Глава 21. Свобода
Приземлился Антон на мягкий раскладной диван, оббитый бежевым шениллом. Диван был разложен, на другой его половине носом в стену посапывала обнаженная девушка, едва прикрытая мятой простынею. Антону даже показалось, что это та самая простыня, которой он был обмотан недавно в сауне, хотя, конечно же, это было не так. От зазеркалья, безусловно, можно было ожидать любых шуток, но банная простыня на домашнем диване – вряд ли. Антон не сомневался, что диван – именно домашний. Именно здесь теперь живет двадцатилетний студент третьего курса, обучающийся на факультете менеджмента гостиничного, курортного и туристического сервиса. Живет и радуется жизни.
Работал телевизор – негромко, на новостном канале. Антон узнал ведущую, Лизу Довгую, сотрудницу папы, а в прошлом – ученицу из класса, который пребывал под классным руководством Нестора Ивановича. Собеседником Лизы по передаче был какой-то священник высокого ранга, принадлежащий одной из официальных религиозных конфессий. Священник говорил о роли искусства в жизни церковной общины, сравнивал иконописные портреты-образы с творениями современных художников, и слушать это было бы скучно до невозможности, если бы не Довгая. Лиза держала эфир уверенно, с открытой улыбкой, вопросы задавала вроде бы в тему, но с такими «вторыми и третьими этажами», что Антон невольно заслушался.
Он даже привстал с дивана, принимая сидячее положение. На полу под ногами звякнули пустые бутылки, и звон этот вызвал прилив головной боли. Беседа Лизы Довгой и ее гостя тут же отошла на второй план, стала звуковым фоном. Значит, вчера день прошел не зря. Антон обернулся и глянул на свою диванную подругу – спина была явно не Дашина, что, собственно, никакого удивления не вызывало: Антон никогда моногамным пуристом не был, как и любой другой уважающий себя здоровый и привлекательный юноша-студент во все времена и у всех народов.
Антон, прищурившись, высмотрел дату и время в углу телевизионного экрана. Утро, еще не было восьми. Не суббота, не воскресенье – вторник, будний день, а значит, нужно собираться на пары. Студент же, не суслик. Студент встал на ноги.
Бутылок было много, напитки были разные. Цветные этикетки пестрели на таре не только под диваном, но и в районе батареи отопления, на кухонном столе, под телевизором, вдоль стен. Гулять начали с пятницы, так что в понедельник посещение института состоялось едва ли. Сегодня вторник, и просто необходимо принять ответственное решение: отправлять делегацию в магазин или все же заставить себя вернуться в лоно гостиничной науки.
Не было сомнений, что делегаты в магазин найдутся и не заставят себя долго упрашивать. И найдутся они в соседней комнате – арендованная для ваганта квартира состояла из двух спальных помещений. Антон знал, что за дверью он найдет четыре дрыхнущих тела – два мужского, а два женского пола. И помещались эти тела на одной кровати – широкой, просторной, занимающей большую часть комнаты.
Когда Нестор Иванович и Нина решили снять Антону квартиру поближе к институту и меблировать ее, то кровать – как бы авансом – обустроили двуспальную. Семья надеялась на продолжение рода, отец и мать для этих целей создавали все возможные условия. Перед началом первого семестра третьего курса Антон покинул отчий дом на Кисельной, 8 и переехал в большой город, в «собственную», пусть и взятую в наём, двухкомнатную квартиру, всего в четырех кварталах от института.
Вопрос вручения сыну такой «вольной» горячо и многократно обсуждался на семейных собраниях. Ни отец, ни мать не придерживались каких-либо принципиальных позиций. Как только отец говорил «надо», мать тут же говорила «ни в коем случае». Как только отец размышлял «не стоит», мать немедленно заявляла, что «давно пора».
Аргументы на обе чаши весов клали весомые. С одной стороны, Антон успешно окончил второй курс, в «вере в профессию был креп», как высказывался отец, да и добираться в институт из пригорода каждый день было хлопотно, неудобно, накладно. С другой стороны, возникали сомнения в том, не повлияет ли неосторожно дарованная, практически безграничная, свобода на целеустремленность ребенка, пусть даже мама неуверенно утверждала, что «сын давно уже не ребенок».
Но рассуждения и дискуссии остались в прошлом, а в настоящем, как плод родительского доверия, основанного на сыновних заслугах, появилась вот эта двухкомнатная квартира. Компромисс – пока не своя, арендованная. Зона для работы и покоя – рабочий стол, на котором размещался ноутбук и над которым, на полках, дремали учебники и конспекты, а также упомянутая уже двуспальная кровать с прицелом на будущее; зона отдыха – диван, телевизор, выход на лоджию, небольшая уютная кухня, отделенная от комнаты не стеной, а обеденным столом.
Родители создали форму, сыну оставалось лишь наполнить эту форму достойным содержанием. И Антон честно, исправно старался. Первый учебный месяц пятого семестра.
Основную ошибку Нестор Иванович и Нина совершили не тогда, когда договорились о квартире для сына, а когда выбрали ее в непосредственной близости от института. Началось все, как обычно, - с девушек. Их стало много, они были разными. Они приходили на час, на вечер, оставались на ночь. Они пили вино, пиво, коньяк, смотрели вместе с Антоном фильмы, ели заказанную пищу: пиццу, суши, бургеры. Периодически то одна, то другая начинали считать данную территорию «помеченной», а стало быть, своей. Так же, как начинали считать своим и хозяина квартиры. Эти амбициозные хозяйки начинали прибирать в комнатах, готовить завтраки и обеды и даже оплачивать (из Антоновых денег) коммунальные услуги.
Антон смотрел на подобные ритуальные действа с искренним равнодушием. В душе не вспыхивала искра, от искры не сиял огонь. Пролетала неделя, много – две, и переходящий раструб пылесоса подхватывала новая теплая ладошка. Юность, силы, задор, здоровье и свободная жилплощадь – факторы, благотворному созидательному влиянию которых не могли противиться ни Антон, ни прекрасная половина человечества.
- Заваришь мне кофе? – раздался за спиной томный (как надеялась хозяйка) сонный (как это было в действительности) голос.
- Конечно, - быстро ответил Антон, и не думая выполнять просьбу.
Потом появились друзья. Вернее, однокурсники. Появлялись вначале по одному и парами, а после успешно сданного семинара оказались в квартире Антона практически всем курсом. Теперь явка была рассекречена: в стенах институтской alma mater прознали о возможности «устроить тусу» в любое время всего в четырех кварталах от места учебы.
Все чаще стали поступать предложения «пропасть на последней паре», «отложить лекцию на потом», «исключить предмет за прикладной ненадобностью». Некоторые предложения Антон отвергал, некоторые игнорировал, некоторые принимал после определенной борьбы со сдающей позиции совестью. Со временем принимаемых предложений становилось все больше и больше. Теперь не всякая учебная неделя состояла из пяти учебных дней.
Спонтанные выходные зияли воронками, уничтожая рабочие студенческие будни. Антон наконец-то научился похмеляться. Иногда так и приходил на пары – с тяжелой головой и невозможным запахом изо рта. Спасало лишь то, что современный студент в средней статистической массе был именно таким. На треть. Другую треть составляли приверженцы более крепких, по сравнению с алкоголем, психотропных средств. С этими Антон старался не контактировать: здоровая чистоплотность заставляла держать подобных «коллег» на безопасном расстоянии. А третья часть состояла из «ЗОЖ»-ников – велосипедистов, кроссфитеров, качков, утренних бегунов. С этими Антон, памятуя про собственные заигрывания со здоровым образом жизни, еще мог как-то находить общий язык. Но только в рамках изучаемой в институте программы. В быту же с такими людьми было безнадежно скучно, невдохновенно, неплодотворно. Антон на физическом уровне ощущал, как общение с «ЗОЖ»-никами обрубает крылья, приземляет, вводит в тоску и уныние.
В соседней комнате раздались шорох, возня, приглушенные голоса и хихиканье – пробуждались братья-ваганты и сестры-вагантки. Нужно было принимать решение: посылать их в магазин за «похмеляторами» или подгонять пинками и собираться вместе на пары. Антон подобрал с пола трусы, натянул их, попрыгав поочередно на правой и на левой ноге, и задумчиво направился к холодильнику. Из-за спины вновь прозвучал глас вопиющей о кофе дамы. Заварить ей, что ли? Покрепче – с черным перцем? Сейчас разберемся. Сначала нужно привести себя в порядок.
Скрипнула дверь холодильника, с хлопком улетела в угол крышка пивной бутылки. Антон перелил пиво в бокал, добившись появления высокой густой пенной шапки.
Не то чтобы Антону все это нравилось – прогулянные пары, больная голова по утрам, многочисленные подруги, малознакомые «друзья» в соседней комнате, которые мягко и незаметно вытеснили его из собственной спальни на диван в гостиной. Просто Антон был обладателем отдельной квартиры вблизи вуза, квартиры, не отягощенной совместным проживанием с родителями. Кроме того, Антон выступал в роли радушного хозяина, что всегда рад гостям. Таковы были семейные традиции дома на Кисельной, 8, а против семейных традиций не пойдешь.
- Кофе даже и не пахнет, - обиженно произнес в стену женский голос, уже вовсе не томный, а откровенно сонный, и потому капризный.
- Жди терпеливо, - строго сказал Антон; голос покорно стих.
На холодильнике магнитиком было приклеено расписание занятий. Вторник, три пары: экономика, маркетинг, иностранный язык. Не так, чтобы… Глотнув пива, Антон обнаружил в янтарном бокале умиротворение и решение главного вопроса. Не пойдет он на пары, а пошлет гонцов в магазин. Вот только побреется – щетина колола ладонь, а трехдневная брутальная небритость – не совсем Антонов стиль.
Захватив «топливо» в бокале с собой, Антон поспешил занять санузел, пока гости не покинули лежбище.