Она скиталась по дорогам вечности и несла в руках лишь лиру с порванными струнами.
Дни сменялись днями. Выпал первый снег. Простуда прошла, сменившись унынием. Близилось то самое время года, когда мир постепенно затухает. Люди возвращаются домой после долгих путешествий. Родственники всё чаще встречаются за чашечкой теплого напитка перед сном, согревая друг друга разговорами. Сам город словно гонит людей с улиц, и лишь некоторые не спеша идут домой под сплошной стеной снегопада. Такие, как я.
Снег огромными хлопьями слетал с серых, а под вечер кажущихся коричневых, облаков. Причем этот цвет присущ только городским пейзажам. В далеких от дорог и фонарей лесах небо в снегопад тёмно-синее, а бесчисленные снежинки, словно звезды, медленно кружатся и падают вниз. Вокруг воцаряется полная тишина. Снег ещё не скрепит под ногами, это будет завтра, а пока он лишь заносит город и приближенные к нему районы и леса.
Мне больше не снились такие яркие сны, не приходил и Чёрноволосый. Я брела по этой обыденности словно по привычке. Единственное, что грело моё существо, так это предстоящий концерт. Раз в год к нам в город приезжает моя любимая группа. Она привозит к нам праздник, что сотрясает души и кипятит кровь пришедших. Прийти туда и просидеть весь концерт не возможно. Какая-то неистовая сила заставляет нестись в танце, быть здесь и сейчас частичкой бушующей массы фанатов.
Вот и сейчас, вспоминая прошлогодний концерт, я словно окунулась в бешеный танец, а в ушах заиграли волынки и барабаны. Мне до боли захотелось снова встретиться со всеми теми людьми, что были на том концерте, с которыми мы словно стали единой семьёй. Размышляя об этом, пришла к выводу, что и сейчас я мечтаю встретиться с ними под гул волынок.
Подавив тяжелый вздох, пошла дальше, переключив своё внимание на белые хлопья снега, медленно падающие с неба. Дома меня ждала лишь голодная кошка и тишина, какая только может быть в городской многоэтажке. Где-то лаяли собаки, скрипели стулья, мимо по трассе пролетали автомобили. И даже снегопад не мог полностью заглушить этот шум.
Когда до концерта оставались считанные дни, он всё же появился:
— Снова хочешь очутиться в той сказке, да? — Тихо спросил Темноволосый, скрестив руки на груди. По моей коже моментально пробежали мурашки. Набрав воздуха в легкие, ответила:
— Даже если и так, что с того? Что плохого в том, чтобы вырваться из повседневной жизни? Побывать с помощью музыки в других мирах? — Что-то меня раздражало в его вопросе, однако пока я не понимала что.
— Снова попытаешься доказать себе, что нужна кому-то? Сбежишь от одиночества, в которое сама себя загнала? — Слова его болью отдавались в груди, добивая осознанием. — А потом жить воспоминаниями? Может, хватит жалеть себя? Стоит что-то менять в этой жизни, не думаешь? — Голос его дрожал словно от злости, лицо побледнело и словно светилось изнутри белизной. Его руки, скрещенные на груди, до боли впились в плечи. Ему, казалось, было больно физически от сказанных слов. Как и мне. Но что я могла ему сказать в ответ?
— Даже если так, там я чувствую себя живее, счастливее, свободнее.
— Ты можешь быть ещё более счастлива если…
— Если что? — Перебила его я, злость кипела, мне было жаль его, на лице черноволосого было столько боли в тот момент, но никто не заставлял его давить на мою больную мозоль. — Если я вспомню, кто ты? Или разобью свои розовые очки? Я буду счастлива, если встречу близких мне людей и того, кого смогу полюбить, и это будет взаимно.
Мужчина грустно вздохнул и, не прощаясь, исчез. На его лице словно застыла невысказанная фраза: «Бойся своих желаний, девочка». Но я решила проигнорировать этот посыл.
Перед концертом мне не спалось, сон то приходил, то уходил, оставляя невнятные обрывки. Моё тело словно лихорадило. Время текло ужасно медленно. Ближе к утру я всё же уснула, забывшись сном. Отчего-то мне было страшно идти на концерт. То ли слова того мужчины меня так потревожили, то ли я волновалась как обычно. Возможно, что-то должно было произойти там. А пока день только начинался. Вещи летели из рук, я опоздала на автобус, села на попу в снег, поскользнувшись на льду. Стабильность, вот что радует.
Но всё же в клубе я оказалась почти вовремя, опоздав лишь на первую песню. А дальше все пошло как по нотам. Настроение ушло из минора в мажор. Улыбки, радость, объятья встречи с близкими людьми. То, что можно назвать счастьем, возможно. Сердце билось чаще, в такт барабанам, душа словно летела в след со звуком волынок куда-то на острова, затерянные в северных морях.
И в этом порыве я наткнулась взглядом на одни глаза, серые, как лед океана и улыбку, что греет жарче солнца. Этот человек искренне радовался тому, что находился там, как и я. Остаток концерта я искала среди толпы эти глаза, а после мне удалось поймать его на пару секунд. Сказать, что он меня зацепил – это ничего не сказать. Меня не волновали ни мысли о снах, ни слова Черноволосого. Я брела домой, пиная свежевыпавший снег, улыбаясь как влюбленная дурочка. Всем телом ещё ощущала теплоту его объятий.
— Довольна? — Спросил темноволосый, когда моя персона вернулась домой.
— Более чем!— Язвительно, но радостно ответила я, потягиваясь как кошка.
— Ты же знаешь, к чему это приведет, глупая! — Простонал мужчина, скрываясь в тени. Её какое-то время, я слышала его бурчание из угла, но меня это абсолютно не волновало.
Это был странный сон, после которого я проснулась в холодном поту и тихим криком на грани шепота. В носу до сих пор стоял запах дыма и горелой плоти. Там я была ведьмой, которую послали на костер. Одно дело читать или смотреть об этом, а другое испытать на собственных ощущениях. Сон был таков:
— .... за сим приговор принять к исполнению. — Прогремели слова главного инквизитора. Палач поднес горящий факел к подножию столба и поджег хворост, сложенный там. Огонь с яростью набросился на сухие ветки, они трещали, погибая в бушующем пламени.
Девушка прикусила губу. Она не боялась смерти, её не страшил рев костра под ногами. Виэрра (так меня звали в этом сне) оглядела присутствующих сквозь завесу дыма. Девушка не видела лица, не различала их. Но на каждом из них была мерзкая ухмылка. Они ждали, когда она начнет кричать от боли, взывать о помощи, вырываться из пут, извиваясь, словно то пламя что ревет под ногами.
Виэрра плотнее сжала зубы. Огонь раздвоенным языком лизал её ноги, сжигая кожу и путы. Вот только предусмотрительные палачи использовали тонкую полоску метала, чтобы закрепить ведьму на столбе, а сверху повязали веревку, для пущего эффекта. Поэтому как бы девушка не вырывалась, все попытки освободиться были бы тщетными.
Платье из серого льна охватил огонь. В груди Виэрры застрял кашель, дым проникал всё глубже. Глаза слезились и болели. В один попала искра, вызвав вспышку боли. Девушка бы закричала, но из горла вырывался лишь кашель.
Как она оказалась здесь? Кто бы знал.
Огонь обжигал каждую клеточку её бёдер, живота. Платье сгорало на глазах, вспыхнули волосы, брови ресницы. Кашель разрывал грудную клетку, норовя выплеснуть остатки её органов в огонь. Слезы уже не текли, они испарялись, не успевая даже начать движение по обожженной коже. Метал на скобах начал вплавляться в запястья рук и щиколотки ног, однако последнее Девушка не чувствовала. Всё её тело было одной сплошной болью, каждая частица её кричала от боли, дым не давал дышать, а кожа ног начала обугливаться.
Виэрра не ждала чуда, не желала смерти этим... людям, что ещё вчера радушно принимали её отвары для лечения, а сегодня спокойно смотрят на казнь. Травница всегда говорила быть аккуратнее с такими людьми, никогда не знаешь, когда получишь от них нож в спину. Или, как показала практика, огонь в ноги. Виэрра начала мысленно молиться всем богам, чьи имена знала. Девушка просила лишь скорой смерти, закончить её страдания, прекратить эту боль, что сжигала тело ярким пламенем.
Зрители и сам Сэр Инквизитор ждали, когда она, наконец, закричит. Но ведьма продолжала молчать, так же как и тогда, когда её брали солдаты на полу темницы, до синяков сжимая груди и вминая под собой бедра. Это выводило инквизитора из себя, и он нервно стучал пальцами по ножнам.
И тогда сквозь рев костра, бешеный стук сердца и неугомонный кашель, девушка услышала краем уха свист звонкой стрелы. А через секунду мир её померк, освобождая дух.
Последнее, что я увидела в этом сне, было синее оперение, охваченное яростным пламенем... А потом меня вырвало из этого моря огня непрекращающимся кашлем. Кошка, перепуганная моим поведением начала лезть в лицо, мурча успокаивающую песню. Неожиданно, мои плечи обняли холодные руки, прижав к груди. Это был черноволосый, странно, но его присутствие сейчас не раздражало, скорее утешало.
— Прости, я… Меня не было тогда. Прости… — Тихо шептал он, убаюкивая меня на своих руках. Так я снова упала в сон, в этот раз без сновидений.
С тех пор прошёл уже месяц, жизнь текла размеренно, подводя к эпичному началу сессии. Общение с улыбчивым парнем, которого звали Ноэль, медленно сходило на нет, а моя влюбленность давила всем своим существом на мои бренные мозги. Приходилось сдерживаться от неуместных фраз и шуток на грани иронии.
В какой-то момент на меня накатила грусть, согнув меня почти пополам, когда я спускалась от друзей по темной лестнице. На третьем пролете меня и поймало это чувство. По щекам потекли неуместные слезы. Темноволосый вынырнул из тени и обнял за плечи. Я как никогда была рада его появлению.
— Ты же знала, что так и будет.
— Знала, но хотела верить, что в этот раз получится
— Получится, обязательно получится, не сейчас, но скоро. Ты всё сможешь.
В этот момент так хотелось его обнять, словно он был очень близким человеком, который знал обо мне больше, чем я сама. Но я понимала, что стоит мне поднять руки и коснуться его, как он исчезнет. В какой-то момент пришлось это сделать, потому что надо идти вперед. И я подняла руки…
Ветер со снегом больно кололи лицо. Щеки щипало, а из носа текло как из крана. Отвратительное состояние. Где же, где ты мой родной дом. Как я устала пробираться через эту непогоду. Как хочется спать… Скрип снега, скрежет тормозов, удар…
— Эйра!!!....
Тишина. Пустота.
Здесь не было ни звуков, ни света, ни запахов, абсолютно ничего. Только мысли, бесконечные потоки историй.
В какой-то момент, я вспомнила, кто я. Как долог был мой путь. Кто он. Что нас связывало. Как же он был одинок…
А потом знание ушло, его сменил яркий свет. В нос ударили запахи, а уши прорезали сотни звуков.