Она была сама себе и лучшим другом, и злейшим врагом.
Я всегда удивлялся, как можно безумно любить жизнь, но день ото дня доводить себя до могилы. Когда я говорил ей: "Ты либо сойдешь с ума, либо выпрыгнешь из окна", - она лишь пожимала плечами и глубоко вздыхала.
Не было ни дня, когда Н. не думала бы о жизни и смерти, о детстве и старости, о времени, о несправедливости и жестокости этого мира, о глупости и бездуховности людей, о тленности бытия. О чем она только не думала. Как следствие - хроническая бессонница и постоянная головная боль.
Часто, приходя к ней без предупреждения, я заставал ее сидящую у окна, плачущую и опустошенную. Я не знал человека более меланхоличного и ранимого.
Она смотрела на мир через призму боли: ей было жалко птичку, которую сбила машина, бродячих щенков, которые ночью скулили под балконом, слепого, просящего копеечку на хлеб, соседей, которые каждый день ругались, а их ребенок плакал.
Н. очень остро ощущала, как утекает время. Казалось, что дни - это минуты. Она о многом мечтала, но имела мало возможностей, от этого чувствовала себя такой ущемленной и несчастной. Возможно, это гнобило ее больше всего.
Н. часто вспоминала свое прошлое: события, не только яркие и веселые, но и грустные, - они представляли для нее особую ценность. В ее сердце росло кладбище из людей, которые когда-то были очень дороги: отпускать она, увы, не умела. Меня всегда удивляло, что она до сих пор любит даже тех, кто сделал ей больно, кто предал, отвернулся, просто забыл. Я уставал повторять ей: "Ты живешь прошлым, и оно тебя разрушает". Но она будто не могла иначе, не умела.
Ее состояние не менялось многие годы: уныние, тоска, необъятная грусть, потухшие и наполненные слезами глаза. Даже для меня ее депрессия со временем стала нормой, и я перестал замечать, что она задыхается во всем этом.
Мне было больно от того, что я ничем не мог ей помочь. Но в жизни Н. не было каких-либо великих трагедий, она сама была человеком-трагедией. Ее могла расстроить любая мелочь, она слишком близко к сердцу воспринимала суровую и циничную реальность современного мира.
Н. не могла мириться с малодушием, с неискренностью, фальшивостью, несправедливостью, жестокостью людей. Ей проще было обособиться от внешнего мира, от общения, погрузиться в невидимый кокон, потому что, к несчастью, изменить что-либо она была не в силах.
Таким людям, как Н. приходится очень тяжело, и они плохо кончают.
И все же Н. умерла внезапно для нас всех, но, уверен, ожидаемо для нее.
По-началу я был ошарашен, не мог поверить в произошедшее (до сих пор не могу), даже винил себя. А потом она приснилась мне и сказала, что наконец-то счастлива и больше не плачет, только скучает по нам. И, как бы сурово это ни прозвучало, я понял, что смерть для нее стала избавлением. Она больше не страдала, и мне тоже стало чуть спокойнее.
P.S Она предчувствовала свою смерть.