Буквально несколько дней назад я по работе побывал в одном из незабываемых и красивых мест на земле. Приезжая туда, каждый раз сталкиваюсь с ощущением перемещения назад во времени: нетронутая природа, прозрачный, до мурашек по коже, воздух, величественный вид равнины и не уступающие ей по красоте вершины и покатые бока Самарийских гор. Даже люди, живущие там и пользующиеся благами цивилизации, не могут помешать этому ощущению.
Когда впервые я приехал туда, то увидел сельскохозяйственное поселение, больше напоминающее коммуну, где всё было просто, добротно и чисто. На протяжении более тысячи лет здесь жили иудеи. Их заставили покинуть это место. И только теперь, через две тысячи лет изгнания, они снова вернулись, свято веря и чтя свою историю. Поднявшись на одну из горных вершин и обосновав поселение, они терпеливо, заботливо и с любовью высаживают виноград, выращивают птицу, овец и коз. В их облике есть нечто первозданно-древнее: плотная простая одежда, обветрено-загорелые лица с морщинками в уголках глаз, серьёзный взгляд с ухмылкой где-то там внутри, крепкие жилистые, с потрескавшейся кожей на кистях, руки и вера.
В этих людях как-то удивительно переплетается недоверчивость и гостеприимность. Их пронизывающий и оценивающий взгляд проецирует мой цивильный вид, выражая недоверие. Кто я для них? Нужно ли мне их доверие? Не знаю. Но понимаю, что они мне любопытны. Я вежлив и на моём лице легкая улыбка. Уверенным движением мне протянута рука и мы здороваемся. Жесткая прохладная кисть стальной хваткой, как тиски, сжимает мою руку. В глазах напротив отчётливо проявляется усмешка, а лицо приветливо, как и раньше. Я улыбнулся ещё больше и без излишней агрессивности отвечаю таким же пожатием руки. В какой-то момент тиски перестали сжиматься, но пожатие не ослабло. Усмешка во взгляде сменилась на одобрение и улыбку. Они уважают силу и в этом они наивны.
- Доктор, может быть сначала кофе, а потом дело?
Тихий и спокойный голос. Ран не заискивает и не ищет моей дружбы. В этом голосе слышится твёрдая уверенность в себе. Мы идём на птицеферму. По дороге он говорит о проблемах в птицеводстве и трудностях, которые мешают ему не больше, чем назойливые мухи. Я не слышу, чтобы он жаловался: это обычная констатация. Всё решается упорным трудом, подпитанным верой в свою силу и в Бога. Для него нет невозможного потому, что нерешаемых проблем не бывает, в крайнем случае, всегда можно не сгибаясь перешагнуть и двигаться дальше. В этом фермере чувствуется бывший десантник.
Мы идём по накатанной, грунтовой дороге, проходя мимо маленького молокозавода. Ран, как ребёнок, увлечённо и с гордостью начинает рассказывать о йогуртах и сырах, которые он производит. Невероятно, насколько он выглядит мирным, ведь он пришёл сюда созидать. Дорога свернула влево, и мы поравнялись с овчарней, перед которой под навесом друг на друге лежали аккуратно сложенные тюки сена. Это не моя область работы, но профессиональное любопытство оказалось сильнее. Мы вошли внутрь. Каждый работник овцефермы занимался своим делом, и со стороны это всё напоминало хорошо отлаженный часовой механизм. Меня переполнял восторг от добротной и кропотливой работы, ухоженных животных и порядка везде и во всём. Теперь я, как ребёнок, удивляюсь мелочам, продуманных с дотошней доскональностью. Ран с удовлетворением и гордостью слушал меня и в благодарность водил по всем уголкам овчарни. Мы говорили, и чувствовалось, как между нами разгоралась искра понимания и доверия. Направляясь к выходу, я поинтересовался у Рана почему здесь не работают арабы хотя вокруг поселения они составляют основное население. Он пристально исподлобья посмотрел мне в глаза. Его взгляд выражал холод и ненависть. Затем он повернулся, и мы молча вышли.
Вокруг нас горная вершина, простирающаяся на километры, покрытая жесткой зелёной травой, вкрапленной розово-красными цветами. Местами иглами торчат дикие кустарники и аккуратно высаженные и ухоженные рощицы оливковых деревьев. Гора покато уходит вниз, открывая вид на такие же каменно-зелёные вершины. Уже позднее утро. Солнце не жарит, а медленно нежно греет. Нас настигают тихие порывы освежающе-прохладного ветра.
Почему то подумалось о рае и о первозданности этого места. Я произношу это вслух, обращаясь к Рану. Он смотрит на меня. Его лицо покрыто грубой и тёмной от ветра и солнца кожей. В глазах, выражающих тяжёлую фермерскую жизнь, вспыхивает огонь. Посмотрев на меня пронзительным взглядом, он вдруг улыбнулся. Как здесь хорошо.
Закончив инспекцию, мы идём на веранду пить кофе. Удобно усаживаясь на деревянную скамью и глубоко вдыхая необычайно чистый воздух, я смотрю на зеленеющие шапки гор и голубое небо совсем рядом над головой. Мягкое солнце почти в зените. Его лучи разбросаны сквозь листву нежными светлыми пятнышками. Тишина. Я слышу запах кофе и шаги по деревянному полу. "Что, доктор, нравится?" Ран подошёл к столу и поставил передо мной небольшую чашечку с ароматным кофе. Обветренное лицо, улыбающиеся без усмешки глаза и уверенность в том, что он дома.
- Доктор, здесь недалеко мы нашли и отрыли древнюю винодельню. У тебя есть время?
Волшебное сочетание " древняя винодельня здесь". Конечно же, у меня есть время. Мы идём недолго всего несколько минут мимо невысоких оливковых деревьев. Под ногами каменная поверхность горы, аккуратно превращённая в тротуар. Подходим к двери закрывающей вход в гору. Недалеко, метрах в двадцати от двери, располагаются две с лёгким уклоном ровные площадки с небольшими отверстиями в нижней их части. Здесь начиналось волшебство: отжим винограда. Отверстие - это вход в двух-трёх метровые емкости, сделанные прямо в горе для сбора виноградного сока. Ран открывает дверь в гору, и мы стоим перед входом в винодельню, уходящей вниз узкой, изгибающейся крутой лестницей. Мы включаем фонари и спускаемся. Вокруг белый ракушечник и очень влажно. Свет фонарей освещает ниши в верхней части стены, находящиеся на высоте одного метра от пола и уходящие вглубь, примерно, на полметра. Здесь хранили амфоры с вином. Мы, еще какое то время, спускаемся по узкому проходу на глубину более двадцати метров и входим в зал, напоминающий овальную ёмкость. Это и есть место, где хранилось и созревало вино. Ран рассказывает о том как случайно нашли это место, когда хотели что-то построить, что приглашённые археологи датировали винодельню временем Иисуса Христа и что амфоры, найденные здесь исчезли, так как все были увлечены раскопками самой винодельни.
Через полчаса я возвращался домой в Израиль. Дорога извиваясь, уходила вниз. Из окна бронированной машины рассматриваю раскинувшийся на равнине у подножья горы и карабкающийся по её склонам вверх город Шхем. Целый город, как на ладони с маленькими домиками и мечетями. Повернувшись к водителю, я сказал: "Более тысячи лет до нашей эры Шхем был третий, после Иерусалима и Хеврона, святой город Земли Израиля". Водитель бросил взгляд на Шхем и ответил: "К сожалению, из этого города вышло самое большое число исламских террористов". Я продолжаю смотреть на город подо мной и мысль, словно эхо ещё долго оставалась у меня в голове: "Мне туда нельзя".
В который раз еду по этим местам, восторгаясь природой и преклоняясь перед историей, думаю о людях живущих здесь. Они нетерпимы друг к другу и каждый из них дома.
12.04.17.