1569. Польско-литовский гамбит

Русский Медведь
Говорят, история не имеет сослагательного наклонения. Мол, к чему переливать из пустого в порожнее, если прошлое не вернуть? Но, согласитесь, многим хотелось бы хоть на час попасть в давние времена. Увидеть великих королей и полководцев, примерить на себя роль галантного кавалера или изнеженной светской дамы. А может быть, кто-нибудь втайне хотел бы изменить ход истории, повернуть эту величайшую реку вспять?

К сожалению, машины времени у нас нет. И неизвестно, появится ли она когда-нибудь. Но есть кое-что получше. Это неистощимая человеческая фантазия и живой пытливый ум. Соедини эти два компонента, читатель, и выходи на стартовую площадку. Мы скоро отправляемся в путь. Три… два… один. Поехали!

Мы в душном зале огромного замка. На улице нещадно палит солнце, и в каменных стенах твердыни жар переносится еще хуже. Воздух словно накален, и не только погода этому причиной. Одни из присутствующих в зале растеряны, подавлены, другие свысока смотрят на них и переговариваются друг с другом. Что же, не будем долго тянуть. Добро пожаловать в год 1569, знаковый год для народов двух государств, которые до этого назывались Великим княжеством Литовским и Королевством Польским, а в этот самый момент на наших глазах создающих Речь Посполитую.

К собравшимся выходит бородатый, немного лысоватый, человек. В правой руке он держит распятие, левой прижимает к телу парадный меч. Все почтительно приветствуют его. Окажем и мы почтение Сигизмунду Августу, 49-летнему королю Польши, который через несколько минут станет и великим князем Литовским. Последнему из династии Ягеллонов, покровителю искусств, несчастному вдовцу. Через три года он умрет, но сейчас Сигизмунд II живее всех живых.

В зале раздается звучный голос: то Филипп Падневский, епископ краковский и великий коронный секретарь читает текст унии. "Во имя Господне, аминь. Да будет вовеки памятно ниже описанное дело. Мы, прелаты и паны-рада, духовные и светские, князья, все чины Великого княжества Литовского и земские послы, присутствующие с панами-радой, послами и всеми чинами королевства Польского на этом общем Люблинском сейме". Для польских магнатов и части литовских эти слова звучат как елей. Первые получат новые земли (хотя, по правде сказать, экспансия поляков уже началась: Подляшское и Волынское воеводства, Киев и Подолье еще в марте были присоединены к Польше), вторые — золотые шляхетские вольности.

Взглянем же дальше на участников этого эпохального события. Вот один за другим магнаты клянутся на Евангелии в верности новой державе. Одни с новыми устремлениями и чаяниями, другие со скрытой надеждой, что это всего лишь дурной сон. Вот стоит Николай Радзивилл Рыжий. Нет уже в живых его брата, не нужно теперь прозвище — не от кого отличать князя. Рука Рыжего тянется к сабле, но железом и кровью теперь ничего не решить: четыре дня назад послы ВКЛ и депутаты сейма ратифицировали договор об унии. Он знает об этом. Помнит и сестру свою Барбару, вторую жену нынешнего короля, отравленную Боной Сфорцой. Но уже слишком поздно…

Люблинская уния была подписана 4 июля 1569 года. На карте Европы появилось новое государство — Речь Посполитая. Она просуществует до конца 18 века, а затем безжалостный маховик истории сметет ее в небытие, словно разрушительный ураган, уносящий в море утлое суденышко.

Как бы сложилась судьба многих народов, не будь увиденной нами сцены в главной зале Люблинского замка? Историки, занимающиеся этим вопросом, назовут несколько вариантов развития событий. Но, у нас с вами есть уже воображаемая машина времени. Запустим ее снова и посмотрим, что происходит в мире без Речи Посполитой.

Вариант 1. Бросок к морю.

Осторожнее, читатель! Кавалерийские атаки не сдерживали и стальные ряды пехоты, где уж нам, незащищенным броней людям XXI века, противостоять конной армаде. Лучше посмотрим на все это издалека, с высоты. Тем более, оттуда нам откроется вид куда более приглядный, чем из-под копыт охваченной боевым безумием лошади.

То, что мы видели внизу, на многострадальной белорусской земле, есть не что иное, как одно из сражений Ливонской войны. Начавшиеся в 1558 году боевые действия Русского царства против Ливонской конфедерации довольно-таки быстро переросли в конфликт Москвы с ВКЛ. Объяснялось это несколькими причинами. Прежде всего, время рыцарских орденов прошло. Без войны, занимаясь только торговлей, некогда грозные ливонцы растолстели и обленились. Старый магистр Вильгельм Фюрстенберг оказался неспособен принимать быстрые решения. Молодой военачальник Готард Кеттлер просто физически не успевал затыкать дыры в обороне. Наемники, значительная часть орденского войска, не желали умирать бесплатно. И в самом деле, зачем "дикому гусю" подставлять свою шею под вражеский меч, если он за это не получит ни копейки? В общем, ситуация для Ливонского ордена сложилась патовая. Что было на руку Ивану Грозному, чьи войска бодрым маршем прошлись по былым рыцарским землям, разбивая вражеские отряды и грабя города. В 1561 году Ливонская конфедерация благополучно канула в лету, органично влившись в состав ВКЛ. С этого-то момента и началось противостояние Русского государства и Великого княжества.
 
Однако армия грозного царя не особенно заметила смены противника перед собой, продолжая наносить чувствительные удары литовским войскам. К 1563 году позиции ВКЛ основательно пошатнулись. Был взят Полоцк, серьезные бои развернулись на многих других направлениях. Во властных кругах княжества начали понимать: вытянуть в одиночку эту войну не удастся. Выходов было два: уния с Польшей и объединение с Москвой. Однако в 1565 году Иван IV ввел опричнину и слухи о репрессиях, дошедшие до земель Литвы, ликвидировали даже саму идею союза с Русским государством. Остался один вариант. Конечно, и он был далеко не идеальным. Однако, как говорят белорусы, "калі топішся, то і за былінку ўхопішся".

А если бы эта былинка сломалась? Если бы уния не состоялась? Тогда мы с тобой, читатель, стали бы свидетелями грандиозного броска к морю. Войска Ивана Грозного, ломая всякое сопротивление, стальными потоками устремились бы к Балтике. Ям-Запольский и Плюсский мирные договоры не понадобились бы: подписывать их русским было бы не с кем. Границы Московского государства простерлись бы до Балтийского моря. Ситуация, которая стала возможной только к концу 18 века, когда дряхлую Речь Посполитую разделили на части, стала бы возможной на два-три века раньше. И как бы повернулась тогда европейская история, сказать тяжело. Вполне возможно, что многих государств просто не появилось бы на карте континента. Не началась бы Тридцатилетняя война, ибо шведам просто неоткуда было бы начинать свою экспансию. Мир был бы другим.

Вариант 2. Рокош

Был ли ты, читатель, на настоящем восточном базаре? В любом случае, посмотреть на это зрелище стоит. Только что закончился утренний намаз, и купцы возвращаются к своим делам. Вот гончар крутит свой круг и постепенно из комка глины получается качественный сосуд. Вот ремесленник продает разный полезный инструмент — отвесы, мастерки. В самом центре базара играет на флейте факир, а у его ног вьется настоящая кобра. Сидят и лениво покуривают кальяны более зажиточные люди, мечутся среди покупателей юркие бродяги-дервиши. Шумит базар. Зачем мы здесь? Взгляни на часы истории, читатель. Сегодня 22 октября 1563 года. В этот день на крепостной стене Стамбула, столицы Османской империи, был повешен на железном крюку Дмитрий Иванович Вишневецкий, один из организаторов запорожского казачества, прекрасный воин и народный герой. К началу казни мы все равно уже не успели, да это, может быть, и к лучшему. Ни к чему современному человеку видеть звериные жестокости неспокойного века. Нам здесь важно другое: если бы в это осеннее утро мы не увидели безжизненное тело князя, он мог бы стать серьезной препоной заключению Люблинской унии.

Всю свою жизнь Дмитрий Вишневецкий (или, как его называли украинские кобзари, Байда) находился на перепутье между Москвой и Варшавой. Урожденный Гедиминович, он сражался на стороне Ивана Грозного и Сигизмунда Августа. Однако враг оставался всегда одним: татары. Их безжалостные набеги и отражал бесстрашный князь. Словом, как говорят историки, по духу был родственен великим кондотьерам времен Браччо и Сфорца. Такой же отчаянный и храбрый. Таких любит удача. Однако и у нее есть свой лимит. Его Дмитрий Вишневецкий исчерпал во время похода в Валахию, где был взят в плен. Последствия его передачи османам мы, читатель, с тобой видели той осенью на стамбульской стене.

А теперь история сделает поворот. Князь не бросится в отчаянный бой с валахами. Не попадет в руки их суровым воинам. И не окончит свою яркую жизнь на железном крюку. И в переломный момент истории ВКЛ со своими запорожцами возглавит рокош. Что такое рокош? В этом слове грохот сабель, топот подкованных сапог и воинственные крики шляхтичей. Рокош — это право на бунт. Если власть в государстве не может решить проблему, значит дворянство решит ее своими методами. Это право было даровано шляхте Литвы и Польши еще в 1501 году, и теперь настало время его показать.

Князь знает условия заключения унии. Они явно неприемлемы для его Родины ; Великого княжества Литовского. Вишневецкий понимает, что ситуация зашла уже слишком далеко, и выход только один: рокош. Шляхта поддержит героя войн с татарами и представителя рода Гедиминовичей.

Итак, маховик истории раскручивается в другую сторону. Теперь уже польские магнаты, напуганные бунтом, оказываются в крайне невыгодной ситуации. Планы фактического присоединения территорий ВКЛ к Польше провалились, в Подляском воеводстве вооруженные стычки мятежников со сторонниками прежнего текста унии. И самое главное: под Берестечком собирается грозная сила, состоящая из запорожцев и литовской шляхты. Их количество и вооружение намекают на то, что королю Сигизмунду и польскому дворянству пора принимать решение об изменении условий унии. А тут, вдобавок, активизируются протестанты в Великопольше, которые поддерживают мятежников.

Деваться королю некуда. Поэтому уния все же заключена. Но совершенно на других условиях. Теперь правителем державы можно стать только после коронации в Варшаве и Вильно. Права шляхты обоих государств уравниваются абсолютно во всем. Создан общий сенат с равным количеством депутатов. Польские войска в качестве неотложной помощи новому союзнику отправляются на Ливонскую войну. Взамен куски распавшейся конфедерации делятся между ВКЛ и Польшей. В дальнейшем литовская шляхта добивается четкого разграничения по принципу: в Литве живут литовские дворяне, в Польше живут польские. Покупать земли в другом государстве нельзя. Так удается избежать религиозных распрей, негативных последствий Контрреформации. И, как апогей, в 1596 году в Бресте… ничего не подписывается. Вообще ничего. Ну, разве что какая-нибудь купеческая грамота. Берестейской церковной унии не было. Просто потому, что никаких причин даже для дискуссий на эту просто не появилось.

Как могли развиваться события дальше, мы не увидим. Пора возвращаться в XXI век. За время нашего путешествия мы пролетели через несколько столетий, увидели с десяток исторических личностей и поприсутствовали при подписании важного документа. А вывод можно сделать такой: реку времени нельзя повернуть вспять, но можно предположить, как могло повернуться ее русло, если бы кто-то был более человечным, кто-то — жестче, а кто-то вообще не родился на этот свет. Что же касается предмета наших странствий — Люблинской унии, то с уверенностью можно сказать одно: она не стала панацеей от всех бед, но и без создания нового государства на землях от Балтики до Черного моря надолго могли воцариться голод и разруха.