На нашей оживлённой улице есть сквер, совсем небольшой, длиной от одной остановки автобуса до другой. А ширина и того меньше. Но до чего же уютный!
Под сенью его деревьев и кустарников проходило детство наших малышей: мамаши сидели на лавках, а рядом, под кустами сирени, шиповника, жасмина и боярышника, в густой траве копошились их дети, играя в «дочки-матери», в «магазин». «Продавали» пучки травы, листья одуванчиков, плоды боярышника. Осенью валялись на пышных коврах опавшей листвы, сгребали листья в огромные кучи. Зимой из снега делали горку, катались с неё на санках и на лыжах, делая круги по всему скверу.
Сейчас сквер «преобразился». Вырубили «лишние» деревья, так что стало видно движение машин, автобусов и троллейбусов по шумной улице. Вместо кустов сирени, жасмина, шиповника и боярышника появились клумбы с яркими цветами, скамейки с урнами (по две на скамейку), дорожки из плитки, по обе стороны которых еле зеленеет подстриженная под корень трава. Красиво, чисто, идеально.
Но если раньше на скамейках сидели мамы с книгами и бабушки с вязаньем, а рядом стояли коляски со спящими детьми, то теперь скамейки пустовали: один – два случайных прохожих присядут на минутку и идут дальше по своим делам.
Однажды погожим октябрьским днём я возвращалась из магазина. Чтобы сократить дорогу, решила пройти через сквер. Иду по дорожке мимо огромных пластиковых мешков, в которые собирают опавшие листья. Деревья уже голые, тихо стоят, дожидаясь прихода холодов, зимы.
Вижу: мальчик лет семи-восьми стоит, обхватив ствол липы. Шапка сдвинута на сторону, ухо плотно прижато к дереву, глаза закрыты. Видно, из школы возвращается: на земле валяется ранец. Подхожу ближе и тихонько спрашиваю:
- Мальчик, ты что делаешь?
- Тише! - тоже шёпотом отвечает мальчик, не меняя позы. - Слушаю, как они переговариваются.
- Кто? - удивляюсь я, ставя пакет с продуктами на землю и прижимаясь ухом к холодному стволу дерева.
- Жуки, которые спрятались от морозов. Они там сидят в трещинках и переговариваются. Они ещё не заснули.
- А, слышу-слышу, - подыграла я школьнику. - Усач-дровосек ругается с другим жуком, что тот занял самую сухую и тёплую трещину в стволе. А другой говорит, что его трещину заняли куколки бабочек, поэтому ему пришлось искать новую квартирку.
- Не подрались? - с тревогой спрашивает он.
- Нет, - успокаиваю его, - они уже почти сонные, слабые. Как бы во время спора не заснули.
- Я вчера тоже слушал и услышал, как жуки жалели, что все личинки погибнут, - ответил мальчик. - Они же спрятали их в опавших листьях, а листья сгребли в кучи, а потом в мешки запихнули. Жалко.
«Наверное, по природоведению проходят, как насекомые перед зимой «спать ложатся»», подумала я.
- А что вы тут делаете? - неожиданно послышался удивлённый голос. - Чего там слышно? - спросила старушка и заковыляла к нашей липе.
- А вы послушайте! - радостно откликнулся мальчик и подвинулся, уступив уже нагретое на стволе место.
Бабушка освободила из-под шапки ухо и прижалась им к липе.
- Гудит! - обрадовалась она и плотнее прильнула к шершавому стволу.
«Ещё бы не гудело», подумала я с улыбкой: мимо как раз промчался троллейбус.
И тут мне стало так смешно! Я вспомнила сказку братьев Гримм «Золотой гусь». Дурень нёс Золотого гуся, а девушка захотела выдернуть золотое перо из крыла гуся и прилипла к нему. Потом её сестра прикоснулась к ней и тоже прилипла и так далее. И так вышла целая вереница людей, идущих за Дурнем, несущим Золотого гуся. А в нашем случае – мал-мала-меньше стоят, прижавшись ушами к стволу дерева.
И если бы только трое!
- А что вы там делаете? - раздался рядом мужской бас.
- Ничего! - ответили мы с бабушкой хором. Подхватив наши пакеты и сумки, мы выбрались на дорожку и, смущённо улыбаясь, отправились по домам.
Пройдя несколько шагов, я оглянулась. И мальчик, и пожилой мужчина стояли у дерева, вслушиваясь в звуки, раздававшиеся из старой липы.
Ну и картина была бы, если бы мы не ушли! В интернет точно бы попали, если бы кто-то нас сфотографировал. А всё потому, что все мы любопытные, и у всех у нас в душе сидит ребёнок, ждущий чуда.