Глава 34. Поедем, красотка, кататься...
17 апреля. 1987 год.
Зима никак не хотела сдаваться. Солнышко днём обещало весну: капало сосульками, пачкало дорожки проталинами. К ночи – пряталось, уступая место ледяному, пронизывающему ветру, старательно полирующему замерзающие лужицы. В пятницу, с утра, решив исправить мерзопакостный окружающий вид, в огромном безветренном пространстве, пушистыми хлопьями повалил снег.
Почти целую неделю, после неудачного похода к Рединым, Тоня с мужем не разговаривала. Словно оборвалось что-то внутри. Ни слов, ни желаний.
Борщ, выставленный на балкон, за время их отсутствия замерз, потом растаял, потом опять замерз и превратился в отвратительную кашу. Антонина безразлично хлебала это варево. Ведь надо же было что-то есть.
Муж приходил домой поздно. Пил чай и ложился спать. Благоразумно не задавал жене никаких вопросов, подспудно чувствуя – одно неверное слово и разразится ураган. Но, скоро конец рабочей недели, и мириться, как-то, надо.
Тоня тоже ждала пятницу. Все равно, в выходной, муж будет дома. И с сыном пообщаться хочется, и с ней – тоже. Она же видит, что он чувствует себя виноватым. Только дурацкая гордость не позволяет ему подойти и попросить прощения и, хоть попытаться, объяснить: ЧТО ЭТО, ВООБЩЕ БЫЛО?!! А, если нет?! - То, она найдет способ спровоцировать скандал, и выскажет ЭТОМУ всё, что накипело и бродит в голове, ища выхода!
День до вечера тянулся невыносимо долго. Антонина автоматически занималась домашними делами и бесконечно, как заевшую пластинку, проговаривала в мыслях свою пламенную обвинительную речь, добавляя и добавляя новые подробности вспоминающихся обид.
Решила выйти, погулять с сыном. Меняла подгузники, укутывала, а потом спускалась с коляской и ребенком с пятого этажа. Целый час. Подгадывала время к приходу мужа. Походить, поговорить, когда они все вместе, всей семьей, представилось вдруг наилучшими вариантом.
Выйдя из подъезда, тут же, по уши, увязла в наметённых кругом сугробах. Двигаться куда-либо не представлялось возможным. Простояла, перетаптываясь с ноги на ногу и беспрерывно покачивая коляску, еще час. Безрезультатно всматриваясь в густую, валящуюся снежную завесу, пыталась разглядеть знакомый силуэт. В ожидаемый срок муж не появился.
Осознав, что замерзла и сама превратилась в сугроб, потащилась домой. Пока дошла до квартиры, поняла, что, с таким трудом гасимая злость, полыхает в душе неистовым огнем. Уже не хотелось ни разговоров, ни извинений. Хотелось только кричать и обвинять, затоптать и раздавить, причинить адскую боль, чтобы избавиться, наконец, от своей.
Послышался звук отпираемой двери. Тоня напряглась и вся подобралась, подыскивая первое слово, с которого и начнётся светопреставление. Увидела входящего мужа. Открыла рот. И, тут же, закрыла. За спиной Михаила проявилась вторая фигура. Кто это, Антонина пока не видела, но в спешном порядке затолкала назад весь, рвущийся наружу яд.
Ожидание, недоумение, удивление и, совершенно радостная, улыбка, отразились на её лице за секунды, пока нежданный гость входил на порог.
- Лёнька!!!
- При-и-и-вет! – Он приветственно распахнул руки, бесцеремонно сдвинув в уголок, покорно потеснившегося Мишку.
Тоня подскочила в распахнутые объятия, чмокнула в колючую холодную щёку. Отстранилась. Посмотрела внимательно:
- Ой, какой же ты стал! Сколько ж я тебя не видела?!
- Да помнится, в кино мы как-то неудачно сходили в последний раз.
- Да. Точно. Сколько ж времени прошло… Давай, раздевайся. Чай будем пить!
- Вообще-то, мы за тобой.
Антонина перевела вопросительный взгляд на мужа, ожидая пояснений. Хитро, улыбаясь, он ответил:
- Собирайся. Лёшку к родителям. Я машину у отца взял. Поедем кататься.
- Куда ж, на машине? Замело всё кругом! Как вы сюда-то доехали?!
- Не боИсь! Прорвёмся!
Подпрыгивая от радости, Тоня собрала сына и собралась сама за пятнадцать минут. Несказанные горькие слова мутным илом осели где-то в глубине, ожидая дальнейшей своей участи.
Новенькая «Волга» неслась по вечерним улицам родного города. Широкие дороги, все залитые светом фонарей, приветливо раскрывали свои просторы, маня в волшебную далекую даль. Искрящиеся снежинки, на полном ходу, впечатывались в лобовое стекло, тут же таяли и стекали выпуклыми каплями, утаскивая за собой бесконечные преломления разноцветных огней. Из окна теплой машины вся эта круговерть вносила в души каждого чувство неописуемого восторга. Свет. Снег. Дорога. Счастье!
Все трое говорили без умолку. Перебивая друг друга, спрашивали, тут же отвечали сами, шутили и смеялись до слёз! Тоня, сидевшая сзади, просунула голову между передними сидениями и, беспрерывно поворачиваясь то к Мишке, то к Лёньке радостно заглядывала им в глаза, не переставая удивляться происходящему чуду. Боже! Какие же вы хорошие! Как я вас люблю! Как легко и хорошо мне сейчас! Кажется, можно выпорхнуть из машины и самой нестись вдоль этих улиц, среди чистого белого снега и веселых фонарных огоньков! И, всё будет хорошо!
Они свернули на трассу, ведущую из города. Нехорошие воспоминания выскочили на поверхность сами собой. Всего неделю назад она шла по этой же улице. Почти бежала, толкая перед собой коляску со спящим сыном. Среди этих же фонарей и припозднившихся машин, совершенно одинокая и никем не любимая. Как в каком-то страшном сне. Нет! Пусть это останется только страшным сном. Пусть забудется. Потому что на самом деле всё совсем не так. Её настоящее – это здесь и сейчас! И, всё – хо-ро-шо!!
Мотор машины как-то странно фыркнул и «Волга» натужно загудев, резко сбросила обороты. Лёнька, не досказав очередной анекдот, внимательно посмотрел на друга:
- Чего это с ней?
- А бог ее знает! – Мишка уже выруливал к обочине, стараясь дотянуть машину до ближайшего фонаря.
- Может бензин закончился? – подала голос Антонина.
- Заткнись!
Радостно распахнутое сердце Антонины пронзила жгучая боль. Так бывает, когда забываешь о том, что нужно всегда находиться в защите. А тут – расслабилась, разулыбалась всей душой. Получила? Сама дура!
Повисла неловкая тишина. Ленька удивленно глянул в зеркало заднего вида на Тоню. Она опустила глаза. Стыдно-то как.
- Да, нет. Я полный бак залил. – В пространство ответил Михаил.
- А что ж тогда? – Переключившись с девушки на друга, поддержал разговор Леонид.
Муж недовольно крякнул и, не надевая куртки, полез из машины:
- Щаз посмотрим…
Ленька последовал за ним. Открылся капот, загородив Антонине все обстоятельства происходящей разборки с причиной их такой внезапной остановки. Она откинулась на сиденье и, слегка зажмурив глаза, уставилась в боковое стекло.
Ожидание стало затягиваться. Парни попеременно открывали передние двери, искали какие-то инструменты и опять ныряли под капот раскапризничавшейся машины. Потом снова открывали двери, надевали куртки и шапки и опять пропадали за открытым капотом.
Холод незаметно подкрался со всех сторон. Тоня зябко поежилась и натянула на нос воротник от свитера. Нос немного отогрелся, но предательски стали подмерзать ноги, обутые в новые сапожки. Пошевелить пальцами в сапогах не получалось. Всё же, для сибирской зимы валенки – незаменимая штука!
Двери вновь открылись, и пыхтящие парни приземлились на свои сиденья. Яростно растирая окоченевшие руки, пытаясь отогреть их своим дыханием.
Тоня ждала. Капот закрыли. Сели. Чего же не заводим и не едем? Вопрос висел в воздухе, но, Тоня, прикусив язык, молчала. Тишину прервал Леонид:
- Ну. Что теперь?
- Машину будем ловить. Попросим, чтоб дотащил. Тут до Инюшки рукой подать. А там гараж и инструмент. Одними руками мы её не заведем.
- Голосовать, что ли, идти?
- Ну, да. Сейчас руки немного отойдут и, давай, по очереди.
До места их дотащили за пять минут. На процедуру ловли и уговоров спасителя ушло - сорок.
Как медленно тянется время. Оно, словно, остановилось.
Тоня сидела в машине, загнанной в металлический гараж на участке в Инюшке. В полной темноте, ощущая себя засаженной в двойной ледяной склеп. Над головой стылая крыша автомобиля. Над автомобилем – промерзшая крыша гаража. Только впереди, через лобовое стекло и щели опять открытого капота, пробивается свет одинокого тусклого фонаря, каким-то чудом сотворенного в этой глухой окраине.
Жутко холодно и, жутко хочется спать. Машина – то заводится, то глохнет, выбрасывая к задней стенке гаража сизый вонючий дым. Время – почти ночь. Вся округа охвачена сном. Телефонов рядом нет. Помощи просить не у кого.
- Давай вылазь! Хватит тут сидеть – задохнёшься! – Лёнька вытащил полусонную Антонину из машины. Поставил на ноги. Встряхнул.
- Иди, походи маленько. Мы, похоже, надолго тут встряли.
Тоня сделала два шага и безучастно уставилась на освещенные фонариком, прицепленным к крышке капота, внутренности злосчастной «Волги». Склоненный над мотором муж поднял голову и посмотрел на нее.
- Давай. Иди, походи. Я сейчас дом открою и попытаюсь печку разжечь. Иди. Позову тебя!
Послушно подчинившись отданной команде, Тоня, автоматически, начала переставлять скованные холодом ноги. До фонаря. Чуть-чуть в темноту. Обратно. До фонаря…
Вот в окошке загорелся свет. Из трубы повалил густой коричневый дым. Запахло теплом. До фонаря ноги возвращаться не захотели. В калитку. По Мишкиным следам в сугробах – до крыльца и, скорее в дом!
Темные сенки. Тяжеленная дверь, с огромным перекосом, обитая для спасения от сквозняка остатками ватников, старых одеял и еще неизвестно чем. Надо только дернуть посильнее.
В предвкушении тепла, Тоня почти ворвалась внутрь, сразу же оказавшись на кухне. Хотелось поскорее выдохнуть из себя весь холод и вдохнуть уютного печного тепла. Но, дом, простоявший в одиночестве почти всю зиму, не собирался отогреваться так быстро.
Мишка, сидя на корточках у открытой заслонки, методично укладывал в топку лениво разгорающиеся дрова. Рядом, дожидаясь своей очереди, стояло, уже приготовленное, ведро угля.
Тоня осмотрелась. От порядка и уюта, что с таким трудом сотворяла она за месяцы пребывания здесь не осталось и следа. Пользователей много, хозяина – нет. На выскобленных и выкрашенных подоконниках зелено-коричневыми замерзшими комками лежали недозревшие и не догнившие помидоры. На любовно отстиранных и отглаженных кружевных старинных занавесочках красовались пятна, указывающие на использование этой красоты в качестве тряпки для рук или носового платка. На столе – крошки от, непонятно какой, еды и следы явного пребывания мышей, оценивших по достоинству все великолепие оставленных угощений.
- Снимай сапоги. Залазь на кровать. – Не поднимая головы, распорядился муж.
- Так холодно, же…
- Снимай! Быстрее согреешься!
Тоня, в пальто, уселась на кровать и, цепляясь носком сапога за пятку, медленно начала вытаскивать не чувствующие ничего ноги из ледяного плена.
Огонь в печке набирал силу, медленно, но уверенно, начинал гудеть и потрескивать дровами.
Антонина забралась с ногами на кровать и замерла, не в силах оторвать взгляда от проблесков, зарождающихся в глубине печи. Мишка закинул уголь, чуть подождал, пока, слегка прибитое пламя вновь уверенно возьмется за свое дело и, сняв с вешалки ватник, куртку, еще что-то, укрыл всем эти жену.
- Всё. Сиди. Грейся. – И вышел на мороз.
Промерзшие вещи придавили Тоню ледяной тяжестью, заставив задрожать всем телом. Зубы выбили лихорадочную дробь. Она глубоко вздохнула. Выдохнула. Попыталась пошевелить пальцами ничего не чувствующих ног.
Ну и ладно, что тут грязно… Зато, сейчас будет тепло. Домик маленький – всего только кухня, да комната, а печка огромная! Еще и раздеваться придётся!
Начало ломить и выворачивать ноги. От обмякших вещей поднимался легкий пар и сырой запах затхлости. По щекам проложила дорожки, потекшая с оттаивающих ресниц, вода. Но, это, уже всё равно. Это тоже счастье. Не такое бурное, как в машине, но успокаивающее, верное, согревающее. Совсем не обязательно хохотать до упаду, чтобы почувствовать себя счастливой.
За окном свистел ветер. В доме ровно и уверенно гудела печь. Беспросветная темнота заглядывала в окно, не смея пробраться в этот уголок, с тусклой лампочкой на потолке и мрачными тенями по углам.
Тоня постепенно вытянулась на кровати. Голова сама себе нашла место на огромной перовой подушке. Сквозь полузакрытые ресницы, девушка бездумно смотрела в одну точку и о чем-то думала, или не думала вообще ни о чем…
Вот дрогнула занавеска, служившая дверью и отделяющая кухню от комнаты. На полу, в мутной полосе света, шевельнулась чья-то тень. Далекий голос позвал: То-о-ня! Откликнувшись на зов, она медленно выползла из-под накиданных на неё одежек и, не обуваясь, ступила на грязный пол. Подошла к комнате и медленно потянула занавеску в сторону.
- Андрей?! Как ты здесь?!!
Он стоял и, грустно улыбаясь, смотрел в ответ.
- Ты за мной? Значит, ты меня простил?
- Конечно. Ты нужна мне.
Она протянула ему руки. Он как-то странно дернулся и отступил на шаг. Из темноты, за его спиной вырвались хищные языки ослепительного белого огня. Тоня последовала за Андреем, протягивая руки, но с каждым ее шагом, он оказывался дальше на два, все сильнее увязая в полыхающем позади него пламени.
- Что это? Ты горишь?
- Да. Я пришел проститься.
- Как это? Зачем?! Я не отпущу тебя!!!
Сделав отчаянный рывок, Антонина подскочила к парню и, каким-то чудом ухватив его за руки, выдернула из огнедышащего пекла.
Андрей разозлился: - Что ты делаешь?! ! - Схватил её за плечи и тряхнул так, что слезы сами собой брызнули из глаз.
- За что?! Ты же простил?!!
- Ты ничего не понимаешь! – И чуть отстранившись, молниеносно размахнулся, со всей силы ударив по щеке! Потом еще раз!! И еще!!!
Непонимание и удивление сменились яростным гневом. Она широко открыла глаза и вся напряглась, собираясь ответить обидчику тем же.
- Ну, слава богу! – Из сизого тумана на нее тревожно смотрели Мишкины глаза. Его руки стягивали с нее теплые уютные куртки, стаскивали с кровати, не застегивая сапог, обували и толкали в дверь. Тоня смотрела вокруг и ничего не понимала. Что происходит? Почему всё в дыму? Это сон? Почему тело такое тяжелое и ноги словно ватные?
Подталкиваемая мужем, она сделала шаг, завалилась на дверной косяк и стала медленно оседать на пол. Сквозь дымовую завесу разглядела вынырнувшего откуда-то Лёньку. Парни подхватили её с двух сторон и силком потащили из дома. На улицу. На мороз.
Опять?!! Не хочу! Не пойду!! Оставьте уже меня в покое!!!
Мозг Антонины кричал и сопротивлялся. Губы едва шевелились. Парни в ответ орали на неё, но смысл этого крика был для Тони непонятен: Дура! Иди! Уголёк выпал! Пол горит, а она спит! Просыпаться не хочет! Угорела! Я думал всё!!!
Морозный воздух с силой ворвался в лёгкие. Антонина задохнулась. К горлу подкатила отвратительная тошнота, поплыла голова, ноги не удержали, и она упала коленями на утоптанную уже дорожку, голыми руками воткнувшись в белоснежный сугроб.
Вся скопившаяся в организме муть бродила, ища выхода, выворачивала наизнанку, сводя бесконечными спазмами, судорожно пытающееся вздохнуть тело. Залитые слезами глаза не видели ничего вокруг, кроме нетронутой искрящейся белизны, которую она усиленно пачкала, не в силах остановиться. Не подчиняясь больше мозгу, организм выплевывал на снег непонимание, боль, грязь, яд - всю отраву, что съедает человека незаметно изнутри.
Светало.