сама ушла заниматься с другими, видимо, более перспективными ребятами. Так полтора часа мы и отрабатывали. Сходив ешё пару раз «отрабатывать подачу», мы решили оставить этот вид спорта до лучших времён и вернулись к дворовому пионерболу.
В восьмом классе я решила заняться дзю-до. Восточные единоборства входили в моду. В классе царила гопота и наблюдалась типичная ситуация естественного отбора по Дарвину – выживали сильнейшие. Способность бить лицо была прямо пропорциональна числу ступенек иерархической лестницы. С этой способностью надо было родиться, но мне не повезло. Агрессия лезла из меня редко и неуправляемо. Дзю-до должно было изменить мой слабый характер, дать хладнокровие, уверенность в себе и безжалостность к противнику. Увы. Мне не хватало резкости, скорости, и ещё чёрт знает чего, не хватало. Тренер, смазливый мужик с усами пшеничного цвета, снисходительно поглядывал на меня и ставил в спарринг с тем, кто послабее. Но я не сдавалась, я верила, что человек может всё, если захочет. На соревнования по первенству Московской области в город Коломну меня взяли вместо кого-то заболевшего, и я была на седьмом небе от счастья. Перед соревнованиями нас отвели обедать, и обед этот сыграл очень важную роль. Дело в том, что когда нас взвесили, я оказалась тяжелее на целых полкило для своей обычной весовой категории. В следующей весовой категории, куда я попала после сытного обеда, были только две девушки. Обе, правда, были кандидаты в мастера спорта. Поэтому моё поражение, обеспечило мне гарантированное третье место, и было почётным, насколько, конечно, почётным могло быть поражение вообще. Самым драматичным оказалось то, что моё призовое место на этих соревнованиях было единственным в нашей команде. Тренер усмехнулся в пшеничные усы и произнёс торжественную речь о том, что даже от таких, как я бывает польза. После этого успеха, я охладела к данному виду спорта – сражаться с призёром Московской области по дзю-до желающих не находилось, а о подробностях я предпочитала умалчивать.
Я бросила дзю-до, стала писать стихи и выучилась играть на гитаре.