Боря, выйди с моря!

Евгения Подберезина
   
   Во времена не столь давние в стране Советов отдыхать в Юрмале стремились не только рижане, а все, кого по жизни сопровождал припев «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз». Снять дачу в Юрмале на лето стремились многие. Море, широченный песочный пляж, дюны, сосны, свежий воздух и клубника - все для детей, а мы как-нибудь перебьемся с «удобствами» во дворе и отсутствием телефона.

   Мы жили скромно, но отец всегда снимал дачу на разных станциях: Меллужи, Дубулты , Майори. Вся Юрмала была в деревянных домиках с верандами, застекленными цветными фигурными стеклами,  с зелеными дворами, зарослями сирени, жасмина, шиповника. Станции Меллужи и Асари славились клубничными плантациями.

   Много лет наша семья снимала дачу в Пумпури (три крошечных комнатки плюс кухня и сухой туалет, колонка во дворе). Стоила она 300 рублей за сезон с июня по август, это были немалые деньги. Зато море рядом, можно в купальниках и плавках ходить, а в пансионате какой-то рижской фабрики рядом с  нашей дачей напроситься  в душ за умеренную плату жуликоватому дяде Коле. Рядом был рыночек со свежими овощами и ягодами, магазин и кинотеатр, где шли заграничные фильмы. Чего же боле?

  В те времена в Риге жило много еврейских семей, они снимали дачи в Юрмале и добавляли к общему «интернационализму» свой колорит. Нашими соседями были Рива, пышная женщина в ярких крепдешиновых платьях, ее дочь Соня мужем и детьми Сеней и Мариком. Соня с мужем уезжали на работу, Рива готовила завтрак и будила детей. Младшенький, упитанный Марик, уже уминал кашу с медом и маслом, а тощий глазастый его старший брат шести лет никак  не мог проснуться. Театр одного актера мы наблюдали ежедневно:


   - Сенечка, солнышко мое, вставай! – кричала Рива так, что слышали окрестности. – Уже открой свои глазки, умой свое личико, котик мой золотой, ненаглядный!


   Сеня открывал один глаз, но вставать не торопился. Марик в это время уже поглощал из миски клубнику, щедро политую сливками и посыпанную сахаром (чтобы  не похудеть!)


    - Сенечка, мандаринчик мой сладкий, красавец мой писаный, вста-а-авай! – кричала Рива, вытирая перепачканный клубникой рот Марика.


   Сеня безмолвствовал, и бабушка теряла терпение.


   - Ах так, негодник! Ты будешь бабушке нервы выдергивать, пока клубника за три пятьдесят – подумать только! – скиснет! Так я ж сейчас затолкаю кашу с клубникой в твой неблагодарный рот! И пусть я лишусь своих нервов, но ты прибавишь у меня к школе два кило!

   
   Разъяренная Рива с неожиданной для ее веса легкостью вбегала в комнату с миской в руке, но Севы уже и след простыл. Внучек  сиганул в окно и делал вид, что умывается.  Гнев Ривы проходил так же быстро, как и возникал, и она с умилением смотрела, как « ее золотце» нехотя ковыряет ложкой кашу и клубнику со сливками.
    Рива была с виду типичная «Маша» - голубоглазая светловолосая и курносая. Она дружили с моей бабушкой Верой, они выручали друг друга то стаканом  муки, то пачкой дрожжей, то «присмотреть за этими дьяволятами внуками». Но в то лето моя бабушка внезапно охладела к Риве и стала держаться с ней церемонно, причину чего ни сама Рива, ни мы не могли понять.Туман рассеялся чудным июльским утром, когда бабушка после утренней молитвы встала с колен перед нашей семейной иконой Богородицы, которую всюду возила с собой как оберег.


   - Ой, Танюша, - промолвила бабушка с горьким вздохом, обращаясь к моей маме, - не могу в себя придти. Третьего дня была в церкви на службе и вдруг узнала от батюшки, что спаситель наш Христос –  иудей, еврей то есть! Можешь себе представить?


  - Мам, ты же Евангелие  всю жизнь читаешь, что тут неожиданного? Вифлеемская звезда опять же …  Да  ты никогда, слава Богу, антисемиткой не была, с чего вдруг ты к  подруге своей Риве так переменилась? – удивлялась мама.


   - Тебе не понять, - вздыхала бабушка, с умилением глядя на икону Христа с голубыми глазами и  таким привычным славянским обликом.
   - Чего ж евреи его распяли? Своего-то? Что-то не сходится! - с сомнением в голосе проговорила она.


   - А то ты не знаешь, как свои русские во время Гражданской войны убивали и вешали своих же, православных! - сердилась мама.


   - Значит, такие как наша Рива, распяли Спасителя нашего? Обыкновенные евреи?
   -  Это же было почти две тысячи лет назад! Объявили, что Иисус - бунтарь  хуже разбойника, вот люди из толпы  и закричали: «Распни его!»


   - А Понтий Пилат руки умыл, - задумчиво добавила бабушка. – Ну да, у нас тоже на демонстрации народ кричит, что ему скажут из репродуктора: «Слава КПСС, позор империалистам!» «Куба – да! Янки – нет!» - сообразила бабушка Вера.

 
   В голове бабули все стало на свои места: она налепила вареников с черникой и позвала Риву с внуками. И вскоре мы с соседями дружно сидели за одним безразмерным столом под яблоней, пили чай и нахваливали вареники и тейглах – бесподобные сладости с медом, маком и корицей, которые пекла Рива.

 
   К Риве приезжала ее сестра Маня из Одессы с гостинцами с одесского привоза, такая же толстушка, шумная и веселая. Она рассказывала еврейские анекдоты, над которыми хохотали обе наших дачи.


   Встретились два еврея. Мойша говорит Яше:
   - Видел я в парке на скамейке твою дочку Розу. И кто бы мог подумать – сидит и кормит ребенка грудью!
   - Ну и что? – с философским спокойствием изрекает Яша.
   -  Как что? Она же еще не замужем!
   - Но если есть время и молоко, почему бы не покормить?..


   Всех анекдотов не помню, но был какой-то, где еврейская мамочка кричала сыночку:
   - Боря, выйди с моря и сделай тете здрасте!


    Эта фраза у нас стала своего рода паролем, и мы, дети, купаясь в море, повторяли ее и хохотали. И вот настало лето, когда на соседней даче поселилась какая-то скучная пожилая пара. Вся семья тети Ривы эмигрировала в Израиль:  начали выпускать из Союза рижских евреев, в том числе «отказников», которым приходилось в ожидании визы идти в сторожа, истопники и на прочую малооплачиваемую работу.

   Рива пришла к нам с подарками попрощаться. Принесла роскошную хрустальную вазу, полную тейглах. С собой они не могли взять всю посуду и раздаривали ее соседям и знакомым. Риве  очень не хотелось уезжать из родной Риги, но так решили дочь с мужем, а остаться без семьи и внуков она, конечно, не могла. Ехала в надежде, что хотя бы внуки заживут счастливо и никто не назовет их  «жидовской мордой».

 
   Ирония судьбы заключалась, по словам моего приятеля, уехавшего в Израиль, вот в чем: в Союзе им мешала «пятая графа», а в Израиле они так и не стали «настоящими евреями». Многим из них не был близок иудаизм, не все освоили иврит. И здесь их называли частенько «русскими» с некоторым пренебрежением.


   Мой приятель Петя Вайль, ставший известным писателем, был евреем по отцу, русским по матери, а значит, не евреем для Израиля. Он эмигрировал в США после того, как ему пришлось уйти из популярной молодежной газеты, где он был самым ярким и талантливым журналистом:  не так писал и не о том. Не хотел быть «подручным партии», как называл писателей и журналистов Никита Хрущев.


   Мало кто из коллег пришел его проводить:  это было чревато неприятностями. Если бы Петя не эмигрировал, он бы не реализовал себя в Союзе и может быть, просто спился как невостребованный творческий человек. Тем более, что имел к спиртному склонность. Это он научил нас, своих приятелей, в эпоху дефицита делать коктейль «Кровавая Мери». Мастерски наливал в стакан с томатным соком водку «Московская» так, чтобы ингредиенты не смешивались. Напиток в стакане  четко делился на красное и белое. Выпиваешь залпом водку, за ней вкуснейший симферопольский томатный сок - идет легко и чудесно, но чревато … Закусывали чем придется, в крайнем случае, - плавленым сыром, а если время и финансы позволяли, нарезали трехлитровую банку салата «Оливье» с колбасой.

 
   Петя умел сварить «щи из топора» - накрыть стол из минимума продуктов. Уже в эмиграции вместе со своим соавтором Александром Генисом он написал книжку «Русская кухня в изгнании». Пройдя все тяготы эмиграции, Петр Вайль сумел реализовать себя как талантливый творческий человек. Одна из его последних книг - "Гений места. Я храню книги с  автографами Петра Вайля. Пети уже нет, а Саша регулярно приезжает в Ригу, встречается со своими читателями и друзьями. С исходом евреев Рига сильно обеднела яркими и талантливыми людьми, настоящими профессионалами - учеными, инженерами, врачами, юристами.

   В советские времена летом пляж был заполнен отдыхающими: жарились на солнце, играли в волейбол, купались в холодном море. Слышался веселый гомон, смех детей. Из «поплавков» - пляжных кафе -  приносили мороженое, лимонад, разворачивали бумагу с бутербродами и вареными яйцами, ели тут же, чтобы до вечера не уезжать в город.

 
   В независимую Латвию по разным причинам многие россияне уже не приезжают. Удачливые бизнесмены, известные артисты построили в Юрмале виллы, но бывают здесь не часто. На пляже тихо и пусто, в теплые выходные народу побольше: рижане едут надышаться свежим воздухом и отдохнуть. Гуляют с колясками и детьми постарше няни москвичей, которые могут снять на лето дом в Юрмале. Скромные деревянные дачи прошлых лет с верандами и без удобств, на которых выросло несколько поколений, ушли в прошлое. В новые времена можно снять дом или перестроенную дачу со всеми удобствами:  предложений много, но потенциальных дачников отпугивает цена.


  … Мы с приятельницей бдительно следим за купающимися внуками:  в Рижском заливе Балтийского моря вода редко нагревается выше 20 градусов, зато закалка хорошая. Дети смеются, брызгаются водой, и я вижу силуэт полной женщины в крепдешиновом ярком платье, которая сложив рупором руки, кричит: «Боря, выйди с моря и сделай тете здрасте!»