Санкт - Петербург. Великий провокатор

Юрий Леонтьев
Санкт - Петербург. Великий провокатор

Незадолго до открытия тайного общества во Владимире в Санкт-Петербурге случилась нехорошая история. Эта нехорошая история была продолжена по дороге на Южный Урал. И закончилась провокацией в Оренбурге, которую можно было бы назвать отвратительной, подлой или мерзкой.
Произошедшее нехорошее событие было обязано действиям молодого человека,  высланного из столицы в начале зимы за ложный донос на своего брата.  Именно ему на Владимирском тракте пришла в голову мысль назваться не только членом, но и представителем Владимирского тайного общества.  Хотя о том, как этот человек узнал о существовании тайного общества во Владимире, доподлинно не известно.
Этот юноша под надзором жандармов  должен был добраться до Южного Урала  вместе с партией других ссыльных. Маршрут партии пролегал через Москву, Владимир, Нижний Новгород и Казань. И в попутных губернских городах молодой человек обязан был являться к местному начальству и докладывать о своём прибытии.
 Одет он был в узкую, длинную шинель, пошитую из грубого некрашеного сукна. Шинель сковывала его движения, но хорошо держала тепло.
Этим военным был бывший юнкер артиллерийского училища Ипполит Завалишин, разжалованный в солдаты.
Аккуратно постриженный солдат с зачёсанной набок  причёской был симпатичен, обаятелен и располагал к себе людей искренностью, доброжелательностью и заинтересованностью. И невозможно было даже на секунду предположить, что за этим красивым фасадом скрывалась бессовестная и бесчестная личность, чьи подлые поступки, включая доносы, стали для неё обыденностью.
Людей, отвечающих на добро злом, и в наше время предостаточно. Поэтому тех доносчиков, кто предрасположен к написанию слов «прошу принять меры» желательно распознавать как можно раньше.  И наказание неразборчивого стукача, которое всё-таки настигло Ипполита Завалишина,  полезная мера для борьбы с ложным фискальством и провокациями наравне с улучшением образованности и качества жизни людей.
Характеристика Завалишина, опубликованная в свободной энциклопедии, противоречива и многолика.
В некоторых работах он назван «декабристом и даже известным декабристом». Видимо, потому, что отбывал тюремное заключение в Чите и Петровском заводе вместе с проходившими по делу 14 декабря людьми,  не имея никаких сходных с ними мыслей.
Ещё одна незаслуженная, на наш взгляд, оценка: «Ипполит Завалишин – военный и государственный деятель». Что для юнкера, разжалованного в солдаты, уж больно непомерная натяжка. Согласиться с этой оценкой, пожалуй, можно лишь потому, что доносы он писал также на военных и государственных деятелей.
В истории он известен и как писатель – этнограф. Причём – хороший писатель. Его капитальная работа «Описание Западной Сибири» заслуживает  всяческой похвалы, и по сей день.
Но всё-таки в истории декабристского движения Ипполит Завалишин больше  запомнился как доносчик, как провокатор и как авантюрист, уверовавший в свой мессианизм.
Зная ненормальные проделки молодого человека, можно было бы посчитать его и душевнобольным. Это ещё одна оценка многоликой личности. Хотя какой же он душевнобольной, если создал замечательное «Описание Западной Сибири», стойко и достойно перенёс тюремное заключение, презрение декабристов и дальнейшие трудности на поселении. Просто этот человек оказался со светлым фасадом и тёмной душой. В последующие времена государственный режим способствовал ещё большему появлению таких «тёмных лошадок».
А в то время, о котором мы пишем, его знали как младшего брата знаменитого мореплавателя Николая, исследователя Арктики (в Кольском заливе есть Завалишина губа), участника кругосветной экспедиции под командованием адмирала Литке. А также как брата декабриста Дмитрия Завалишина,  тоже участника, но другого кругосветного путешествия под командованием адмирала Лазарева, совершённого по маршруту Кронштадт – мыс Горн – Русская Америка – Камчатка с возвращением в Кронштадт через Сибирь. Мог ли тогда этот известный путешественник предположить, что вскоре ему придётся совершить обратный, но уже подневольный путь в Сибирь!?..
Восемнадцатилетний Ипполит не только плохо учился в артиллерийском училище, но и жил не по средствам. В результате чего вовлёкся в разные дурные дела и кому-то задолжал крупную сумму денег. От тюрьмы его спас Николай, оплативший долг младшего брата. Долг был оплачен в обмен на  глубокое раскаяние, которое Ипполитом сразу же было забыто.
 Помогал и поддерживал Ипполита и средний брат, Дмитрий.
Бывая часто у Дмитрия дома, юнкер видел на столе различные бумаги на иностранных языках, в том числе консульские денежные счета за вещи, поставленные для экспедиции. И решил этим воспользоваться.
 Не надеясь на какое-либо повышение по службе из-за скверной учёбы, но мечтавший о флигель–адъютантских аксельбантах, он обвинил брата Дмитрия в шпионаже. Чем поверг в шок даже следственную комиссию по делу о восстании на Сенатской площади.
 Возможно,  из этого поступка, как ядовитого корешка, выросло впоследствии смертоносное дерево массовых ложных оговоров  и обвинений при большевиках.
В донесении вассала, вручённом лично Николаю I, Ипполит Завалишин написал:
«Движимый усердием к особе и престолу вашего императорского величества и ныне уже имея случай открыть тайну, долго скрытую под скопищем различных непредвиденных обстоятельств, спешу очистить сердце, горящее любовью к отечеству и царю справедливому, от ига, его доселе угнетающего».  И дальше идёт обвинение брата «в сношениях с иностранными правительствами и получением от них огромных сумм денег для произведения смут в России». В общем – иностранный агент.
К той поре Дмитрий, не состоявший ни в каких тайных обществах, был вторично арестован. И осуждён на каторгу в Сибирь за то, что «знал, но не донёс» (первый раз за недоказанностью вины он был выпущен из крепости).
 Его уже не дёргали на допросы, когда в следственную комиссию поступил донос Ипполита. Для пущей убедительности к доносу были приложены похищенные со стола Дмитрия Завалишина бумаги, среди которых оказался даже трактирный счёт с вывеской питейного заведения на португальском языке, привезённый из Бразилии.
Узнав о доносе, грозившем ему смертной казнью, Дмитрий потребовал очной ставки с доносчиком. Что он испытывал, когда на очной ставке узнал, что облагодетельствованный им младший брат оказался доносчиком, нам неведомо. Но известно, что Ипполит, нисколько не испытывая угрызений совести, чувства вины и даже просто семейной жалости к брату, на одновремённом допросе не только подтвердил все свои обвинения, но и добавил новые.
- Я подтверждаю всё, ранее написанное мною в донесении. И хочу к изложенным фактам добавить, что видел у брата мешки с английскими золотыми и немецкими серебряными монетами на сумму около 10-ти тысяч рублей, очевидно полученными за шпионство в пользу иностранных государств.

                ***
Дмитрий Завалишин, как и его младший брат, был человеком многоликим. Стремление кругосветного путешественника к похвалам и высокомерию постепенно приобрели преувеличенные, гипертрофированные формы. И чтобы понять реакцию на донос брата, постараемся лучше его узнать. Тем более что после себя он оставил письменные воспоминания.
 «Записки» Дмитрия Завалишина написаны хорошим языком, читаются интересно, на одном дыхании, но наполнены немереным хвастовством, неуемным враньём и жёсткой критикой организаторов восстания 14 декабря. А в Сибири - безудержной критикой местных властей. Хотя, возможно, некоторые его высказывания и не лишены здравого смысла.
Мемуары декабриста  впервые были опубликованы в Мюнхене в 1904 году. В Советском Союзе не публиковались. Видимо, по причине непривычных для советских  людей суждений о декабристах.
Чего стоит только «скромное» название одной из глав: «Рост моего нравственного влияния» и фраза «моя нравственность – достояние государства». Хорошо бы, конечно, чтобы нравственность была достоянием государства! Но, увы!  «Честь имею», присущая большинству декабристов, так и не стала достоянием государства: ни при декабристах, ни при большевиках, ни сегодня при олигархах и спецслужбах во власти.
«…Мне кажется, что у вас дело идёт о борьбе с правительством вовсе не за свободу, а за власть», - говорил Завалишин Рылееву. А в лице Рылеева, видимо, обращался к наиболее радикальной части декабристов, включая Пестеля, напоминавшего осанкой и фигурой Наполеона.  Ведь именно Пестель в случае прихода к власти предлагал назначить временное Правление на 10 – 15 лет, облачив его верховной властью.  Для того, как он объяснял, чтобы предотвратить анархию и ввести новый образ правления. Но в России, спустя и большее количество лет во власти, временное правление почему-то становится постоянным.
Написав о своей возвышенной нравственности, Дмитрий Завалишин низко опустился до бездоказательных «фактов» из личной жизни товарищей. 
«Такой уважаемый человек, как Иван Пущин, имел побочных детей в Сибири».
«Барятинский и Свистунов оправдывали свой разврат материалистическими воззрениями».
«Мать Ивашёва купила за 50 тысяч рублей невесту Ле-Дантю для сына».
Это о товарищах.
 Зато декабрист не скупился на похвалу себе: «Я был неутомим и отважен» (видимо, при создании мнимого тайного общества, членов которого он не открыл не только Рылееву, не только следственной комиссии, но даже и нам в своих мемуарах).
«Город (Чита, где он был в ссылке после тюремного заключения – авт.) обязан мне своим существованием». Интересно, знают ли об этом  читинцы?
А уж его публичное слово приобрело в «Записках» вселенские масштабы.
«Получал со всей России адресы, восхваляющие моё великое слово, моё геройство» (после публикации одной своей статьи в журнале «Морской сборник» - авт.).
«Комендант (генерал Лепарский-авт.) не делал ничего, не посоветовавшись со мною».
Но любимым его занятием на поселении было написание и отправление «куда – следует» неуёмных жалоб, высказывание своего особого мнения по любому вопросу, доведение единственно правильного мнения  до чиновников и даже несогласие с планом экспедиции губернатора Муравьёва на Амур. А когда экспедиция всё-таки состоялась, он потребовал  от Муравьёва отчёт.
В конце концов, своей борьбой с лихоимством, он «достал» не только местные власти, но и Муравьёва-Амурского, чьими стараниями река Амур стала российской. И военный генерал-губернатор принял меры, избавившие его от неудобного ссыльного государственного преступника. Таким образом, Дмитрий Завалишин стал единственным в истории Российской Империи человеком, который не только был сослан в Сибирь, но был сослан императором обратно из Сибири в Европейскую часть России под строгий полицейский надзор.
 Может быть, эти особенности нескромно-смелого и ложно-боевого характера не взволновали и не испугали Дмитрия Завалишина. Тем более что следственная комиссия разобралась и не подтвердила обвинения доносчика.
Победили, можно сказать, семейные узы. В связи с чем, несмотря на братский донос, декабрист через хорошо относившегося к нему генерал-лейтенанта Левашова  заступился за брата, чем и смягчил Ипполиту наказание. Однако дальнейшими своими приключениями разжалованный юнкер «добился» всё-таки себе более сурового приговора.

                ***
В Москве Ипполит Завалишин предстал перед военным генерал – губернатором князем Голицыным.
- Ваше высокопревосходительство. Я - Завалишин Ипполит Иринархович, сын Иринарха Ивановича, прибыл в Москву  из артиллерийского училища в Санкт-Петербурге. Как мне и было предписано: разрешите доложить о своём прибытии.
Голицын хорошо знал отца разжалованного юнкера генерал – майора Иринарха Ивановича Завалишина, участника военных походов под командованием Суворова. Почему князь по-доброму посмотрел на молодого человека и вызвал к себе начальника внутренней стражи полковника Штемпеля.
- Этого молодого человека от партии отделить. Оставить его в Москве на несколько дней. И выделить потом почтовых лошадей для того, чтобы он догнал свою партию, - приказал губернатор полковнику, пожалев молодость Ипполита Завалишина и учтя заслуги его отца.
Полковник Штемпель пошёл ещё дальше, чем губернатор. Он позволил Завалишину не только остаться в Москве на несколько дней, но и разрешил ему свободно перемещаться по городу.
И юноша не преминул воспользоваться таким доверием. Он отделался от своих провожатых жандармов, от своих бумаг ссыльного и купил пальто редингот с двумя рядами пуговиц и полукруглым воротником.
В первых числах декабря Ипполит Завалишин на перекладных выехал из Москвы. Широкий Владимирский тракт был покрыт снежным «одеялом» и искрился на солнце. Обочины дороги были обвалованы и засажены берёзами. Валы, защищающие тракт от непогоды, одновременно служили для крестьян близлежащих деревень проложенными по ним пешеходными тропами. И Завалишин иногда видел проходящих по этим тропам крестьян. Некоторые из них везли на санях хворост или дрова. И тогда Завалишин невольно обхватывал флягу с горячей водой, которую предусмотрительно взял в дорогу в качестве грелки.
Ехал он в крытой кибитке и платил прогоны за две лошади из расчёта девяти копеек за версту и с учётом девальвации рубля.
 «Владимирка» оказалась накатанной, и лошади быстро везли разжалованного юнкера в губернский город Владимир. Одежда на ямщике была форменная, тёмно-зелёного сукна. Сидела на нём справно: долгополый армяк, подпоясанный ремнём, знаки на рукавах, шапка, кушак, рукавицы.  Проехав знаменитое сельцо Горенки, принадлежащее графу Разумовскому, перед деревней Новой он увидел полосатый верстовой столб с цифрой 25. «25 вёрст позади», - подумал вынужденный путешественник.
Вошёл в станционный дом и прошёлся по всем трём комнатам. Невольно обратил внимание на то, что мебель была чистая, и её было предостаточно для ночлега и отдыха большого количества проезжающих через станцию людей. Он насчитал 5 диванов, 22 стула, 8 столов и 3 зеркала.
 Пока меняли лошадей Завалишин сел за один из столов. Ему принесли чай, и он, попивая чаёк, занялся любимым делом. Начал писать донос на Штемпеля: «Прошу принять меры к начальнику внутренней стражи Москвы полковнику Штемпелю  за небрежное отношение к своим обязанностям и плохой надзор за порученными ему государственными преступниками».
Запечатав бумагу, он передал её станционному смотрителю для отправки. Тогда Его Императорскому Величеству много писали. Впрочем, как и сегодня, ещё больше - Президенту.  В бывшем городе Богородске, ставшим селом Рогожи (ныне город Ногинск),  находящимся во владении ямщиков, Ипполит заночевал. Здесь, как и на станции  Новой, лошадей было предостаточно.
 В приграничной деревне Большая Дубна он въехал во Владимирскую губернию и перегнал партию ссыльных, с которой был отправлен из Санкт-Петербурга. И вскоре проехал полсельцо Покецкой Ямъ, принадлежавшее, кстати,  роду Николая Басаргина,  который проходил, как и брат Ипполита, в качестве государственного преступника по делу 14 декабря.
Подъезжая к Владимиру безо всякого сопровождения и при отсутствии каких-либо документов, переодевшись в редингот, молодой человек решил  выдать себя за комиссионера Иванова. К вечеру третьего дня он въехал в пригород Владимира Ямскую Слободу, проехал по Большой улице города и подъехал к губернаторскому дому, расположенному между Богородице -Рождественским монастырём и Дмитриевским собором. Поднялся на второй этаж, вошёл в приёмные покои, а слуга, сопровождавший «Иванова», пошёл докладывать губернатору о прибывшем госте. Ещё не стемнело и Завалишин, в ожидании губернатора,  любовался из окна дома, построенного на самой высокой горе города, заснеженной красотой заклязьменской поймы.
Гражданским губернатором во Владимире в то время был действительный статский советник граф Апраксин. Был он не только губернатором, но и одним из богатейших помещиков губернии. Поэтому, когда объезжал свои имения, Апраксин заодно посещал и другие хозяйства губернии. В связи с чем, многие отмечали, что Апраксин управлял Владимирской губернией так же, как  своим имением. И был, сделаем такое предположение, знаком с другим крупным владимирским помещиком, Хоненевым.  Знакомым Пестеля, Хоненевым, проходившим по делу Владимирского тайного общества.
- Ваше превосходительство. Позвольте представиться: комиссионер Иванов. Еду из Санкт-Петербурга в Оренбург по торговым делам. В пути пропали все мои документы, и я оказался в затруднительном положении.
Апраксин внимательно посмотрел на молодого, внушающего доверие человека и, решив оказать ему некоторое снисхождение, приказал слуге:
- Вели выдать господину Иванову открытый лист на свободный проезд до Оренбурга, и пусть отпустят ему из казённых средств 130 рублей прогонных.
 Доверчивые были тогда губернаторы.
Неизвестно, встречался ли во Владимире Завалишин с кем-либо из членов тайного общества, знал ли он, что среди его участников есть канцелярист Иванов, но доподлинно известно,  что выезжая из Владимира, он готов был выдать себя за представителя Владимирского тайного общества. Следовательно, ещё до раскрытия общества от кого-то во Владимире он узнал тайну последователей декабристов.
В знак «благодарности»  губернатору за оказанную помощь Иванов - Завалишин донёс на него в Петербург, заявив, что граф является руководителем Владимирского тайного общества. И «нужно принять к нему соответствующие меры». Что и ускорило отставку Апраксина с должности Владимирского гражданского губернатора.

         *  *  *  *
В Оренбург рядовой Ипполит Завалишин прибыл уже под своим именем.
По дороге из Владимира он сочинил новую легенду своего разжалования и ссылки: «из любви к брату, пожертвовал собой, чтобы освободить  Дмитрия из крепости». Молодой человек не по годам способен был менять свой облик.
Выдав себя за политического ссыльного и за представителя Владимирского тайного общества, он сблизился с некоторыми юнкерами и молодыми офицерами батальона, куда был определён для прохождения службы. И скоро вошел к ним в доверие. В дружеских беседах за стаканом «чая», завлекая неосторожными разговорами, он склонил молодых людей участвовать в основанном якобы им тайном обществе. «Я выполняю поручение руководителя Владимирского тайного общества».
 Видимо, и атмосфера в Оренбурге способствовала такому участию. Так как после подавления восстания декабристов сюда были сосланы солдаты расформированного Семёновского полка.
Получив несомненные доказательства согласия, Завалишин донёс генерал – губернатору Эссену о существовании тайного общества в Оренбурге.
- Ваше превосходительство. Считаю своим долгом донести Вам о существовании в городе тайного общества. Вот список его членов.
И Завалишин передал Эссену фамилии тридцати трёх человек, устав общества, инструкции и подлинные клятвенные расписки.
Началось следствие, которое выявило, что все члены этого общества были приняты рядовым Завалишиным.
Провокации этой способствовала и какая-то тёмная история с доносчиком, происшедшая уже в Оренбурге, о которой сообщили в Петербург. А в Петербурге узнали, что Ипполит прибыл к месту свой службы раньше партии, с которой был отправлен.
Пока шли следствия, рядовой Завалишин написал донос в Санкт-Петербург и на генерала - губернатора Эссена. Но с этим доносом произошла осечка. Он был переправлен, как у нас сейчас принято, тому человеку, на кого доносили. То есть в нашем случае - самому генерал-губернатору. И тот уж постарался  досконально   расследовать преступные замыслы членов Оренбургского тайного общества с вынесением им суровых наказаний. Не пощадил Эссен и доносчика.
Суд решил прапорщика Таптикова, подпрапорщиков  Колесникова и Дружинина сослать в Сибирь на каторжные работы. На каторжные работы был осуждён и провокатор Ипполит Завалишин.
В Оренбурге их сковали попарно.  Колесникова с Дружининым соответственно за левую и правую ноги.  А Таптикова таким же образом заковали с Завалишиным. А ещё для надёжности обе пары пристегнули наручниками к железному пруту. И при большом стечении народа отправили по этапу в Сибирь.
Виновник их сломанных судеб, как ни в чём не бывало, в дороге насвистывал арии, а Таптиков требовал у конвоиров, чтобы его отстегнули от злодея.
 Так вместе с другими декабристами, включая оклеветанного брата Дмитрия и молодых оренбургских офицеров, Ипполит Завалишин по прибытии в Восточную Сибирь отбывал заключение в Чите, а потом и в тюрьме Петровского завода. Все мимо него проходили, не здороваясь и пытаясь не замечать доносчика, за исключением жалостливого Лунина.  А разжалованному юнкеру, наделавшему за время одного «похода» столько гнусных дел, всё было нипочём. Он по-прежнему насвистывал арии и нисколько  не испытывал угрызений совести. Правда, совести у него, как и у другого злодея, аудитора Трофимова, выдавшего членов Владимирского тайного общества, не было.
 Интересно, а что всё-таки декабристы или близкие к ним люди думали об Ипполите Завалишине?
Декабрист Якушкин:
«В июле привезли в Читу Лунина, Митькова и Киреева, а скоро потом прибыли из Оренбурга Ипполит Завалишин, Таптиков, Дружинин и Колесников. Завалишину было не более как лет 17. Во время нашего дела он находился в инженерном училище. Когда брат его был осуждён в каторжную работу, он сделал на него донос до такой степени отвратительный, припутав тут и сестру свою, что был исключён из училища и отправлен по пересылке солдатом в Оренбург».
Отец декабриста Ивашёва:
 «Ипполит Завалишин выкидыш из природы…, который обнаружил чувства и виды изверга, излив свой яд в новом деле на несчастного брата, и на всех кого знал. И просил себе за это награды».
Вот такой получился «выкидыш» накануне раскрытия Владимирского тайного общества.

В произведении использованы "Записки" декабриста Дмитрия Завалишина, опубликованные на авторском портале Олега Нехаева "Сибирика" и работа Соломона Штрайха "Провокатор Завалишин", изданная в журнале "Огонёк" в 1928 году.