Я, студентка четвёртого курса педучилища, в начале лета решила навестить свою малую родину, навестить двоюродную сестру Лстий. Знала: она продолжает работать на маслозаводе в татарской деревне в километрах десяти от Шлани, моей малой родины, поэтому дома Лстий бывает редко. Шумат в соседней татарской деревне работает трактористом и комбайнером. Лстий как будто чувствовала мой приезд, взяла три выходных дня, была дома. Брат и сёстры после смерти Бетки-отца по-прежнему живут бедно. Дом старый, стоит на подпорках, поэтому в нём жить стало страшно, и Лстий с сестрёнкой Эликой переселились в баню. Баня большая, в углу поставили кровать и стол. Есть печка, можно варить еду.
- Денег не хватает, дом бы надо подправить, - рассказывает мне Лстий.
- Давай корову с фермы возьму. По закону мне должны вернуть и дом, и корову: по паспорту мне недавно исполнилось восемнадцать лет. И мне будет легче. Иногда масла, творога дадите. Всё это я покупаю, стипендии мне не хватает. Вы согласны, если с фермы корову заберу?- спрашиваю я. – Прямо завтра и отправлюсь к председателю.
Рано утром я у председателя колхоза. Смотрю - знакомое лицо, дядя Ведаска, наш родственник по материнской линии. С ним несколько лет назад судился дядя Арсентий, родной брат моей мамы. Судился, чтобы вернуть нам, детям-сиротам, сожжённый по неосторожности уборщицей родной дом, как одного из классов начальной школы в единственном в деревне двухэтажном здании. Суд с решениями в пользу колхоза. В глаза не видела решения суда, до сих пор не знаю о содержании безызвестного для меня суда. Мне неведомо, где проходил этот суд, кто вёл его. Точно знаю: не в пользу нас, детей, отправленных малолетними в детский приют. И след простыл сожжённого дома, который стоял напротив колодца, красовался среди высокого, крепкого тополя, черёмухи, кудрявых, белоствольных берёз. Очень долго беспорядочно валялись после пожара обугленные брёвна, поленья в чёрной, неприглядной саже, в серо-чёрной золе, расстилавшейся по всей обгорелой земле. Кто-то остановится, перекрестится, вспомнит хозяев дома: бабушку Уналче, Арслана, не вернувшегося с войны, погибшего под Ленинградом хозяина дома. Вспомнит умную женщину Пиканая, бригадира колхоза деревни Шлань, жены, матери маленьких детей. Года четыре или пять «красовалось» место пожара. Никого не интересовало: ни виновников пожара, ни представителей народного образования, ни членов правления колхоза «Победитель» во главе с его председателем, жителем моей родной деревни Шлань, Ни виновников, ни ответчиков за совершённое преступление! Нет и совести, стыда у виновника. Господи, будь им, преступникам, злоумышленникам, Главным судьёй! Навсегда с лица земли исчез родительский дом, конфискованный представителями моего родного колхоза «Победитель». Исчез дом, заколоченный, закрытый на ключ.
- Иди к заведующему фермой Степану вот с этой бумагой, - коротко сказал мне дядя Ведаска.
Пока ждала председателя колхоза, когда он меня примет, уже стало вечереть, с пастбищ пригнали весь скот: и деревенских овец и коров, и колхозных. Степан был на ферме. Доярки, как ни странно, в белых халатах спешат к коровам. Которая же наша? Её доила бабушка, мама.
- Дядя Степан, - обращаюсь я, протягиваю ему бумагу, записку от председателя, - я пришла за своей коровой. Вы мне дадите?
-Ты кто такая? Можно ли тебе выдать корову? Корова бодается. Доить умеешь? – болтает подвыпивший заведующий фермой, бывший председатель колхоза, сам лично Степан, от нас закрывший на крепкий замок наш с сестрёнкой Риммой родительский дом.
- Сколько лет прошло, как твоя корова пришла сюда? Она уже старая, может, и умерла. А ты её помнишь? Иди за мной, не справишься, хилая больно, маленькая. В детдоме-то тебя плохо кормили? Где теперь? Учишься? Куда тебе корову? Куда поведёшь?
Подошли к стойлу. Однорогая корова жуёт кукурузу.
- Бери, уведи скорее, а то всю кукурузу съест.
Не знаю, с какой стороны к ней подойти.
- Дядя Степан, пожалуйста, помогите, - прошу я.- Пусть кто-нибудь поможет.
- Это тебе не детдом! – кричит Степан. - Эй, Максим, иди сюда, помоги вот ей, уведи корову к Лстий. Что она сама-то не пришла?
Максим спокойно вывел животное во двор, достал верёвку, привязал к единственному рогу, повёл по деревне. Максим по дороге сказал мне, что эта корова старая, мало даёт молока, что она всегда была колхозной.
На следующий день наша гостья сбежала на ферму, домой.
Лстий неудобно, и я снова отправилась за однорогой коровой.
- Ты что не смотришь за своей коровой? Она вон кукурузу ест, забери её! – кричит заведующий фермой на меня. Степан взмахнул, громко щёлкнул кнутом, свистнул, ударил кнутом по спине бедного животного. Я не ожидала, что старый человек так будет издеваться надо мной, будет бить безвинное животное. Я не выдержала такой обиды, само собой вырвалось:
- Пусть Ваши дети…Ваши дети, если они есть, увидят такое…
Оставив корову этому человеку, убежала. За всем этим наблюдал вчерашний Максим-скотник, пастух, который помог мне увести обиженное, униженное животное к Лстий. Она была дома. Зная, что корова привыкла к ферме, в оврагах она накосила травы, натаскала полный хлев.
Через день из деревни я уехала, до начала учебного года устроилась на работу вожатой в пионерский лагерь.
Лстий корову продала, купила телёнка. Подправила дом, куда осенью переселились из бани.
Не было для меня ни зимних, ни летних каникул. Училась очно и работала, как говорят, без устали. Вместе с Лстий мы на маслозаводе таскали бидоны с молоком, готовили брынзу, через марлю выжимали творог, стирали марли, мыли посуду, чистили бидоны. На третьем курсе педучилища мне разрешали работать вожатой в пионерском лагере. На заработанные деньги покупала себе одежду. Так выживала. Работа вожатой для меня была интересной, она нравилась. Мне уже было гораздо легче…