Серов. Портрет княгини О. К. Орловой

Алина Алексеева-Маркезин
       В. Серов. Портрет княгини Ольги Константиновны Орловой, урожденной княжны Белосельской-Белозерской, 1911.Русский музей.
       
       В  творческом наследии СЕРОВА преобладала портретная живопись, он был одним из самых модных портретистов конца XIX – начала ХХ вв. Знатные аристократки выстраивались к нему в очередь, несмотря на то, что Серов был и самым беспощадным художником – если ему не нравилась модель, он превращал ее портрет практически в шарж, хотя во многих случаях заказчики об этом не догадывались.

В. Я. Брюсов писал:

"Портреты Серова – всегда суд над современниками… Собрание этих портретов сохранит будущим поколениям всю безотрадную правду о людях нашего времени."

     В 1909 г. В. А. Серов получил заказ, приступил к работе над портретом княгини Орловой, который закончил в 1911 г. Княгиня позировала ему в своём особняке на набережной реки Мойки.

      На первый взгляд, все в этом портрете совершенно – изображена представительница высшего света, которая слыла самой модной дамой Петербурга, в роскошном наряде, во всем блеске и великолепии своей красоты. Создается ощущение, что она присела лишь на минутку, готовая ехать на очередное светское мероприятие. Поэтому так неустойчива ее поза – она очень занята, ее уже где-то ждут, она остановилась на мгновение и вскоре упорхнет.

         Однако при более детальном изучении картины становятся заметны и другие немаловажные детали. Художник запечатлел модель в момент ее сборов на очередной бал, в ее образе подчеркнута присущая ей легковесность мыслей и чувств, пустое высокомерие и напыщенность, за которыми нет ни глубины переживаний, ни интеллекта. Все ее помыслы сосредоточены исключительно на предстоящих удовольствиях и развлечениях.

          Серов намеренно уходит от любования стройностью и грациозностью модели – он изобразил ее сидящей на низком пуфике, да так, что ее острые колени торчали вверх и вперед. Княгиня будто невзначай играет ниткой жемчуга на шее, но этот жест – не что иное, как указание на себя, подчеркивание значительности и важности собственной персоны. Поза княгини вычурна и неестественна, ее подбородок слишком высоко поднят, эта вызывающая надменность почти вульгарна: «А я Ольга Орлова, и мне все позволено, и все, что я делаю, хорошо».

          Композиционный центр картины – роскошная шляпа княгини, огромная до такой степени, что эта непропорциональность бросается в глаза: она словно прихлопывает модель, опуская ее композиционно еще ниже. За спиной княгини стоит большая ваза, тень от которой на стене намеренно искажена – она повторяет очертания модели в огромной шляпе. Критики отмечали: это тонкий намек на то, что княгиня так же пуста, как и ваза у нее за спиной.

        Князь С. Щербатов замечает:

      "Воспеть" женщину, подобно великим итальянцам, ставившим её на некий художественный пьедестал, не впадая при этом в пошлую идеализацию некоторых портретистов, модель "подсахаривающих"... Серов не умел. Какой там сахар Серова, лишь бы горчицы не подложил!

 Как было не использовать исключительно нарядный облик княгини Ольги Орловой, первой модницы Петербурга, тратившей на роскошные туалеты огромные средства и ими славившейся? Что бы сделали из неё Тициан, Веронезе... и что же у Серова? Чёрная шляпа, чёрное платье, но главное - поза: вместо того, чтобы подчеркнуть высокую стройную фигуру, Серов посадил княгиню Орлову на такое низкое сиденье, что колени на портрете были выпячены вперёд. Голова была написана прекрасно"

          А. Бенуа о княгине Орловой писал: «Она была особо "милой", любезной, порой даже добродушной, но не особенно "содержательной".  Она знала большой толк в нарядах, которые всегда отличались какой-либо, иногда и очень смелой, оригинальностью».

       И. Грабарь давал княгине такую характеристику: «Она не могла стоять, сидеть, говорить или ходить без особых ужимок, призванных подчеркнуть, что она не просто рядовая аристократка, а первейшая дама при дворе». По отзывам современников, Орлова не интересовалась искусством, ее занимала исключительно мода и светская жизнь. Она не жалела денег на самые шикарные парижские платья.

       Художника часто упрекали в том, что он создает шаржи, а не портреты, на что он отвечал: «Что делать, если шарж сидит в самой модели, я-то чем виноват? Я только высмотрел, подметил».

        Серов намеренно подчеркнул надменность, манерность и неестественность модели, и это не могло скрыться от наблюдательных глаз. Несмотря на то, что художник со всем тщанием изобразил и складки дорогого платья, и переливы меха, и шикарную обстановку вокруг модели, чувствовалось его ироничное отношение к позирующей.

 Княгиня была разгневана, но отреагировала по-аристократически сдержанно. Она подарила портрет музею Александра III (Русскому музею), при условии, что он не будет находиться в одном зале со скандальным портретом Иды Рубинштейн.


\