- Решение принимаете только вы, - сухо сказал врач.
… Эту женщину (жену того, с кем он сейчас разговаривал) – положили в больницу почти месяц назад, но на днях стало ясно, что положили НЕ ТУДА.
Пожилая, но активная, она, уйдя на пенсию, дома сидеть не захотела. Нашла хорошее дело: читать курс лекций студентам медучилища, по своей же врачебной специальности.
И вот – не прошло и года, как на одном из занятий она упала в обморок. Даже не упала, а как бы прилегла грудью на стол, плавно и беззвучно. Студенты даже не поняли, сначала заулыбались: заснула старушка прямо на лекции.
Но Нина Григорьевна лежала странно, неестественно. Побежали позвать кого-то, вызвали скорую, - и вот, пожалуйста: инсульт. Сообщили тут же мужу. Вроде бы инсульт.
Её и положили как таковую. И завертелось: таблетки, процедуры… Давались гарантии, что женщина скоро оправится, ничего такого.
Но… Поступившие в те же сроки больные уже по одному выписывались, а Нине Григорьевне лучше не становилось. А, наоборот, начала пропадать способность внятно говорить. Её речь походила теперь на рваную озвучку «зависшего» фильма: звуки, слоги, протяжное мычание… Всё это никак не складывалось ни в слова, ни в предложения, и глаза женщины выдавали настоящую муку. Она ясно понимала, что наступает что-то страшное, и что никакой это не инсульт, конечно. Сама же медик, зачем обманываться?..
Сердобольные соседки по палате, пытаясь облегчить ей общение, придумали: на большом листе крупно написали алфавит, и теперь Нине Григорьевне достаточно было просто показывать букву за буквой, если хотела что-то сказать. Радовались, что так удачно изобрели; а то тяжело наблюдать, как приходящий муженёк кривится и отворачивается, отмахиваясь он женщины, как от назойливой мухи. Дескать, прекрати бульканье, выключи рот.
Но Нина Григорьевна обнаружила, что она, оказывается, забыла буквы. Забыла!.. Смотрела на эти значки, мучительно напрягаясь, но не могла отметить знанием ни один из них. Они напоминали что-то смутное, много раз виденное, но что?..
Врач ужаснулся, когда ему об этом сказали. Ох, не инсульт это, нет! Казнился: ну идиот, как сразу не понял?! А ещё со стажем, других поучает…
Надо срочно сделать томографию, тогда и разъяснится.
И разъяснилось: да, больше полугода Нина Григорьевна не проживёт. Конечно, самой женщине об этом не сказали. А, наоборот, сделав на обходе радостное лицо, врач обнадёжил:
- Ну, дорогая, завтра Вас выписываем. Рады?.. Потихоньку восстановитесь, но надо время, понимаете? Терпение, и больше ничего. И, конечно, принимайте всё, что назначено.
Вечером, как обычно, заявился неизменно куда-то торопящийся супруг, но на этот раз ему пришлось притормозить. В кабинете главврача его ждали с разговором. Откровенно обрисовав перспективы, лечащий врач, однако, предложил:
- Послушайте, Иван Павлович, существует, как говорится, альтернатива…
И принялся излагать свой план: есть всё же крохотный шанс, и, если сделать операцию, то опухоль в мозгу Нины Григорьевны можно удалить.
Да, риск. И очень, очень значительный: лишний миллиметр туда-сюда, и получится летальный исход. Или – увы, возможно и так! - женщина станет недееспособной. Ведь это мозг! И сколько такая проживёт, никто не знает. Бывает, что долго-долго…
- Денежный вопрос тоже стоит, - добавил врач. – Мы вам гарантируем льготные условия, ведь ваша жена – медик, и как раз сейчас для медработников выделили большие квоты. Вот так повезло! Но и вам предстоит внести прилично.
Он назвал сумму, и Иван Павлович содрогнулся: ничего себе!.. Это же все сбережения уйдут, да ещё и занять придётся. Потом – долги отдавать, отказывая себе во всём! Нет, Иван Павлович не привык себя урезать. Ещё чего!.. У него одна жизнь, а не десять. Да и гарантий-то нет!!! Потратится, получит кучу проблем, а потом – надо ухаживать за инвалидкой, которая будет только тем и занята, что ходить под себя?! И к чему этот пустой трёп про какую-то там надежду, ничего хорошего не выйдет. Маленький шанс – это практически ничего, ноль!
… Доктор смотрел вопрошающе, сочувственно, и Иван Павлович даже умилился от осознания собственной жертвенности, всхлипнул:
- Спасибо Вам!!! Но и эта сумма чрезмерно велика для меня, пожилого человека с крохотной пенсией…
Зря. Не то сказал. По нехорошей улыбке врача Иван Павлович мгновенно догадался, что материальное положение его семьи неплохо известно доктору. Город хоть и не маленький, но двухэтажный особнячок – в кармане не спрячешь… Ну да ладно, договаривать всё равно надо:
- Нет, уважаемый, я не отказываюсь. Я ведь, собственно, и не про деньги… Если операция пройдёт неудачно, то Ниночка обречена пластом лежать; потребуется сиделка и всякое такое… Правильно? Где ж я наберусь, все наши средства таким образом скоро закончатся!
Ну что за скользкий тип! О хорошем исходе не говорит вообще: то ли настолько не верит, то ли настолько его не хочет? Да плевать. Шанс есть? – есть. Любой врач должен бороться до конца. Вот и будем.
И врач уверенно подытожил:
- Попытаться мы всё равно обязаны, не так ли?
- Так, так… - потерянно заморгал муженёк.
- Ну, а раз так, то назначаем операцию. Завтра вы жену заберёте, а привезёте через две недели.
Он назвал дату и размашисто написал реквизиты банка, куда следовало за это время внести деньги.
- Пока всё. До встречи. Пусть Нина Григорьевна принимает лекарства, проследите.
Единственное, что осталось несделанным, была бумага на согласие проведения операции. Требовалась последняя подпись.
- Прошу вас, Иван Павлович, послезавтра подойти в любое время. Я подготовлю документ, а вы подпишете. Без согласия ближайшего родственника мы не имеем права ничего делать.
- Но я не могу подписать! – встрепенулся муж. – Не могу, если по совести!!! Какой я ближайший родственник?! Нас только штамп связывает! Нет детей, понимаете? Пусть тогда её дочь решает, я не имею права взять на себя такую ответственность!
О чём он, какая дочь? Сам же говорит, что нет детей…
Но Иван Павлович уже отлично владел ситуацией:
- Её дочь от первого брака, взрослая уже!
- А, вот так обстоят дела? – врач, конечно, видел в жизни всякое, чего уж тут удивляться; привык.
- И где она, почему не приходит?
- Да потому что, потому! – зачастил оживившийся супруг. – Потому что живёт далеко, давно не приезжала. Но я ей немедленно сообщу; приедет – пусть и подпишет. Она ведь ей ближе родственница, чем я?! – уже почти кричал он.
- Ближе, - кивнул врач. – Вообще-то, по закону, всё равно ближе вы, уважаемый. Но это – как хотите, я вас понял.
- Вот и прекрасно, вот и чудесно! – Иван Павлович сиял, как новый пятак. – Значит, я побежал, буду решать!
- Бегите, - отмахнулся врач.
Не воспитывать же «мальчика», в самом деле. За каждого сердце рвать – сам сляжешь.
А Иван Павлович действительно начал бурно «решать». Прежде всего, надо так поговорить с Алёной (той самой дочкой), чтобы сразу снять все вопросы.
Решил – делай. Иван Павлович всегда поступал именнотак, быстро и нахраписто. Потому и имел то, что имел! Под лежачий камень, как известно… И он тут же набрал номер:
- Алёна, здравствуй. Мать умирает.
- Как?!! – слышно было, как на том конце пришли в ужас. – Иван Павлович, как же так?! Что случилось?.. Она ведь бегала!!
- Алёна, не истери! Впрочем, я тебя понимаю, сам всё это пережил. Просто сейчас уже есть кое-какие соображения, поэтому срочно нужна ты. От тебя зависит, что будет с матерью.
Правильно, вот так: ровно, чётко, по-деловому, ни одной высокой ноты. Способ проверенный, обкатанный. И Алёна слушала, вникала и была готова на всё.
… Алёна не жила с ними давно. Так вышло, что Иван Павлович познакомился с Ниной Григорьевной, можно сказать, на работе: она устроилась терапевтом в медсанчасть при их заводе. Они оба были относительно молоды, но «с опытом»: Нина – разведёнка с ребёнком, Иван – одиночка, уязвлённый фактом мужского бесплодия и оставленный по этой причине уже двумя женщинами.
Дальше – сложилось просто и быстро: познакомились, разговорились. Сыграло положительную роль то, что они просто подружились, без всяких задних мыслей. Интересно бывает в жизни: они постоянно «совпадали» в столовой во время обеда, потом - уже специально садились за один столик. Разговаривали, советовались. С интересом обнаружили, что ПОНИМАЮТ друг друга… Иногда это имеет гораздо большее значение, чем любовь с первого взгляда.
И в один прекрасный день – поняли, что уже не просто дружат. Оба поняли. И Нина сказала:
- Ваня, а давай жить вместе.
Ему понравилось, что женщина ничего из себя не корчит, что такая вот прямая. Ишь, сама предложила! И она ВСЁ о нём знает, между прочим. Понимает, на что идёт, а хочет быть с ним! Что за прелесть эта Нина, надо же. Неужели повезло?
Не откладывая, сходили в ЗАГС. Иван Павлович переехал к Нине в её «однушку»; до этого – жил с родителями. Старики не знали, какому богу молиться на радостях: сын пристроен, кому-то наконец нужен! А что детей у него не будет – так и тут не вопрос: у его жены уже есть дочка.
И Нина была обласкана свекровью и свёкром сверх всякой меры; шестилетняя Алёнка даже стала называть их «бабушкой» и «дедушкой». В общем, всё чинно и пристойно, как и надо. Потекла спокойная семейная жизнь, девочка неплохо ладила с новым папой. Но называла его почему-то только «дядя Иван». Да ладно, это пустяки.
Иван Павлович ощутил твёрдую почву под ногами, и, окончательно успокоившись, «вписался в поворот», как он любил говорить. Настало время перестройки, кооперативов и прочей мутной воды, и он быстро ловил в ней жирную рыбу достатка. Нюх имел, талант.
Если бы не безвременные смерти его родителей (одна за другой!..), то и совсем было бы хорошо. Но Иван Павлович не роптал, держался с достоинством. Когда более-менее всё вернулось на круги своя, умно распорядился наследством, прибавив хорошие деньги к уже накопленным, и, наконец, смог осуществить мечту всей своей жизни: купил огромный дом. Правда, для этого пришлось продать «клетушку» жены, ну да кто о ней пожалел? Результат того стоил.
Алёнке в тот год исполнилось пятнадцать лет. Она получила аттестат о «неполном среднем», и Иван Павлович предложил:
- Я думаю, что ни к чему ей идти в старшие классы, не семи пядей во лбу, вот давайте честно.
И изложил свои прикидки: отправить девочку к родному отцу, на Север. Тот регулярно слал деньги, от дочери не отказывался; а, главное – звал. Писал, что устроит Алёну в лучшем виде. Что поможет, гарантирует хорошую зарплату и перспективу.
Нине Григорьевне не очень-то пришёлся по душе такой план, но Алёнка – сама загорелась:
- А и правда, мам!!!
Нина Григорьевна ещё повздыхала, попереживала; связалась по телефону с «бывшим» - и всё-таки позволила.
Алёнка и упорхнула, зажила своей жизнью. Часто звонила, писала, и это были всегда хорошие, правильные новости. Приезжала, правда, редко. Да и то: не близкий свет! На одну дорогу – не напасёшься.
Однажды написала, что выходит замуж. Точнее, уже вышла: столы не накрывали, свадьбу не играли, просто расписались. Алёнка была уже беременна, пятый месяц, и обтягивать живот белым платьем – не захотела.
… Что ж, это жизнь, это счастье. И в свой срок – благополучно родился Петенька: регулярно присылалась куча фотографий, по которым легко просматривалась история радостного роста и развития малыша.
А Иван Павлович полностью расцвёл душою; зажил так, как он всегда видел в своих мечтах: спокойно, сытно, с достатком. Никто не дёргал, не отнимал время, ничего не требовал. Нина Григорьевна слала посылочки своим, а он не вмешивался, потому что на его благополучии это никак не отражалось.
Он признавал теперь только добротные, хорошие вещи и полный, безмятежный комфорт. Это Нина – всё чего-то суетилась, не могла найти себе места, всё выдумывала дела и проблемы, а Иван Павлович – как постановил для себя раз и навсегда существовать наконец без малейшего напряжения – так и жил. Имел право, в конце концов.
А Нина Григорьевна - не могла перестать активничать. Не хотела жить ради себя одной, не умела. Ей всё казалось, что существует её личная огромная вина перед дочерью и внуком, которые теперь так далеко. Поэтому она, даже выйдя на пенсию, моментально нашла приработок - и эти деньги свято шли «кровинушкам».
Иван Павлович усмехался, глядя на это. Сам он давно не работал; к чему? Если в своё время не был лохом, если приумножил, а не потерял, если…
И сейчас – его время, однозначно. Как говорится, теперь пусть весь мир подождёт!
У него появились какие-то сугубо личные счета и вклады; регулярно шли хорошие проценты. Нина Григорьевна вообще не вникала: неинтересно. Он давал ей «на хозяйство» безотказно, но обязательно всё проверял и пересчитывал, что неприятно удивляло.
Можно сказать, что они и сами не заметили, как давно уже начали жить параллельно, практически не соприкасаясь ни делами, ни мыслями. И не телами… Да что там! - и не душами. Как так получились, ведь начиналось-то по-другому?..
… Но вот, три года назад, - Алёна позвонила с нехорошим известием. Сначала думали, что оно – просто неприятное и временное; а оказалось, что пришла беда. Началось с пустяка: Алёна неловко упала, буквально – на ровном месте, споткнулась на улице. Опухло колено, но постепенно боль ушла, а потом, когда обо всём уже и забылось, - вдруг началось непонятное, нога ныла невыносимо… И оказалось, что дело серьёзное.
Дошло до того, что прозвучала мысль о возможной ампутации. Нина Григорьевна тогда чуть с ума не сошла:
- Вот оно!!! Я знала, чувствовала! Зачем, зачем я её отпустила тогда?!! Зачем поддалась?!!
Но вскоре Алёна сообщила, что обошлось… Ногу удалось спасти, хотя осталась – теперь навсегда! – значительная хромота. Даже дали «группу».
Иван Павлович успокаивал жену, говорил, что тоже очень переживает. Но на самом деле – решил не брать дурного в голову: он не Господь Бог. Чего причитать, что изменится?
Спокойствие мужа Нина Григорьевна восприняла как поддержку надёжного мужского плеча. И была безмерно благодарна, что он не теряет голову, а ведёт себя ровно и разумно. Глядя на него, и она невольно снижала накал своих переживаний. Она твёрдо решила: нельзя больше откладывать, надо немедленно съездить к дочери. Самой посмотреть, как и что.
Иван Павлович пожал плечами, но не остановил. Она быстро собралась и отправилась.
Поездка облегчения не принесла: семья дочери жила скромно. Бывший муж Нины Григорьевны, вначале опекавший своё дитя, давно уже дал понять, что свой отцовский долг выполнил и перевыполнил, а дальше – «сама». У него как раз, к тому же, случился очередной роман «до гроба», а личное счастье мужчина ставил превыше всего.
Нина Григорьевна узнала: дочь больше не работает, зять – получает скромно, хоть и на Севере; а внучок подрастает и требует заботы… И материальной тоже, а как же. Короче, радостного мало.
Она вернулась домой с тяжёлым сердцем. По дороге всё обдумывала, как сказать мужу, что они теперь должны, просто обязаны сменить образ жизни; что деньги в могилу не заберёшь, что нужно быть мудрыми и щедрыми. Им-то в любом случае хватит!
Иван Григорьевич встретил, расспросил. Выслушал внимательно, спокойно. Ответил (как хорошо продуманное и давно решённое):
- Значит, делаем так: отсылай им, сколько считаешь нужным, я и слова не скажу. Но!! - у меня не проси. У тебя есть и пенсия, и зарплата, - распоряжайся! Согласись, что у Алёны имеется родной отец. Так вот, даже он уже отстранился, потому что дочь – взрослая. И это правильно! По большому счёту, это теперь она должна нам помогать, а не наоборот.
И возвысил голос:
- Я имею право жить СВОЕЙ жизнью, а?! Я сам всё заработал! Вот этими руками !!! И ни на кого не надеялся!
Нина Григорьевна сникла. Вот оно, значит, как!.. Это же надо, столько лет прожить бок о бок - и ничего не понять... Но теперь-то что? Как есть, так и есть.
Супруги больше не возвращались к этому разговору, и всё пошло именно так, как определил Иван Павлович. И шло до того самого дня, когда Нину Григорьевну увезла «скорая»…
************************
… - Дядя Иван, да что с мамой, подробно объясните!!!
- Значит так, дорогая. Слушай и запоминай, кричать не надо. Это не поможет, пойми и успокойся.
- Да-да, говорите! Я вся - внимание!
- Алёна, у Нины опухоль мозга, которая быстро прогрессирует, и скоро конец, понимаешь? Сделать ничего нельзя, чудес не бывает. Но врач предложил операцию, после которой, если она не умрёт прямо на столе, будет только один результат: она ляжет пластом и превратится в беспомощное дитя, ничего не понимающее существо. Да, она проживёт какое-то время, но как бревно. Из поликлиники – будут ходить, чтобы колоть обезболивающее, и это всё. И в связи с этим - у меня вопрос к тебе, как к дочери, любящей свою мать не на словах, а по-настоящему: ты хочешь, чтобы она вот так мучилась?! Хочешь продлить боль для неё?!! Я думаю, Алёна, что она такого не заслужила!
В трубке заплакали.
- А что… что я должна сделать?.. Вы сказали, что только от меня зависит…
- Да, зависит. Спасти – это отказаться от операции, понимаешь? Пусть уж мать доживёт спокойно, хотя бы соображая, где она и кто она. Вот я и спрашиваю тебя: дашь ли ты согласие на эту операцию? Нужна подпись ближайшего родственника.
- А вы, дядя Ваня?.. Что решили вы? Будете подписывать?
- Я – нет. Это бесчеловечно. К тому же я, по сути, не родной. Ты – её кровь, тебе и карты в руки.
- Подождите, дядя Ваня!!! Может, денег надо?!! Давайте решим, мы квартиру продадим!
- Нет-нет-нет, это лишнее. Неоправданные жертвы. Да и деньги у меня есть. Правда, не все, но есть.
(Вот этого ещё не хватало! Продадут – а сами куда?! В родные края, что ли, ему на голову?.. С ума сойти!)
- Я не могу позволить тебе, которую я тоже люблю, вот так себя непоправимо урезать. Главное, что жертвы наши – в любом случае! – никому не нужны. Мы заплатим лишь за то, чтобы продлить муки мамы, и без того немалые.
- Боже, боже, боже!..
- Алёна, слезами горю не поможешь. Давай будем мужественными. Итак, могу ли я сказать врачу, что близкие родственники категорически против такого изуверства и ничего не подпишут?
- Да, можете… А если?..
- Всё, всё, Алёна. Молодец. Я знал, что ты достойная дочь. Спасибо, Бог всё видит!
Алёна разрыдалась в голос:
- Я… Я приеду, как только смогу!!!
- Конечно, конечно. Ждём.
Иван Павлович с облегчением положил трубку. Отлично. Всё правильно. Послезавтра он с чистой совестью скажет этому настырному эскулапу, что родная дочь Нины Григорьевны категорически против. Не обсуждается.
Да она сама приедет и подтвердит, не сомневайтесь. Если успеет.