На Тихорецкой была пересадка на московский поезд до Владикавказа. В тёмной ноябрьской ночи плавали коровьи гудки локомотивов, терялись редкие огни. И холод. Просто космический... Но в безвоздушном пространстве не бывает такого пронизывающего чёрного ветра... Аж сносит со стриженой башки серую армейскую шапку. И жрать охота... Блин, как же жрать охота. До тошноты. Бегом, бегом, стоянка поезда три минуты. Яшка, сверкая глазами затравленного волчонка, запрыгнул в нужный вагон. От резкого движения сознание качнулось, и к горлу подпёр комок желчи. В вагоне нечем дышать. Пахнет перегаром, чаем, колбасой и растворимой лапшой... Вошедшие занимают свои места, закатываясь, как шары, – каждый в предназначенную ему лунку.
Яшка присел на свою нижнюю боковушку... Краем глаза заметил – наверху парнишка, бритый затылок беззащитно сверкает белой незагорелой кожей, и ракушка уха. Под столом – кирзачи. На крючке камуфляжный ватник. Тоже призывник... Товарищ по несчастью.
Яшка пристроил свой ватник рядом.
Тронулись, свет от фонаря на станции медленно пополз по вагону. В свете фонаря – два сонных, но любопытных глаза. И снова всё в полутьме.
– Привет, – шёпотом. – Я Лис.
– Привет. Яшка я. Это... Как стол опустить? – Яшке было стыдно, что он не умеет.
– Подними, перекувырни и вбок... Ага... Ты на поезде не ездил что ль? – говорок северо-русский, чуть заметно напирает на «о».
– Из Саратова еду, но там у меня верхняя была...
– А раньше?
– Не...
– Погодь, ща матрас скину... Лови.
На Яшку сверху свалился мягкий пыльный рулет.
– Чего у тебя постельного-то нет?
– Не...
– А, ну ничё, утром доедем уже. Перекантуешься.
Яшка снял кирзачи, неумело размотал портянки. Блин, похоже, натёр уже. Зверская обувка. Или умеючи надо...
– Это... Лис... У тебя пожрать ничё нет?
– А сухпай свой умял уже?
– А мне не выдали чего-то. Я не знал, что положено...
– Вот суки, сэкономили, видать. А на дорогу тебе родные хавчика не положили?
– Я как-то не подумал, что ехать долго... Не... У меня это... Нету никого.
– Детдомовский?
– Угу.
– Ну так я тоже, – Лис улыбался от уха до уха. В Яшку полетела банка тушёнки и кусок чёрного хлеба.
– А это... Ножа у меня нет.
– У меня тоже отобрали. Не положено. Ну ложка есть? Ложкой открой.
– И ложки нет...
Лис свесился вниз, глянул насмешливо:
– А чего у тебя есть?
– Да ничё нет... Сказали, вещей не бери, всё равно отнимут… – Яшка жевал хлеб, прижимал к груди консерву и улыбался виновато.
– Ммм, ясно... – Лис легко оказался внизу. Ложка в руке – как нож у защитника Севастополя. – Давай откроем.
Установил банку на сиденье, бухнулся на коленки в проход и зашаркал по круглому рубчику крышки, крепко вцепившись в горбатую спинку ложки.
Намял прогиб, дальше – до дыры. Выступил сок. Прогнать разлом вкруговую – по рубчику... Яшка втянул воздух носом и сглотнул слюну:
– Уже больше суток не жрал...
– Ну ты ваще... – Лис комментировать дальше не стал, сунул ему ложку и открытую банку. Поднялся.
– Пойду за кипятком схожу, БП-шку тебе забодяжим.
– М?
– Ну бомж-пакет... Лапшу, короче... Самое то в дороге.
Вагон раскачивало. Сытый Яшка засыпал. Но одна мысль его всё же тревожила.
– Слышь, Лис... А на Кавказе же... Там ещё война... И вообще. Как деды встретят. Не боишься ты?
– Ну есть чуток, – Лис помолчал немного и продолжил еле слышно:
– Главное – разуть пошире уши и глаза, впитывать всё, что делают, говорят. Смотреть, как надо и как не надо. Выучить Устав и понять правила игры. Тогда можно будет начать выигрывать... Если ровня полезет – тогда драться. Сразу. Если старшие – терпеть и продолжать осваивать особенности выживания. Главное – не давать гнобить себя тайком. Скандал – так скандал. И не крысятничать, конечно. Прорвёмся, Яшка. Ты в рожу дать сможешь?
– Рукопашкой немного занимался...
– Во. Значит, точно прорвёмся. Теперь нас двое.
Сквозь морок сна Яшке мерещились бороды моджахедов в седых и острых горах... Прикольный Лис этот. Запасливый, толковый, всё-то знает, всё-то у него есть... Умеет с комфортом устроиться. Откуда он сам... Забыл спросить...
Поезд вспарывал темноту ночи и нёсся всё ближе, ближе к горным вершинам. До самого неба. И стремглав вниз. Нёс во чреве новые жертвы богу войны. И двух улыбающихся во сне мальчишек.