Краткое предисловие
События и лица, послужившие основой сюжета эпической поэмы "Шоно Батор", относятся к Джунгарии рубежа первой половины XVIII века – времени ее героической и трагической борьбы за свою свободу против маньчжурского завоевания.
Как известно, Джунгария, разъединенная внутренними раздорами, искусно стиму-лируемыми маньчжурской политикой, в конце концов была завоевана Цинской им-перией. Разгромленные в неравных битвах ойраты (самоназвание народа Джунгарии) подверглись целенаправленному геноциду со стороны завоевателей. В один только 1763 год было уничтожено до миллиона человек. Оставшиеся в живых бежали на Волгу, в кочевья калмыков, в Среднюю Азию, в аулы казахов и киргизов, в Сибирь, к алтайцам и тувинцам. Часть спасшихся ушла в Прибайкалье, к родственным по языку и культуре бурятам. Смешавшись со всеми этими народами, ойраты распространили среди них сказание о своей героической борьбе против поработителей.
В 1936 году известный фольклорист, собиратель произведений устного народного творчества А. М. Хамгашалов записал ее у сказителя из села Бэльшэр Осинского района Усть-Ордынского Бурятского национального округа Сагадара Шанаршеева (1881 – 1940) на бурятском языке.
Здесь представлена первая попытка литературного перевода с бурятского на русский эпической поэмы «Шоно Батор».
За перевод в 2002 году я был признан победителем Всемирного форума поэзии в г. Магнитогорске в номинации «Поэзия» и удостоен премии им. Константина Нефедьева.
Часть первая
Темных, забытых времен
Позже вершилось деяние,
Поздних, известных времен
Прежде вершилось деяние.
Древнейшее время ушло,
Позднейшее еще не пришло,
Тогда было это деяние.
Просторы степи засинели цветами,
Широкие долы травой всколыхнулись,
Тогда было это деяние.
Воды морские тогда волновались,
Войнами древняя жизнь закипала,
Тогда было это деяние.
Владельцы скота, племенные вожди
Силу и мощь обретали,
Черный народ, скотоводы простые
Права и покой свой теряли,
Ханский закон был силен и жесток,
Подданный люд под пятой изнемог,
Тогда было это деяние.
* * *
В эту далекую пору
У берега чистого моря,
У подножья высокой вершины,
Обширною степью владея,
Стада, табуны умножая,
Правя подданным людом,
Средь чудных, прелестных трех жен,
В роскошном, прекрасном жилище,
У очага обильного пеплом
В полном достатке сидящий,
Себя называющий первым
Из воинов, грозных мужчин,
Себя почитающий лучшим
Средь ханов, великих людей,
Жил Эрхэ Тайжа, властитель.
А во владении хана –
Полное племя народа,
А также его лучший воин,
Черной собаки хозяин,
Болэн Батор Бухэ.
Степи богаты стадами,
Долины пестры табунами.
Да, было так, говорят,
Как ханом высоким он стал,
Не знал он нужды и печали,
Как грозным властителем стал,
Вел он достойную жизнь.
Да, говорят, был таким
Тайжа Эрхэ – властелин.
* * *
В годы счастливые те,
Когда своей мощью гордился
Хан Эрхэ Тайжа, властитель,
На севере, в страшной чащобе,
В долине священной Зулхэ,
В черной, дремучей тайге,
В солнечный день непроглядной,
Для тонкой змеи непролазной,
Густой глухомани лесной
Серебряно-синий волчище
С туловом, равным кобыле,
С острою парой клыков
Откуда-то вдруг появился.
И этот чудовищный волк
С первого дня появленья
Ни людям, вышедшим в поле,
Спокойными быть не давал,
Ни табунам многотучным
Эрхэ Тайжи, грозного хана,
Живыми пройти не давал.
В такую смертельную смуту
Подвластное племя вогнав,
И ночью, и днем Эрхэ Тайже
Занозою в мыслях он был.
При тех неладах-потрясеньях
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Вопросом нелегким задался:
«Что за чудовище это
С темною силой нечистой,
И кто его породитель?..
Собрать соплеменников храбрых,
Баторов всех да мэргэнов
И разом те черные дебри
Облавной охотой пройти!»
Так, злобой себя распаляя,
Зубами скрипя в нетерпенье,
Гневно глазами сверкая,
Задумывал он свою думу.
* * *
И вот, Эрхэ Тайжа, властитель,
Облаву устроить решив,
Бухэ Болэн Батора первым
С собакой его вороной
С гонцами к себе пригласил.
Затем он посыльных отправил
К подданным людям с приказом:
«Мэргэны мои, багатуры,
Готовьтесь к облавной охоте,
Доспехи, оружие ладьте,
Что вылезло лишне – заправьте,
Порвано что – то зашейте,
Оторвано что – привяжите,
Отклеилось что-то – заклейте.
И после такой подготовки
Конные люди – на конях,
Пешие люди – пешком,
С колчанами полными стрел,
При луках, при копьях и саблях,
Ко мне прискачите быстрее
И, леса деревьям подобно,
Постройтесь темной стеною,
Дебрям таежным подобно,
Встаньте безбрежной толпою!»
Такой вот наказ он отправил,
Твердый приказ передал.
По ханскому строгому слову
Подданный люд весь немедля
Начал готовиться к делу,
В сборах народ всколыхнулся,
В заботах больших забурлил.
И в день, что назначен был ханом,
Отряды из лучших стрелков,
Из быстрых и храбрых мужей
Прибыли в ханскую ставку,
К прекрасным высоким жилищам
И, леса деревьям подобно,
Построились темной стеною,
Дебрям таежным подобно,
Встали безбрежной толпою.
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Увидев, что воины в сборе,
С Бухэ Болэн Батором вместе
Вышел к ним, чтоб без задержки
Долину священной Зулхэ
Облавной охотой пройти.
* * *
Когда Эрхэ Тайжа, властитель,
С колонной отрядов своих,
С Болэном Батором, другом,
Достиг той дремучей тайги,
В солнечный день непроглядной,
Для тонкой змеи непролазной
Густой глухомани лесной,
Тогда он, не мешкая, начал
Облаву-охоту свою.
Встало несметное войско –
Гуще деревьев в тайге,
Построилось в ряд, вереницей
И цепью направилось в падь.
Охота вовсю разгорелась,
Охотничьи птицы взлетели,
Чтоб белок с деревьев достать.
Собаки вперед устремились
Добычу лесную искать
И, дикого зверя алкая,
Раскатистым лаем гремят.
И стрелы запели протяжно,
Пронзительным свистом звенят.
И зверь кувырками ложится.
Охотники рады удаче,
Луки держа наготове
Несутся за жертвою вскачь.
* * *
Бухэ Болэн Батора черный
Огромный охотничий пес
Покуда вперед не стремится,
Не зарится он на зверей.
Тихонько, без лая и шума
Меж белых берез и кустов
Он рядом с хозяином строгим
Неспешно вразвалку бежит.
Заметив такой непорядок,
Глядя, как те не охотясь
Спокойно по лесу бредут,
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Сердито глаза навострил.
«Батор Бухэ, вы с собакой
Огромною черной своей
Друг друга пасете без дела,
Добычи от вас никакой.
Зачем вы тогда на охоте,
Кому вы такие нужны?»
Так он сказал раздраженно
Со злобной насмешкой в глазах.
Раз хан сам при всех громогласно
Такие слова говорит –
И люди вокруг не смолчали,
Над батором все засмеялись,
Позором постыдным клеймя.
* * *
Посмешищем став перед всеми,
Бухэ Болэн Батор кипящим
Исполнился гневом в себе,
Да так, что как будто налились
Бронзою скулы его,
Будто стальные, сцепились
Крепкие зубы его.
И яростью бурной вскипая,
Он всадникам прочим сказал:
«Ваши хваленые лайки
Покуда так смело бегут
Когда мы облаву лесную,
Едва только начали тут
Когда мы из стойбищ пастушьих
Едва только сунулись в лес,
И здесь на зверушек никчемных
Пасти разинув орут.
Моя же «плохая» собака –
Вашим борзым не чета,
Пугливых косуль и оленей
Напрасно не рвет никогда.
А силу ее и бесстрашье,
Недолгое время спустя,
Самим вам придется увидеть,
Самим вам придется узнать.
В этой вот пади широкой,
Если отсюда смотреть,
Кусты и деревья как будто
Имеют коричневый цвет –
Из этих вот зарослей темных
С туловом, равным кобыле,
С острою парой клыков
Навстречу нам выскочит волк.
Когда этот волк перед нами
Встанет, свирепо рыча,
Ваши собаки от страха
Дышать перестанут, дрожа,
Сникнут мгновенно, робея,
Спасения станут искать,
Ваши унты обнимая,
Вам же помеху творя,
Жизнь свою песью спасая,
Будут вам в деле мешать.
Моя же «плохая» собака,
Когда тот чудовищный волк
Прыжками поскачет на нас,
Выйдя навстречу без страха,
Со зверем ударится в спор.
Когда то чудовище с треском
Ветвей понесется на нас
Собака пред зверем стеною
Встанет и вступит в грызню.
Тогда моей черной собаки
Ценность увидите вы,
Тогда лишь ее бесценность
Увидев, оцените вы.
Пока же, набравшись терпенья,
Прижмите свои языки».
* * *
Облавщики, ход продолжая,
К подножью хребта подошли,
И стрелами песни играя,
Свистульками громко звеня,
По пади вперед устремились,
К вершине горы подались.
По редкому лесу шагая,
Цепью свободной проходят,
Чащу густую увидят –
Сойдясь, друг за другом идут.
И вот, когда вышли к вершине
Той пади, из чащи сплошной,
Из черной дремучей тайги,
В солнечный день непроглядной,
Для тонкой змеи непролазной
Густой глухомани лесной,
По сизому льдистому снегу
С туловом, равным кобыле,
С острою парой клыков.
Серебряно-синий по масти
Навстречу им вынесся волк.
Облавщики все ужаснулись,
Увидев его пред собой,
Волосы их шевельнулись,
Сердца их сильнее забились.
Стоят в боязливом молчанье,
Не могут свой страх подавить.
А псы их, хваленые лайки,
Хвосты поджимая меж ног,
В тенечки поспешно полезли
Трусливо пища и скуля.
В землю зарыться готовы,
Под ноги людей полегли,
Под полами шуб их укрывшись,
От страха чуть живы, дрожат.
Один лишь Бухэ Болэн Батор
И уха хрящом не повел.
Отважной душой не воспринял
Он страх, охвативший людей.
На волка огромных размеров
Собаку свою натравил он.
А после поводья на луку
Седла нацепил он спокойно,
А повод другой, с недоуздка,
Седла поперек положил он.
И посеребренную трубку
С кисетом он вытащил молча.
И, по обычаю предков
Прежде богов угостив,
Он красный табак густодымный
Неспешно в седле закурил.
А пес его черный, могучий,
Пред взорами сотен мэргэнов,
Стоявших вокруг, разъяренно,
Без страха в грызню устремился,
С серебряно-синим волчищем
В смертельную схватку ввязался.
И с красной зари начиная
Два зверя дрались целый день,
С верблюдами если сравнить их,
Такие же были по мощи,
Если сравнить с лошадями,
Такие же были по силе.
И вот в это самое время
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Громко воскликнул в сердцах:
«Такую хорошую псину
Волку дадим на съеденье?
Мэргэны мои, багатуры,
Что ж вы стоите, глядите?
Стреляйте, колите, убейте!»
Так, строгий приказ отдавая,
Крикнул он людям своим.
Мэргэны его, багатуры
Готовиться стали стрелять.
Такое узрев, Болэн Батор,
Скрипнул зубами от злости,
Бешеным гневом вскипел:
«До пса моего вороного
Какое вы дело нашли?
Если он волка задавит,
Ему будет слава и честь,
А если борьбу проиграет,
Мое имя здесь пострадает,
Ни в лучшем, ни в худшем исходе
Вам ничего не грозит.
Но пес этот черный, могучий,
С волком чудовищным этим
В теченье трех суток, не меньше,
В силах борьбу продолжать.
Поэтому вы не мешайтесь,
Имейте терпение ждать».
Так им сказал Болэн Батор.
Мэргэны и багатуры,
Назад отступая немного,
Людей за собой отвели.
* * *
И после три дня и три ночи
Бухэ Болэн Батора черный
Могучий охотничий пес
С серебряно-синим волчищем
В схватке смертельной провел.
Страшно они покусались,
Жутко погрызлись они.
В клочья друг друга кромсая,
Две ночи, два дня непрерывно,
Злобой кипя, они дрались.
И под конец третьей ночи
Серебряно-синий волчище
С острою парой клыков,
С туловом, равным кобыле
Будто бы начал сдавать.
Затем и совсем он сломился,
Вовсе борьбу проиграл,
Мордой, размером с кобылью,
В землю уткнувшись, упал.
А мощная черная псина,
В глотку вцепившись ему,
Жизнь его разом прервала.
И люди толпою, ликуя,
Пса-победителя славя,
Стали ошкуривать волка.
* * *
И вот, в это самое время
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Такие слова произнес:
«Что за собака такая,
Сумевшая задавить
Столь мощного зверя? И верно,
Победу над непобедимым
Сумела она одержать!»
Так, глядя в сторону друга
Болэна Бухэ он сказал.
А по дороге к кочевьям
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Ехал в безмолвном покое
С какою-то думой глубокой,
С тайною мыслью в душе.
Потом же искусно и тонко
Вкрадчивым, дружеским тоном
Начал такую он речь:
«Батор Бухэ, мой воитель,
С тех пор, как ты воином стал
Моим, ты всегда был послушен
Ханскому слову, а я,
Став ханом твоим, до сего дня
Резкого слова ни разу
Тебе не сказал. И за это
Собаку свою вороную
Ты должен отдать мне. А я же
Что ни попросишь взамен,
Без лишнего слова поставлю,
Потерю твою возмещу,
С любою ценой я согласен».
Так дружески, мягко сказал он.
Услышав такие реченья
Эрхэ Тайжи, грозного хана,
Бухэ Болэн Батор подумал
И, сердцем поддавшись, решил:
«Если сейчас откажу я,
То хан мой отныне не будет
Желаньям моим потакать.
С черной собакой моею
Мне, видно, придется расстаться».
Решенье приняв на ходу,
Бухэ Болэн Батор ответил
Эрхэ Тайже, грозному хану,
Смиренною речью своею:
«Немыслимое вы возгласили.
Возможно ль что вы предложили?
Но если подарит правитель
Мне то, что я сам назову,
То так уж и быть, уступлю я.
Раз просит сам хан одолженья,
Готов от себя оторвать
Ценнейшее – все, что имею,
Отдам своему господину».
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Батору так отвечал:
«Все, что попросишь, поставлю.
Только скажи-назови:
Что ты желаешь взамен?»
Бухэ Болэн Батор, воитель,
Волнуясь, дыханье сдержав,
Кашлянув в руку негромко,
Так господину сказал:
«Тайжа Эрхэ, мой властитель,
Выслушав ваши слова,
Просьбу я так изложу:
В вашем прекрасном жилище
Ждут вас три милых супруги,
Чудные видом подруги,
Чистым невестам под стать,
Долины пестры табунами,
Степи богаты стадами.
Владение ваше немало,
И сердце ваше спокойно.
Из трех прелестнейших женщин
Одну своему подарите
Батору Болэн Бухэ.
Так попросить я осмелюсь».
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Выслушав батора просьбу,
На полуслове запнулся,
Лицо отвернув, чертыхнулся,
И после, помедлив, ответил:
«В будущий, завтрашний полдень,
Как солнце к зениту прибудет,
Приехав к жилищам моим,
Из дюжины женщин на выбор,
Выгадав, сам избери.
Хана ль жену угадаешь
И, выбрав счастливо, возьмешь
Иль черного рода супругу
Не зная того, увезешь –
Судьба твоя знает». Сказав так,
Взорвался грохочущим смехом
И быстро вперед поскакал.
Бухэ Болэн Батор, воитель,
Признав справедливость тех слов,
Домой повернул, к своим юртам,
К владеньям своим порысил.
* * *
Наставшим безоблачным утром
С розовым ранним восходом
Бухэ Болэн Батор, воитель,
Поехал в раздумье глубоком
К ставке Эрхэ Тайжи, хана.
Пса своего вороного
Следом ведя за собой,
Ханскою твердой дорогой
Направился рысью степной,
Подданных мягкой дорогой
Помчался он быстрой стрелой.
На середине дороги
Он вдруг неожиданно встретил
Белоголового старца.
И так вопросил его старец:
«Скажи мне, Бухэ Болэн Батор:
Куда это ты поскакал,
По ханскому ль срочному делу,
Или по личной нужде?» –
Бухэ Болэн Батор, воитель,
На это ему отвечал:
«Эрхэ Тайжи, нашего хана,
Жену одну должен я взять
Из дюжины женщин на выбор.
Хана ль жену угадаю
И, выбрав счастливо, возьму
Иль черного рода супругу
Не зная того, заберу.
С такой вот нелегкою думой
Еду. А вы помогите
Мне мудрым советом своим».
Так Болэн Батор смиренно
Старца того попросил.
И отвечал ему старец:
«Если желаешь ты слушать
Совет мой, тебе помогу я.
Когда из двенадцати женщин
Будешь жену выбирать,
Внимателен будь и на лица
Глаз не спуская смотри,
Одной из них черная муха,
Сядет на правую щеку,
Но прежде ее облетит
Ровно три раза. Запомни:
Женщина с этой приметой
Счастьем, судьбой твоей станет.
Если мое назиданье
В памяти ты сохранишь,
То и удача шальная
Прямо к тебе прилетит.
И да пребудешь ты в счастье,
Года проживешь ты в богатстве.
Званье твое станет ханским,
Расширятся земли твои.
Дом будет полон потомством,
Ограды тесны скакунам.
Стадами богат, в изобилье
Жить тебе». Так напророчил
Старец тот с белой главою –
Батору счастье предрек.
«Как же не стану я слушать
Ваших разумных советов?
Лай старой собаки пугает
До света воров, говорят.
Слова седовласого старца
Всем поколеньям потомков
Пользу дают, говорят.
И я ваш совет не забуду,
Пусть предсказание ваше
Сбудется!» Так возгласив,
Бухэ Болэн Батор, воитель
Дальше направил коня.
* * *
И вот уж Бухэ Болэн Батор
Стремительной рысью добрался
В Эрхэ Тайжи-хана владенья.
Когда он к жилищам подъехал,
Двенадцать красивейших женщин
В похожих до нитки одеждах
Стояли – нельзя различить.
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Завидев его, повернулся
Тотчас к нему, и глазами
Острыми хитро сверкнув,
Уверенно-прямо, без тени
Сомнений-раздумий сказал:
«Бухэ Болэн Батор, воитель,
Поближе сюда подойди,
Из этих двенадцати женщин,
Кольцом нас с тобой обступивших,
Супругу мою избери».
Бухэ Болэн Батор, воитель,
Встав среди этих красавиц,
Разглядывать пристально стал
Каждую, медленно всех обходя.
И смотрит: к одной из красавиц
Черная муха слетела,
Трижды ее облетела
И села на правую щеку.
Тотчас Бухэ Болэн Батор
Взял женщину эту за руку
И в сторону с ней отошел.
Но эта красавица злобой
Покрывшись, в лице изменилась.
Очи ее загорелись,
Щеки ее поскраснели,
Губы ее искривились
И, яростным гневом пылая,
К Эрхэ Тайже, грозному мужу,
Она обратила слова:
«Я честью своей родовою
Нисколько не ниже тебя,
А славой же племенною
Я, может быть, выше тебя!
И вот меня, честного званья,
В шкуры ты хочешь одеть,
Меня, из высокого рода,
Ветошью хочешь укрыть.
Меня ты решил на собаку
Менять, и поэтому я,
В твоем понимании, хуже
И ниже собаки уже!
Но хоть ты являешься ханом,
Я, все же, не ниже – Аюки,
Великого хана я дочь,
Властителя славного отпрыск!
Отец мой, великий Аюка,
Если услышит про это,
Родительским гневом покрывшись,
Просторы степи всколыхнет,
И в огненный ад превратит их.
Званье твое он растопчет,
И дня одного не промедлив
Род твой прервет на тебе,
И праведным гневом пылая,
Дух твой он выпустит». Так
Яро она бесновалась,
Землю ногами топтала.
* * *
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Видя, как скромная прежде
Жена его гневно бушует
В безмерном своем возмущенье,
Вдруг поперхнулся словами,
На миг растерялся в смущеньи.
Но, все же, собой овладев он,
Так про себя поразмыслил:
«Ханская воля священна,
Хозяйская воля законна.
И перед женским капризом
Негоже себя размягчать мне.
Она не должна и не смеет
Перечить любой моей воле».
И после он грозно и гневно
Супруге горячей сказал:
«Я, будучи ханом, не стану
Плевок свой обратно глотать,
От данного слова не буду
Я пятиться и отступать.
Женщины мне отовсюду
Найдутся, не буду страдать.
Поэтому будь осторожна
В словах, в разговоре со мной.
Женщина да не посмеет
Чрезмерно себя распускать!
Подседланный конь ведь не может
Всадника тряской пугать».
Так отчитал он жену, и
От слов этих Эрхэ Тайжи –
Грозного, гневного мужа
С прекрасных очей у любимой
Красавицы, милой супруги,
Закапали частые слезы.
Сильные, крепкие ноги
Ее затряслись, задрожали.
Черная кровь в ее жилах
Как будто слегка загустела.
А ясный до этого разум
Словно покрылся туманом.
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Заметив все это, немного
Смягчил свою речь перед нею,
Помягче слова произнес:
«Но так уж и быть, раз ты отпрыск
Высокого рода и дочь ты
Великого, славного хана,
По чести твоей поступлю я
И сделаю вам снисхожденье.
И долго отныне вы в счастье
Пребудете вместе, в согласье.
С просторов своих, чем владею,
Долину одну отдаю,
Народа, которым владею,
Немалую часть отдаю.
Из лошадей, что имею,
Часть табунов отдаю.
Бухэ Болэн Батору – другу
Жену свою лучшую дав,
Звание его повышаю
Имя его обновляю:
Властительным Хун Тайжа-ханом
Отныне его называю!»
Такое последнее слово
Эрхэ Тайжа, грозный властитель,
Как твердый закон, возгласил.
По этому твердому слову
Бухэ Болэн Батор, воитель,
Став Хун Тайжей, ханом высоким,
Красавицу Налхан за руку,
За правую крепко держа,
Подданный люд обретенный
Вслед за собою ведя.
Стада, табуны даровые
Он пред собою погнал.
В долину, которую щедро
Эрхэ Тайжа-хан отделил,
Направился с правом законным
Осваивать новые земли.
И в той благодатной долине
С густою травой, что мех выдры,
Воссел он хозяином полным,
Властительным ханом высоким.
Часть вторая
И стал он властителем полным,
Хун Тайжей, ханом высоким,
Хозяином подданных верных,
Людей благодушных, беспечных.
Тринадцать годов непрерывно
Стада, табуны умножал он,
Безоблачных двадцать три года
Гордился он званием громким
Хун Тайжи, властного хана.
Стада, табуны умножались,
Рода, племена укреплялись,
Просторы степи зацветали,
И травы вокруг колыхались.
И Хун Тайжа-хан наслаждался.
В начале супружеской жизни
Налхан-хатан в продолженье
Восьми долгих лун длиннодневных
В радости жизни купалась,
А на исходе девятой –
Затяжелела по-женски,
А в самом начале десятой –
Первого сына Сырена
Хун Тайже, грозному мужу
В дар поднесла драгоценный.
* * *
Хун Тайжи, властного хана
Супруга, добытая в споре,
Красавица Налхан, царица,
Радуясь первому сыну,
Сырену Галдану-младенцу,
Не зная ни дня и ни ночи,
Два месяца глаз не смыкала
Возле младенческой зыбки.
А первенец этот, Сырен же
Ужасно крикливым родился.
Хун Тайжа-хан, породитель,
Радуясь, думал блаженно:
«Ханский властительный отпрыск
Таким должен быть непременно»
И первенца-сына, младенца,
В обилии ласки лелеял.
Безмерно его баловал он,
Гладил, ласкал, целовал он,
С восторгом и нежной любовью
К сыну всегда относился.
* * *
Когда же Сырену Галдану
Исполнилось ровно три года,
У Налхан-хатан под одеждой
Живот стал слегка подниматься,
Лицо же, румяное прежде,
Стало бледнеть, заостряться.
И вот, уже время приспело,
Рожать наступила пора.
Люди, подвластные хану,
Те, кто у юрт белостенных
Господских шатаются праздно
В поисках сплетен и слухов,
Стали болтать меж собою:
«Хун Тайжа-хан, наш властитель,
Парой детей обзаведшись,
В две стороны расплодившись,
Потомство свое приумножит,
А нас, беззаботных, беспечных,
Любящих празднества, гульбы,
Пирами большими, дарами
Щедрыми ублажит,
Старцев седых, одряхлевших
Радостью праздной наделит».
Так между юртами люди
В предчувствии гульбищ шептались.
Услышав подобные толки,
Пастух годовалых телят,
Преклонных годов седовласец,
Хун Тайже, властному хану,
Сказал, присев у порога:
«Ездить по разным владеньям
Лучше большою толпою,
Быть же наследником в доме
Лучше всегда одному.
Два сына в семье – быть несчастью,
Многие дети – к беде.
Было бы лучше для всех нас,
Чтоб дочь у тебя родилась,
Чтоб замуж впоследствии выдать,
Девичник веселый отметив».
Досужие мысли мешая,
Намеками все излагая,
Трубку свою из нароста
Старой, прогнившей березы
С сухим табаком сизодымным
Покуривая неторопливо,
Хвостом небольшим, жеребячьим
Назойливых мух отгоняя,
Так хану старик говорил.
Услышав такие сужденья
Старца с седою главою,
Сплетники, дальше додумав,
Прибавив свои измышленья,
Слухи пускали по айлам.
* * *
Покуда те слухи пускались,
У Налхан, прекрасной супруги
Хун Тайжи, властного хана,
Время рожать приступало.
Когда же поспели все сроки,
Косы ее растрепались,
Кости ее заломились,
Чрево ее приоткрылось,
Явилось дитя из утробы.
Сидевшая рядом старуха –
С круглым лицом повитуха
Вздрогнула вся, встрепенулась,
Но взяв себя в руки, всмотрелась:
Младенец был басом рычащий,
С крепкими икрами ног,
С сильными в мышцах руками,
Правую руку сжимавший –
Ребенок таким оказался.
Старуха его повернула,
Еще раз окинула взглядом:
Вид человечий как будто,
Мужчина, самец несомненный.
На голову, грудь посмотреть –
Как будто три года ему,
На руки, на ноги взглянуть –
Четыре все года ему,
Но прямо в лицо посмотреть –
Младенец он все же молочный.
Такой вот ребенок родился!
* * *
Рожденье такого ребенка
В ханской семье безмятежной
Всех привело в потрясенье.
Хун Тайжа-хан, породитель,
Принявшая роды старуха
И мать сама были не в силах
Сдержать изумленье на лицах.
С круглым лицом повитуха,
Свершая обряд уложенья
Ребенка в его колыбель,
От страха аж задрожала
И думала так про себя:
«Как родилась на земле я,
До нынешних старческих лет
Подобных детей не видала.
Мальчик особенный этот,
Уж видно по явным приметам,
Будет совсем непохожим
На наших обычных мужчин».
И те сокровенные мысли
Людям, что рядом стояли,
С волненьем она говорила.
Хун Тайжа-хан, повелитель,
Глядя на младшего сына,
Мыслям таким предавался:
«Когда на Сырена Галдана,
На лик его белый смотрю я –
Ханом он будет, мои он
Ханские качества взял» –
Так я всегда понимаю.
А глядя на этого сына,
Сказать ничего не могу.
Достоинства батора, что ли,
Наследовал, силу мою?»
И он, пребывая в сомненье,
С мыслью той все ж согласился.
По следу таких рассуждений
Позже другое подумал:
«Мне, полновластному хану,
Баторов много нашлось бы,
К чему мне еще один батор?
Ханские качества взял бы –
Я меж сынами своими,
Когда уж могилы достигну,
Подвластных людей моих верных
Поровну разделил бы.
Владенья свои поделил бы
На север и юг в равных долях
И ханами в них посадил бы
Любимых детей моих милых,
Дружбой заставив скрепиться».
Так с огорчением легким
Глядя на это он думал.
* * *
Спустя недалекое время
Хун Тайжа, грозный властитель,
Выйдя к старейшинам рода,
Представ перед подданным людом,
С поклоном ко всем обратился:
«Рожденному ныне ребенку
Дать имя прошу вас смиренно».
Старцы, почтенные люди,
От слов необычных смутившись,
Взгляды кося друг на друга,
Не зная, чем хану ответить,
Стояли с растерянным видом.
И вот в это самое время
Преклонных годов седовласец,
Пастух годовалых телят
Хун Тайжи, грозного хана,
На посох сухой опираясь,
Выступил в круг пред народом.
Сняв шапку, он с низким поклоном
Такие слова произнес:
«Я на обряде священном,
Где ханского младшего сына
В зыбку торжественно клали,
Присутствовал гостем почетным.
Когда я увидел младенца,
Грудь его, тело увидел,
Батора корни, я понял,
Батора семя признал.
Когда я в лицо его глянул,
Твердость и смелость отметил.
Батор Шоно ему имя
Дал бы я, будь моя воля».
Так он сказал и в поклоне
Хун Тайже, хану-нойону,
Взором повторно окинув
Людей, что стояли толпою,
Скромно назад отступил.
А люди, что кругом стояли,
Со словом его согласившись,
Стали домой расходиться,
По юртам своим разбредаться.
А Хун Тайжа, грозный властитель,
Постель постелить приказав,
Руки сложив под затылком,
На спину лег отдыхать.
* * *
Мальчик же тот, Шоно Батор,
К трем месяцам от рожденья
Трехлетней коровы удоем
Уже перестал насыщаться.
День световой промелькнет –
Он выше становится ростом,
Месяц пройдет полнолунный –
Выглядит телом мощнее.
Года всего лишь достигнув,
За братом Сыреном Галданом
С ревом идя неотступно,
Начал играть он на равных.
С братом своим четырехлетним
Он скачет, коням подражая,
Борется с ним, упираясь,
Злобным быкам подражая.
Сырен Галдан, брат его, как-то
Лук свой со стрелами вынес
И птиц стал подстреливать метко,
Такую игру он затеял.
А сорванец Шоно Батор
С детскою завистью к брату
За лук его начал хвататься,
Пытаясь его отобрать.
И вот два прекраснейших сына
Хун Тайжи, властного хана,
Затеявши спор из-за лука,
Вскоре до драки дошли.
Жестоко они разодрались,
Безжалостно били друг друга.
Года всего лишь достигший,
Но телом большой Шоно Батор
С братом своим четырехлетним
Равным почти был по силе.
Сырен Галдан после того дня
К младшему брату родному
Стал относиться иначе,
Отныне его невзлюбил.
* * *
Время прошло незаметно.
Хун Тайжи-хана два сына
Телами заметно окрепли,
Силой и мощью мужскою,
Мышцами сплошь налились.
Сырен Галдан, старший, гордится:
«Хана высокого сын я!»
Спесивый, с такими словами
Вокруг он глядит горделиво.
Хвалится младший подросток:
«Батора мощного сын я!»
Грудь свою выше вздымая,
Мышцами тела играя,
С важностью он говорит.
В эту их пору однажды
Два отрока-братца сказали:
«Скотское мясо приелось,
Дичи уж нам захотелось.
Нам на охоту пора».
Так объявивши любимым
Хун Тайже хану отцу и
Матери Налхан прекрасной,
В лес подались за добычей.
Заехали братцы в долину,
В пронзенную стужей низину.
Холодом там все схватилось,
Морозно там было не в меру.
Сырен Галдан, старший, замерз и,
Не выдержав пытки морозной,
Желая огонь развести,
Пытался дрова раздобыть.
Но хвороста там не нашлось. И
Сырен Галдан, сломленный духом,
Сказал Шоно Батору, плача:
«Когда мы домой возвратимся,
Мне луки и стрелы найдутся.
Лучше я лук свой с колчаном
Сожгу, зато сам отогреюсь».
При этих словах Шоно Батор,
Шапку свою на затылок
Сдвинув и сняв рукавицы,
Трубку свою закурил.
Сырен Галдан, брат его старший,
Колчан свой и лук разломав,
Костер небольшой запалил и,
Руки и ноги погрев,
За Шоно Батором следом
Едва поспевая побрел.
Долго они пробирались,
Шли по дремучей тайге,
Охотясь, гоняясь за зверем.
Когда они кончили ловлю,
Домой из тайги повернули,
Брат младший, по крови охотник,
Задатки отца-зверолова
Имея в себе по наследству,
Оленя и самку марала,
Убитых одною стрелою,
Нес на обоих плечах.
* * *
Сырен Галдан сзади плетется
С пустыми руками по следу
Младшего брата, счастливца,
Взгляд ему в спину вонзая.
И так вот шагая, попутно,
Вкрадчиво младшему брату,
Такие слова говорит он:
«Брат старший, он выше по роду,
Брат младший, он ниже во всем.
Давай я поэтому лично
Родителям нашим добычу,
Проехав вперед, поднесу.
И ты мне оленя с изюбрем
Поэтому лучше отдай-ка,
Уважь ты мое старшинство».
И Шоно Батор в избытке
Щедрости, честной душою
Приняв его речи за правду,
Сердцем наивным поддавшись
Старшего брата витийству,
Оленя и самку марала
Сырену Галдану отдал.
* * *
Оттуда Сырен Галдан дальше
С добычей пошел впереди
И, первым до дома добравшись,
Родителям он заявил:
«Вот что добыл я охотой!»
И, матку марала с изюбрем
Пред ними почетно сложив,
Дальше рассказ свой продолжил:
«Младший мой брат Шоно Батор
Охотник совсем никакой.
Все время мне в деле мешал он,
Домой возвратился пустой.
А по обратной дороге,
Не выдержав стужи суровой,
Обманом меня он заставил
Лук мой со стрелами сжечь».
Такие про младшего брата
Коварные он измышленья,
Полные яда и желчи,
Родителям хитро изрек.
Когда Шоно Батор попозже
В ханскую юрту пришел,
Хун Тайжа-хан, породитель,
Велев ему встать пред собой,
Обрушился с гневною речью
На сына и с горьким презреньем,
Словно ничтожного труса,
При людях его отчитал.
Безвинно отцом обвиненный,
Шоно Батор на старшего брата
Сырена Галдана безмерной
Обидой налился в душе.
Но стойкостью сердце исполнив,
Не переминаясь ногами
И не моргая глазами
Под властным родительским взором
Стоял он и думал при этом:
«Чем же закончится дело?
Немного пожду, погляжу…»
Сырен Галдан, старший наследник,
Глядя на младшего брата
В виде таком неприглядном,
Зло про себя усмехался:
«Ну как, брат, тягаться со мною?
Хоть силой тебе уступаю,
Словом тебя задавлю!»
Внешне вполне добродушный,
Но мстительно зубы сжимая,
Под длинными рукавами
Пряча свои кулаки,
Он черные мысли лелеял.
Времени много ли, мало
С этой поры миновало.
Случай тот стал забываться
В памяти братьев, но все же
Каждый по-своему думал.
Сырен Галдан мыслил коварно:
«С этого раза ты должен
Разумнее быть и скромнее.
А если и дальше ты станешь
Рядом со мной выставляться,
От старшего брата тогда ты
Еще не такое узнаешь!
От рук моих, дерзко отбившись,
Тебе далеко не уйти!»
А добрый душой Шоно Батор
Думал при этом, не глядя
На то, что обижен был братом:
«Братьям родным неприлично
Сеять вражду меж собою.
Щенки любят пробовать зубы,
Юнцы любят пробовать силы.
Наверное, то, что случилось –
Юных годов заблужденье,
Малого возраста тренье.
Лучше об этом не думать
И злобу в душе не копить».
* * *
Дальше продвинулось время.
Шоно Батор сильнее все, крепче
Становится телом и станом.
Мышцы в ногах несравнимо
Усилились, две его кисти
Округлились с тяжестью видной.
Крупные плечи набухли.
Грудь его, тулово мощно
Расширились в стороны с виду.
Если в лицо ему глянуть –
Что-то его отличает
От соплеменников, видно
Что знаком особым отмечен.
Коричнево-красный он ликом,
Зубы его как у волка,
Острые очи как стрелы,
Не человек – исполин он,
Сокровище он – не мужчина.
Люди все видят и знают:
Великим он батором вырос,
Невиданным мужем он стал.
* * *
В ту самую пору взросленья,
Мощи большой обретенья
Мыслью такой Шоно Батор
Как-то однажды задался:
«Поскольку я батора отпрыск,
Мне нужно оружье иное,
Доспехи нужны мне другие,
Достойные взрослого мужа.
Пора их сейчас же готовить».
Такое решенье, подумав,
Принял он без лишних сомнений.
Как раз в это самое время
Отца его, Хун Тайжу-хана,
Мысли такие постигли:
«Безвыездно в ставке живу я,
Давно во владениях не был.
Стада, табуны перечесть бы,
Подданных надо проведать».
С таким намерением твердым,
Коня своего оседлав, он
Поехал в просторные степи
Затем, чтоб широкие долы
С осмотром своим пересечь,
Чтоб пастбища стад своих тучных
Лично вокруг оглядеть,
Немалое их поголовье
Точным числом перечесть,
У подданных преданно-верных
Порядок законный проверить.
* * *
Покуда Хун Тайжа-родитель
Свершал по владеньям поездку,
Младший его Шоно Батор,
Решенье свое исполняя,
Крепкий, из рога оленя,
Лук для себя смастерил.
Потом оперенные стрелы
Быстрые начал готовить.
И тут смастерить наконечник
Металла нигде не нашлось.
Тогда он, не думая долго,
Серебряный меч драгоценный,
Кованный в честь посаженья
Отца на высокое ханство,
Напротив сиденья висящий,
Чтоб хан мог всегда любоваться,
Снял со стены самовольно
И в правой ладони сжимая,
Вынес из юрты наружу.
И с этим мечом драгоценным
К железного дела умельцу
Придя, кузнеца попросил:
«Из этого лезвия острый
Сделай-ка мне наконечник
Для крепкой стрелы оперенной».
Услышав наивную просьбу,
Железного дела умелец
Батору молвил пугливо:
«Смог бы я сделать что просишь,
Но лучше тебе я скажу:
Разве имеем мы право
Рушить великую ценность
Хозяина, нашего хана?..
Пожалуй что я откажусь».
Услышав такие реченья
Железного дела умельца,
Батор Шоно раздраженно
И резко его перебил:
«Можешь – так делай скорее,
Нет – так моргнуть не успеешь
Как позвоночник твой хрупкий
Разом одним преломлю!»
Так он грохочущим басом
Прикрикнул сердито и грозно.
Железного дела умелец,
Не находя себе места
От окрика ханского сына,
Не находя что ответить,
В страхе великом подумал:
«Тяжкий конец уготован,
Казнь иль жестокая порка…»
И от бессилья заплакал.
Но позже, подумав, прикинул:
«Не сам, не по собственной воле
На ценность великого хана
Рукой я своей посягаю.
Приказом наследника трона,
Под страхом лишения жизни
Принужден к такому злодейству.
Такая ли это провинность,
Что казни жестокой достойна?
Уж сделаю я что он просит».
И меч тот искусной работы
На наковальне широкой
Стал разбивать и ломать.
Затем из разбитых обломков
Он сделал к стреле наконечник.
Батор Шоно, принимая
Стрелу с наконечником острым,
Уже успокоившись, с лаской
Дружески-мирной сказал:
«Просьбу мою ты исполнил,
Что я хотел – получил,
Великий кузнец наш, умелец,
Кланяюсь я от души!»
С такими словами он вышел
Из кузни, его мастерской.
Когда он пришел в свою юрту,
Хун Тайжа, грозный родитель,
Домой из поездки вернувшись
И меч-талисман не увидев
На месте – на правой стене,
Бешеной злобой покрывшись,
Сердцем горя, в исступленье,
Зубами скрипя в нетерпенье,
В ярости всех вопрошал:
«Кто так коварно похитил
Священный мой меч серебренный,
Подарок верховного хана?»
И тут вот, момент улучая,
Сырен Галдан, старший наследник,
Услужливо встал пред отцом:
«Бесценный ваш меч серебренный
Батор Шоно унес в кузню.
Железного дела умельца
Заставил ваш меч разломать,
Чтобы к стреле его быстрой
Выковал тот наконечник»
И тут же назад отступил.
Хун Тайжа, грозный властитель,
Услышав о том, как наследник
Младший к нему непочтенье
Открыто уже проявляет,
На ценные вещи без спроса
Руки свои налагает,
От гнева аж задохнулся.
Очи его заблестели,
Черным огнем загорелись.
Весь задрожал он от злобы
И к младшему сыну с ужасной
Руганью он подошел.
Но хану-отцу Шоно Батор
Без тени смущения с виду
Со взглядом прямым и открытым
Доводом веским ответил:
«Отец мой, великий властитель,
Я уж не малый ребенок,
Телом давно возмужал я,
Буду участвовать в войнах.
Степные просторы обширны
И разным народом полны.
Если вдруг вздумает кто-то
На наши владенья напасть,
Должен ведь я быть готовым
Вместе со всеми с отпором
Выступить против врага.
Поэтому меч серебренный
Ваш я использовал, чтобы
Приделать к стреле наконечник».
Затем же он, встав на колени,
Родителю кланяясь низко,
Прощения попросил:
«Если я сделал ошибку,
Вину мою эту простите
До первого случая. Дайте
Мне делом ее искупить.
Явите ко мне снисхожденье».
Хун Тайжа, грозный родитель,
С усмешкой на это промолвил:
«Какою ты мощью разжился,
Какие уменья обрел,
Чтоб меч драгоценный без спросу
Трогать – посмотрим сейчас».
И слуг он домашних отправил
Мишени в степи расставлять.
* * *
Следом за этим немедля
Хун Тайжа, грозный властитель,
Мэргэнов своих, багатуров
Вызвал к себе, а за этим
Обоих детей он с собою
Повел к рубежу испытанья.
Прибыв туда, Шоно Батор
Увидел шесть прочных мишеней,
Расставленных в ряд друг за другом.
Первые пять поразивши,
В шестую мишень пусть воткнется
Стрела – вот такое условье
Хун Тайжа-хан, породитель,
Детям своим объявил.
Готовясь стрелять, Шоно Батор
Родителю-хану промолвил:
«Старшего брата имея,
На этом большом состязанье
Первым стрелять мне нельзя.
Сырен Галдан брат пусть по праву
Выстрелит прежде меня».
Услышав такое сужденье
И будто резон в нем заметив,
Старшему сыну Сырену
Отец приказал начинать.
* * *
Сырен Галдан, старший брат, резво
С места вскочил, чтоб стрелять.
Взял он свой лук со стрелою
И, ноги пошире расставив,
Начал тянуть тетиву.
Первой мишенью стояли
В ряд три железные двери.
Должна была сильным ударом
Стрела на лету их раскрыть
Одну за другой нараспашку
И дальше полет подолжать.
Стрелу натянув до зазубрин,
Насаженных на наконечник,
Прицелившись, старший наследник
Пустил. Засвистел наконечник,
И звуки стрелы разнеслись.
Первую дверь отворивши,
Стукнув слегка по второй,
На землю упала стрела.
И тут Шоно Батор поднялся
С улыбкой, веселым смешком:
«Ну вот и настал уж черед мой».
А люди, толпою сгрудившись,
Его с нетерпением ждали.
Батор Шоно, изготовясь,
Длинный свой лук исполинский
До самого черного жала
Стрелы своей перистой, быстрой
За тетиву натянул.
Казалось, посыпались искры
С лучных изгибов тугих,
Казалось, что будто клубами
Дымными от напряженья
Окрестности заволокло.
И вот наконечник в полете,
Воздух сверля, зазвенел,
Как ствол одинокий под ветром,
Протяжно завыла стрела.
От самого пальца большого
Мощно она понеслась,
От пальца второго со страшным
Звоном она полетела.
И первую, ближнюю цель –
Четыре железные двери
Вдребезги, в сорок сторон,
В осколки и мелкие крошки,
Помельче любого гвоздя,
Разбив, полетела вперед.
Вторую мишень – три крепчайших,
Обретших железную твердь,
Трижды моченых над паром
Войлока в ветошь порвав,
Стрела полетела вперед.
Третью мишень – семь десятков
Саней, нагруженных дровами,
В мелкие щепки разбив,
Да так, что уже не найти
Которой в зубах ковырнуть
Было бы можно, рассеяв,
Дальше стрела понеслась.
От меты четвертой – большого
Быка, пестро-черного мастью,
И мяса куска не оставив,
Чтоб ворон мог клюнуть для пробы,
Порвав его и рассеяв,
Дальше стрела полетела.
Пятую мету – блестящий
Диск золотой с просверленной
Дыркой в середке, висящий,
Точно по центру пронзая,
В мелкий песок раскрошив и
В сорок сторон поразвеяв,
Дальше стрела понеслась.
В шестую мишень – в ствол широкий
Сосны, искривленной ветрами,
С треском с разлета воткнувшись,
Беззвучно стрела задрожала.
И то был неслыханный случай!
От Шоно Батора мощи,
От крепости желтого лука
И скорости, прочности звонкой
Острой стрелы оперенной
Шесть исполинских мишеней
В небо высокое пылью
Легкой, взвихренной взлетев,
Обратно на землю степную
Жидким туманом легли.
* * *
Люди, увидев такое,
В великом своем изумлении,
Локтями друг друга толкая,
Так возглашали, ликуя:
«Теперь-то уж наш Шоно Батор
Любого врага одолеет!
Не человек – исполин он,
Сокровище он – не мужчина».
Так простодушно и прямо
Подданный люд меж собою
Батором стал восторгаться.
Сырен же Галдан в это время,
К хану-отцу поспешил и
Стал на ухо что-то шептать,
Украдкою что-то внушая.
Хун Тайжа, грозный властитель,
На ноги с места поднялся.
Ближе людей подозвал он,
И, взором своим оглядев их,
Вынес такое решенье:
«Батор Шоно еще молод,
И если теперь так силен он,
То что от него ожидать,
Когда он совсем возмужает?
Если силен жеребенком,
Каким подрастет лончаком?
Чтоб в будущем не было смуты
И мести с его стороны,
Хрящи с его мощных лопаток
Вырезать нужно сейчас,
На двух больших пальцах тетивных
Нужно отсечь сухожилья!»
И вынув свой нож остролезвый,
Начал он с белых лопаток
Сыну хрящи вырезать.
А Шоно Батор недвижно
Под острым отцовским ножом,
Не переминаясь ногами
И не моргая глазами,
Лишь зубы сжимая от боли,
Молча, смиренно стоял.
Люди, построившись кругом,
Смотреть не могли на такое,
Но ханскому слову подвластны,
Не смели и звука издать.
Средь них лишь один веселился
С мстительной, подлой улыбкой –
Сырен Галдан, старший наследник.
Ни разу не дрогнули брови
Шоно под отцовской рукою.
Но злую улыбку увидев
Брата Сырена Галдана,
От горькой обиды на гневность,
Жестокость родного отца,
Две крупных слезы на широкий
Подол отцовской одежды
Из глаз своих он обронил.
Но Хун Тайжа-хан и не вздрогнул
Увидев их, лишь покосившись,
Резко к толпе повернулся,
Строго и грозно сказал:
«Особым себя возомнивший,
Гордыней объятый наглец,
Заживо сгнить – твоя доля,
Подняться тебе я не дам!
Мэргэны мои, багатуры,
В темницу его отведите,
В железную клеть посадите
И стражу приставьте к дверям!»
С тех пор Шоно Батор в опале
Под бдительной стражей, в железной
Клети, в заточенье жестоком,
Терзаясь душой, прозябал.
Часть третья
Время прошло с тех событий.
К Хун Тайже, властному хану,
От Аржи Буржи, злого хана,
Прибыли как будто в подарок
Три вьюка полных иголок
На трех великанах-верблюдах.
Хун Тайжа, грозный властитель,
Увидев те полные вьюки,
Радости бурной предался:
«Какой это добрый владетель
Мне подношенье отправил!»
Растроганно он умилялся.
Подручные хана, нойоны,
Радость его разделяя,
Тоже довольными были.
* * *
Батор Шоно в это время
В гное, текущем с лопаток,
Холодной водой лишь питаясь,
Небесного света не видя,
Ночью и днем в темноте,
В промерзшей холодом жгучим,
Черной, железной темнице
Сидел, без вины иссыхая.
Люди его поколенья
Хоть раз бы его пожалели!
Люди постарше годами
С сочувствием раз помянули б!
* * *
Когда Шоно Батор в темнице
Железной закрытый томился,
Преклонных годов седовласец,
Пастух годовалых телят
Еду – родниковую воду
Ему ежедневно носил.
Однажды, когда он явился,
К нему Шоно Батор от скуки
С просьбою обратился:
«Почтенный старик, посиди же,
Новости мне расскажи».
Старик-седовласец поведал:
«От Аржи Буржи, злого хана,
К отцу твоему, Тайже-хану
На трех великанах-верблюдах
Три вьюка железных иголок,
Будто бы в дар-подношенье,
Прибыли в стойбище наше.
От этого дара отец твой
В веселье большом пребывает».
Новость такую услышав,
Батор Шоно в одночасье
Покоя лишившись, воскликнул:
«Какой же вам это подарок,
Ведь это загадка с намеком!
Если имеете разум,
Если храните рассудок,
Должны вы ее разгадать!»
* * *
Преклонных годов седовласец,
Пред ханские очи явившись,
Хун Тайже-хану немедля
То, что сказал Шоно Батор,
В точности передал.
А тот, изумленный донельзя,
Лучших людей из совета
Срочно созвал на собранье.
И мненье Шоно объявил им:
«Пришедшие будто в подарок
От Аржи Буржи, злого хана,
На трех великанах-верблюдах
Три вьюка железных иголок
Батор Шоно называет
Загадкой с намеком для нас.
Вы, мудрые члены совета,
Подумайте, в чем тут загвоздка
И мне доложите скорее».
Люди, что всеми считались
Умнейшими из народа,
Стали бросать перегляды
В смущении между собой,
Не могут никак догадаться
До тайны коварного смысла.
Лица задрав, размышляют –
Никто догадаться не может,
Вниз опустив, размышляют –
Никто дать ответа не может.
И вот, наконец, утомившись
Думать-гадать, они разом
Решили, что этот подарок
Без умысла тайного прислан.
Тогда у порога стоявший
Преклонных годов седовласец,
Пастух годовалых телят,
Всем поклонившись по кругу,
Дал предложенье такое:
«Давайте, узнаем что мыслит
Сам Шоно Батор об этом».
Слова седовласого старца
Нельзя оставлять без вниманья.
Пришлось предложение это
Волей-неволей уважить.
В цепях Шоно Батора в юрту
Отца привели, охраняя.
Поставив его пред собою,
Стали расспрашивать строго,
Как понимать его слово
О том, что загадку прислал им
Аржа Буржа – не подарок.
У Шоно Батора в сердце
Обида большая скопилась
На брата Сырена Галдана
И Хун Тайжа-хана, отца.
Но чистым умом понимая
Важность решенья вопроса,
И светлой душою болея
За участь родного народа,
Загадку он им разгадал:
«Знатные люди совета,
Разумом все вы кичитесь,
Мудрыми все вы слывете,
На деле же все вы глупы.
Сколько в трех вьюках иголок,
С таким же количеством войск
Иду я на вас. Покоряйтесь!» –
Вот что сказал вам намеком
Аржа Буржа, злой властитель.
Ответом на это пошлите
Сок дикого лука-мангира
В тех же тюках, погрузив их
На тех же огромных верблюдов.
Аржа Буржа, получив их,
Должен понять это так:
«У Хун Тайжи-хана хоть меньше
Подданных чем у него,
Но люди его непростые.
Горько придется тому, кто
Вздумает с ним воевать,
Так же, как горько глотать
Сок дикого лука-мангира».
Так им сказал Шоно Батор.
Нойоны же, члены совета,
Усвоив его наставленье,
Батора взяли под стражу
И снова в темнице закрыли.
И не было снова меж ними
Такого, кто жалость имел бы.
И только один седовласец,
Пастух годовалых телят
На Шоно Батора глядя,
От жалости слезы ронял.
На Хун Тайжу-хана взирая,
Презреньем и гневом вскипал.
* * *
После того, как Хун Тайжа
По младшего сына подсказке
Ответ злому хану отправил,
Вскоре опять пребывает
От хана того Аржи Буржи,
Будто бы так же в подарок,
Искусной отделки три трости
Из красного древа сандала
На трех исполинских воловьих
Седлах, навьюченных крепко.
Приняв эти трости с почетом,
Хун Тайжа-хан уж не может
Смысл их тайный понять
И знатных людей из совета
Вновь на собранье сзывает.
Из племени лучшие люди
Те трости роскошной отделки
Вертят в руках и гадают,
Разгадку не могут найти.
Обходят и справа, и слева,
Смотрят, не могут понять
Смысл, в них хитро сокрытый.
И лучшего не придумав,
Решили, что это подарок
Истинный, без намеков.
Но все же решили послушать
Что скажет им Шоно Батор:
«Посмотрим, что он наболтает,
Что умного нам наплетет».
И Шоно Батор под стражей
Доставлен был вновь на собранье.
Важные члены совета
С вопросом к нему подступились:
«От Аржи Буржи, злого хана,
Три драгоценные трости
Прибыли к нам как подарок.
Наверно, теперь без подвоха.
Что ты об этом нам скажешь?»
Батор Шоно ужаснулся
Глупости членов совета,
Выругать их захотелось.
Но нравом смиренно сдержавшись,
Он высказал слово такое:
«То, что сочли вы подарком,
Если уж мягко сказать,
Вашим умам испытанье.
Аржа Буржа, по тому как
Найдете концы этих тростей,
Где верхний, где нижний, решите,
Узнать хочет точно, насколько
Разумны или глупы вы».
И после его поясненья,
Сколько они ни смотрели
На трости те из сандала,
Ни верхних, ни нижних концов их
Никак не могли различить.
Глядя на них, Шоно Батор
Не смог эту глупость стерпеть:
«Мудрейшими вас почитают,
А вы и простейших вопросов
Не можете сами решить!
У дерева низ тяжелее,
Верх же значительно легче.
Поэтому, если подбросить
В воздух все эти трости,
Падут они низом об землю,
Вершинами указуя
В вечное синее небо».
Выслушав эту подсказку,
Мудрые члены совета
Ответили злою насмешкой:
«Неплохо секреты вскрываешь,
Загадки разгадывать ловок,
Немалым умом обладаешь,
Не самый последний дурак».
Вдоволь над ним посмеявшись,
Обратно его увели.
И после того, разобравшись
В разных концах этих тростей
Тем способом, что подсказал им,
Их пожалев, Шоно Батор,
На твердой, пестрой бумаге
Отгадку свою написали
И, властному Хун Тайжа-хану
Дав руку к листу приложить,
Яшмовой ханской печатью
До скрипа письмо придавив,
Все трости тем же порядком
На тех же волов погрузили
И к Арже Бурже, злому хану,
Отправили с честью обратно.
* * *
Прошло с той поры дней немало.
Хун Тайжа, грозный властитель,
Успел уж душевным покоем,
Тихо живя, насладиться,
Советников лучших отметить,
За разум их похвалить.
И вот Аржа Буржа, властитель,
Вновь направляет к ним в ставку
На трех лошадях красно-рыжих
Три крепких красивейших лука
Со стрелами чудной отделки.
На луке седла нашли надпись.
Прочли: «Подношенье в знак чести».
И Хун Тайжа-хан облегченно
Вздыхает, исходом довольный:
«Ну вот, наконец, настоящий
Подарок пришел, без подвоха».
И воинов ближних сзывает,
Важностью весь раздуваясь.
Громко и строго велит:
«Эти прекрасные луки,
Подарок соседнего хана,
Снимите с коней и внесите
В жилище мое да повесьте
На стену по правую руку
Трона, где я восседаю.
Гостей моих пусть изумляют
Эти творенья искусства».
И лучшие воины хана
Взялись исполнять приказанье.
Но вот, из сильнейших мэргэнов
Такой не нашелся, что смог бы
Снять эти луки из седел
И опустить их на землю.
И наконец, десять дюжих
Мужчин, поднатужившись вместе,
Помучившись вдоволь, до пота,
Еле те луки спустили
И на воловьих телегах
К ханским дверям подвезли.
Затем из последних усилий
В юрту внесли и на стенке
Луки они укрепили.
* * *
В этот же день пред закатом
Преклонных годов седовласец,
Пастух годовалых телят
Вновь с родниковой водою
На ужин любимцу-герою
Спешно явился в темницу.
Железную толстую дверь он
Со скрипом приотворил,
Войдя и присев у порога,
Начал рассказывать вести:
«К отцу твоему Тайже-хану
На трех жеребцах красно-рыжих
Три крепких красивейших лука
Со стрелами чудной отделки
Прибыли будто в подарок.
Отец твой, Хун Тайжа, властитель,
Приняв эти луки с почетом,
По правую руку от трона
На стену повесить велел их».
Новость такую услышав,
Батор Шоно от досады
На глупость родителя-хана,
Закинув лицо, засмеялся,
Взгляд опустив, застонал он
В безмерном своем потрясенье,
В горячей душе не вмещая
Всю полноту возмущенья.
Сжал кулаки он в бессилье:
«Когда ж его опыт научит,
Когда же он ум обретет?
Когда же он разум приличный
В своей голове соберет?
Когда так легко поддается
Он проискам злейших врагов,
От раздражения злого
Сдержать я себя не могу.
Как вспомню все зло, что безвинно
Родитель мне мой причинил,
Обида меня отравляет,
Горечь мне душу гнетет.
Что же мне делать, как быть мне?
Скажите, властители неба!
Но мысль, что он все же отец мне,
Меня заставляет смириться.
Все же, меня он взлелеял,
Вскормил, воспитал как мужчину.
Ладно, посмотрим что будет.
Думаю я, что опять же
Отцу моему, Тайже-хану,
Под видом тех ценных подарков
Пришло испытанье от злого
Аржи Буржи, властелина.
Хочет он, видно, проверить,
Найдется ль у Хун Тайжи-хана
Батор такой, что сумел бы
Луки те разогнуть».
* * *
Почтенных годов седовласец,
Локтем к себе прижимая
Шапчонку из шкурок телячьих,
Срезанных с голеней тонких,
Хун Тайже хану с поклоном
Мысль Шоно Батора точно,
Не пропустив ни полслова,
Почтительно передал.
Хун Тайжа, грозный властитель,
Выслушав мнение сына,
Снова вспылил раздраженно:
«Опять этот наш недоносок
Лезет в чужие дела,
Умом своим жаждет похвастать.
Скоро, однако, дождется –
Избить прикажу без пощады!»
Но все же в душе он почуял
Сомненье в своей правоте,
И как бы рассержен он ни был,
Вынужден был примириться
И лучших своих багатуров,
Известных в народе мэргэнов
Вызвал с гонцами к себе.
Сбираются в ставке мэргэны
И лучшие багатуры,
Выносят из ханских покоев
Луки те роговые
И начинают помалу
Пробовать их разгибать.
Но сколько они ни пытались,
Прежнее их состоянье
Никак не могли изменить.
Дергали, напрягались,
Но даже концы не сдвигали.
Злились в бессилье постыдном,
А луки не поддавались,
Последние силы спустили –
Изгибы тех луков остались
В их виде начальном, как были.
В безвыходное положенье
Попав, багатуры смущенно
Оглядываясь друг на друга,
Локтями друг друга толкая,
Все вместе решили позвать
К ним Шоно Батора в помощь.
Послали к нему человека.
А Батор Шоно им в ответ:
«За важное дело такое
Браться под вечер не буду,
Завтра с утра приходите,
Тогда я возьмусь за те луки».
* * *
С лучами встающего солнца
Двери темницы открылись.
Батор Шоно приподнялся,
Смотрит – степная долина
Ранней росою покрыта.
Дальше он смотрит – подножья
Горные возлежат,
Укрыты густою травою.
Батор Шоно встрепенулся,
На ноги мощные встал.
Широкую грудь наполняя
Свежестью, он потянулся.
Вышел наружу, на волю
И, руки раскинув свободно,
Вперед по степи зашагал.
Когда подошел он под стражей
К месту, где луки тянули,
Воины, все багатуры
В сборе его поджидали.
Тогда Шоно Батор по кругу
Широкому оглядел их
И обратился к ним с речью,
С условием, правом своим:
«Прежде того как я стану
Луки сии разгибать,
Пусть мать и отец мои сядут
Рядышком, сзади меня».
Когда же родители вышли
В торжественно-пышных одеждах,
Батор Шоно, приготовясь,
Раздевшись по пояс, стоял.
И вот он, собравшийся с духом,
К действию приступил.
Сначала, приличное место
Выбрав, удобно воссел он.
И разом он три исполинских
Лука из рога оленя,
Для перевозки которых
Вьючили трех жеребцов,
Одною рукою поднял.
Приладил их ровно друг к дружке
И, взяв за концы, где тетивы
Петлями прочно крепятся,
Коленями в центр уперся
И стал понемногу тянуть.
Батора мощные ноги
Враз напряглись и набухли,
Мышцы по телу взбугрились,
Кисти двух рук округлились.
И с каждым рывком из порезов
Страшных на спинных лопатках
Брызгало гноем на землю
Пред матерью и отцом.
Тянет он, тянет помалу,
И с каждым потягом с чашку
Гноя на землю он брызжет.
Чем больше тянул, тем сильнее
Движенья его становились.
До остова так дотянул он.
Чем дольше он тянет, тем больше
Силы становится в теле.
И вот он согнул до изгибов
Крайних, на самых концах.
Еще раз рывком потянул он –
И три исполинских тех лука
Из желтых оленьих рогов
Хрустнули вдруг, затрещали.
Еще потянул и сломал их
И выбросил в сторону наземь.
Когда Шоно Батор отбросил,
Сломав, те огромные луки,
У восседавших за ним
Важных родителей лица
Сплошь были гноем облиты.
Хун Тайжа, грозный родитель,
И Налхан, прекрасная матерь,
Все время, пока Шоно Батор,
Тянул-разгибал эти луки,
Гнойные брызги с одежды
Своей то и дело стирали.
Теперь, когда лица облило,
Они, задыхаясь от смрада,
Не зная, вставать ли, сидеть ли,
Растерянно утирались.
А люди, меж тем, восхищались
Невиданной мощью и силой
Любимого багатура,
Расширив глаза, изумлялись,
Локтями друг друга толкали.
* * *
Родившее лоно тоскует,
Рожденного сына жалеет.
Налхан, прекрасная матерь,
Едва отдышалась и к мужу
С просьбой-мольбой обратилась:
«Сына родного, от крови
И плоти своей, пощади.
Словам моим внемли, супруг мой,
Возвысь Шоно Батора вровень
Со старшим Сыреном Галданом!»
Выслушав молча супругу,
Хун Тайжа, грозный властитель,
Внешне как будто смягчился,
Внял своей суженой просьбе.
Но тут же Сырен Галдан, старший,
Сзади к отцу подскочил и
К уху его наклонившись,
С оглядкою начал шептать:
«Младший твой сын Шоно Батор
Не много тебя почитает,
Не очень тебя, пожилого,
Оказывается, уважает.
Сейчас он средь подданных наших
На смех тебя поднимает,
Про глупость твою, близорукость,
Потешные слухи пускает».
Хун Тайжа, грозный властитель,
Услышав такое, кипящим
Гневом налился в душе,
Челюсти сжав, через зубы
Злобно-сердито промолвил:
«Считает себя уже взрослым
Настолько, что может меня,
Хана-отца, властелина
Посмешищем выставлять!»
И приказал он сурово
Вновь Шоно Батора, сына,
Под стражей назад отвести
И бросить в сырую темницу.
Часть четвертая
После того испытанья
Аржа Буржа, злой властитель,
И десять ночей не промедлив,
Войско собрал для вторженья.
Семьдесят лучших тумэнов,
Призвав, подготовил к войне.
Семьдесят семь багатуров
Заставил одеться в доспехи.
И, приготовившись к брани
С Хун Тайжей-ханом строптивым,
Направился с войском к нему.
Бессчетные тучи отрядов
Своих разделив на две части,
Он во владенья Хун Тайжи
Вторгся с обеих сторон.
Двадцать отборных тумэнов
Встали у самой границы
С северной стороны.
А все остальные у южных
Гор пограничных собрались.
Аржа Буржа, злой властитель,
Хун Тайже-хану записку
С такими словами послал:
«Будешь со мною сражаться –
Сутки на сборы даю,
Если же не решишься –
Прямо сейчас я иду.
Что выбираешь? Быстрее
С посыльным ответ свой мне дай,
Долго мне ждать неохота
Расправы с никчемным тобой.
Подданный люд твой по счету
В рабство ко мне перейдет.
И палачи ожидают
Тело твое с головой».
Так он презрительно, грубо
В посланье своем отписал.
* * *
Хун Тайжа, грозный властитель,
Приняв такую угрозу,
Сразу же старшего сына
Сырена Галдана призвал
И строгий приказ ему дал:
«Аржа Буржа, злой властитель,
С войском огромным явился.
Чтоб наши владенья забрать
Тумэны его боевые
Должен ты встретить достойно,
В битве жестоко разбить и
С позором прочь проводить.
Немедленно войско готовь и
К северным черным предгорьям
Навстречу врагу выступай!»
* * *
Сырен Галдан, старший наследник,
Спешно отряды собрал
И в ставке отца темной ночью
Построиться всем приказал.
Сородичи все по куреню,
Прослышав, что враг подошел,
С испугу косулям трусливым
Пред стаей волков уподобясь,
Всюду носились, сшибаясь,
Лбами во тьме натыкаясь,
Друг друга спеша упредить.
То шумом и криком исходят,
То шепотом шепчут от страха.
Девушки, дети рыдают,
Ищут отцов, матерей.
В таком вот всеобщем смятенье
Прошла эта ночь. Засинело
Небо слегка на востоке,
Затем и совсем побелело.
Стало светло, начинался
День на монгольской земле.
Сырен Галдан в ярких доспехах
Повел боевую колонну
К северным черным предгорьям,
Где ожидал их противник,
Чтоб в битве с врагом потягаться.
Хун Тайжа-хан, постаревший,
Вышел из юрты и, стоя
У новой своей коновязи,
Воинам отъезжавшим
Личное дал пожеланье:
«Удачи вам в битве священной!
Пусть скорою будет вам помощь
От духов отцов наших, предков –
Нынешних воинов неба!»
Торжественно так возгласил он
И долго смотрел вслед мэргэнам,
Тревогу в себе затаив.
* * *
Сидевший в железной темнице
Наследник второй Шоно Батор
Услышал тот шум за стеною –
Крики и вопли людские.
Умом своим острым мгновенно
Он понял что вторгся с войною
На их родовые владенья
Злой властелин Аржа Буржа.
Покой потерял Шоно Батор,
Как зверь в западне заметался –
Руки ломал от досады,
Зубами скрипел он от скорби.
Хун Тайжа хан в это время,
На троне своем восседая,
Думал как без ущерба
Выйти из положенья:
Года его были преклонны,
Не годен он был для сражений.
Он думал: «Кого же послать мне
Навстречу захватчикам тем, что
С южных границ угрожают?
Сам бы повел багатуров,
Да, знать, постарел я уж очень».
Думал-гадал и, не видя
Другого решенья вопроса,
С великою неохотой
Вызвал он младшего сына.
И голосом строгим сказал:
«Аржа Буржа, злой властитель,
В наши владенья внезапно
Вторгся с двух разных сторон.
Брат твой, Сырен Галдан, старший,
На север отряды повел,
Туда, где часть вражьего войска,
Наши границы нарушив,
Строем стоит под горой.
С остатками наших отрядов
Ты выступай против тех, что
Вторглись к нам с южных границ».
(полную версию перевода эпоса можно скачать на сайте автора https://www.alexeygatapov.club/shop