Лонг-лист 12 Номерного конкурса Клуба Слава Фонда

Клуб Слава Фонда
1 Четыре женщины в жизни мужчины
Ирина Ярославна
Первая ворвалась в  привычный монотонный  темп будней стремительно и юно,
с весенним сквозняком,  захватив в чарующий плен с первого взгляда. Расцветила  жизнь акварельными красками. Зазвучала  в холостяцкой судьбинушке многоголосием буйной и чарующей молодости, родниковым  чистым журчанием  любовных слов. Наполнила неуловимыми флюидами все  мужские сосуды - емкости.

И я вмиг у ног юной прелестницы. Кураж, головокружение необыкновенное.
Ты ничего не понимаешь, и не хочешь думать ни о чем. Только поглощен, упоен  чарами  молодой кудесницы в невинном легком кружевном платьице.  Пьян без вина, околдован - очарован. И несешься с ней, не раздумывая о последствиях, отважным  бумажным корабликом  в бурном половодье экстазных чувств, гордо распустив парус в косую линейку.

Первая, желанная, юная. О!.. Но иногда мужской разум шепчет: «Остановись. Где твое благоразумие. Всмотрись в себя и оглянись кругом. Эта милая ветреница  с фривольными кудряшками не твоя, не тебе принадлежит. Очнись. Ещё мгновение,
и девчонка, покуролесив,  бросит тебя,  убежит…»

Так и случилось. Сглазил. С майскими грозами, с первым порывом бесшабашного теплого ветра  испарилась щебетунья, улетело зеленоглазое длинноногое чудо,  будто и не было.  Но благоразумно оставив дверь открытой. Я глянул, не успев опечалится, а на пороге стоит другая,  искрящаяся  красотой молодая женщина.

Локоны, черным атласом отливая,  струятся  по плечам, стекают шелковым водопадом ниже пояса, глаза  то ясные,
то с поволокою страстною, то сапфирами, то изумрудами светятся. Все желания мужские видят и одобряют. Кожа нежная, золотисто-розовым персиком  манит, на щеках алой зорькой румянится. Стан тонкий, да гибкий сам в руки просится.  Губы сочные и  яркие, ягодно - сладкие призывно улыбаются. Грудь наливная колышется, желанием полна, как мягкая упругая волна… И потянулся к ней, не раздумывая, нырнул  смело в глубинную плоть душистую, да и утонул
в жарких  объятиях. Таких горячих, зноем солнечным пышущих, что и дышать тяжело. Как влагу живительную, пил  бы,
пил круглосуточно страсть обжигающего нутра. И воздуха не хватает уже,  глоток бы спасительный  сделать,  ан, нет.
Терпи, браток. Сам захотел, сам и налетел.

Горло пересохло до немоты,  как в Сахаре песок раскаленный, а жажда не покидает и еще больше иссушает. Вот это женщина!.. Жгучая,  как кайенский перец, темперамента невиданного,  иногда дикого, неукротимого. Полыхает зарницами,  обжигает до красноты. Характера непредсказуемого. А если что не по ней, так брови нахмурит, да блеснет молнией-взглядом,  припечатает   словом – громом, что и чувство, подобное страху проберет с головы до ног и, как под проливным дождем, взмокнешь до ниточки, до последней клеточки и тела, и сознания. Так пробирает, окатывает, что и слов нет.

И уже хочется чего - то тихого, уютного, мирного и спокойного.
Как в детстве, самая лучшая из женщин, мамочка, посадит на колени и гладит, гладит, целуя, головушку, что-то припевает-приговаривает. И улетаешь под ее  песни - сказки далеко-далеко, а на душе сладостно и легко. Честно, я устал от нескончаемого бешеного напора южной горячей степной кобылицы. Но скакать с ней день и ночь, сознаюсь,  стало невмочь. Пусть такая знойная страсть лучше ночами иногда  снится, но не  круглосуточно творится. И ведь понимающая женщина!
Все своевременно сообразила, и по-английски, не прощаясь, ушла, восвояси без претензий укатила.

Но в гости,  перед  уходом, как бы невзначай,  рыжеволосую подружку привела.
А та, в самом соку, зрелая,  холеная  дама - красавица. С горчинкой в мудром взгляде, с улыбкой лукавой мимолётной.

И все в ней, и стать, и полнота чувств, и  тихая, ласковая обворожительность, и  нега, и очарование очей. Слова, что шелест листвы. Касания рук, как паутинка на осеннем ветерке.

И щедрая сама и на поступки, и на слова, и на чувства. Вкус отменный во всем. А какие незабываемые ароматы источает, радуя взгляд добротными нарядами.  Запожарила медвяная рыжеволоска мою душу. Недаром писал поэт. Ох, недаром...

И мне никуда от ясного пламени не деться. Только влюбиться, сердцем  мужским покориться и вновь загореться.
Новая  обольстительница в обволакивающей опытной ласке, тиха и покорна, нежна, не любовница, не мама, не жена,
не сестра, но что-то большее такое. Заботливое существо родное.

И отголоски в ней от предыдущих моих любовей звенят и волнами идут по крови.
И все бы хорошо. Уже ничто не мучит, не тревожит беспокойный ум. И в минуты блаженного покоя, отрешившись от хлопотно - бытовой  мирской суеты, всматриваешься безмятежно в бездонные,  манящие небесные выси,  начинающие слегка блекнуть  красками, готовясь к новым  временным переменам в природном круговороте.

Но почему у женщин, у красавиц столь короток  век  цветения и плодоношения.  Все чаще сердечная подруга начинает хмуриться и плакать беспричинно, заливая надолго  моё настроение беспросветной  слякотной тоской и хмарью.
Все больше в ее поведении и разговорах слышно заунывной нудности.  От беспричинных слез,  хлюпающих  вздохов, ноющих причитаний в унисон промозглым осенним ветрам, постепенно, как на проявляющемся черно-белом снимке, появляется
в лике ненаглядном  дряблость щек с глубокими носогубными складками, опущенность припухших век в мелкую сеточку
от морщинок-грустинок, набухшие  осенней сыростью  коричневато-желтоватые мешочки под глазами.

Однажды поутру,  в свете  наступающего на горло,  серого и чахлого, но правдивого дня, любимая,  представ моему взору  обнаженной,   после беспросветной ночи взаимных обид и упреков,  вмиг убила меня… Руками, скрюченными,  голыми, костлявыми к себе маня, желание мужское отбила, загубила… Старуха… дряхлая и страшная, отвратная, хотя и жалкая,
в губительном,  пронзительном ознобе…   Брезгливость, отчужденность, зябкое разочарование для нее от меня в ответ…

Не смог сдержать себя.
О, моветон, могу сказать я только НЕТ! Отвянь! Ты в зеркало взгляни на отсвет своих лет… Но почему, ведь я берег тебя, зачем увяла до срока быстротечно, не пойму… Я убежал, сам кинул несчастную «красотку»,  непристойно  и недостойно убежал. Нет, не  такую я любил,  и жаждал и алкал… Ретировался, позиции свои без боя сдал, сбежал.  В глазах людских, понятно, что наглец,  предатель и нахал.

Но правильно меня поймите. Не Дон Жуан я, честно, строго не судите. Каких я только женщин не брал, не знал и не видал…  По этой, малодушно и не по-мужски рыдал… Но для нее, увы, пропал…

Теперь,  я умудренный  опытом, в попутчицы  надежные возьму другую. Холодную и властную, суровую подругу дорогую.
Пусть проблесками редкими и серебрится иней в пушистых белоснежных волосах. И холод с изморозью  в  ледяных глазах.  Но телеса  достойные  стройны, гладки и хороши.  И в здравии разумном  еще сознание,  и крепкое хозяйское пожатие  руки. Хотя объятия,  порой морозностью изводят, но  к чувствам  новым неизведанным  взывают, и радость с удовольствием
в общении находят. Как на катке скользя, мы с ней соприкоснемся, сольемся, словно  лед и пламень. И раздроблюсь сосульками на мелкие осколочки  я перед ней,  в былом - мужской кремень и твердый камень.

В сугроб зарывшись, затаюсь, застыну, буду соблюдать все правила игры до той поры, когда вернутся  в обновленье  ярком времена, и вновь ворвется в душу юная чертовка, бестия  цветущая,  весна.
2 Исповедь несостоявшегося поэта
Ирина Ярославна
Всегда гламурный, плащ кожаный,  белый шарф через плечо, форма морская чёрная,  кудри есенинские вьются, лучший поэт флотилии. Каково?!  И не бедный писака, а при деньгах, да еще в валюте. Отбою, как от девок распутных, так и  прелестниц - скромниц всех мастей, расцветок и возрастов не было. Я купался  до исступлённой одури в ласках и внимании,  восторгался и восторгал.

Был еще тот и мажор,  и  брутальный  циник,  и нахал.  Но однажды,  не думал и не желал,  правильно меня поймите, в свои же сети поймался.  И вы,  охотнички до чужой интимной малины, на ус мотайте, или на другое место, но не попадайтесь на  крючок рифмованный, картинный. Старайтесь избегать.  Хотя сам грешен. Но видно, не я, а Небеса всё расставили по местам. Их воля!..

Встретился по службе с коллегой. Я сдавал дела, он принимал. На флоте так положено. Вспрыснуть надо, чтобы ветер попутным был и милостивым. И семь футов благополучно под киль легли.  Вспрыснули. Показалось, маловато. Он и предложил у него в родных пенатах продолжить. Знаю, что не каждый семейный отважится привести в свой дом, без предупреждения,  беспутно алкогольных сотоварищей.  А мне всё равно. Лучше, чем по кабакам, или по каютам. Кто же от тепла очага домашнего откажется.

Ох, дурак наивный. Бежать надо было от такого предложения. Ноги делать, стремглав улепётывать.  А я, горделивый  самец,  повёлся.  Терять нечего было. Холостой. Залюбленный, занеженный, зацелованный  женщинами,  гроза морей и, главное,  Поэт с большой буквы!  Так  думал тогда, наивный эгоистичный тщеславец ! Чего бы не попробовать новой  женской свежатины - вкуснятины. Тем более,  про  его половинку уже легенды слагались и до многих доходили.

И красива, и умна, и хозяйка отменная, но один недостаток… недоступна!
Да, ладно, не смешите.  Видал я этих недоступных!  Кудрями тряхнешь,  цветиками - семицветиками осыплешь, пару, тройку стишков прочитаешь от Серёги, или Эдуарда, да  если ещё, кроме собственных,  их  за свои выдашь.  И всё… твои до дрожи,  до беспамятства. А то!.. Я  не сомневался, что и здесь победу очередную с помпой одержу.  Очень хотелось  обломать  березку стройную, белоствольную. Прямо в семейном гнёздышке, да  при хозяине и начать обольщать.  Вот такая грязь загадила мне мозги шелудивые, уже слегка одурманенные алкоголем. Не осуждайте меня строго.  Если покопаетесь в своём «прошлом», то у каждого был такой момент, серьёзный, или шаловливый, реальный, или в  мечтах,  но был…

И вот, его величество случай, представился во всей красе и размахе. Заваливаемся  навеселе, без предупреждения. Муж, понятно, как муж, как так и надо. Я, естественно, с розами, шампанским, кроме виски для мужчин, и большой конфетной коробкой. Дальше, аут и потеря ощущения реальности.  Встречает милое улыбчивое существо. Халатик на ней, и не видывал такого. Вроде и интимностью пронизывает всего лишь от одной,  небрежно расстёгнутой пуговки,  и  тут же выглядит,  как тога римская величественная на неприступном сенаторе.  Внешность…  Красотой классической не назовёшь, но сражает наотмашь. Чем? Не знаю, не врубаюсь пока. Аура притягательная, однозначно. И понимаю, с первого взгляда, что  в её руках. Попал в плен обаяния, не вырваться.  А мой белоснежный шарфик кашемировый, уже не манит, не катит, как ранее, нежной приманкой для глупых девиц,  но  удавкой затягивает в омут погибельный, так, что в горле першит.

Примадонна юная,  с порога отправила руки мыть с мылом душистым,  полотенце для меня пушистое дала и за стол зовет.  Какие руки, мытьё и застолье,  когда мгновенные  сердечные муки  виски сжали,  тело в тиски взяли. Ведь не ждала, а что откуда взяла, нашла,  богатую скатерть – самобранку расстелила по мановению ручки ласковой.  Да всё так непринуждённо, весело, с шуточками – приговорочками.  С искренним вниманием и радушием,  будто я  самый лепший друг или любимый близкий родственник.

Сели, выпили. А я  и без вина пьян. Вот так, безмозглый горделивый карасик -баран, попался на удочку, в капкан. И мне только в радость, в несказанное удовольствие такое пленение. Сижу на крючке крепко.  Глаза выпучил. Ртом воздух свежий, не нюханный ранее,   глотаю. Вернее, еле уловимый,   до мурашек пробирающий парфюм с её феромонами - флюидами.
В духах разбирался. Дарил своим почитательницам, жалко что ли женщинам радость доставить заграничную. Но здесь и рядом не стояло. Не дышало, не благоухало. Что, почём, откуда, но голова кругом…

Хорошо, думаю, цепляясь за мысли последние, спутанные, ты, зараза законная, во всём  превосходишь всех женщин, которых я знал, чем, пока не пойму. Но превосходишь. Зато в поэзии меня, Толика,  известного профи среди сослуживцев,  звезды газетной морской, не затмишь никогда. Да что ты в ней понимаешь и знаешь хоть толику, того, чего знает  сам  знаменитый и прославленный Толик.  Вот так, размышляя про себя,  скаламбурил.  На это и клюнешь.  И я, крякнув от самодостаточности, оседлав крылатого верного Пегаса, стал читать,  слегка завывая по - актёрски, свои опусы. И, о позор мне, и горе, вдруг забыл окончание строфы. Ну, перепил, перебахвалился. А дальше…

Это милое создание со светлой улыбкой взяло и  легко, непринуждённо закончило за меня. Но такой фразой, что мне и не снилась! Я чуть не икнул, завистливо и смачно. Но сдержался. И виду не показал, как она поразила меня  экспромтным, невиданным  доселе талантом. Начал новое  декламировать  откровение. И вот же незадача, вторично запнулся.  А хозяйка, как будто тут и стояла,   в  книжку глядела,  уверенно продолжила. И опять пуще  и лучше прежнего.  Да,  быть такого не может! Что за палки – ёлки – моталки, чёрные вороны – галки – гадалки! Вот же ёксель – моксель.  В третий раз я, смело хлебнув ароматного воздуха и виски,  начал покорять эту яркую поэтическую волшебницу.  И, увы, снова, корректно и мягко был ввергнут в  позорное небытие.

И тогда вдруг с Небес прозвучало мне откровение, убивающее наповал  неприкрытой горькой  отрезвляющей правдой. Это среди сослуживцев ты, Толик,  поэт. А среди поэтов, запомни,   Говно! Вот именно,  оно самое, с большой буквы. Ну, мужики меня сразу поймут. Удар по самолюбию ниже пояса. А там, сами знаете, находится наша главная производственно творческая голова – булава.  Одним словом,  с тяжёлым вздохом  ушел я посрамлённым, подавленным под её колокольчиковые нежные трели.  Ни Серёга, ни шарф,  ни стишки мои не помогли.

А потом началось. Не могу ни есть, ни пить,  ни сочинять, ни поклонниц любить. Хочу только такую рядом и на всю оставшуюся жизнь, как она.  Другие не нужны.  Никакие. Хочу,  и точка,  как завоеватель,  как  мужчина, как поэт, пусть и ничтожный, в сравнении  с  ней.  Нет таких женщин на всём реальном свете, я ведь всяких перепробовал.  А она утверждает всем своим существом, что есть! Честно, решился на подлость.  Дождался, когда её благоверный уйдет в боевой морской  поход. И пришёл в гости, как полагается,  с джентльменским набором. И ром, и ликёр,  и конфеты, и букетище экзотический, и даже в театр билеты, на спектакль драматический.  И… мой неизменный  шарф белоснежный,  вкупе с  макинтошем  из кожи тонкой выделки – модным брендом знаменитой  фирмы.  Ну, и про кудри, помните, надеюсь, распушил, как петух хвост.  Приняла, не скрою, радушно, усадила, накормила, напоила.  Но спать, как в поговорке баится,  не уложила.  А  за мои глупые неуклюжие потуги так «ласково» с четвёртого этажа спустила, что синяки долго  заявляли  о  дурости. 

Спустила… крепкого здорового мужика. Небрежным движением стройной ножки и четким взмахом руки. Как воду  в унитазе.  И при этом,  мало что говорила, но её смешливые,  искрящиеся душевной красотой глаза,  были очень грустны и презрительны в тот нелицеприятный момент.  И в искусстве восточных единоборств она была сильна, как и в поэзии. Всё, финита ля комедия! Конец. Всему. Мечте о  будущей счастливой семейной жизни. Моей поэтической карьере. Я превратился в  жалкое подобие мужское, в  глухонемого,  безвольного  отщепенца  –   вялого  явленца.  Кому, зачем и для кого  работать,  служить, сочинять стихи,  бахвалиться и  удивлять, стараться, самообразованием каким-то заниматься.  В одночасье  стал никем. Но без неё банально уже  и не живу,  не творю.  И только горестно с досадой, отравляющей сознание,  вздыхаю. Но почему не мне, не в нужный срок была  дана такая умница – разумница,  та   белочка искусница  –  прелестница  и творчества  талантливый звонкий свисток?..  И дальше можно было снова много говорить, что без вожделенной  женщины нельзя ни спать, ни есть, ни пить, ни жить, ни ...

Остались лишь воздыхания нелепые  о Ней, ставшей  навсегда Музой! Я надеялся, что время залижет раны, как тот известный пёс, который изначально искусал меня так рьяно.   Действительно,  стал потихоньку приходить в себя,  снова пописывать  шаблонные рифмовки, искать хоть какое-то подобие  незабываемых  чарующих милых черт в других дамах.  Но нет. Не помогали никакие уловки.

Однажды, когда несбывшаяся Мечта упорхнула Синей Птицей  на материк в отпуск, я позвал её мужа в гости к своей очередной подружке, чтобы тот посмотрел, похожа та хоть немного  на его жену.  Увы, дело кончилось пьяной потасовкой,  мы  жестоко подрались. Формальным поводом стала Украина. В частности, Крым.   Во мне  хохляцкие корни.  И в характере, нет-нет, да проявляются негативные черты,  как в анекдоте слова: «Всэ до сэбэ, и скильки можно зъим, остальное пиднадкусываю».  На самом деле меня жгли, не угасшие с годами,   неконтролируемые чувства ревности и даже, грешен,  точащей, как язва, черной зависти, доходящей до ненависти. У того бугая есть всё. А у меня… нет её! Значит, нет ничего. Чем я хуже? Хотелось убить законного соперника. Умертвить и завладеть  желанной недоступной Поэтессой. И снова повторюсь. Глупец эгоистичный и тщеславный!..

Он, наверное, изуродовал бы меня. Точно,  сибирский медведь.  Мгновенно сгрёб и повалил на пол, сжимая руки на горле, приговаривая, что это мне за Крым.  Перепивший лишку  я  валялся плашмя, почти без сознания. Помогла  новая пассия.  Длинными наманикюренными ногтищами, разорвав рубашку, вцепилась в его шкуру,  оставив глубокие  кровавые полосы сначала  на спине, потом на щеках.  И с трудом, но отодрала от меня тяжелую глыбу российского патриота. Хотя весь вечер  и стреляла томно глазками в гостя, вероятно,  я все же был ей дорог.  Но бестия мне, увы, нет. В поэзии ничего не понимала и флюидов никаких не испускала. Кроме силиконовых губищ, да  нарощенных ресниц с упомянутыми яркими ногтями,  не было у неё за душой ни одной рифмы.  Утром, протрезвев,   покинул  освободительницу  без сожаления.

Вот так остался один,  без любимой, без сослуживца – собутыльника и  украинского знаменитого курортного полуострова.  Практически, без множества поклонниц,  чаровниц.   Даже кудряша белокурые, ничуть не сожалея, обкорнал,  наголо.  И шарф на антресоли забросил.  Стихов уже не сочиняю,  но только заведённым роботом всё повторяю:
«О, Муза откровенная моя! Зачем  кусаешь, как пустынная гюрза – змея?!»*
3 Тема для разговора
Алиса Манки
 Поначалу жена не хотела ехать с ним за город, но он уговорил. Не пропускать же баню из-за ссоры. Отец с матерью, которые всю зиму охраняют их коттедж, ждут к ужину, угли в мангале готовы, нельзя не приехать.
Они спустились к машине. Пока прогревался двигатель, он курил и расчищал от снега стекла. Она стояла рядом, смотрела в телефон и фыркала. Они здорово поссорились. Ещё в квартире. В подъезде решили не скандалить, соседи могут услышать, неудобно, они же прекрасная пара, с образованием и вообще… Причиной стал курс доллара. Он хотел скинуть запасы, а она не позволила, убеждала, что чувствует максимум, который вот-вот наступит. Так они и прогадали, курс резко упал. Он не выдержал и наорал на неё. Она тоже не выдержала и ответила. Пришлось покричать, слишком всё на нерве, тяжёлое время, нет стабильности.
Ехали молча.
Почему-то скопилась пробка там, где прекрасно расчищена дорога и можно смело набирать скорость. «Бараны едут»,– подумал он, и тут увидел милую девушку в «мазде», которая рассматривала свои реснички в зеркале солнцезащитного козырька. Сердце сразу размягчилось, в голову пришла его Лора: стройная и дерзкая, как дикая кошка в дикой природе, и невероятно ласковая и горячая при встрече с ним.
«Завтра скажу этой, что много дел на работе… Только бы рот не открыла», – размышлял он, поворачивая голову в сторону жены, которую когда-то любил.
«Ненавижу этого козла, просто бесит его морда», – думала жена, наблюдая боковым зрением, как муж пялился на пассажирку из «мазды».
А ведь когда-то именно этот мужчина сводил её с ума от счастья. Именно с ним она была готова жить на краю света, и в шалаше, и под звёздным небом, да и бог знает, где ещё. Конечно развод не выход, а доллар не повод. Лучше всё оставить как есть, к чему смешить людей, в хороших семьях всякое может быть, не будем лукавить. В понедельник она подольше задержится в тренажёрном зале, чтобы внимательней присмотреться к этому… как его… Эдику. Новому тренеру, чьи сильные руки иногда поддерживают её бедра во время выполнения упражнений. Она представила его мужественное красивое тело и лёгкая улыбка коснулась её губ, пока ещё не накачанных гелем. Сами собой расправились брови, пока ещё не тронутые ботоксом.
А, может, ей закрутить с менеджером или охранником? Ах, с кем угодно, лишь бы возникло давно забытое желание после долгой скучной поры замужества. Она вполне хороша собой и как говорят подруги: «не нуждается, не привлекалась, не должна»…  Идеал для приключений!

Пока он и она обдумывали свои планы на понедельник, пробка рассосалась. Напряжение уже не так мучило. Повернули к супермаркету.
Припарковались. Она терпеть не могла, когда он ставил их машину возле ряда корзин, но именно сейчас он сделал так, как она не любит. В конце концов, она же виновата, что не удалось сыграть на валюте... Пусть эта мелочь с парковкой станет моральной компенсацией за его стресс. Он вышел и хлопнул дверью. Она вздрогнула, но ничего не сказала, только сильнее прижала к груди сумку и быстро вошла в магазин.
В продуктовую тележку каждый укладывал то, что любит. Он себе пачку чипсов и четыре бутылки пива. Водка на даче есть, а лишнего не надо, зачем себя провоцировать... Он намерен напиться сегодня, иначе его разорвёт от гнева на всю эту жизнь. Она – коробку шоколадных конфет и своё любимое чилийское красное. Если сегодня она ограничится диетой, то просто разнесёт по щепкам весь дом. Её старания в семье никто не ценит, уповают на её природную чуйку, животный инстинкт выбирать подходящий момент, только и ждут что решение будет принимать она. Даже коттедж построили благодаря ей! Не купи она выгодно землю и стройматериалы, не выбрались бы из двухкомнатной родительской хрущёвки.  Он положил молоко, яйца, хлеб, диетические продукты. У его мамы диабет, у папы язва. Она кинула сверху фрукты, сыр, торт. В конце концов, она так зла на него, что может позволить себе излишества в еде.
Платил он. Сумма чека отразилась на его лице удивлением, он стал жадным в последнее время, мелочным и жадным. Пакеты в багажник укладывала она, он стоял рядом и курил. Со стороны они выглядели гармоничной парой, у них красивые имена: Светлана и Владислав.
            Неведомо откуда появился дед. Он проходил между машин по заснеженной дорожке и вдруг его нога соскользнула под колеса их авто. Дед машинально схватился за ручку рядом стоящей корзины, дабы удержать равновесие, но корзина поехала вместе с ним. Несколько секунд старик пытался удержать равновесие, но словно кто-то упорно толкал его в спину. Из соседней машины выскочил парень и подхватил деда под локоть, а корзина с шумом врезалась в бампер их нового «ауди».
            – Ты не расплатишься, дед! – успел крикнуть Владислав прежде, чем кинулся осматривать бампер.
– И за машину и моральный ущерб, – истерично подхватила Светлана.
– Простите, милые, я не специально, – оправдывался запыхавшийся дед, поправляя шапку и пальто. – Я смотрю вы инвалиды, как и я…
– Ты чё дед, башкой ударился? Какие мы инвалиды? – негодовала женщина.
– Ну как же… на месте инвалидов стоите, вот знак, вот машина…
– А ты нас поучи дед, как жить надо! – выкрикнул Владислав, усердно выискивая повреждения, растирая рукой грязный снег по бамперу.
– Цела машина, не трудитесь, – вмешался парень, вытаскивая из-под колёс сумку деда. – Такой машине ничего не страшно.
– Ты нас тоже поучи жить, а то мы не знаем, – повторила за мужем Светлана.

Дорога к загородному дому оказалась быстрой, как никогда. Теперь у них была тема для разговора! Становясь одним целым, как раньше, как и положено в приличных семьях, он с удовольствием включил радио, подхватил разговор жены о случившемся, и подумал, что после бани обязательно выпьет крепко с отцом и отдохнет от жизни суетной и напряженной. Она же подумала, что муж-то, в принципе, хороший мужик, хозяйственный и заботливый, и за ним она, как за кирпичным забором. А что этот тренер? Так, один вид и никакого толку.
Они помирились.
Снова пошёл чистый пушистый снег, который хозяйничает всю зиму, накрывая дорогу и деревья белым одеялом. Снова загудел и замигал спецтранспорт, распыляя химический реагент, чтобы очистить дорогу от навалившего снега, превращая его в липкую мерзкую массу, которая трудно отчищается от всего, на что попадает… Снова на лицах мужчины и женщины появились улыбка и румянец. И снова заиграла в воображении та жизнь, которая совпадает с красивой мелодией, создается и меняется фантазиями где-то глубоко внутри, чтобы тут же разрушиться, подобно воздушным замкам, оставляя после себя волнующий шлейф.
4 Благодарю за каждую минуту
Евгения Козачок
Михаил задыхался от песка, который сыпался на голову, плечи, проникал в глаза, уши, не давал дышать. Воздуха в яме становилось всё меньше и меньше, а песок всё сыпался и сыпался…

Он изо всех сил, пытается выбраться из-под песка, чтобы помочь Люсе. Не видит где она, но знает, что дорогой ему человек тоже в беде и ему невыносимо тяжело. Только необходимо определить в какой стороне этой глубокой ямы находится жена.

- Сейчас, любимая, я освобожусь, найду и спасу тебя...

Михаил изо всех сил оттолкнулся от дна ямы, освободил голову от сыпучего песка. Глубоко вдохнул и… проснулся.

Сердце колотилось так, как будто пыталось вырваться из груди. Несколько минут лежал неподвижно, ожидая, когда оно немного успокоится. Потом поднялся, выпил корвалмент и снова лёг.

Он мог и не смотреть на будильник, так как уже два месяца, в три часа ночи его будит один и тот же сон – глубокая яма, песок, засыпающий его и Люсю. Чувствовал, что жена там, но ни разу её не видел. Сам как-то выбирался из этой ямы, стоял на её краю, и было такое ощущение, что он находится в двух местах одновременно – в яме  и около неё. Тела своего не ощущал, но видел всё вокруг, думал, и страдал от того, что не получается помочь любимому человеку. От этого горше всего на душе и во сне, и в бодрствовании.

Михаил понимал, что такие сны ничего хорошего не предвещают.
Все его старания, врачей и детей продлить жизнь Люси, не принесли ей облегчения. Изменялась с каждым днём. Угасала.

Дети приходили к маме после работы и в выходные. А Михаил был около жены все время, отведённое для посетителей. Упросил врачей быть с ней рядом до десяти часов ночи. Да он готов был  ни  на минуту не отходить от  Люси.  Ему не хватало её улыбки, ласкового голоса, нежного взгляда, рук…
Без неё дом опустел, листочки у цветов поникли, несмотря на то, что он за ними ухаживает так же, как и Люся. Но им, как и Михаилу нужна только она – жена, хозяйка - добрая, внимательная, терпеливая и очень серьёзная, во всех отношениях. Благодаря любимой у него изменилось мировоззрение на многие жизненные события.

И сейчас, в очень сложный для жены и семьи период, он рядом с ней улыбается, шутит, рассказывает анекдоты и смешные случаи из своей жизни и многочисленных родственников, живущих в Одессе. Михаил одессит, а Люся училась в их городе. Познакомились на одном из студенческих вечеров, который не интересовал ни Михаила, ни Люсю. Благодаря друзьям и подругам, чуть ли не силой потащивших их с собой, этот вечер для них стал судьбоносным. Так получилось, что с первого танца они были вместе весь вечер, а потом и всю жизнь.

Всё было на их жизненном пути и счастье, и горе. Дочь и сына вырастили. Пять внуков  радуют бабушку и дедушку своими успехами в учёбе и работе. Достойно живут. Счастье, когда все живы, здоровы и рядышком находятся.

Одно гложет Михаила – его давнишняя вина перед Люсей. Однажды не смог устоять перед чарами и усиленным вниманием соседки по дому. Два месяца бегал к ней, как молодой влюблённый. Думал, что никто не узнает о его тайне. Но жена, как призналась позже, сразу почувствовала в нем произошедшие изменения. И был в шоке, когда она назвала дату его падения. Ни плакала, ни кричала, ни упрекала в неверности, а спокойно сказала:

-Миша, я могу тебя понять. Мне жаль, если я оказалась для тебя не тем человеком, с которым ты должен бы счастливо прожить свою жизнь. Да и ты меня разочаровал неискренностью и тайной любовью. Конечно, долгие годы совместной жизни не все мужчины выдерживают. И ты, как оказалось, не исключение из правил. Но подумай о детях. Им будет стыдно за твой поступок. Они нас не поймут. И это может отрицательно повлиять на отношение детей к нам. Мне неприятно видеть и осознавать то, что ты меня не любишь, изворачиваешься и врёшь, что задерживаешься на работе, а сам приносишь в дом шлейф чужих духов. Витаешь в облаках, безучастен ко всему, что происходит в семье. Скоро это заметят и дети. Так что решай – или ты остаёшься в семье, или уходишь от нас навсегда. Третьего не дано. Я не намерена жить с человеком, имеющим любовницу.

Господи! Как же ему было стыдно перед Люсей! Стоял перед ней, как побитая собака и скулил о человеческой слабости, винил чёрта, который его попутал, но только не себя.
А Люся, его мудрая и гордая Люся, ни слова больше не сказала. Повернулась, к «скулящему» спиной, и ушла на кухню.
Её презрение и уход – как ушат холодной воды  смыл с одурманенной головы «любовь» и  пелену с  глаз. Начал осознавать своё низкое, недостойное падение.

- Что же я натворил, пустая башка, - думал Михаил, мечась по комнате, как угорелый. Я же любил и люблю Люсю.

Куда и девались «пылкие чувства». Словно пылинки, унеслись ветром, не оставив и следа.

Прожита с Люсей счастливая, спокойная, долгая жизнь. Надеялся и верил, что и  жена чувствует то же самое и смогла простить ему «слабость».  Или так же как и он не простил себе те два месяца, из которых вырваны: часы, минуты, секунды, проведённые без Люси. Самого дорого человека, ради которого он пытается сделать всё возможное и невозможное…

… По ночам он плачет или видит этот ужасный, ранящий душу сон. А днём идёт в больницу и рассказывает Люсе её любимые одесские анекдоты и приколы, чтобы хоть как-то отвлечь её от боли. Смеются оба… а у него сердце кровью обливается от жалости  к дорогому человеку.

Если правда, что смех продлевает жизнь, то он готов сутками рассказывать любимой тысяча весёлых историй, чтобы жизнь Люси  не угасала – секунду, минуту, часы, дни, годы…

- Боже, шептал Михаил, - я благодарю тебя за каждую минуту, прожитую с Люсей, за каждый миг счастья и любви, подаренной мне этой женщиной. Подари же и ей возможность быть счастливой и улыбающейся  - каждую минуту жизни!..
5 Жестокость
Евгения Козачок
За долгую судебную практику это, пожалуй, второй раз я бессилен перед законом. Впервые, много лет назад, пришлось осудить за убийство отчима шестнадцатилетнюю девочку, которую отчим насиловал с тринадцати лет, а мать не верила ей, да ещё и била обвиняя  в том, что дочь «строила глазки» мужу. До сих пор перед глазами лицо этой худенькой маленькой, запуганной девочки, которая призналась в убийстве и всё повторяла, что если бы этот зверь остался жив, то она всё равно убила бы его. И вот снова суд над таким же обиженным судьбой пятнадцатилетним ребёнком, который сознался в убийстве отца.

…На паренька больно смотреть. Лицо, руки, изуродованные ожогами, и глаза взрослого человека, прошедшего суровую и долгую школу жизни, грустно смотрящие на присутствующих.

После выступления очередного свидетеля всё ниже опускает голову, словно под тяжестью непосильного груза. Временами смотрит на рядом сидящую мать,  женщину с неаккуратно зачёсанными волосами, синяками под глазами, после очередной попойки, и злой ухмылкой.
Она отказалась свидетельствовать, заявив, что сын признался в убийстве отца и ей по этому поводу больше нечего сказать. Правда, временами, как змея, шипела на свидетелей, которые в один голос говорили о парне только  хорошее. А вот о ней - ни одного доброго слова.

Друг его отца рассказал, что Славка в свои пятнадцать лет содержит пять меньших братьев и сестёр. Да ещё и бабушке помогает, которая живёт одна.

- После занятий в школе и в выходные работает вместе со мной в столярной мастерской. По заказу делаем мебель. У парня золотые руки и такое же сердце. Всем готов помочь. Если бы не он и скудная пенсия бабушки, детей не было б чем кормить. Ибо Людка, их мать, пропивает каждую копейку, которую она получает от государства на детей, абсолютно не заботясь о том, что они едят и  во что одеты. У неё одна забота – где достать денег на очередную бутылку. Вот Славке и приходится всё делать самому: убирать в комнате, готовить детям ужин, стирать, забирать младших детей из садика, помогать старшим с уроками и свои успеть выучить. При всём этом он неплохо учится. И ещё одна у него самая неприятная обязанность – тащить домой пьяную мать. Я не верю, что Слава убил Анатолия, не верю.

После этих слов «мать», естественно, заскрипела зубами и готова была вцепиться ими в свидетеля. Подала голос в защиту своей собутыльницы  и её подруга, единственная, кто подтвердил виновность парня в убийстве отца.

Мать убитого Анатолия тоже не поверила, что этот ребёнок виновен в смерти её сына:
- Мы никогда не общались с внуком после той страшной трагедии, которая произошла тринадцать лет назад. Людмила не разрешала нам видеться с ним. Ругалась и на всё село кричала, что Анатолий виноват в пожаре и в том, что случилось с Славой. Но это неправда, которую он не смог опровергнуть. А Людмила, вместо того, чтобы вместе воспитывать и лечить ребенка, выгнала Анатолия из его же дома. Сын признался мне, что скрывал от всех пристрастие Людмилы к спиртному. Да и она тогда не афишировала свою пагубную привычку. А поскольку Анатолий не удовлетворял её требований купить вино или водку, решила самостоятельно готовить это пойло. И в тот злополучный день она была занята именно этим. И как у неё случился пожар -  одному Богу известно. Слава в это время спал, а Анатолий был на огороде. Не видел, что дым валит из открытой двери. Но услышал страшный крик сына и забежал в объятый пламенем дом. Вынес ребёнка на улицу, увидел, в каком он состоянии,
 и заревел, словно раненный зверь. Сбежались люди, вызвали «скорую помощь», погасили огонь и вынесли из дома, потерявшую сознание Людмилу. Она была  без каких-либо ожогов. К сыну в больницу не часто приходила. Анатолий взял отпуск за свой счёт, занял денег и повёз ребёнка в областную больницу и был с ним до тех пор, пока не сделали ему третью операцию по пересадке кожи. Славик выздоровел, но остались на нём эти страшные шрамы. Мы с Толей не раз жалели о том, что поверили заверению Людмилы в осознании своего поступка и в то, что сына будет беречь теперь как зеницу ока. А Толе необходимо было отдавать большой долг, и поэтому он вынужден был уехать за границу на заработки. Присылал ей деньги для ребёнка, а мне для отдачи долгов. А Людмила начала пить открыто, не стесняясь людей,  продолжая проклинать и обвинять Анатолия в несчастье со Славой. Узнав об этом, сын не стал больше ей присылать деньги. Всё последующее лечение, пребывание  в садике, школе, оплачивала я. На одежду и питание деньги передавала другой бабушке, матери Людмилы.  И она, скрывая их от дочери, покупала всё необходимое. Мы с сыном радовались, что Славик не ожесточился от боли и обиды за свою внешность, которую не все принимали адекватно, а вырос добрым и отзывчивым. И когда Толя  наконец-то смог разорвать контракт с фирмой, в которой работал, он приехал домой. Мечтал вместе с сыном побывать на школьном выпускном вечере, а позже поздравить его с совершеннолетием. Но приехал за своей смертью. И я не верю, что Славик виновен в его смерти. Он просто взял на себя чью-то вину, скорее своей матери.

- Ах  ты, карга старая, мало того, что ты, оказывается, деньги мне не давала, которые присылал Толька, так ты ещё и в смерти его  меня обвиняешь! Славка же сказал, что он убил, значит, так оно и есть. А ты, сын, не слушай, что говорит эта старуха. Отец виноват в твоём несчастье.

Парень ни словом не обмолвился даже тогда, когда и хозяин пивнушки рассказал, что в этот день он в очередной раз выгнал из своего заведения Людмилу с её подругой:
- Пришли ко мне уже пьяные, требовали ещё выпивки, и как всегда, в долг. Я их выгнал. Когда услышал крики и выбежал из кафе, увидел Людмилу и Валентину, орущих благим матом, застывшего как изваяние Славку, с окровавленным штакетником от забора в руке, лежащего на земле Толю в луже крови и бегущего к ним Андрея, его друга. Андрей подошёл к Славику, пытаясь отобрать у него штакетник, но тот не мог разжать пальцы и говорить. Я вызвал «скорую». Толе врачи ничем помочь уже не смогли. Пытались привести в чувство Славку, так как он ни что не реагировал. Да и подружки, узнав, что Толя мёртв, притихли. Здесь надо разобраться, как всё произошло. Не мог ребёнок убить Толю. Не такой он человек. Тем более, что отца он увидел впервые за все эти нелёгкие для него годы.

И адвокат, и я тоже не верили в виновность парня, а он, словно заученное стихотворение, повторял одно и то же: «Это я убил отца».  Только показания бабушки изменили стойкость его убеждений. Спокойно воспринимал её рассказ о непутёвой дочери, о её бесчисленных мужчинах и детях, неизвестно от кого из них рождённых, и о нём, которому выпала тяжкая доля родиться от такой матери и нести тяжкий крест всех приносящих ею в дом бед и видеть её безразличие к детям. Толя был хорошим отцом. Славик характером в него. А Людка все уши ему прожужжала, что отец плохой и виноват во всём. Правду Светлана Марковна говорит, что не сын её виновен в беде Славика, а дочь моя.

- Мать, ты что это головой тронулась, что на родную дочь бочку катишь?

- Правду говорю. Это ты на своего сына взвалила всё. Ведь посадят ребёнка, с кем пятеро детей останутся? На Славике да на мне всё держалось. На тебя надежды никакой нет. А я уже старая. Заберут ведь их всех в детский дом. Не далее  как позавчера приходили люди с комитета по работе с неблагополучными семьями и говорили, что лишат тебя материнских прав. Тем более, когда их старший брат, смотревший за ними, находится под следствием за убийство.

Славка, услышав все это, переспросил:
- Бабушка, это правда, что  детей обещают забрать.

- Правда, внучек. Какая же она мать? А без тебя я с ними не справлюсь.

Славка с таким укором посмотрел на мать, что та не выдержала его взгляда и опустила голову.

- Я расскажу, как всё произошло. В тот день я пришёл к бабушке, чтобы забрать Надю, которую мама оставила у неё, домой. Бабушка рассказала, что мама требовала у неё денег, кричала, ругалась и ушла очень злая, не получив того, что хотела. Я знал, они с тётей Валей будут в пивнушке и пошёл туда. Но увидел, вернее, услышал их раньше, чем дошёл до кафе. Обе стояли недалеко от этого заведения, ругались и били мужчину, у которого мама требовала отдать ей какие-то деньги. Он ответил, что деньги принадлежат сыну и карточку на их получение он вручит ему на выпускном вечере, чтобы сын смог продолжить образование. После этого мама схватила лежащий около забора штакетник с гвоздями и ударила мужчину по голове. Он упал. Я подбежал, отобрал у неё эту доску. Пытался оттащить от лежащего на земле мужчины, которого они, с тётей Валей, били ногами и продолжая вопить: «Славка, бей его, это твой отец. Он виноват в твоей беде и не отдаёт матери деньги. Они ведь тебе не нужны?» Так я встретился со своим мёртвым отцом. Что было дальше, не помню. А дома Вася, мой младший брат, показал запись на мобильном, который подарил мне дядя Андрей. Я не видел, что он бежал за мной и снял всё, что там происходило. Потом испугался врачей, милиции и убежал. Мобильный телефон я спрятал за книгами в шкафу. Можете забрать его и посмотреть, как всё было на самом деле.

После признания Славки и просмотренного «видео», ему не понадобилась защита адвоката, которая изначально не верила в преступление своего подзащитного. И мне впервые  за несколько судебных заседаний по этому делу  на сердце стало легко, и я  с превеликим удовольствием  провозгласил вердикт: «Не виновен».

Зал судебного заседания опустел. А я сидел и думал о парне, его судьбе, о жестокости матери, которую любил и старался защитить, взяв её преступление на себя, и взвалив на плечи тяжёлую ношу воспитания младших братьев и сестёр.
Вспомнилось стихотворение, которое как-будто, раскрывает судьбу  Славки и его матери:

Не имеешь прав...

Сопротивляйся, не молчи, не кланяйся судьбе напрасной.
Уж лучше криком закричи, разбей в сердцах сосуд прекрасный,
И пав, на груду черепков, как на осколки своей жизни
Сумей их все же склеить вновь, собрав, все силы в организме.

Ты можешь волю дать слезам, ты можешь психовать и злиться,
Но жизнь свою послать к чертям и в преисподню опуститься
Не можешь, не имеешь прав, раз у тебя дитя родилось,
То роскоши плевать на все с его рожденьем ты лишилась.

И как, в распутстве утонув, и захлебнувшись в алкоголе
В глаза ребенку заглянуть, сумеешь ты без всякой боли,

И если даже боль тупа, и сердце тупо от похмелья,

Нельзя испытывать, нельзя, на прочность детское терпенье.
Он выдержит конечно все, тебя любить не перестанет,
Не обвинит тебя ни в чем, лишь слишком рано взрослым станет.
И если это для тебя, не повод в жизни быть упорней.
С советом опоздала я, увы,уже ты в преисподней.*

Хочется, чтобы у этого, изуродованного внешне, но чистого душой и доброго сердцем юноши, дальнейшая жизнь сложилась согласно его воле, не поддавшись жестокой судьбе.
6 Пропавший выходной
Людмила Май
– Ну кого я сейчас найду в одиннадцать вечера?! Ты раньше-то не могла сообразить?! – кричала в телефон Лика.

Никита с досадой толкнул дверь: – Достала!

Он только что пришел из тренажерки, его тело обволакивало приятной истомой после упругих струй контрастного душа, и он блаженно представлял, как завтра рванет на лыжную базу, минует галдящую толпу и устремится вглубь бора. Трехчасовая пробежка, и – легкая эйфория от чувства превосходства над этими жалкими людишками, бестолково снующими по улицам города.

Он давно решил для себя, что только физическое совершенство сформирует его как личность, а все остальное – суета, ничего полезного не приносящее для его развития. Ну кроме учебы, конечно. Учебу Никита воспринимал, как неприятную, но необходимую данность. Намеренно выбрав для себя специальность не предполагающую тесного общения с людьми, он упорно осваивал программное обеспечение вычислительной техники и автоматизированных систем.

В комнату тихонько поскреблись.

– Чего? – Никита недовольно глянул на открывающуюся дверь.

– Кит, я никогда бы не стала просить тебя, но тут такое дело… я просто одна не справлюсь, а Дашка…

Никита поморщился: он терпеть не мог эту Ликину подружку с ее категоричными манерами и суждениями.

– Я знаю, что мы договаривались, но мне больше некого попросить…

Да! Они договаривались, чтобы она ни под каким видом не втягивала его в свои дела! Нравится ей этим заниматься – пожалуйста! Распускай сопли перед олигофренами в детской психушке, собирай мусор после этих дебилов, любителей шашлычков на природе, подавай этим тварям в переходах, чтобы им было на что бухнуть и ширнуться!

Мрачно выслушав сбивчивую речь, Никита понял, что все его планы на завтрашний день рухнули. Он не мог допустить, чтобы Лика в одиночку… А то, что она одна попрется, если он, Никита, не согласится, не вызывало ни малейшего сомнения, он достаточно хорошо знал свою сестру.

***

Из дома вышли рано – зимние дни коротки, вернуться бы засветло. Никита всем своим видом демонстрировал полное неприятие предстоящего мероприятия. Он никогда не разделял альтруистических взглядов Лики. Откуда это у нее? Нормальная вроде девчонка, а пребывает в каком-то своем идеализированном мире всеобщей любви и благоденствия. Вот Дашка, та хоть понятно – карму чистит. У своих йогов наслушалась лекций об осветлении души благими поступками, теперь старается изо всех сил. А Лика же и не в обществе этом, так – сочувствующая.

Никиту бесило, что Лике даже в голову не пришло отказаться от этой дурацкой затеи. Очнись, девочка! Ты уже давно не школьница, никто не отругает за невыполненное домашнее задание! Красный диплом престижного вуза, работа приличная – какого хрена еще надо? Живи в свое удовольствие, с парнями встречайся, по клубам туси, наконец…

Квартиру вскладчину снимали девчонки-студентки, здесь же проходили и сборища членов местного общества йогов. Как объяснила Лика, все обитатели дружно выехали в пригородный санаторий, куда прибыл какой-то «продвинутый» столичный гуру для проведения обучающего семинара.

Никита с любопытством заглянул в комнаты: аккуратно заправленные кровати, столы, шкафы – все скромно, без излишеств. В самой большой никакой мебели не было, лишь на полу стояла музыкальная аппаратура, лежали коврики, на стене темнела плазма.

– Ага, все для медитации, значит, – усмехнулся Никита.

На плите уже стояла огромная кастрюля с водой, Лика спешно резала капусту. Никита вызвался чистить картошку, чего уж теперь, не сидеть же без дела. Он многое умел по хозяйству – дед научил.

Дед… У Никиты как всегда при воспоминании о нем сжалось сердце и накатилась удушливая волна совершившийся несправедливости. Не мог он примириться. Даже сейчас, спустя почти год после его ухода, Никита с ненавистью смотрел на стариков, встречающихся ему на улице: ну почему этот живет, ползет куда-то по своим каким-то ничтожным делам, беспомощно тыкая палкой, а его дед, такой сильный, такой мудрый, добрый и такой нужный ему, Никите… Почему именно он, а не этот вот огрызок?

***

Солидный дядя, тоже, видно, из сочувствующих, привычно помог загрузиться в крутой черный джип. Доехали быстро: два сворота, потом по маленькому мостику через парящую вонючую канаву канализационного стока, и вот он – небольшой пустырь посреди старых двухэтажных домишек с облупившейся штукатуркой. Их уже ждали. Не кинулись к подъехавшей машине, как ожидал Никита, а остались кучковаться в отдалении небольшой стайкой, терпеливо дожидаясь выгрузки. Водитель попрощался и отчалил, его миссия – только доставка, назад – своим ходом с припасенной тележкой, благо недалеко.

Сначала окружили Лику, та уже раскрыла сумку с собранными за неделю благотворительными вещами.

– Тамара, сапожки, к сожалению, на размер больше, заберешь? Вот еще варежки и шапка для мальчика.

Неопределенных лет женщина с бледным злым лицом придирчиво рассматривала протянутые вещи.

Никита топтался возле термосов, не зная, что ему делать.

– Ну, чё ты такой несмелый? Давай, чё там у вас, нагребай! – рыжий парень с побитым лицом в облезлой кожаной куртке по-свойски подмигнул, потирая руки и приплясывая то ли от холода, то ли от нетерпения. Никита растерянно оглянулся на Лику, но та была занята.

– Давай, чё там? О-о, супец – класс! В прошлый раз гречка была, а я ее не очень, – и, видя, что Никита растерянно мнется, парень стал учить, не касаясь, однако, пакетов и термосов, только показывая подбородком с редкой бороденкой: – Доставай разводягу… не эту, побольше которая… Бери плошку, смотри, там несколько вместе слипнулись, может не хватить… Та-ак, наливай суп, сметану клади, да там, в супе, ложку-то и оставь… Эк, куда ж ты столько-то! Ты жижки, жижки побольше! Хлеба по два куска на брата, там салфетки должны быть...

Стараясь не смотреть на давно не мытые руки бомжа в заскорузлых болячках, Никита подал ему на салфетке хлеб и потянулся, было, за пряниками, но Рыжий строго остановил: – Это потом, к чаю.

Подошел второй, третий… Никита разливал горячий суп, внемля неизменным пожеланиям «пожиже», втыкал ложки со сметаной, подавал хлеб, стараясь не заострять внимание на синюшные раздутые лица, черные корявые пальцы и специфический запах, исходящий от этого сброда, не растворенный даже в морозном воздухе.

– Соли бы еще, – несмело попросил очередной «страждущий».

– Нормально солено, – буркнул Никита.

Наконец Лика сменила брата, достала банку с солью, тихонько объяснила: – Им больше соли надо: ослабленный иммунитет, инфекции всякие… Организм требует…

Никиту аж передернуло от этой информации. Боже! Что он здесь делает? Да его сейчас вырвет прямо на этих зловонных уродов!

Он отошел от толпящихся бомжей и осмотрелся, стараясь заглушить не покидающее брезгливое чувство. Тетка, что взяла детские вещи, потянула за собой плюгавого мужичка в огромных валенках: – Айда на Пролетарскую, там с мясом дают…

Обедающие располагались вдоль бетонного забора: кто сидя на корточках, кто стоя, привалившись к плитам. В сторонке прохаживался нестарый мужчина в длинном черном пальто. Красный вязаный шарф, небрежно перекинутый через плечо, отстраненный, независимый вид... И этот тоже что ли?

– Игорь, подходите, – позвала его Лика, и франт с готовностью подошел, словно только и ждал этого приглашения, осторожно взял наполненную чашку, отошел в противоположную от забора сторону. Ишь ты, не хочет, значит, со всеми…

Неподалеку возвышалось сооружение теплотрассы, из приоткрытого люка вырывался пар, придавая растущим тут заснеженным деревьям причудливые фантасмагорические формы. Никите даже думать было противно о том, как этот весь замызганный социум здесь существует.

Контингент был самый разнообразный, в основном заросшие мужики с угрюмыми лицами. Бабенка в болоньевой куртке и мужских штанах деловито рассовывала по своим мешкам полученные вещи, зорким взглядом высматривала чем бы еще поживиться. Мужик на костылях неловко прыгал у забора, тощая тетка, держа в одной руке чашку, покрикивала на него и помогала приспособиться.

Лика поручила брату разливать чай и выдавать пряники по две штуки в одни руки. Это было проще – бомжи не торопились, ждали добавки, но Лика строго объявила, что добавка будет, когда покушают все желающие.

– Все уже поели по первой, Анжел, – тянул свою чашку бомж, что обучал Никиту тонкостям раздачи халявной пищи.

– Не все! Олега еще не было!

– Да вон он, болезный, катит! – парень радостно побежал навстречу показавшемуся инвалиду в коляске, схватился за ручки, помогая выбраться из сугроба.

Пацан, лет восемнадцати – не больше, счастливо улыбаясь и энергично толкая колеса своего транспорта, подкатил к Лике: – Буксовал пару раз, совсем снег не чистят. Спасибо прохожим, выручили, а то бы и не добрался до вас.

Никита с любопытством разглядывал его. Оп-паньки! А вот и его потерянные раздолбанные «берцы» – красуются на ногах этого калеки! Ну Лика…Чего сразу-то тащить этим убогим, еще сгодились бы…

– Давай, Олежек, супчику вот… Банку не забыл? Для бабушки налью…

«Олежек», «супчик», тьфу! – поморщился Никита. Его раздражало Ликино сюсюканье и вообще все здесь раздражало! Хотелось поскорее домой, залезть под душ и смыть с себя всю эту вонь, все бациллы, которые, как ему казалось, витали вокруг, оседали на него, пропитывали одежду…

– Чайку нальешь? – проскрежетало сзади.

Он обернулся. Господи! От увиденного на мгновение оцепенело сердце. Перед ним стояло существо в каких-то невообразимых отрепьях с заплывшим фиолетовым лицом, с узкими щелками вместо глаз и запекшимися корками на месте, где у нормального человека должен быть рот.

– Чайку, – вновь прохрипело «нечто».

Внезапно задрожавшей рукой Никита наполнил пластиковый стаканчик, не глядя, сунул в протянутую руку пряники.

– Хорошо-о… Горяченького на дорожку, – эта отвратительная фигура отползла на некоторое расстояние и стала размачивать в чае пряник. Невозможно было сходу определить баба это или мужик. По каким-то едва уловимым признакам Никита все-таки решил, что это бомжиха с большим стажем.

Степенный дед аккуратно положил чашку в приготовленный мешок: – Знатные щи, дочка! Так хорошо на душу легли – прям благодать! Благодарствую.

– На здоровье, – откликнулась Лика, – Приходите еще.

– А куды ж мы денемся, приде-ем – живы будем.

Он принял чай с пряниками, но не торопился отходить, было видно, что ему очень хочется поговорить.

– Вот тебя, к примеру, как звать? – обратился он к Никите.

Никита не намерен был знакомиться и, игнорируя вопрос, демонстративно отвернулся.

– Хорош баланду травить, Профессор! – вездесущий Рыжий в кожанке удачно прервал повисшую паузу, хлопнув деда по плечу, и обратился к Никите: – Пиши! Бинты широкие, пластыри и ранозаживляющая мазь!

– Чего – «пиши»? Куда? – не понял тот.

– Там в сумке блокнот лежит и ручка, запиши, пожалуйста, Кит, – попросила Лика.

– Какие бинты – стерильные? – осведомился Никита.

Парень махнул рукой: – Любые пойдут. Мне корешу для перевязки.

Вот, дурак, чего спросил-то? Конечно же любые, какие к черту стерильные.

– Очки запиши еще, сынок, – спохватился дед, которого парень назвал Профессором, – плюс два или три, какие будут.

– Очки? – удивился Никита.

– Ну да. Разбили, сволочи… А я не могу без книжек – скучно.

– Так, может, Вам и книги какие нужны?

– Не, книжки в библиотеке беру, здесь неподалеку. У меня ведь и паспорт есть, – похвастал Профессор.

– Небось Горького уважаете, «На дне»? – ухмыльнулся Никита. Вспомнилось, как в восьмом классе училка водила их на эту пьесу в местный театр.

Не замечая ухмылки, тот серьезно ответил: – Пролетарского писателя Алексея Максимыча не люблю, я больше стихами увлекаюсь: Ахматова, Гумилев... – И с чувством стал декламировать: – Еще один ненужный день, великолепный и ненужный! Приди, ласкающая тень, и душу смутную одень своею ризою жемчужной... Слыхал?

Никита качнул головой, внимательно взглянул на деда: седая борода, грязные лохмы из-под спортивной шапочки, тяжелые мешки под слезящимися глазами. Н-да-а… Каких только чудиков здесь нет.

– Вы, может, и пенсию в собесе получаете?

– До пенсии мне еще далёко, сынок, – Профессор удрученно вздохнул, – У нас до пенсии и не доживают… Про очки не забудь.

И отошел к Лике: – Гуща осталась? Сложи, дочка, в эти тетрапаки из-под сметаны, с собой заберу.

Ну на фига он спросил? Зачем вообще заговорил с ним? Не хватало еще с этим быдло… Сами виноваты во всей своей такой жизни! Никита сердито покосился на сестру. Этот калека тоже наверняка по крышам электричек прыгал или сиганул с балкона под наркотой, жалеть их еще…

Толпа заметно поредела. Не забывая благодарить, бомжи кидали в мешок использованную посуду и разбредались по своим делам. Сморщенная бабка мелко крестилась и кланялась, как на паперти.

Настырный Рыжий вызвался донести мешок с мусором до ближайшей помойки.

– Ты это, Анжел, скажи своим, чтоб суп всегда варили, а то каша эта в горло не лезет, – деловито наставлял Лику добровольный помощник, – Седня супчик был – сказка! Прям, как у мамки в детстве.

«Видать, не баловала тебя твоя мамка, раз постные щи сказкой показались, – Никита неприязненно покосился на парня, – ишь, как перед Ликой красуется, придурок». Он понял «благие намерения» бомжа, когда тот вытряхнул содержимое в контейнер и сунул мешок под куртку. Заметив, что Никита смотрит на него, он опять дружески подмигнул: – В хозяйстве пригодится!

Ну, точно, придурок…

***

– Давай чаю попьем, – предложила Лика, когда термосы и кастрюли были тщательно вымыты, – Где-то здесь у девчонок Пу-эр есть. – Она заварила чай, достала предусмотрительно оставленные здесь перед вояжем пряники.

Никита сидел, отрешенно глядя в окно. Ему уже ничего не хотелось. Он страшно устал, но эта усталость не приносила ему никаких радостных ощущений, как обычно бывало после физических нагрузок. Давило плечи, мутило и хотелось есть, но он даже смотреть не мог на Ликин перекус. Как она может после всего пить этот чай – пусть не бомжовский, элитный какой-то? Есть эти пряники, помня, как их размачивали, а потом, смакуя и причмокивая, сосали беззубыми ртами? Ну не конкретно эти – другие, какая разница? Никита хлебнул из кружки и ему тут же вспомнилась мерзкая бомжиха...

Уже на улице Лика тронула рукав Никитиной куртки: – Прости, Кит, что так напрягла тебя… Я понимаю, тебе непросто было… Спасибо тебе…

Да что ты понимаешь? Думаешь, я проникся жалостью к этим ублюдкам? Не дождешься! Не ради них я сегодня испортил свой выходной – тебя, дуру блаженную, пожалел. Как там: «Еще один ненужный день…» Это точно – ненужный. Ему во всяком случае.

Он ничего не ответил на это Ликино «спасибо», молча и сумрачно шел рядом. Скорее бы уж этот дебильный день закончился…

Дома он достал из дедова стеллажа маленький сборник «Поэты серебряного века», нехотя полистал, поставил на место. Потом вытащил заветную коробку.

На кухне хлопотала Лика с полотенцем на голове.

– На, отдашь там, – Никита протянул ей футляр.

В глазах сестры мелькнул испуг: – Это же дедовы...

– А они нужны ему?! – заорал Никита, сунул очки растерянной Лике и вышел, сердито хлопнув дверью.
7 Несостоявшийся полёт в конце апреля
Валерий Слюньков
                     

Случайно, прибираясь на книжных полках, задержался на небольшой книжке. Артур Хейли – «Аэропорт». Перечитал финал, вновь переживая ситуации, выпавшие на долю героев, и вдруг вспомнилось своё, уже далёкое, конечно, много меньшее по масштабу, но реально бывшее со мной и моими товарищами в те, уже далёкие годы…

   
  С высоты, из открытой  кабины  лётчика, далеко видна весенняя, зеленеющая степь, поле аэродрома с серой лентой ВПП вдалеке. Слева в отдалении огромный ангар сборочного цеха авиаремзавода, окуда в середине зимы, в самые лютые морозы  был переведён на ЛИС* завода. Непросто привыкалось к «свежему воздуху», когда на морозе надо было ещё и работать. Но вот… красота! Теплынь долгожданная…

 -- Так! Внимания чуть… Кто закончил предполётную, роспись в контрольном листе– Инженер у самолёта, на бетонке доводочной площадки, делая какие-то пометки в толстой книге, «дело ремонта».
 -- Коль Количь, куда спешим-то?  Неуж летать собрались?                                                                           
Самый заслуженный и старый технарь заводской лётно-испытательной станции, дядя Миша, уставил на начальника удивлённый взгляд и, не дождавшись ответа, продолжил
 -- Раньше пятого мая ни разу не летали. Не подсохло ведь. Только с бетона, и – сядем.
 -- Всё меняется – Николай Николаевич, не отрываясь от бумаг – и погода, и… – оглянувшись – начальство.
 -- Так что? Что-то знаешь, нам не скажешь?
 -- Михаил Николаевич, предполётная подготовка на сколько дней действительна? Правильно. На один.        Потому и догадывайтесь…
Тот озабоченно повернулся в сторону грунтовой рулёжки.
 -- Ох и накувыркаемся…
Подошёл и расписался в контрольном листе радист Василий, вот и вооружейник Володя прицеливается. Пора и мне - всё проверено, всё пашет. Отключил питание и слез по стремянке.
 -- Всё нормально? Точно? – я всё ещё новичок, ко мне особый пригляд - Тогда визу… - Николай Николаевич подставил папку с контрольным листом.         
 -- Так! Дежурный у самолёта, остальные в кладовку, шанцы загрузить в АПА*, ждать.   
Палыч! – это к бригадиру, Валентину Павловичу – пойдём, покатаемся на ТЗ*, пути наши пощупаем.

 -- Эх, Николаич! Без покатушек ясно! Рано. Завязнем… Кому это не терпится? – Бригадир, не выдержал положенной субординации, с досадой махнул рукой и полез в кабину топливозаправщика, туда же, придерживая бумаги, забрался и инженер.

Набросали в кузов нашей старинной АПА лопаты, ломы… Дядя Миша, подумав, добавил пару коротких досок.
В бытовке - кто за чай, Василий и Владимир за шахматы. Сначала, в дебюте, тихи и сосредоточены, а вот к эндшпилю… «Я тебе шшас королём глаз выткну!», «А ты?... Чего смЫкал?»… бывает, что и разнимать приходится, но быстро отходят, партнёров-то терять нельзя, и садятся за новую партию.

 -- Ну, держись, мужики! Инженеры пришли, РП* с ними. – сидевший у окна дядя Миша прокомментировал происходящее у домика ЛИС. – Значит решились… Ох, сыра ещё земля…

 Подошёл топливозаправщик, и мимо двери быстрыми шагами протопал в свой кабинет инженер, а в бытовку вошёл хмурый бригадир.
 -- Ну как, Валентин? Как проехались?
 -- А то не знаешь, Николаич? Ты лет на двадцать больше моего стоянку топчешь…
 -- Так и скажи им! Ты бугор, тебя послушают…
 -- Коль Количь сказал, что парторг завода настаивает… первомай, подарок трудовой нужен.
 -- Кому подарок?
 -- Иди спроси. Скажут Родине, партии, народу…  Люди  к празднику корабль в космос запустили. Слышали? Владимир Комаров вот сейчас летает? «И мы не можем отставать, товарищи!» - Палыч очень похоже изобразил парторга - Ладно попусту… . Сейчас цепляем водило и вперёд. Я кое-какой маршрут присмотрел…  может, прорвёмся.
 
Мы со своей стоянки видели, как уже несколько дней, и, говорят, ночей, утюжила, уплотняла ВПП спецтехника батальона аэродромного обслуживания. А вчера полк, с которым соседствует завод, и полосой которого пользуется, начал свои плановые полёты. Но у них  стоянки рядом с полосой, а нам надо до неё полтора километра. Скоро всё это останется в воспоминаниях, начинается строительство бетонной полосы, а пока…


Палыч, пятясь задом перед тягачём, вывел к месту схода с бетонки и, показав быстрым вращением руки трактористу, что бы врубил на всю, разведёнными руками приказывая следовать за ним. Самолёт сошёл передней стойкой на чуть просевший грунт, вот левое колесо «спрыгнуло», слегка притормозив и развернув самолёт, а вот и второе… . Всё, пошла родная…. Но…

С первых метров правое колесо стало всё глубже проминать перед собой землю, тягач, изнемогая ревущим двигателем, какое-то время тянул… и встал.
 
 -- Ничего, мужики! Пару метров… дальше потвёрже, давай шанцы…
Вязкая, тяжеленная земля… и чем глубже, тем более насыщенная влагой… Надо пробить с метр канаву, что бы тягач мог стронуть… В низкой нише шасси, чуть не на коленях, специальными лопатами с короткими черенками, иначе не поместишься. Уже нагрелись, сколько же ещё предстоит такого, до полосы-то…
 -- Так, Дима! – это трактористу – сразу на всю дурь… Не раскачивай, с то зароемся. Ну! Поехали…

Трактор взревев, рванул, и самолёт, качнувшись влево-вправо, неспешно… и пошёл… пошёл вперёд вслед за уже бегущим впереди бригадиром. Мы облепили подножки АПА, кто в кузове, отдыхая, ехали следом.

Бригадир вёл наш караван по одному понятному маршруту, и я удивлялся его выносливости, столько бежать; медленно нельзя, загрузнем…. Но вот вырулили на твёрдую полоску заброшенной стоянки на четверти нашего пути, и остановились. Подъехал ТЗ, Николай Николаевич легко спрыгнул с подножки.
 -- Ну вот! А вы страхи нагоняли. Едем потихоньку.
 -- Да, особенно вашими стараниями – Василий снял кепку, показывая мокрую от пота голову.
 -- Кто на что учился – инженер невозмутимо.
 -- Да мы со Славой – в мою строну – на землекопов тоже не учились, однако…
 -- Вы – бригада ЛИС, ваша работа… и это тоже.
 -- Ладно! Разговоры пустые…. Давайте дальше… Дима, я с тобой в кабине. Только по моим командам… - бригадир полез в кабину трактора.

Мне было трудно понять, по каким приметам вёл бригадир наш караван. Тягач неожиданно поворачивал, что-то объезжая, снова возвращался на прежний курс. Иногда то или другое колесо угрожающе углублялось, махина бомбардировщика начинала поворачивать нос на тормозящую сторону, но тягач добавлял, как сказал бригадир, «дури» и вперёд… вперёд…

Пройдут годы, и битый и опытный техник Вячеслав, который я, также безошибочно будет знать, как и когда нужно делать многое: как вытащить самолёт из трясины распутицы, пробиваться в глубоких снегах, взглядом на небо угадывать без ошибок - есть погода, или можно не торопиться с подготовкой машин. И будет он чувствовать ответственность бригады за результаты работы завода, выполнение плана которым - только после облёта самолётов. Но это будет не скоро. А пока…

…Вот и полоса. ВПП была пустынна и тиха. Полк не летал, но что бы вытащить на неё наш бомбёр, надо было разрешение. Инженер на ТЗ отправился в сторону КПД*, а мы, оглянувшись на «пройденный путь», отмеченный остановками для откапывания завязших колёс, прилегли на тёплую землю. Все крепко устали, а ведь предстоит и «дорога домой». Надо отдохнуть. В наступившей тишине волнами трели невидимых жаворонков. В теплеющем воздухе запахи молодой травы.

 -- Где-то там сейчас Комаров рассекает – Василий, глядя в небо.
 -- Эх, ма! Нынче в деревне красота… Коров на первую траву выгоняют, сев идёт. Поле перед тобой неоглядное, грачи стаями… остановишься – в тишине вот так же жаворонки – тракторист Дмитрий, как бы про себя.
 -- А чего же уехал-то с деревни? – удивился Василий.
 -- Тебе, Вася, не понять. Не жил ты в колхозе…
 -- Не жил. Но люди-то живут?
 -- Разные, Вась, колхозы... Наша деревня малая, стала неперспективной. Во как. Школу, медпукт убрали. Переезжайте, говорят в другое село. А если и оно тоже...? Вот и решился в город.
-- Ну, послушай, Дмитрий… Ведь и в газетах, и по радио рассказывают… наша партия взялась сейчас за село, там уже всё по другому – это партеец дядя Миша. Он твёрдо верит в линию партии и всегда готов на её защиту.
 -- Ты, дядь Миш, знаешь тот анекдот. Человек некий хвалится, что у него всего полно. «Вешаю на радио сумку, вечером полна всякой еды». Вот так и про деревню…говорят.
 -- Нууу… - затянул дядя Миша – это ты, положим,… это… нутрируешь – он очень любил выражаться культурно, и иногда смешил народ околонаучными выражениями.

Подошёл топливозаправщик, и Николай Николаевич заторопил
 -- Так, давай, народ, поторапливайся. Рано устали. Выезжаем на полосу - и я за экипажем. Начали.
Бригадир, который всё это время озабоченно ходил рядом с полосой, сказал, глядя в сторону
 -- Стык плохой…. Выжали воду с полосы на край. Места хорошего не нашёл. Думаю – сядем…
 -- Так! Думать потом будем. Вы мне страху нагоняли, что и сюда не доедем…
 -- Ты, старший лейтенант, думай мало-мало – возмутился неожиданно дядя Миша – не обижайся, но если бы ты рулил, или другой кто – сидели бы уже давно по самые крылышки. Ты ему, бригадиру, спасибо скажи.
 -- Каждый, Михаил Николаевич, на своём месте…
 -- Ладно…. Начнём. Дима! С меня глаз не своди – бригадир вышел перед тягачём.

Эх! Как близка была удача…. Самолёт легко вышел передними дутиками на ВПП, вот левое колесо, чуть просев, тоже на полосе, но правое, перед самой кромкой сразу и резко ушло в грунт, упершись в край прикатанной полосы. Самолёт развернуло, тягач встал.
 -- Ну что задумались? Лопаты давай – засуетился инженер.
 -- Чего копать-то будем? Край полосы. Она сейчас крепче бетона прикатана… Да и кто разрешит, это уже взлётка…
 -- Так что? Безвыходно что ли? Так не бывает
 -- Сейчас будет нам выход, газик вон от КДП идёт – углядел дядя Миша.

Машина остановилась чуть в стороне, и вышедший из неё военный, громко позвал.
 -- Старший лейтенант!
Инженер быстро подошёл к нему, козырнув. О чём они говорили было неслышно. Затем машина, круто заложив вираж, увезла начальника в сторону КДП. А старлей, чуть не бегом, к нам.
 -- Всё, мужики… отлетали. Запрет пришёл полётам, где-то, какое-то ЧП, похоже. Сам командир полка подъезжал. Срочно надо полосу освободить, перекрыли мы её, а аэродром нужен для каких-то дел срочных. Сейчас будут борта садиться. А у нас крыло чуть не до середины. Назад надо как-то.

Бригадир, молча, начал ходить вокруг самолёта, что-то явно обдумывая. Потом подошёл к нам, и видно было, что у него есть какое-то решение.
 -- Николаичь, назад нельзя. Пару раз дёрнем, и колесо провалиться совсем.
 -- Что предлагаем? Вперёд – взлётка, назад – сядем. Что? Безвыходно, что ли?
 -- Есть выход. Давай лопаты… Но рыть канаву, куда покажу.
Ну что ж! Мы с новыми силами заработали лопатами. Но пробиваемая нами колея подходила не к переду колеса, а…к его середине
 -- Не понимаю, Палыч? Ты куда тащить собрался? В бок, что ли?
 -- Есть задумка. Должно получиться…
 -- Ну просвети..
 -- Мы сейчас ещё покопаем, а ты, Николай Николаевич, езжай за экипажем, хотя бы одного командира вези. На движках вырвем.
 -- Как? В бок?.
 -- Слушай. Самолёт на тормозах. Двигатели на взлётный, резко отпускается левый тормоз. Самолёт крутанёт, и когда правое сравняется с нашей канавой, снова левый тормоз. Понимаешь, двадцать тонн резко остановишь слева - толчёк на право, а движки-то на всю… и выскочит…должно получиться.
 -- Ничего не понял…
 -- Николаич! Время… командира вези. Он поймёт.
 -- Да не поймёт! Не захочет! Экипаж прикомандированный, я того пилотягу немного знаю. Законник. На фокусы, а это точно фокус, не пойдёт.

Мы и не заметили, как снова подъехал газик командира полка, на этот раз вплотную к самолёту. Грузный полковник выбрался из машины.
 -- Здравствуйте, ребята – обведя всех спокойным взглядом, мы вразнобой ответили, он подошёл к загрузшему колесу.
 -- Как понимаю - ничего не получается, товарищи профсоюз?
 -- Сейчас будем пробовать, товарищ полковник. Так, давайте – это нам - ещё подкопайте…
 -- Сам-то веришь, старший лейтенант? Ладно, пока не суетись…
Полковник отошёл к своей машине и взял, протянутую водителем, телефонную трубку.
 -- Срочно, батальон.. На полосу С -100 бульдозер, и грейдер. Троса подлиннее захватите. Как можно быстрее.

 -- Товарищ полковник, такими машинами мы угробим самолёт, шасси вырвем.
 -- Это бригадир, товарищ полковник. – подсказал инженер.
Полковник внимательно посмотрел на Валентина Павловича.
 -- Жалко самолёт?
 -- Здесь работы много вложено…  Зарплата людям. И самолёт жалко.
 -- И мне жаль. Может на этом летать приходилось. Но дело серьёзное, государственное. Срочно летят       специалисты… Куда и зачем?  Сказать не могу. Сажать их негде, весна, грунт готов только у нас. Потому… Воякам не объясняют, они – под козырёк. А вам можно и… нужно. И будем стараться, что бы поаккуратнее. Подъеду к буксировке.

Газик резво взял с места. Мы озадаченно смотрели на приговорённый самолёт. Только что это была плановая единица, за облёт заводу начислили бы зарплату, машина, на которую затрачено много человеческих усилий и…
 -- Вот тебе и подарок к первомаю… - Дядя Миша, сдвинув на лоб старинную форменную фуражку, чесал затылок.
 -- Николай Николаевич! Что я предлагал - всё ты понял. Такое дело – ты ничего не знаешь, уезжал по делам, а я…  вырулю машину.
 -- Да ты что, Валентин Павлович? А если тебя вынесет куда? Недалеко, вон, резервная стоянка, да и… Под суд хочешь? Или, думаешь, я буду крайний? – Николай Николаевич с возмущённым удивлением. – Так, я сейчас и, правда, уеду - надо доложиться командирам. И уеду на АПА, что бы ты, авантюрист, не запустил движки…

Бригадир вплотную подошёл ко мне, и, глядя вслед удаляющейся машине, вполголоса спросил
 -- Слав, аккумуляторы у нас нормальные?
 -- Конечно, Валентин Павлович. Только с зарядной.
Палыч отошёл к самолёту, посмотрел, как дядя Миша укладывал перед колесом привезённые доски, потом снова что-то вымерял шагами… И, явно решившись…   
 -- Слав! В штурманскую… как запущу левый, включишь генератор, от него правый запустим. Всем повнимательнее!  Трактор, ТЗ подальше, вон туда, в сторону, и сами… подальше.

Мне два раза не надо, запрыгнул в кабину, защёлкал автоматами защиты, включая нужное на запуск. Волнение, которое напрасно пытался скрыть бригадир, передалось всем, и мне тоже.
 -- Слава! Там покрепче… держись. Мотанёт сильно. Люк закрывай, мешает смотреть.
Пошла раскрутка левого, медленно и как бы нехотя, но вот мягкий хлопок вспышки керосина – ещё секунды и… запущен двигатель. Включил генератор. Правый легко вышел на номинал. Вот пошли, пошли обороты. Масимал. Самолёт весь, как живое нетерпение, задрожал. Ну…!

Машина буквально прыгнула, рванувшись по кругу, удар тормоза, меня кинуло к борту кабины, тут же толчок снизу, резко прижало к спинке сиденья и… в штурманском стекле увидел бегущую навстречу зелёную траву….

Валентин Павлович остановил самолёт на той, старой полоске заброшенной стоянки, на которой останавливались на пути к полосе. Открыв штурманский люк, я глянул через лобовое бронестекло в кабину лётчика и не утерпел, тоже засмеялся. Палыч, наш невозмутимый и сдержанный Палыч, с видимой и неудержимой радостью стучал кулаком по колонке штурвала.

Подъехала, набившись в кабину и на подножках ТЗ, бригада, примчался на АПА инженер, одновременно и довольный и растерянный.
 -- За самоуправство ответите, Валентин Павлович! За нарушение приказа…
 -- Какого приказа?
 -- Я приказывал не запускать!
 -- Николай Николаевич. Вы не приказывали запускать. Вы уехали, а я… понимаете?
 -- На себя всё берёшь? Ничего не боишься?
 -- Боюсь, Николаич, да делать-то чего было?
 -- Ну-ну, безумству смелых… как там… поём мы песни

Мимо нас проследовали в сторону полосы огромный бульдозер и грейдер, за последним, извиваясь по земле, волочился толстенный трос. А от полосы в нашу сторону мчался знакомый командирский газик.
Полковник, явно стараясь сдерживаться, подошёл к самолёту.
 -- И кто же такой герой? Старший лейтенант! Вы командовали?
 -- Бригадир ЛИС, товарищ полковник. Самовольно….Валентин Павлович! Подойди…
 -- Павлович… Вы… понимаете, что это нарушение? Тяжёлое… даже преступление? Не умея, берётесь за такое…. А если бы не вырулил? Самолёты  на резервной стоянке, она рядом, собрал бы в кучу?
 -- Не собрал бы, товарищ полковник. И обучен я. Полетать не успел, а рулить обучен. С половины второго курса лётки… по сокращению армии
 -- Вот как! Что ж… это уже лучше. Но….
Полковник, успокаиваясь, прошёлся около самолёта.
 -- Ладно! Разборки ваши профсоюзные….Разберётесь. А от меня…. Большое дело, государственное… сделал. Борта уже на подходе. Но… однако – махнул рукой, и крепко пожал Палычу руку. – Спасибо, Валентин Павлович!

Пока буксировали невезучую машину на стоянку, видели, как сели один за другим два транспортника, следом невдалеке три вертолёта. Видно было, как люди из самолётов быстро переходили и исчезали внутри вертолётов, которые тут же, один за другим, взлетали.

По дороге домой, водитель нашей развозки, притормозил, и, повернувшись к нам..
  -- Слушайте!
...прибавил громкость приёмника.

Так мы узнали, что в трёх сотнях километрах от нас несколько часов назад в разбившемся космическом корабле погиб лётчик-космонавт Владимир Комаров. Дальше до самого города ехали в непривычном, тяжёлом и печальном молчании.

Дело о несанкционированном рулении, заведённое, было, дознавателем, потихоньку затихло. Награды, конечно, Валентин Павлович тоже не получил. Да в них ли дело? Вот таким запомнился нам день двадцать четвёртого апреля уже далёкого шестьдесят  седьмого….
 
  ЛИС* - Лётно-испытательные станции авиазаводов.
  АПА* - Аэродромный эл.питающий агрегат, на шасси автомобиля.
   ТЗ* - топливозаправщик
   РП* - руководитель полётов
  КДП* - командно-диспетчерский пункт
8 Кроткая
Тамара Авраменко
Кроткая
- На каждую кастрюлю своя крышка найдётся, - поучала дочку Шура. – Не торопи счастье, Райка, оно в срок придёт. Жди.
Сама Александра слабо верила в то, что говорила. А что делать? Девчонка выросла, школу заканчивает. Возраст такой, что нужен глаз да глаз. По себе знала: мужик на бабье тело падкий, а чтоб жениться - не спешит. Весь свой век горбатилась санитаркой и прижила дочку к тридцати пяти то ли от доктора Ивана Ивановича, то ли от Василия Антоновича, лежавшего с грыжей. А Раиска выдалась девкой дебелой.  Рослая, ноги полные с круглыми коленками, черты лица крупные и чёрные волосы до того густые, что иной раз и гребень ломался, как причёсывалась. Всё бы ничего, да Раечка с малолетства заикалась, особенно, когда волновалась. Шура таскала её по врачам, но безрезультатно. Девчонка продолжала тянуть звуки, словно те прыгали по кочкам.  В школе прозвали её «дефективной» и сторонились. Прилежностью девочка не отличалась и тянулась на тройки. Недостаток Раечки  наложил отпечаток на характер. Росла она кроткой, покладистой, безответной. Со всеми соглашалась, ничего не требовала, старалась быть незаметной. Когда же к ней обращались, терялась, краснела и ещё сильней заикалась.
Горбатый старый дом в два этажа заблудился в одном из переулков района, отдалённого от центра. Все прелести коммуналки Раечка открыла для себя с малолетства. Из коридора вход в тёмную без  окон общую  кухню, куда выходили  три двери. Она с матерью ютилась в десятиметровой комнатушке. Рядом - комната двух сестёр Корсаковых, одиноких пенсионерок, которых прозвали Корсачками.  В двухкомнатной проживала семья Щупак.  Сюда, на второй этаж, вела лестница, находившаяся на улице. 
       Лёнька Щупак, старший из братьев, стал первым мужчиной Раисы.   Был  он старше на два года и ждал повестку из военкомата. Имел определённый опыт в сердечных делах и славу лихого парня.  Приметив однажды вечером, что Рая идёт выбрасывать мусор, воспользовался случаем и подкараулил девчонку, возвращавшуюся с заднего двора, где стояли мусорные баки. Она не успела опомниться, как оказалась в сарае Щупаков. Пахло сухими досками, клеем и куриным помётом. Лучи заходящего солнца отражались в маленьком оконце над дверью, которую Лёнька запер на крючок. Толкнув Раю на топчан с тряпьём, парень велел  молчать. Одуревшая с перепугу  девчонка и не думала кричать. Она сразу поняла, что сейчас произойдёт, и только по-щенячьи скулила от боли и страха. От  Лёньки воняло колбасой и потом. Её чуть не вырвало. Когда всё закончилось, он подтянул спортивные штаны и, довольно хохотнув, сказал:
- А ты ничего. Ладная. Мамке не говори. Я тебе платье подарю.
 И, действительно, подарил платье, как после оказалось, из квартиры докторши-стоматолога, куда они залезли с братом. Кража наделала в городе шуму. Парни вынесли всё золото, норковую шубу и магнитофон.  На сей раз  Щупакам  сошло с рук. Мамке Раечка сказала, что платье как малообеспеченной подарил родительский комитет класса.
После школы Раиса никуда не поступила и не могла найти работу. Девчонку-заику с троечным аттестатом брать не хотели. Рая скучала, а Шура злилась и упрекала:
- Долго мне ещё тащить тебя на своём горбу, кобылу здоровенную?
- Замуж пой-ду-у, хоть бы за-за Лё-оньку!
- За Лёньку! Как же! Забрали Лёньку вчера. И брата его забрали. Тюрьма ему вместо армии. Проворовались, сволочи. Срок светит и немалый. Говорят, прибили кого-то…
Рая устроилась почтальоном, таскала тяжёлую сумку и радовалась, что есть своя копейка и мать не попрекает.
Гоша Корсаков обожал сюрпризы и свалился на тётушек как снег на голову.  Бывал у них только в детстве, последний раз, когда закончил школу.  Женился в тридцать, в качестве приданого получил тестя со связями.  Из каждой поездки по делам службы за ним тянулся шлейф приятных воспоминаний.
- Где у вас можно помыть руки? – спросил он после охов и вздохов тётушек.
- На кухне, - хором ответили те.
Рая вернулась с работы. Плечи ныли от тяжёлой сумки. По дороге домой она прикупила солёной килечки. Сейчас отварит картошечки…  Из квартиры напротив вышел высокий зеленоглазый брюнет, увидев её, поздоровался:
- Добрый вечер.
Рая собралась ответить, но раздумала, просто кивнула и исчезла за дверью.
- Чёрт! Да это же Райка! Вот это да! Ну и деваха вымахала! – Гоша развеселился. Он помнил её семилетней девчушкой, стеснительной, замкнутой. Поистине гадкий утёнок превратился в лебедя. И с этим лебедем стоит познакомиться поближе. Он назовётся Жоржем. Звучит солидно.
Рая не находила себе места. Она влюбилась. Почти две недели длилось сумасшедшее счастье. Началось оно, как только Раечка увидела его на общей кухне при свете электрической лампочки.
- Жорж, - представился мужчина. – А ты Рая? Помнишь, приезжал к тётушкам?
Она не помнила. Маленькой была, в куклы играла. Сейчас этот большой красивый мужчина лежал рядом и глубоко дышал во сне. Раечка поёжилась. Ветерок выдул пузырём шторы на окне. Она обвела взглядом скромную обстановку гостиничного номера. Вот бы остаться здесь с ним навсегда! Грудь Жоржа, поросшая тёмными волосками, мерно поднималась и опускалась. Она прижалась губами к этим волоскам, вдыхая запах мужского тела. Как мило он называл её: чУдная, чУдная! И он чУдный! Сказал, что разводится с женой. Нет, разлучницей она не станет. Вот Жорж разведётся, тогда…  Было сладко и страшно думать о будущем. Неужели дождалась счастья? Как приятно думать! В мыслях слова текут ручейком. Проклятое заикание! Она, конечно, старается больше молчать, а когда говорит, он улыбается и восклицает:
- Как славно у тебя выходит!
Никто до него не говорил таких слов. Только смеялись. Как он великодушен!
Приближался день отъезда. Рая ждала. Гордость не позволяла напомнить любовнику о его обещаниях. А Жорж молчал. Вечером, накануне отъезда, он обнял Раечку и сказал:
- Радость моя, завтра приду к тётушкам попрощаться, ты не выходи. Ну, сама понимаешь…  Я потом к тебе загляну.
- А ка-ак же?.. – начала было она, но осеклась. Интуиция подсказала: молчи. Он так и не  простился с ней.
Роды были сложными, но девочка родилась крепенькой. В наследство от Жоржа ей достались огромные зелёные глаза. Раечка души в ней не чаяла, а Шура с удовольствием подчёркивала:
- Вылитая Корсачка! Старухи слепые что ли? А может, дуры?
Сами же сёстры, сидя на лестничной скамейке, решали, от кого ребёнок:
- От Серёги-электрика.  Помнишь,  менял проводку у Щупаков?
- Скорее от Михалыча, что телеграммы разносит.
Раечка назвала дочку Евой. Ева росла умненькой, сообразительной и, что особенно радовало, совсем не заикалась.  Шура вышла на пенсию, Раиса по-прежнему разносила почту, а Ева пошла в первый класс.
Неожиданное событие всколыхнуло привычную жизнь: разбирая почту, Рая обнаружила конверт, на котором стоял её адрес, и фамилия была тоже её. Писал зэк из колонии. Длинное высокопарное приветствие, комплименты в адрес Раечки, о которой наслышан от товарища, сетования на свою судьбу и одиночество. В конце предложение продолжить переписку, чтоб ближе познакомиться:
- … и кто знает, может быть, нам суждено…   Срок мой кончается…
Раечка была в смятении.  С одной стороны, зэк (этого ещё не хватало). С другой – реальная возможность покончить с одиночеством и создать полноценную семью. А ведь дело идёт к сорока. После долгих колебаний и бессонных ночей она ответила ему, и завязалась переписка. Раечка посвежела, похорошела, словно влезла в новую кожу. Появилась цель: встреча с сердечным другом. А тот писал, что это возможно, надо только найти человечка, который поможет. И Раечка нашла. Она обратилась к следователю Дмитриеву, которому долгие годы носила газеты и журналы. Тот немного поупирался, но похлопотал. И Раечка начала готовиться к поездке.
Василий Непомнящий, вор-рецидивист со стажем, тоже готовился к встрече. Вообще-то, ради забавы он вёл переписку ещё с двумя женщинами, у которых намерен был перекантоваться, выйдя на волю. Получая от них письма, тут же показывал  дружку, Лёньке Щупаку с погонялом Щуп.
 Однажды  Лёнька  с кривой улыбочкой сказал:
- У меня на воле есть такая краля, что твои бабы в подмётки не годятся. Только тебе она не по зубам. Красивая – сил нет. Фигура высшей пробы.
 Василий тут же загорелся.
- Спорим, налажу переписку с твоей кралей,  месяца через два прикатит ко  мне.
- А давай! – согласился  Щуп.
Рая сидела в комнате для свиданий. Ожидая, когда приведут Василия, разложила гостинцы на столе и рассматривала обстановку. Он писал, что боится не понравиться, что вовсе не красавец. Но разве может не понравиться человек, пишущий так трогательно: «Здравствуйте, великодушная Раиса! Страшно подумать, вдруг больше не напишете. Эта мысль гложет мне сердце, а оно уже принадлежит Вам, Раечка!..»
 Он оказался плотным, среднего роста, треугольники залысин удлиняли лоб, из-под широких сросшихся на переносице бровей резанул острый взгляд глубоко посаженных глаз, длинный костистый нос съезжал к тонким еле обозначенным губам. 
- Вот и свиделись, великодушная Раиса, - сказал Василий и криво ухмыльнулся.
Рая совсем потерялась и боялась сказать слово.
- Да-да, - выдавила из себя.
- Значит, приехала, - сказал он и присел к столу. – Жратвы навезла вкусной. Сигареты. Всё, как полагается.
Зэк в упор посмотрел на неё, и Рая закивала головой. Василий протянул руку, ободряюще потрепал по плечу.
- Чё молчишь? Не боись. Знаю, что заикаешься. Мне по фиг.
Взгляд  упёрся в Раечкины коленки. Она потянула короткую юбку, пытаясь их прикрыть.
- Скромная. Правду говорил Лёнька, красивая. Замуж за меня пойдёшь? – его глаза откровенно смеялись, а уголки губ нервно подёргивались.
- Я не-е знаю, - произнесла Раечка.
- Так знай! – он вдруг заговорил зло и быстро. – Скажу тебе всю правду, а ты решай. Сорок пять мне, а жизни не видел. Три ходки. Разбой, грабёж, тяжкие телесные…. Короче, полжизни по колониям. Знаешь, как всё задолбало. Братва дурачится, бабам письма пишет. Вот и я… это самое… - он помолчал и продолжил уже  спокойнее: - … короче, переписываюсь ещё с двумя. Одна тоже приезжала…  переспали…  Уезжай! Тебя не трону. Похожа ты на мою сеструху Надьку. Так же мается одна с дитём.- Василий постучал в дверь и крикнул:- Свидание закончено! Уводите!
 Раечка тряслась в холодном автобусе. Слёз не было, а на душе пусто и темно, как в старом засохшем колодце.
Когда на участке, который обслуживала Раиса, началась стройка, ей пришлось туда тоже таскать корреспонденцию. Они встретились  в бытовке, длинном вагончике, стоящем на бетонной плите. Прораб Михаил Лопата заинтересовался статной молодой особой и старался каждый раз попадаться ей на глаза. Рае тоже приглянулся синеглазый молодой человек с большими натруженными руками.  Стали встречаться. Его не смущало, что у Раечки ребёнок, престарелая мать, а на её заикание и вовсе не обращал внимания. Раечка вела Мишу впервые домой, чтобы познакомить с мамой. На скамейке  лестничной площадки сидели, подобно воронам на шесте, две старухи и сверлили его взглядом. Миша споткнулся и чуть не упал. Рая взяла его под руку.
- Похоже, этот задержится, - сказала одна из Корсачек, а вторая кивнула утвердительно.
И Михаил однажды остался. Расписались тихо. В комнатке стало теснее. Новобрачным устроили  уголок, отгородив кровать шкафом и занавеской.  В глазах Раисы плескалось бабье счастье. Она любила, проснувшись, положить голову на грудь мужа, слушать сильные удары сердца.  Ева приняла Мишу с потрохами, но отцом не называла. Он отвечал заботой и вниманием. Раиса смотрела на повзрослевшую дочь и радовалась. Даст Бог, ей улыбнётся счастье.  Еве исполнилось пятнадцать. Она вошла в пору, когда девичья красота подобна бутону, готовому раскрыться. Рая переживала. Как уберечь от грязных лап, способных сорвать этот неокрепший цветок. Слишком горек был собственный опыт. «Нет, душного сарая с топчаном у Евы не будет!»
Рая пекла пирог с рисом и яйцом.  Поставив противень в духовку, она  выглянула в окно. Фонари мягким светом освещали опустевшую улицу.  Плавно кружась в прощальном танце, на землю спускались снежинки. Михаил возился с пылесосом. Рая не находила себе места. Да, класс готовится к Новому году. Но не до ночи пропадать в школе!
- Ми-и-иша, при-и-гляди за духо- о-вкой. Я ско-о-ро.
Она заметила их у самой школы. Два здоровенных парня тянули Еву каждый в свою сторону, девушка отчаянно сопротивлялась.
- Оставь меня! Пусти, дурак! – Ева вырвалась из рук одного, но второй держал крепко.
- Мы так не договаривались, - крикнул он.
Недолго думая, Рая схватила кусок льда, лежавший на обочине расчищенного тротуара, и, подскочив к парню, со всей силы ударила по голове.
- Отпусти её! Не дам! Не позволю! Я мать! Режь меня!
Парни растерянно смотрели и молчали.
- Мам, что ты! Это же Витька и Сашка из нашего класса!
- Тёть Рая, мы шутим. Ева обещала, что я сегодня буду её провожать, - сказал парень, потирая голову. Другой молча топтался на месте.
- Мам, ты что, больше не заикаешься? – изумилась девочка.
Рая расплакалась.
- Дядя Миша, успокойте маму, - обратилась Ева к подошедшему отчиму.
- Идёмте к нам чай пить, - утирала слёзы Рая. – У меня и пирог…  кажется, сгорел…
- Спас я твой пирог! Спас! – улыбнулся Михаил.
9 Она живая. Ее зовут Катя...
Наталья Коряковцева
Она лежала в маленькой железной кроватке, с тонкими прутьями, на которых местами давно сошла краска. Просто лежала и смотрела в потолок. Она любила смотреть в окно, но, у нее это редко получалось. Медперсонал обращал на нее мало внимания, часто забывая переворачивать ее с бока на бок. Когда в очередной раз ее поворачивали к стене, казалось, из ее тела выдыхается разочарование. До ужина ей придется смотреть на голые, холодные стены, покрашенные темно-синей краской. Она не возражала против такой жизни, она не умела возражать. Она, ничего не умела. Ее звали Катя. Катюша, Катюня, так ласково называла ее мать. Совсем недавно у нее было день рождение, ей исполнилось семь. Заветный возраст, в котором ребенок, становится другим, все еще малыш, но уже такой взрослый, серьезный и рассудительный. Первые тревоги, учеба, первая ответственность. Начало взрослой жизни. У нее, ничего этого, не было. Только четырех разовое питание из бутылочки и  смена памперсов по расписанию.  Она бы любила принимать ванну, но медперсонал, не очень то, с ней церемонился, переодевание зачастую становилось пыткой. Щипки и царапины, оставленные неловкими руками, причиняли боль, но она, давно уже привыкла к этому. Ее мать купала и переодевала ее с осторожностью, она целовала ее недвижимое тельце и часто плакала.  Тогда, Катя любила купаться. Теплая вода обволакивала, тело выпрямлялось, боль исчезала, а внутри, просыпались новые чувства: блаженство, невесомость и свобода.  Так было тогда, когда ее мать была рядом. А потом, что-то случилось, и она оказалась здесь.  В этой душной, почти не проветриваемой палате. Бывало и по другому. Иногда, редкое проветривание затягивалось, девочка чувствовала холод, боль сковывала ее  непослушные суставы, но, она ничего не могла с этим поделать. Тонкое одеяльце, лежащее рядом, могло бы укрыть от холодного сквозняка, но и это,  было недоступно для нее.
Сначала Катя лежала в палате  одна, позднее в палату положили еще одного ребенка, девчушку лет десяти. Новоприбывшая, с любопытством разглядывала лежащую в кроватке девочку, увидев, что Катя ни как не реагирует на нее,  потеряла к ней, всякий интерес. Лежачая девочка была глухонемой и парализованной, с ней нельзя было поиграть или хотя бы просто поговорить.  В свои полные семь лет, она выглядела года на три не больше. Иногда, она что-то мычала в своей кроватке, но это,  было очень редко, в основном она просто смотрела в потолок.
Вечно куда-то спешащие  и чем-то, недовольные медсестры и нянечки, не очень  то, жаловали больную девочку, каждое кормление сопровождалась неприятными высказываниями, а смена белья и того хуже.
Однажды пожилая санитарка наводила порядок в палате. Она что то ворчала себе под нос.
- Вот растение! Сама мучается и нас всех мучает. И мать ее дура! Ну, собралась рожать второго,  дай Бог, здорового, сдай ты эту, в интернат, на кой она тебе?!  Трава, травой! Только ест и гадит! Наказание Господне! Она все не могла успокоится  после смены памперсов.
- Как ее зовут? Спросила новенькая девочка.
- Зовут? Да кто, ее, зовет то? Да она, и не слышит поди! Вроде Катя...
- А где, ее мама?
- В роддом легла, на сохранение, да может и родила уже! Эта, то,  у нас уже, поди месяца два лежит... Вот какая с нее, радость?  Горе одно! По мне, лучше бы  таких, сразу... Чем вот так, всю жизнь!... Но, мы, гуманное Государство, мы, таких, холим, лелеем!
Санитарка резко дернула девочку за руку, наскоро, переодевая на ней рубашку.
И есть то, она, не может! И пить то, она не может! И в туалет то, по-человечески приспособится не может! Ну вот! Опять наделала! Да что, тебя, совсем, не кормить что ли! Не успела памперс сменить! А мне, опять подарочек! - Женщина неловко отодвинула девочку с грязной простыни. - А вот, нет простыней! Вот и лежи теперь, вся грязная! И за что, мне это? И когда тебя, мать твоя непутевая заберет? Поди, тоже недоделанная, раз такую родила!
- Почему вы с ней, так? Робко, но с каким-то внезапным, внутренним вызовом, спросила девочка.
- Что я? Да она, не живая! Она ничего не понимает!   Она - дерево! Амеба!  Не слышит,  не чувствует, сказать ничего не может, да и не видит почти ничего!
Она отмахнулась рукой на замечание девочки и вышла из палаты, оставив Катю на мокрых и грязных простынях.
Время шло, а санитарка не возвращалась, она видимо забыла о смене белья, продолжая делать  на ходу, более важные на ее взгляд дела.
     Решив, что санитарка отсутствует достаточно долго, девочка  немного помедлила, а затем, уверенными движениями   достала влажные салфетки и начала протирать  худое и почти синее Катино  тельце.  Она не чувствовала отвращения, только досаду, досаду на  умных, мудрых, уже проживших целую жизнь взрослых. Взрослых, которые не могли понять главных, простых и таких понятных на ее взгляд вещей.
- Она же не виновата, и я могла родится такой, и она... - С яростью и внутренним возмущением думала девочка.
Затем, она, постелила свою, чистую простынь и бережно пододвинула Катю. 
В коридоре прозвенел звонок вызова, медсестра прокричала ее фамилию, позвала на выход.
- Наверное, мама пришла! - Пронеслось в голове девочки. На выходе из палаты, она замешкалась и вернулась, еще раз проверила, хорошо ли укрыта Катя. Та,  лежала на боку, так, как ее положили. Только сейчас, девочка заметила,  огромные, синие  глаза, которые, внимательно смотрели на нее. Из глаз большими бусинами, накатились слезы, они, как две большие капли застыли у век.
- Я сейчас! - Прошептала девочка. - Не бойся! Не бойся их, Катя! Я тебя, не дам в обиду!  Скоро за тобой мама вернется... Все будет хорошо!
Кажется, малышка ее понимала, ее лицо разгладилось и будто наполнилось внутренним светом.

В следующее мгновение, девочка, уже бежала по коридору, ее пришли навестить родители. Захлопнув дверь отделения, она разрыдалась, крепко обняла мать и только повторяла без конца:
-  Не правда! Мама, она живая! Ее зовут Катя...
10 Это был он, наш папа
Наталья Коряковцева
Я помню  как он пришел к нам. Он вошел и поставил свои большие ботинки аккуратно в сторонку  и как-то виновато смотрел на маму.  А мы с братом, с любопытством разглядывали его - незнакомого мужчину. Я тогда был еще маленький, а брат, еще меньше.  Мужчины в нашем доме были большой редкостью,  вернее, они  к нам практически никогда не заходили.  Наш отец погиб, когда мне было всего два с половиной  года, а брату и того меньше - полтора. Мы знали отца только по фотографиям. И если в моей памяти,  остались фрагменты воспоминаний, размыто, смутно, но остались,  то брат мой,  совершенно его не помнил. 
В тот вечер мама была взволнованной,  какой-то странной, а потом,  пришел он.  Поздоровавшись, сразу  прошел в комнату, на ходу погладив меня по голове.  Помню как мы пили чай, а я все рассматривал его. Уже тогда, я понял кто это...
Мама говорит что отец, очень любил нас, мы с братом очень похожи на него, особенно я.  Хотя родственники говорят, что мы с братом,  как близнецы. Я все-таки думаю, что я больше похож на отца...  Бабушка говорит что   характер у меня отцовский.  Жаль,  что его не стало… 
Так вот, мы сидели в гостиной,  мама застелила большой, круглый стол, красивой, кружевной скатертью. Так же, как она это делала всегда,  на наши дни рождения. Мы с братом  молча пили чай и настороженно наблюдали за незнакомцем.  Он улыбался нам и все время смотрел на маму.  А потом, он стал чинить нашу видео приставку. Не справившись с работой, он решил ее забрать и починить у себя дома. Все это, потом, нам объяснила мама.  Но  когда мы с братом  увидели, что нашу любимую игрушку,  забирает чужой мужчина, мы разревелись.  Мама никак не могла успокоить нас. А он, забрал приставку и ушел. Я отчаянно ревел, размазывая слезы по щекам.  Брат ревел не меньше. Мама обнимала  нас и тоже плакала... Потом она уложила нас спать, но я долго не мог уснуть в тот вечер.  Я встал попить и тихо прошел на кухню.  Мама  все еще  не спала, она сидела за столом и рассматривала альбом с фотографиями, она  снова плакала.  Мне было так жаль что она плачет, я подошел и обнял ее, от неожиданности она вздрогнула.  Она повернулась, ее глаза были красными,  в руках она держала фотографию отца.
- Не плачь мама. Теперь, у нас, снова есть папа. Это ведь, был он? - С опаской спросил я, и  испугался собственных слов. Как будто, этими  словами, я обидел  моего  настоящего отца. Чувствуя вину, зачем-то,  стал рассказывать, что у нас в садике есть мальчик,  у которого теперь  два  папы. Его  родители развелись, а потом, его мама снова вышла замуж. Я говорил так уверенно, будто уговаривал маму, будто уверял, что она не предает нашего отца. И я, не предаю, просто так бывает...
 Мама вытерла слезы и крепко обняла меня.
Она напоила меня молоком и снова уложила в постель, а я, все ждал ее ответа. Она уже  выходила из комнаты, когда я окрикнул ее.
- Мама! Это ведь, был он, наш папа?
Она вернулась, поправила мое одеяло и поцеловала меня.
- Я очень этого хочу, сынок. Я надеюсь на это. Но... я, не знаю…
Мама грустно улыбнулась и снова поцеловала меня.
Я улыбнулся и закрыл глаза, я почти уже  засыпал.  Я  то, уже точно знал, что это был он,  наш папа!
11 Бега
Ленина Кудренко
      Степан приехал в гости к своей сестре ранней весной нежданно-негаданно, но ему были рады все. Казалось, что целый мир закружился вокруг одного человека. Согласитесь, далеко не каждый индивидуум имеет счастливый характер, позволяющий ему с поразительной лёгкостью завязывать новые знакомства и становиться душой любой компании. Стёпа относился именно к этой редкой категории людей.
      Однако, пробыв  в гостях три дня, наш герой заскучал и всё чаще вспоминал Россию. Рвался домой. Гавриил Павлович, муж его сестры, человек весьма образованный, решил развеять грусть-тоску родственника:
      -В чём дело, Степан? Неужели тебе у нас не нравится?
      -Да что ты, Гавриил, как можно? Но мне пора...
      -Что, огород садить?
      -Какой огород? Тоже скажешь! Работа никуда не убежит, но у меня есть более важное дело: скоро- бега! Вот это действительно- событие!
      -Ты что, старик, к скачкам пристрастился? А ну, выкладывай про свои бега и поподробней!
      -Ну, если ты настаиваешь, слушай,- Степан вздохнул и начал свой рассказ:
      -произошло всё это из-за моей благоверной. Знаешь этих баб!
      -Стёп, а Стёп! - говорит, - жить как-то скучно стало, неинтересно. Никуда мы с тобой не ходим, нигде не бываем. Тоска- жуть! Придумай что - нибудь!
      Начал я думать, чем же мою ненаглядную удивить? Однажды объявление на глаза попалось, в котором сообщалось, что на следующий день на ипподроме- бега, открытие сезона. Прихожу домой и говорю:
      -Мать! Завтра у нас с тобой культурное мероприятие, - и всё как есть про бега изложил. Как она забегала, как обрадовалась!
      На утро мы с Анной при полном параде отправились на ипподром. Прибыли, осмотрели всё вокруг- никого нет. Сели под деревцем: на душе легко, природа превосходная! Достали из кошёлки белого вина(так мы водочку называем), закуску. Глядим, неподалёку старикашка скучает. Пригласили и его: пока суть да дело, до начала скачек время есть, познакомились. Старичок дворником оказался, от него узнали что в резерве ещё час - полтора, а за это время мы можем культурно отдохнуть. В общем, выпили за знакомство, потом за бега, ещё за что-то, сейчас уже и не припомню... Солнышко стало припекать, нас так разморило, что не заметили как и уснули на травке.
       Просыпаюсь - солнце заходит, Анна рядом сопит, во сне такая счастливая! А как-же, в кои-то веки на бегах побывала?! Посмотрел на её ноги- туфель нет.
       -Ну,- думаю, - пора домой!
Решил время узнать- на руке часов не оказалось. Разбудил деда, а он себя по карманам бьёт и кричит: "Пенсия, пенсия, украли гады!"
       Степан закончил рассказ, посмотрел на родственника и произнёс:
       -А ты всё- огород! Домой мне пора ехать, у нас бега скоро!
12 Прозрение
Евгений Михайлов
                            
             Мировой экономический кризис затронул и Россию. Только вроде бы народ стал забывать кошмар 90-х годов, а тут – на тебе! И снова улицы больших и малых городов рабочими утрами были пусты. Многие предприятия бездействовали. Люди находились в неоплачиваемых отпусках и чтоб как-то выжить, готовы были заниматься чем угодно. Некоторые занимались мелкой спекуляцией, некоторые – огородничеством, кто-то подворовывал.
             Власти цинично называли таких людей самозанятыми. А на стол
Президенту ложились заниженные в несколько раз цифры по безработице.
Остался без работы и Сутолкин. Пришлось жить за счёт жены-пенсионерки,
что крайне угнетало его.
             Он с нетерпением ждал пенсионного возраста, но в ту же пору мучительно боялся предшествующего этому событию оформления документов. Оно было организовано соответствующими службами из рук вон плохо. Совсем не так, как показывают в новостях по Первому телеканалу. 
           Сутолкин готовил себя к серьёзным испытаниям на прочность, но действительность превзошла все его ожидания Два месяца сплошной нервотрёпки всего лишь за то, чтобы реализовать своё предусмотренное законом право на пенсионное обеспечение – не слишком ли высокая цена?         
           Но вот все мытарства позади.  Новоявленный пенсионер не стал оформлять пластиковую карту, начитавшись в газетах жутких историй о ловкачах, обчищающих электронные счета вкладчиков. Поэтому за пенсией пришлось ему идти в ближайшее отделение Сбербанка. Здесь к клиентам относились значительно лучше. Электронный контроль очереди, совсем недолгое ожидание в мягком кресле перед большущим телеэкраном - всё это приятно успокаивало душу.
           Получив деньги и понадёжнее упрятав их, Сутолкин направился к выходу.
- Здорово, Николай! – хлопнул его в вестибюле по плечу какой-то субъект в китайском пуховике и вязаной шапочке.
- Вы ошиблись. Я- не Николай, - вежливо ответил Сутолкин, пытаясь обойти незнакомца. Но тот не отставал.
- Да ладно тебе прикидываться, Колька!
- Ещё раз говорю, что Вы ошиблись. Меня Геннадием зовут. А в чём, собственно, дело? – недоумевал Сутолкин.
- И точно, Генка! Ну, как это я перепутал? – воссиял незнакомец, - Мы же с тобой вместе работали. У тебя лицо запоминающееся, ни с кем не перепутаешь. Последние годы, правда, не встречались. Ты перед пенсией где работал?
- Да всё там же, на комбинате. Да не столько работал, сколько в отпусках сидел, - в сердцах сказал Сутолкин, пытаясь вспомнить собеседника.
- Во-во! Там мы с тобой и встречались. Я, правда, последние три года не работал, в Москву уезжал, к дочери. Но не получилось. Вернулся обратно.
Впрочем, это к делу не относится. Я так рад, что тебя встретил! Ты ещё работаешь или на пенсии?
- Да вот сегодня первую пенсию получил, - неожиданно разоткровенничался Сутолкин.
           -Да ты что?! И я тоже! Ну, брат, это дело надо отметить.
- Наверное, не получится. Я тороплюсь, - вяло возражал Сутолкин.
- Всё у нас получится! Бутылка у меня с собой.  Сейчас вмажем по стаканчику и станет окружающий мир лучше.
            Возможность выпить на халяву победила сомнения в душе Сутолкина.
Через пару минут они с Юркой ( так представился незнакомец ) уже шли к скверику. Юра увлёк вновь обретённого приятеля в беседку, усадил рядом с собой на лавочку, вытащил из карманов бутылку водки и пластиковый стакан.
           - Стакан вот только у меня один, - пояснил он, подавая его компаньону, - Начинай. А я из горлышка.
          Сутолкин выпил и сказал удивлённо: - Привкус какой-то странный, сладковатый, что ли.
- Ничего удивительного, - поддакнул Юра, - Теперь чего только в водку не добавляют.   
Так и не выпив, он стал разглядывать бутылку, вертя её по-всякому.  Потом воскликнул:  - Ну точно, с добавлением корня солодки. Так что, не бойся, не отравишься. 
         В этот момент его кто-то окликнул с аллейки.
- Я сейчас!- кивнул Сутолкину Юра и вышел из беседки. А когда вернулся, уже без бутылки, то с удовлетворением отметил, что его клиент ( именно так!) лежит ничком на лавочке. Рядом валялся мобильник. Высокие борта беседки скрывали в ней происходящее от посторонних глаз.
- Если он куда-то позвонил, надо быстро сматываться отсюда! – сказал себе «Юра». Он  обшарил свою жертву, вытащил пенсию из зашпиленного булавкой кармана, забрал  наручные часы, поднял мобильник и удалился, прихватив стакан.      
         Сутолкин спал долго. Когда он очнулся, вокруг было темно. Страшно болела голова. Подташнивало. Когда он приплёлся домой, к нему на шею бросилась заплаканная жена. Она уж все больницы и морги обзвонила.
        После этого случая Сутолкин как-то сразу постарел. Ходил, опустив голову. Разговаривал мало и совсем не улыбался. В душе у него угнездилась  какая-то постоянная тревога и чувство грядущей беды.
        Так продолжалось месяца два. И вот однажды вечером, когда Сутолкин
сидел в своём любимом кресле, без особого энтузиазма наблюдая по телевизору какой-то футбольный матч, а жена мылась в ванной, раздался звонок в дверь. Оказалось, что пришли проверить показания газового счётчика. Сутолкин поглядел в глазок. Действительно, за дверью стояла какая-то женщина с тетрадкой в руках. Когда он открыл дверь, откуда сбоку из-за женщины в квартиру ворвался мужчина в маске, одним ударом сбивший хозяина с ног.
Следом вошла женщина, уже успевшая натянуть маску, и захлопнула за собой дверь.
 Затем налётчики связали перепуганного пенсионера, заткнув ему кляпом рот.
         На шум выглянула из ванной жена и тут же с визгом кинулась обратно.
Человек в маске бросился за ней, легко сорвал с крючка дверь. Женский визг перешёл в душераздирающий вопль и внезапно оборвался.
        Налётчица тем временем обшаривала шкафы. Вышедший из ванны мужчина к ней присоединился. Женщина прошипела: - Ты что наделал?
- Да она сама виновата! - оправдывался мужчина, - Орала слишком громко. Кто-нибудь мог услышать.
 Найденные деньги и драгоценности грабители уложили в пакет. Потом мужчина сказал напарнице: - Иди, открой газ. 
         Та вернулась из кухни с известием, что здесь вместо газовой установлена электроплита. 
- Ну, и что будем делать? Мочить его, что ли? - При этом мужчина больно пнул хозяина в бок.
- Да, ладно!  Что-то ты разнервничался сегодня. Хватит с тебя и старухи! – усмехнулась женщина. И они ушли.
        После похорон жены Сутолкин  совсем сдал. Дочь хотела его забрать к себе в Новосибирск, но он наотрез отказался покидать квартиру до сорока дней, говоря, что душа погибшей находится здесь и он с ней в постоянном контакте.
        В ночь после сороковин Сутолкин никак не мог уснуть. Завтра ему предстоял отъезд. Забылся старик только под утро и вдруг услышал ГОЛОС,
сказавший ему: - Ты пережил очень много горя за последнее время. А теперь подумай и вспомни самые значительные события в своей жизни.
        Сутолкин совершенно не удивился бестелесному ГОЛОСУ и послушно пытался вспомнить что-нибудь, но НИЧЕГО хорошего вспомнить не смог.
Всё, приходящее на ум, казалось мелким и незначительным – даже окончание института, женитьба, рождение дочери. Сознание будоражили лишь недавние обиды.
        - Вот, видишь, - продолжал ГОЛОС, - теперь ты сам понимаешь, насколько неинтересна была твоя жизнь. Она состояла из малозначительных эпизодов. Даже вспомнить нечего. Так стоит ли о ней сожалеть?  Она слишком ничтожна перед ВЕЧНОСТЬЮ.
          ГОЛОС умолк, и Сутолкин  сразу же умиротворённо уснул. Когда утром дочь вошла в его комнату, он не дышал, но на губах застыла улыбка.
13 Одинокое сердце стучит. Рассказ
Ави -Андрей Иванов
 https://vk.com/ivanov1963

Открываю вчера свою почту. Смотрю, письмо. Оказывается, от читателя моего. Пишет, мол,  АВИ , а вы никогда не пробовали писать о живой природе, о её загадках и парадоксах?
Задумался я. Перебрал в уме все свои литературные сочинения... И правда! Ни разу не написал ни слова о живностях разнообразных, зверушках, рыбинках... Ну, за исключением, одной короткой миниатюры о похоронах городского кота...

Вот, шёл сегодня по осеннему городу с рынка, радостно задумчивый такой. Нёс в руках новую пижаму в синюю клеточку. Обдумывал это письмо читателя своего. И вдруг, совершенно неожиданно, как оно всегда и бывает, родился сам собой сюжет рассказика. В новом, интересном для меня, и ещё не совсем освоенном жанре.
О неразгаданных тайнах жизни, о рыбьем сердце. Живом и одиноком...

Было это давно. Мне 12 годков. Судьба забросила меня пожить парочку юных счастливых лет в казахстанский городок Приозёрск. Городишко на берегу озера Балхаш.
Жили мы с матушкой с гостинице, в маленькой комнатке для командированных специалистов советской оборонки. Городок военный, в основном населяли офицерские семьи, ну ещё совсем немного гражданских специалистов. Плюс обслуга(продавцы, медики, учителя и т.п.)

Если выйти за пределы города, то сразу простирается пустыня-степь, высохшая кусками глина, вся в трещинах от палящего солнца. Куст-трава перекати-поле шарами по ветру носится. Скорпионы, змеи ползают, да редкие казахстанские дикие тюльпаны алеют.
А ещё озеро. Да непростое озерко то. Наполовину солёное, наполовину пресное. Балхаш-озеро огромное. Наш городок стоял, где пресноводье.

Там купались летом с одноклассниками, и зимой на коньках катались, в хоккей играли, и на рыбалку круглый год ходили. Мороз в январе хоть и не крепкий, и ветра сильного нет, но лёд мощный, толстый.
И вот, что интересно, лёд на Балхаше настолько прозрачный. Прямо чистое стекло, слегка зеленоватое.
Однажды, в выходной, собрал я зимние удочки, маленькую скамеечку прихватил, бур для сверления ледяной лунки, бутербродики и термос с чаем в дорогу. И отправился на рыбалку. Идти совсем недалеко. Всего то километра полтора от дома.

Пришёл на берег и дальше топаю по прозрачному льду. Метров сто от берега отошёл. И всё под ноги себе смотрю. А во льду и подо льдом царство волшебное, сказочное. То рыбина вмёрзла в глубине, то водоросли так изящно расположились, как на картине фантастической. Красотища!!!
Вдруг вижу большую тушу сайгака. Это такая казахская антилопа или дикий козёл местный. Глаза открыты. Морда во льду, прямо подо мной. А смотрит, как живой. Видимо утонул сайгак. Да так и остался зимовать в застывшем льду, как на витрине природной. Постоял, поудивлялся, полюбовался и потопал лунку для рыбалки сверлить.

Пока крутил коловоротом себе лунку не только согрелся, но и вспотел весь. Лёд, наверное, сантиметров 30 или больше. Не помню уж теперь.
Ну, минут за двадцать добрался до воды. Уселся на табуреточку свою. Похлебал чаю. Начал снасти настраивать.

Сижу, дёргаю плавными рывками леску. Жду поклёвку. Вокруг тишина, куда ни глянь ровная озёрная гладь льда. Только вдалеке дымок от труб городка поднимается. Солнца нет, ветра нет, белое безмолвие и покой.
И самое прекрасное, что мыслей тоже нет. Никаких. Слияние с природой и тишина в голове. Я это состояние даже больше люблю, чем рыбу вытаскивать.

И вот, первая поклёвка...
Первым попался судачок. Приятно хищника тащить. Сопротивляется рыбинка, упирается. Дёргается из стороны в сторону. Нужно плавно его вести. Иначе сорвётся, и поминай, как звали.
Вот и морда его глазастая, недовольная показалась в лунке. Цепляю стальным крюком за жабры, и он мой. Осторожно, не причиняя боли рыбке, освобождаю пасть от крючка. Кладу на лёд рядом с собой. Хищник изгибается, будто ёжится от мороза, несколько раз дёргается, хватает жабрами воздух и замирает. Уснул первоходок.
Опускаю леску в лунку, опять кружка чая и жду. Как можно ярко и живо рассказать о радости юного рыбака? Это трудно словами передать. Трепет ожидания и азарт, надежда и восторг охотника. Тишина природы, покой и знание, что в озере подо мной кипит жизнь. Это на поверхности только белое безмолвие льда. А в глубине продолжается, кипит невидимая мне жизнь. По своим природным вечным законам. И так чудесно это осознавать.

Опять поклёвка. Пальцы чувствуют дрожание живого существа, на другом конце лески. Подёргивания. Сначала скромные, осторожные, слабые. Затем уже резкие, настырные. Рыба попалась и пытается сорваться с крючка.
Тяну. В слух шепчу себе - интересно, кто там?!!!
Тащу рыбку к себе, она тянет к себе. Сорвётся - значит, она победила, вырвалась, значит, спаслась. Даю ей слабину, слегка приотпускаю леску, подсекаю и тяну снова. Сколько уже раз так у меня было, вытаскивал на крючке лишь оторванную губу или кусочек жабр или плавника.
Ну вот он. Ещё один судачок. Побольше первого. Глядит на меня не мигая, и не понимая, как попался. Прыткий парнишка, однако. На лёд его. Пусть отдохнёт и поспит маленько. Подёргался и тоже уснул.
От азарта и удачной рыбалки захотелось есть. Достаю бутерброды. Какие же они вкусные кажутся на природе. Гораздо вкусней, чем дома. Чай парит на морозе, кружка согревает озябшие руки. Улыбаюсь и с гордостью любуюсь уловом. Господин Балхаш сегодня не скупится на добычу.

Собираю с поверхности воды ледяную крошку. Снова опускаю леску в лунку. Полчаса. Час. Полтора. Ни единой поклёвки. Некоторые рыбаки в этом случае начинают менять места. Пробуют бурить новые лунки, перемещаться по льду. Я просто сижу и жду. Подмораживает. Мои судачки уснули на морозе и превратились в ледяные поленья. Окаменели. Скоро и я начну подмерзать.

Вдруг леска в моих чутких пальцах заскользила вниз. Притормаживаю её движение. Прислушиваюсь. Рывков нет. Дёрганий нет. Вот. Опять пошла леска вниз. А теперь вот ослабла. Провисла. Кто же там, на крючке?
Резкий рывок сгибает короткое удилище, припускаю, даю рыбе заглотить наживку поглубже. Есть!!!
Теперь тяну. Идёт плавно, но тяжело. На крючке что то посолидней моих первых судачков. И покрупнее, судя по напряжению и ходу лески. Только бы снасть не порвалась!

Тащу добычу всё уверенней, скоро, по моим подсчётам, должна показаться в лунке морда попавшейся живности.
ОПППА!!! Голова появляется над поверхностью. САЗАН!!! Да такой громадный! Дружище семейства карповых! Смотрит на меня, словно ухмыляется - а, ну-ка достань!
А вот достать то непросто. Экземплярчик не маленький. Моя лунка размером с обычный СD-диск. А морда сазана кажется побольше лунки. Как же достать то?

С двух сторон осторожно провожу крючки из жёсткой стальной проволоки. Завожу за жабры. Тяну вверх. Рыба безмолвно шевелит губами. Явно материт меня последними словами. Пускает пузыри из слизи, хочет, видимо, плюнуть мне в лицо.
Туго продвигаясь, шкрябая жабрами, плавниками и жирным брюхом по стенкам лунки, упругое тело сазана медленно ползёт вверх. Уф, достал наконец то. Вот он красавец!!!
Большая изящная рыба с крупной, отливающей серебром и золотом чешуёй жадно хватает мощными жабрами морозный воздух, раздражённо шлёпает мокрым хвостом. На сегодня хватит. Нам с мамой больше и не надо. Раза на три хватит поужинать свежей рыбкой.

По времени порыбачил около четырёх часов. Сворачиваю снасти. Два полена мороженных судаков и притихший сазан в рюкзак. Табуретку в руки. Обратная дорога.

В гостинице у нас на этаже была общая кухня. Пара алюминиевых столов, пара электрических плит, несколько рукомойников. Когда кто-то готовит нечто ароматное и пахучее, об этом знает весь этаж.
Мама сегодня на ужин собралась жарить рыбку. Пойманную мной. Я доволен собой, горд, и наблюдаю, как матушка чистит улов. Судаков чистить сложней. Чешуя у них помельче, чем у сазана, и прилегает к телу покрепче.
Пока рыбки мылись под краном с холодной водой, они ожили. Палец в рот им не клади, зубы у них остры. Цапнут - мало не покажется, и заживать рана долго будет. Вот это парадокс. Как замёрзшие на морозе рыбные поленья могли ожить, теперь снова пытаются дышать жабрами, шлёпают хвостами и пускают пузыри из пасти? Чудо природы. Непонятно.

Но это ещё не всё. Когда мама выпотрошила внутренности у ожившего сазана, отрезала ему голову, положила кусочки рыбины на сковороду, я нашёл на столе ещё живое сердце сазана и отложил его в сторонку. Смочил тёплой водой. Оно БИЛОСЬ!

Чудо жизни состояло в том, что мы уже закончили ужинать кусочками рыбы с золотисто поджаренной корочкой. Понесли на кухню мыть посуду. А СЕРДЦЕ ЕЩЁ БЬЁТСЯ!!!

Именно бьётся. Размеренно, правильно, чётко соблюдая ритм. Не в агонии и не в конвульсивных судорогах. А так, как будто бы в теле живого существа. Интересно, что сама рыба уже давно пожарена, и вся съедена. А её сердце бьётся, как ни в чём ни бывало. Я смочил его тёплой водой и оно снова забилось сильней. Не знаю сколько часов оно бы ещё работало. Но пришли соседи и вытерли стол насухо, убрав с него весь мусор.

Я ещё в детстве где-то читал, что сигналы, задающие ритм сердцу, поступают из мозга. Так как же сердце одиноко бьётся вне тела?
Как могли ожить, воскреснуть, замёрзшие 5 часов назад на льду рыбы? Как оживают после долгой зимы в промёрзшей до дна реке караси? Закапываются в песок и ил? Но ведь мои-то судаки и сазан никуда не закапывались. Они задубели, одеревенели, умерли на льду, и вновь воскресли в воде умывальника.
Кто управляет всеми этими воскрешениями и жизнью этого, одиноко лежащего на столе, бьющегося сердца???

С той поры минуло более 40 лет. Но и сейчас, вспоминая моё детство и юность, мне становится интересно. Как устроен наш живой мир. Как, по какой программе оживают весной деревья и травы? Как и по какой программе одни люди встречают своих единственных любимых, а другие их теряют?!
Одно я знаю точно. Этот мир придуман не людьми. А люди склонны лишь пользоваться задумками Создателя, Творца. Всё больше становясь одинокими, бьющимися в безмолвии, сердцами. Как одиноко умирающее сердце сазана на алюминиевом столе.
14 Улыбка - еще не смех
Иван Власов
I
Улыбка Моны

…У нее изумительная улыбка, точнее улыбки: то незаметная – одними глазами, то смиренная, покорно принимающая несовершенство мира, то тревожная, чуткая, как пугливая лань; то горькая, с искорками слезинок у глаз, то виноватая, как бы извиняющаяся за свое нечаянное счастье, то распахнутая, восторженно принимающая мир, то игривая с лукавым прищуром, то дарящая, исполненная любви и нежности.
Но никогда – мстительная, жестокая, злобная, надменная, хвастливая, порочная…
Она так и не научилась скрывать чувства, откровенно их высказывала – любовь, ревность, боль, муку, наслаждение…

Встретив однажды двойное предательство – любимого и подруги, стала перед дилеммой БЫТЬ или НЕ БЫТЬ. Выбрала НЕ БЫТЬ. Уйти из жизни помешали, но не научили, как с этим следует жить? Пришлось разбираться самой.
И коренным образом изменила свое отношение к жизни на безусловный позитив. Этим теперь и живет…

Улыбка – ее защита, за ней она прячет любовь, с нею обманывает судьбу, не допускает беду, отгоняет несчастья, притягивает добро…

Не всегда ей удается удержать на лице улыбку, и тогда она кажется уязвимой, беззащитной. Но это не так, улыбка осталась –  улыбка Моны, когда ни губы, ни лицо, ни выражение глаз улыбку не обозначают, но не покидает ощущение, что вот-вот через мгновенье уста дрогнут, глаза пустят лучики-стрелки, и смотришь во все глаза, и не оставляешь надежды приоткрыть завесу загадочности ее улыбки…

II
Затерявшаяся улыбка

На станции метро (в переходе) она появилась недавно вместе с гастрономическим  ларьком-отсеком.
Торговать бы ей цветами!..
Средних лет блондинка, милое улыбчивое лицо, ну что здесь такого? А у ларька очередь, и большей частью мужчины.
Подходит очередь.
Ну, и?..
Улыбка!
Всего-то?
Но такая, что уже не понимаешь, кто ты и зачем здесь находишься. Выкарабкиваешься из ее очей, отходишь от прилавка, недоуменно разглядывая покупки, а на лице – глупая счастливая улыбка…

Чувствуется, что в торговлю она попала случайно, раньше этим не занималась, но это не имеет значения, она с улыбкой протягивает покупку – банальные сосиски, а, кажется цветы.
И каждый в очереди относит ее улыбку на свой счет, и уже на что-то надеется, и строит планы…

Улыбчивая продавщица работает по сложному, но уже изученному покупателями графику – очередь выстраивается только к ней.
И чувствуешь себя наркоманом, что подсел на улыбку, и нетерпеливо ожидаешь очередную дозу. Улыбаешься еще по дороге домой, удивляя окружающих, на хмурых их лицах – недовольство и осуждение…
Становишься в очередь, как назло она еле движется. Наконец, один на один с ее улыбкой, и вновь забываешь, зачем здесь. Она ободряет, подсказывает, и уже не сомневаешься, кому предназначена ее улыбка, и невольно отвечаешь, и даже решаешься на комплимент, и решительно не понимаешь, отчего ропщет очередь? И отходишь от прилавка с расплывшейся физиономией, и не важно, что холодильник забит под завязку…

Она неожиданно исчезла. Что случилось? Каждый день, проходя мимо, заглядываешь за прилавок – вместо нее другая продавщица!..

Прошла неделя, другая, и когда надежды уже не осталось, пропажа объявилась. Отлегло от сердца!
Подходит очередь, но что это? Ее словно подменили. Глаза холодны и пусты. Безответная твоя улыбка повисает в воздухе. Отходишь в недоумении – она ли это?..
На следующий день – то же самое. Не хочется верить. Закатилось солнышко…

Что произошло, как и кому удалось убить ее улыбку?

Теперь очередей в гастрономический отдел не увидишь.
Нет, разумеется, и продаж…

III
Лики любви

В повседневной жизни она улыбается исключительно редко, уголки ее губ как правило приспущены, придавая лицу уныло-скорбное выражение…
 
Единственное, что вызывает ее улыбку – любовь!..
 
Другие женщины, напротив, по жизни – смешливые, веселые, игривые, в объятиях же Эроса обретают скуку и нарочитость. Стыдливость их намерена, любовь неохотна, как бы нежелательна, не в радость, словно и не предполагает приятностей. И даже крик наслаждения, вдруг прорвавшийся, приглушается до шепота...

А она – царевна Несмеяна в обычной жизни – в любви невероятно преображается, с радостью и благодарностью принимает ее. И ничуть не играет. Улыбка – ее сообщница, отражает состояние: степень удовольствия, меру (безмерность) блаженства.

Любить ее – подарок судьбы, но лишь при включенном, пусть и притушенном свете, а еще лучше при свечах, но никак не в темноте…
Любовь ее многолика и сопровождается чередой улыбок, они проистекают одна из другой…

Еще ничто не предвещает любви, еще неизвестно – случится ли, еще не зажжены свечи, не налито вино, а губы уже тронула улыбка предвкушения любви, в глазах же – обещание всех блаженств мира…
 
Природа притихла, прислушивается к шелесту крыл Амура, а уста уже приоткрыты для поцелуя, шепчут: “Уйми нетерпеливость страсти – любовь не терпит суеты”…

Прелюдия – преддверие любви. Ее улыбки – внезапны и пугливы. И если на лицо набегает тень, значит что-то не так…

Улыбку готовности к любви не спутать ни с чем, в ней – поощрение, ободрение, согласие, и коротким прикрытием век приглашение.
За ней – изумление, чуть ли ни смятение, но его уже вытесняет улыбка-насмешка, провоцирующая, побуждающая активность, стереть ее с лица непросто – требуется терпение и… умение…
 
Насмешливое выражение лица вдруг ломается, раскалываясь, рассыпаясь осколками, лицо морщится, становится едва ли не уродливым. Но вскоре разглаживается, в глазах тревога, так ждут приближения цунами, зрачки расширены – улыбка ожидания.
Наконец, маска ожидания слетает, криком разрывает рот, невероятная подвижность лица – от муки наслаждения до восторга, и(!!!) совершеннейшая неожиданность – смех, хохот над суетой, над миром, над любовью, над смыслом жизни.  И затем совсем уж полная нелепость – рыдания, они сотрясают тело, кромсают лицо...
Ненадолго.
Зарождается завершающая любовь улыбка блаженства – зыбкая еще, ускользающая. Она мечется между гримасами сладострастия, но ничто уже не в силах предотвратить ее. В распахнутых же благодарностью очах – "и жизнь, и слезы, и любовь"…

Усталость берет верх. Уголки губ опускаются, возвращая лицу унылое выражение до... до следующей любви…

IV
Улыбка просветления

…Пройдя проходную, она поспешила к лифту. Черт! Не успела, двери захлопнулись.
Ждать теперь долго – в их проектном институте лишь один лифт…

С досадой на лице направилась к лестнице, и на втором этаже едва не столкнулась со спускавшимся вниз парнем. Извинился, прошел мимо, она же проводила его долгим изумленным взглядом. Но поразил он ее не привлекательностью, улыбкой – открытой, приветливой, заставившей улыбнуться в ответ, хотя они не знакомы…

Она – некрасива, знает это по мужским равнодушным взглядам, а тут улыбка, и явно  адресованная ей. Села за рабочий стол, но работать не смогла, задумчивое, мечтательное выражение уже не сходило с ее лица до самого вечера…

С работы возвращалась в приподнятом настроении, и даже соседке, которую терпеть не могла, приветливо улыбнулась, заставив ее долго недоуменно оглядываться…
Заснула не сразу, перед глазами стояла улыбка…

Утром проснулась с ощущением праздника. Надела самое свое лучшее платье, и с неведомой ранее охотой отправилась на работу…
 В отделе сотрудники бросали на нее удивленные взгляды. Что не так?
Улыбается, не прячет взгляд, отчего вдруг стала привлекательной, оказывается у нее красивые глаза!…
 
Всю неделю она пребывала в восторженно-возвышенном состоянии, часто выходила в коридор, на лестницу, бродила по этажам в надежде на встречу. Увы, улыбчивый парень больше не попадался.
И когда совсем уж отчаялась, столкнулась с ним в лифте. Он, как и в первый раз, замечательно улыбнулся, она улыбнулась в ответ, и… “поплыла”. Спросил – на какой ей этаж, ответить не смогла, рот открывался, но звуков не издавал. Доехали до последнего этажа, вышла, пошатываясь, он даже попридержал ее…

Казалось бы, всего лишь улыбка, а жизнь ее круто поменялась. Охотно ходила на работу, стала следить за внешностью, обновила гардероб, покрасила волосы, сделала прическу, а самое главное стала чаще улыбаться – заразилась, не иначе.
А может, влюбилась? Но она ведь ничего о нем не знает, кто он, женат ли, кольца, правда, нет.
Направилась к подруге, разузнать – та все про всех знает.
Подруга поразила ее в самое сердце:
– Да, она знает его – красивый мальчик, к сожалению, у него “поехала крыша”, попал в психушку, недавно выписали. Уволить его не могут, не имеют права. Он и не опасен, лишь всем улыбается…

Подружка еще что-то говорила, но она уже не слушала ее…
Свет померк.
Господи, почему?!!
Неужели таков ее удел – ей могут улыбаться лишь те, кто не дружит с головой?..

Пришла домой, в рот ничего не лезло, направилась в ванную, стала перед безжалостностью зеркала, она редко была довольна своим отражением, а тут перед ней – привлекательная девушка.
Да еще улыбается! В пору завыть, но стереть с лица улыбку не сумела, да и не хотела уже…
Вскоре улыбнулась ей и судьба…

V
Улыбка – еще не смех

…Улыбка у нее гулящей девки, как и походка, но не ее в том вина. Разве она виновата, что у нее такое выражение лица, и приветливую, чуть ли ни застенчивую ее улыбку мужчины воспринимают как посыл (посул)?

А походка?!! 
Она бесподобно сложена, чем доводила до безумия мужскую стать. Увы, заболела, долго провалялась в больнице, затем осложнение…
В результате стала усыхать нога. Грозила ампутация. Слава богу, обошлось, болезнь отступила, но нога стала тоньше, вызывая заметную хромоту.
Нашла выход, выработала походку “от бедра”, и широким размахом намеренно раскачиваемых бедер выбрасывала вперед больную ногу. Б…кая конечно походка, зато хромота незаметна. Понятно, что ходила она только в брюках, что туго полнились подвижными ее округлостями. И как на такую походку реагировали мужчины – нетрудно себе представить…

И походка, и улыбка причиняли ей немало хлопот, а тут вдобавок еще вызывающий смех. На вечеринках, в ресторане, в гостях, везде, куда она попадала, неизменны веселье и смех. Выпив же, и вовсе входит в раж, экспромты сыплются из нее, как из рога изобилия, хохочет до слез, заражая окружающих…

Но мало кто знает, что это ее веселье – показное, бравада, на самом же деле ей невероятно худо. Ей впору завыть, а она хохочет, ей бы забиться в истерике, а она пускается в пляс.
 
Причин для этого предостаточно: ее калечность, бегающий к лучшей подруге муж, рано развившаяся пятнадцатилетняя дочь – телом вся в мать, от чего мужики просто сатанеют (того и гляди принесет в подоле), любовник, что никак не разберется со своими любовницами…

И, конечно же, напивается, и кончается это…

В трамвае к ней привязался мужик, черт бы подрал эту призывную ее улыбку – принял за б…
От трамвайной остановки до дома всего ничего, но бежать не в состоянии – мешает хромота. Не хватило лишь нескольких шагов до подъезда. Преградил путь, невменяем, в глазах – пьяная муть, вожделение разрывает брюки. Кричать – самоубийство, убьет не задумываясь. Потащил в подъезд. Веселенькая картина – быть изнасилованной у дверей собственной квартиры! Нашлась:
– Что мы будем здесь на ступеньках? Идем ко мне!
И наградила своей бесовской ухмылкой. Здесь улыбка спасла ее. Когда вставила ключ в замок, насильник забеспокоился, схватил за руку, все же успела толкнуть дверь, рванула в коридор, позвала мужа…
Тот за топор, не догнал, и слава богу – неизвестно, чем бы еще это закончилось…
 
Так что улыбка улыбке рознь – когда несет радость, когда кличет беду, когда спасает…
15 Злая девочка
Иван Власов
..."Увы, клянусь вам женихом и жизнью,
Что в моей отчизне негде целовать…"
              М. Цветаева


Она разлюбила осень, которую прежде так ждала.
Нет, не перестала восхищаться студеной прозрачностью воздуха, разнообразием красок, полыханием желто-багряного пожара, отчего даже дождливая погода казалась солнечной. Это состояние щемящей грусти, когда в задумчивости бродишь по шелестящим листьям, заглядывая в зеркало луж, отражающих пронзительную синеву неба, пробивающуюся сквозь белоснежную вату облаков.
Просто с приходом осени наступали холода, они мешали ей, точнее, им…
Да, она полюбила женатого, что уж тут поделаешь!
Старо, как мир!
Он также не остался к ней равнодушным, но она не позволила ему решительных действий, не желая своим счастьем "нанести" несчастье другим, довольствуясь нечастыми встречами в будние дни, изредка – в выходные…
У нее имелась отдельная “гостинка” на двоих с дочкой.
Казалось бы, все условия для встреч. Казалось бы!
На самом деле счастье двух-трех вечеров в неделю, что они могли позволить себе, заимствуя (воруя), разрушалась собственной дочерью.
Конечно же, они любили бродить по шуршащим коврам осенних парков, говорили, молчали, вдруг слившись в объятиях, замирали от счастья.
Но стоило им приблизиться к дому – дочка тут же материализовалась из воздуха.
Вместе с ними заходила в дом, навязывая свое присутствие.
С чем это было связано? Возможно, она считала мать немолодой, и ее потуги вернуть молодость казались ей смехотворными, а может, не могла простить развода с отцом?
Но ведь тот сам ушел к другой. На выходные отец забирал дочку к себе, и что он ей там говорил-наговаривал?
Мать пыталась объясниться с дочкой, та с хитрецой в глазах недоумевала:
– Мам, чем я вам мешаю, ведь нам хорошо втроем, он мне как папа.
Купили тахту, с трудом втиснули на кухню, отдав комнату девочке – не помогло, теперь она торчала на кухне.
Вспоминается чеховский “злой мальчик”, только похлеще.
Влюбленные ложились в кухне на тахте, смотрели телепередачи, не интересные детям. Дочка уходила в комнату, чтобы неожиданно явиться.
 
И садилась поесть или попить чайку – сколько можно!
Прятались под покрывалом, скрывая от нее взаимные ласки, испуганно замерев, когда она появлялась. Пронизывала глазами их укрытие, мол, чем вы тут занимаетесь?
 Словно школьники, краснели, чувствуя себя преступниками.
И уже слабо соображая от желания и неудовлетворенности, запирались в ванной комнате и, включив душ, в неудобстве предавались любви, регулярно прерываемой нетерпеливыми стуками в дверь – как можно так надолго занимать ванную, и что можно там столько делать!..
Бывало, ему удавалось остаться допоздна.
Девочка из последних сил старалась не заснуть, дабы не пропустить его ухода, все же не выдерживала.
Времени оставалось считанные минуты. Впопыхах судорожно раздевались, торопясь “нанести” друг другу наслаждение, разбиваемое о поспешность и страх.
Затем он срывался, на ходу одеваясь, и мчался к метро на последний поезд…
Такое положение дел их никак не устраивало – лучше ничего, чем вымученная вырожденная любовь…
Ох, если бы всегда было лето!
Летом она была освобождена от опеки дочери, отправляла ее в лагерь, и они, наконец, получали возможность принадлежать себе, своим чувствам.
Иногда уходили в поля с палаткой, где предавались неистовым ласкам. Она, правда, это не слишком любила – чистые простыни и идеально вымытые тела для нее являлись непреложными атрибутами любви, чтобы, не страшась ни насекомых, ни острой соломы, ни запахов тела, отбросив запреты, забыть истинное назначение губ и языка...
Увы, приходила осень.
И темпераментная от природы, имея бесподобного любовника, она вынуждена была отказываться от любви.
Не понимала, как этой наглой девчонке удалось возыметь над ними (взрослыми) такую власть.
И стала ощущать, что начинает тихо ненавидеть собственную дочь.
Ее любовник пошел на поводу у девочки, стал платить ей за каждый час отсутствия дома. 
Вначале это возымело действие, они получили хоть какую-то возможность побыть вдвоем, но маленькая негодница не оставляла привычку появляться в самый неподходящий момент, удерживая их в напряжении.
Позднее она нагло взвинтила цены, пришлось отказаться даже от этого слабого подобия любовных свиданий, довольствуясь теми редкими часами, когда дочь отсутствовала.
Пошли даже на то, что выкраивали час (два) в рабочее время, и как воришки прокрадывались в дом, опасаясь, вдруг школьница сорвется с уроков и застукает их на горячем…
Встречи под всевидящим оком дочери теряли остроту, и грозили полностью прекратиться, но она не вправе была упрекнуть своего мужчину в охлаждении, такое мало кто мог выдержать…
Однажды любовник не пришел, как договорились.
Не знала, что и думать, спросила у дочери – та с невинными глазками ответила, мол, тебя не было, пришлось самой объясняться с ним.
Боже, что она ему наговорила? Может, пригрозила, что сообщит жене?
Стала выяснять, любовник ответил, что встречаться у нее дома не стоит, следует подождать лета, пока же будут ходить в театр, на концерты или просто гулять. Легко ему говорить, имея жену под боком (он уверяет, правда, что не спит с ней).
Короче, встречи прекратились.
На дочку смотреть уже не могла – все в ней раздражало, отношения натянулись, как струна.
Как-то девочка попросила об одолжении – собрать у себя одноклассников.
Получила в ответ:
– И ты еще смеешь просить?
Дочка ушла в себя, замкнулась, что-то замыслила. И выдала:
– Я решила жить у папы, он не возражает.
Ожидала, что ее станут отговаривать, в ответ услышала безразличное:
– Как хочешь.
На следующий день девочка стала собираться, разбросав по квартире вещи, демонстрируя решимость. Мать же просто ушла из дому, предоставив дочке разбираться самой.
У выхода из парадного столкнулась с бывшим мужем. Тот с вызовом глянул на нее.
Вежливо поздоровалась, прошла мимо, отринув всякие его намерения выяснить отношения…
В Новый год лелеяла одиночество, ощущая себя всеми покинутой.
Дочь не позвонила, не поздравила, и сама не стала ей звонить.
Было несколько звонков от подруг и звонок от любимого.
Поздравил ее, ожидая приглашения, шага к примирению, а она ждала от него хоть каких-то ласковых, нежных слов, увы, не дождались оба…
Не стала никого приглашать.
Поздравила себя с Новым годом. Выпила в гордом одиночестве бутылку шампанского – не опьянела, лишь впала в слезливость.
Нестерпимо захотелось любви.
Легла, выключила телевизор.
Сон ли явь? Пригрезилось…
Ласковые руки, умелые губы, дразня, блуждают по телу, вовлекая в чувственную игру “горячо-холодно”.
Забыв о притяжении, поднялась над землей, поплыла, покачиваясь, растворяясь в воздухе. Сорвалась в пике, удар – разлетелась осколками наслаждения, рассыпалась серебром колокольцев, набатом колокола…

Но ведь нет ничего этого, нет!..

…Как она пережила зиму?
…В начале весны прошел год со дня их знакомства.
Позвонила, теряя гордость.
Не скрыл радости и он, но, натолкнувшись на вежливость и показное спокойствие (чего это ей стоило!), поник, в голосе проявились официальные нотки, разговор не склеился.
Ни он, ни она так и не сделали шага навстречу…

Через неделю “бывший” привез дочь и со словами:
– Разбирайся с ней сама, – укатил на машине.
Девочка была тиха и задумчива, вела себя, как побитая собачонка.
Она же, забыв все, обиды и непонимание, бросилась навстречу в неудержимом порыве, не в силах сдержать слезы радости…
Ничего не расспрашивала, дочь сама призналась, что была поставлена “там” в очень жесткие рамки.
Решили отпраздновать примирение.
Долго сидели за столом, говорили, молчали.
 К завершению праздничного ужина дочка попыталась объясниться:
– Мама, прости, не знаю, что со мной было, я очень ревновала тебя, очень… Но после того, что испытала у папы... Я столько передумала. Обещаю, что никогда больше не буду вам мешать, ты еще молодая и красивая, и имеешь право на счастье.
– ???
– А где он?
– Мы расстались.
– Из-за меня?
– Да.
– Ты его любишь?
– Умираю!..
…Она мыла посуду после ужина, на душе - умиротворенность.
– Мам, тебя к телефону.
Это был он. Она не знала, что дочь сама позвонила.
Он что-то говорил, оправдывался.
– Приезжай, я уже не могу! – выдохнула она…
16 Детство после войны. Поколение мастеровых
Владимир Погожильский
На фото главный корпус Пермского авиационного техникума.

Когда-то прочел про феномена, который все в жизни помнил с пеленок. В том возрасте у него было две оценки окружающего: «Плохо» и «Хорошо». «Плохо»  это мокрые пеленки. «Хорошо»  это мама. Я, конечно, такого раннего детства не запомнил.
Первое яркое воспоминание относится к двум годам с небольшим. Мы с мамой и сестренкой летим на новое место службы отца- на Сахалин. Самолет зеленый  изнутри, с какими-то переборками. В окно видно сверху маленькие, совсем игрушечные домики и таких же игрушечных людей. По-видимому, это было сильное впечатление.
Потом помню японцев или корейцев в халатах и с поклажей на голове. Третий кадр- мы едем на поезде «на континент». Мне года три с половиной. Сосед по  вагону угощает яблоком. Я прячу его за спину. Маме шепчу «Невкусная картошка» .Наверное, до того яблок никто не давал.

Отца перевели на Урал- в Пермь. Тогда назывался Молотов.  Купеческий центр- тяжелые каменные двухэтажные дома. И каменные новостройки, которые в конце войны начали строить пленные немцы, в основном, вблизи завода авиационных моторов. Сталинский район. Остальной город сплошь деревянный- двхэтажные бревенчатые дома, досчатые заборы. Внутри огороды.
Город большой- во время войны вырос неимоверно засчет заводов. С одной стороны слышна канонада- на Мотовилихинском заводе испытывают пушки- стреляют на тот берег Камы. Во время войны завод массово выпускал полевую гаубицу, которой была оснащена вся фронтовая артиллерия и Катюшу.
Мотовилихинский завод -первооснова города, создан как оружейный еще при Петре 1. Занимает вдоль берега Камы более 10 километров, по территории завода ходит собственный поезд.
В другом конце города рев - испытывают моторы для самолетов. Станция прямо в городе. Массовое производство авиамоторов АШ-82, которые были почти на всех самолетах.
Моторный завод создан во время войны. Станки ставили на фундаменты под открытым небом и начинали работать. Потом над ними возводили корпуса. Моторов за время войны произведено почти столько, сколько было самолето-вылетов.*
Вечером и ночью небо озаряют всполохи от бессемеровских конвертеров- сталеплавильнывх печей... В городе и окрест еще полно заводов- все работали на оборону: делали патроны, снаряды, части танков, каски и прочее... Снег черный- у каждого завода своя ТЭЦ на местном кизеловском угле,отдельное городское энергетическое кольцо, во время войны работало автономно. Дома отапливают тем же углем. С прогулки возвращаешься как из шахты.
В городе, кроме заводов, много больниц-  тыловые госпиталя. И много инвалидов-  безногих и безруких.Танкисты с обожжеными лицами. Жутковато смотреть. Пластических операций тогда еще не изобрели. Да и протезирование было на крайне примитивном уровне. И немаленькое "воинское кладбище". Не всех, кого довозили до тыловых госпиталей, удавалось спасти.

Сорок восьмой год. Сестра пошла в первый класс женской школы. С царя, наверное, повелось- женские и мужские школы. Через годик, правда, отменили.
Сестре наука дается с трудом, мне же страшно интересно. Сижу под круглым обеденным столом, под скатертью, помогаю сестренке решать задачки по арифметике. Она за это учит меня читать.
Мы- бывшие дальневосточники, нам без рыбы никак. Мать с ужасом узнает, что здесь продают  мороженую рыбу. Неужели это едят?! Соседки в глаза говорят матери «фифа выискалась». Приходится отвыкать от сахалинских вкусов. Ничего, треска тоже рыба.Но, на Новый Год, кроме заливной трески, мать непременно делает крабовый салат  с настоящими крабами. Кажется, крабов в банках тогда еще продаали в магазинах. А если удается раздобыть кеты или, хотя бы, горбуши, в доме радость, у отца от волнения начинают дрожать пальцы.
В городе живет много татар, поэтому в магазинах, кроме прочего, продают конину. Вполне съедобно. Популярны татарские беляши. Местные едят много редьки.  Окрошка с редькой. Салат из редьки. Даже, пельмени с редькой. Картошку наывают в шутку «уральское яблоко». Другие тут не растут. Приеэжих «из Европы» много. Одесситы, ленинградцы, москвичи, смоляне... Труппа Мариинки работала в местном оперном.  Конфликты с «местными», в основном, староверами. «Приперлись! Понаехали!».Ломка провинциального уклада идет прямо в очередях в гастрономах.
Широченная река Кама. Полгорода ходит вечерами посидеть на крутом берегу и полюбоваться рекой, закатом. По реке сплавляют плотами уральский вековой лес. Сосновые бревна  диаметром более полутора метров.
Мальчишки во дворе где-то раздобыли списаные и слегка поломаные пулемет Дегтярева и автоматы ППШ. Играем с ними в войну.
К отцу часто наведываются бывшие сослуживцы-дальневосточники. Тогда у родителей праздник и ликование: людей лучше дальневосточников нет на всем белом свете.

Семь лет и я иду в школу. 31 августа мать провожает до школы- запомнил дорогу? Завтра иду один, засмеяли бы, приди кто из первышей с родителями. Учительница, как бы старушка, в вязаном пуховом платке. Екатерина Ивановна. Много позже узнаем, что ей тогда было 26 лет и дома у нее лежал пластом контуженый муж- фронтовик.
Школа представляет собой бывший огромный танцзал с комнатами-классами по периметру и хорами наверху. Переменка- броуновское движение в этом самом зале. Уже будучи студентом, посетив Пермь, узнаю из появившейся на стене школы мемориальной доски, что это бывший дом известного балетмейстера Дягелева.
Половина учеников из класса живет по подвалам и баракам. Дети погибших фронтовиков часто не имеют в чем пойти в школу. Родительские комитеты собирают деньги им на ботинки. 
Учиться нравится. Учебники прочитываю заранее, потом слушаю о том, чего сразу не понял. И сейчас не понимаю распространенную мифологемму-де, ходить в школу чистое наказание, а пропустить занятия- счастье. Хотя вставать и бежать по утрам совсем не сахар. Но, неужели, кому-то в этом возрасте не интересно разобраться в устройстве жизни?
Учитель географии, Михаил Иванович – горячий патриот Урала. Объясняет, что Урал- центр континента, кладезь ископаемых, промышленный и культурный центр. Что Волга впадает в Каму, а столицу из Москвы перенесут вскоре в Пермь. Всем нам   его запал очень нравятся... Поэтому мы знаем географию. Химик тоже мужчина. Любит химию, твердо знает, что за ней будущее. И умеет объяснять, мы все понимаем  и химию. Историк- мужчина. Объясняет, что в конце выступления надо подвести итоги- иначе все впустую. "Таким образом..."  В общем, атмосфера творческая. На уроках труда учат строгать, пилить, точить по дереву, проводить электропроводку, навыкам жестянщика, всех- и девочек и мальчиков учат шить иголкой...
Многое пригодилось в жизни. Жестянки выбивать, проводить эдектропроводку и ставить заплатки умею со школы.
Пермь гордится своей молодежью и старательно готовит нас к жизни. Во время войны много подростков встало к станкам на заводах- заменили ушедших воевать отцов. Были токари, которые стояли на ящиках, чтоб дотянуться до рукояток и маховичков.
Только что окончилась война - война моторов. И все мы знаем, что будущее за инженерами. Поэтому мы, мальчишки, все изобретатели. У каждого с собой отдельная тетрадка, в которой мы рисуем свои  идеи, потом горячо обсуждаем.

 Лето- пионерские лагеря на берегу Камы или жизнь в деревне, где родители на лето снимают «летнюю избу». Учусь собирать грибы, ловить рыбу. Или поездки к бабушке на Тамбовщину. Сперва с родителями, а потом одни, со старшей сестрой. Пересадка в Москве не пугает.Вся тамбовская родня – железнодорожники и, одновременно  садоводы. Начиная с прадеда. А все парни- заядлые голубятники. Народ мастеровой - у каждого в сарайчике верстак и набор столярного инструмента. На двенадцатилетие братья бабушки мне дарят набор столярных инструментов. Рубанок, сделанный прадедом из яблони и сейчас у меня хранится. Показывают, как делать деревянные грабли. Начинаю мастерить. Брат бабушки - художник. Рассказывает об основах ремесла, дает порисовать масляными красками на холсте. Двоюродный брат учит играть на гитаре и мандалине. Пригодилось. В студенческие годы играю на аккопанирующей гитаре в факультетском самодеятельном оркестре и пою под гитару  у костра: "Видишь, зеленым бархатом отливая море лежит спокойнее, чем земля...". А в воднолыжной секции исполняю попутно со спортом обязанности художника- крашу лыжи, трамплин, рисую эмблемы...
Домой, на Урал с рюкзачком яблок и помидор. Такие в магазине не купишь- мичуринские сорта.

У отца часто случаются сердечные приступы. В седьмом классе приходит убеждение, что тянуть нечего- надо приобретать специальность.  В техникум берут после седьмого класса. Учиться четыре года. Аккурат, вводят одиннадцатилетку. Так что, ничего не теряю: среднее  образование, да еще специальное. В те же сроки.
Техникум авиационный, готовит специалистов для местных авиационных заводов. Подавая документы заполняю и анкету для Первого отдела. Заводы, где предстоит работать, оборонные.
Нам всем,в основном, по четырнадцать. Но мы уже члены профсоюза "рабочих оборонной и авиационной промышленности".
В техникуме никто тебя не держит: не хочешь учиться- собирай монатки и отваливай. В остальном спрос, тоже, как со взрослых.
 Высшая математика, обработка металлов резанием, техническая механика, технология металлов, сопромат, машиностроительное  черчение, общий курс самолетостроения, авиационные приборы.... Станочные и сборочные практики. Сперва в техникуме, потом на заводе.
Учиться трудно, но очень интересно. Курс «Летатальные аппараты» читает местный писатель, выпускник  МАИ  1941 года Борис Фрадкин. Весь выпуск ушел на фронта и авиационные заводы. Рассказывает про крыло Жуковского и подъемную силу, про винтовые и реактивные двигатели, про число Маха, об устройстве самолета и вертолета.. Фрадкин всю войну работал на Пермском авиамоторном заводе: ездил по фронтовым аэродромам с заводской ремонтной бригадой. Знает о моторе и фронтовых истребителях то, о чем разработчики не догадываются. И о  войне знает немало. С гордостью рассказывает, что  у гитлеровцев был приказ «матросов и студентов в плен не брать». Несгибаемые были ребята... Ревностно относится к своим лекциям: опоздавших не пускает. Те не уходят никода, стоят за приоткрытой дверью аудитории и слушают. Такое не пропускают!
Почти с таким же неподдельным интересом слушаем курс «Обработка металлов резанием»: про передний и задний угол резца, про скорость резания. Все, включая девченок-блондинок.  Потому, что перед этим уже пробовали работать на токарных и фрезерных станках. Потом еще станочная практика, но, уже со знанием теории.
На занятиях по теоретической механике знакомимся с удивительными механизмами легендарного механика Чебышева: шагающая тачка и т.п.
Предмет "Организация производства" ведет бывший директор Лысьвенского завода металлоизделий. Это его завод всю войну снабжал армию  касками, которые спасли тысячи солдатских жизней. Сейчас он на пенсии, но есть что рассказать молодым. Слушаем многомудрого  деда  тоже с удлвольствием.
На сборочной практике тебе дают работающий авиационный прибор. Настоящий заводской, только выбракованый по каким-либо параметрам.  Надо разобрать его до последнего винтика и отдельных пружинок, а потом собрать и так, чтобы снова работал. Не просто, но нравится.
У каждого из нас в кармане авторучка и отвертка. После нас не остается ни одной не изученной коробочки: нам позарез всем надо знать что там внутри, как работает. В техникуме стоит свой списаный истребитель МИГ-17. Изучаем, любим тайком забраться в кабину пилота и посидеть там.
 Своими силами строим спортзал. Нанимают одного каменщика- профессионала. Все  работы иы делаем сами, в том числе и кладку стен под его надзором. Он только выводит углы. С тех пор умею класть кирпичную стенку. И делать строительные леса.
Учат так, что после, три года в институте, без надрыва, получаю повышеную стипендию. Многие предметы на первых курсах сдаю сразу:  экзамен за весь курс  или выполняю зачетную работу.
На целине, в Казахстане, всему студенческому отряду чиню инструменты: точу пилы, точу и насаживаю топоры, молотки, кирки и лопаты.
Через сорок лет встал к токарному станку- ничего не забыли ни голова, ни руки. А электроприборы чиню все последующую жизнь. Подковали.
Вечно буду помнить добром Пермский авиационный техникум. Спасибо ему!

Короче, на этом детство и кончилось, началась взрослая жизнь. В семнадцать мы специалисты.

* - летчики во время воздушного боя не щадили моторы: чтоб существенно превысить скорость немецких самолетов, переводили моторы в режим "форсаж" (на максималный газ, что разрешалось делать только в момент отрыва от земли при взлете) , что приводило к ускоренному их износу, буквально, за один вылет. 
17 Вербовка
Владимир Погожильский
Санька был парень что надо, не удивительно, что им заинтересовались инопланетяне. Они стали приглашать его на работу, склонять к переезду за границу нашей (солнечной) системы, обещая признание диплома, подьемные, квартиру, личный гравитолет и столько информации, сколько он сможет проглотить. Или поглотить.
Санек был не дурак и не хлипак, причем, от рождения. . Едва оправившись от появления на свет он достал из туго стянутых пеленок сперва правую, потом левую руки и, шевеля пальчиками, тщательно изучил их возможности. В возрасте полутора месяцев, когда медсестра сделала ему укольчик в мягкое место, он не стал плакать, как поступило бы большинство груднячков. А тут же сжал кулачок и больно стукнул обидчицу в нос. Медсестра вовсе не обиделась, но, потрогав нос, одобрила: «Настоящий мужик!».
В два месяца мама ставила перед ним в кроватке большую детскую книжку с картинками и он рассматривал ее, аккуратно переворачивая каждый листок. Чем, однако, сильно напугал родную тетю, пришедшую в гости посмотреть на пока еще беспомощного малыша. Санька с укором посмотрел на взвизгнувшую тетю, но промолчал – говорить он еще не пробовал, а орать не любил.
Рос он спокойным и всем интересующимся ребенком –по телевизору до трех лет были внимательнейшим образом просмотрены все передачи – «Время», «Новости», «Сельский час», «Строительство», « Служу отчизне» и так далее. К четырем годам научился читать и писать печатными буквами и даже написал письмо в передачу «Встреча со сказкой» с просьбой показать мультик «Храбрый заяц».
Писал Санек совершенно грамотно и излагал мысли литературным языком. Дело в том, что, когда он учился говорить, дикторы и комментаторы телевидения еще не перешли на феню, а когда начал писать, еще не вошли в обиход полуграмотные форумы по интернету.
Однажды в школе математичка, желая указать мальцу на его место с системе знаний, заставила Саньку, стоя у парты, перемножать в уме двузначные числа на двузначные, потом на трехзначные. Разозлившись, тот все посчитал и не разу не ошибся. С тех пор училка время от времени кидала на Санька настороженные взгляды, а моду объяснять ученикам какие они дебилы оставила.
Сложен он был вполне спортивно, считалось, что по наследству - дедушка в молодости был бригадиром портовых докеров и обладал недюжинной силой.
Во всяком разе, учитель физкультуры всегда нервничал, дожидаясь, когда Санька кончит подтягиваться на перекладине или отжиматься от пола. Он был уверен, что качая пресс триста раз Санька специально срывает урок, не давая принять зачет у остальных. И, стало быть, издевается над его умственными способностями, что для учителя физкультуры обиднее всего на свете.
Санька обошел часть спортивных секций города, умел отжимать штангу, скакать на лошади, грести на каноэ и давать, если потребуется, пяткой в нос.
В студентах всех удивлял тем, что мог решить любую задачку по Теории электромагнитного поля или по Квантовой физике. Для тех, кто не в курсе этих предметов, сообщаю, что задачки эти суть подобие любимой загадки Швейка «Стоит четырехэтажный дом, в каждом этаже по восьми окон, на крыше два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по два квартиранта. В каком году умерла у швейцара бабушка?»
 
После института началась работа в НИИ, в проблемной лаборатории. Руководители Санька, зная его устойчивую установку «не выпячиваться», часто бессовестно эксплуатировали его умственные способности для решения каверзных проблем. Просили помочь в редактировании научных статей, диссертаций и т.п. Начальники часто брали его с собой на совещания или в трудные командировки – Саня всегда хорошо соображал что сказать и написать, но, при этом, никогда не звонил на всех углах «без меня бы не справились». В свободное от умственной работы время Санька просили на работе передвинуть шкаф или поднести стол. Он и здесь никогда не отказывал. Жил Санька в институтском общежитии, в злоупотреблениях загулами замечен не был.
Короче, такой кадр вполне подходил инопланетянам, хотя у них был огромный выбор - шизики всех мастей и направлений буквально бредили подобной вакансией. Однако, они, инопланетяне, как существа разумные, хотели улучшить породу, а не наоборот. А Санька был еще не женат, имуществом не обременен и, вообще, выездной, в межпланетном смысле.
 
Во время субботнего завтрака в кафе, по времени соответствующего позднему обеду, когда Санек расправлялся с отбивной котлетой, к нему подсел пришелец. Которого тот сперва, вполне естественно, принял за беженца из дурдома и посоветовал туда вернуться. Однако, пришелец, как мог, доказал, что прибыл совсем из другого места. Он продемонстрировал кучу всяких технических новинок, которые не могли не заинтересовать инженера и молодого специалиста. Особенно Сане понравился межпланетный коммуникатор - искусственный интеллект, очень похожий на мобильник, отвечающий на все вопросы и показывающий всякие иноземные картинки. Коммуникатор был настроен на земные языки и отвечал без переводчика и без запинки.
Пришелец пояснил, что это служебный инвентарь. Хотя есть и бытовые, но не такие навороченные. Однако, если Санек будет в штате, и ему выдадут.
Санек поскучнел – он не собирался ехать даже в другой город, не то, что в другую систему, тем паче звездно-планетную. Суетятся неудачники, а к Саньке это не относилось.
Тогда пришелец предложил работать местным аналитиком, график свободный, оклад твердый.
- Знаешь, залетный, - сказал Санька, - к доносительству склонности не имею, а за предложение стучать незнамо кому и зачем на своих, на земляков, могу и по репе дать.
Разговор не клеился, тогда пришелец стал в цветах и красках расписывать какие блага ждут Саньку, если он станет репатриантом –летай куда хочешь, живи где хочешь, заказывай любые блага на дом, в контору являться только в присутственные дни, остальные- или дома с компом или делай, что хочешь. Отдых по выбору - только кнопки нажимай.
- А с кем работать и над чем? - поинтересовался Саня.
- Сначала придется подучиться – вводный курс для иммигрантов два года, магистратура по выбранной специальности – полтора, а потом распределение.
- А друзья, подруги?
- У нас нет такого понятия. Мы гомогенное общество. Все за нас решает компьютерная сеть исходя из наших возможностей и наклонностей. Особи женского пола существуют, предварительный выбор делает система исходя из целесообразности, а окончательный можно провести на индивидуальном уровне. Все параметры компьютер может не учесть – может запах не подходит или форма ног раздражает...
- Да, сказал Санька, средневековье, хоть и сваха электронная... И девки у вас, судя по твоему рассказу, не подарок. Послушай братец, а строй то у вас какой, не домострой, часом?
- Не беспокойтесь, строй самый лучший, какой только может быть. Одна единая страна, компьютерная демократия, говоря на вашем уровне.
- Ну, уровень не трожь, еще проверим твои возможности. А насчет компьютерной демократии объясни.
- Очень просто. Человек субъективен. И подвержен страстям. Кого-то жалко. Жена хочет выделиться, детей надо пристроить... А у компьютера нет неожиданных приоритетов, он вырабатывает оптимальные решения.
- Ну, - сказал Санька,- придвигайся, я закажу. Разговор, кажется, становится интересным. - Красавица, - обратился он к официантке по школьному подняв руку, - нам армянского по сто, получше, чтобы перед иноземцем не краснеть.
- Я не пью химических композиций, могу выпить простой воды, - запротестовал пришелец.
- А мы и не будем пить, - возразил Санька, - это для разговора, пригубим. Понимаешь, коллега, традиция такая. Для психологического комфорта, свободного обращения к подсознанию. Понял, командировашный? Звать то тебя как? Мы, ведь, не на вокзале.
- Звать меня сложно, да никому это не надо - у всех индивидуальные коды, не ошибешься. Можешь звать меня Виенс.
- Годится, - сказал Санек и хлопнул пришельца по плечу, будешь Веня. Держи! И придвинул бокал. Не понравится не пей, тогда делай вид, что участвуешь, Обычай такой.
- Обычай - правовая база древних, я знаю, я магистр межгалактического права...
- Не отвлекайся на ерунду, - сказал Санек,- со свиданьицем!
Саня посвятил Веню в технологию создания волшебного напитка и предложил еще попробовать что-нибудь более невинное, вермут, например, или что-нибудь химически чистое. А именно водки.
Веня вкратце обрисовал, как устроено и функционирует инопланетное компьютерное суперобщество. При этом он чуть-чуть напробовался и повеселел. Как-никак, миссия продвигалась к выполнению. Межгалактический контакт налаживался.
- Пошли в общагу, - сказал Саня, - ребятам тоже будет интересно поучаствовать. Я тебя познакомлю, отличные мужики, может кого завербуешь в свое Чуч-хе. А нет, так в отчете о командировке напишешь, что изучал, анализировал, внедрялся и т.д.
Прихватив в ближайшем магазине бутылочку и все, что к ней причитается, собеседники объявились в комнате, где Санек проживал. Для начала он Веню представил двоюродным братом из Твери, слегка чокнутым на астрономии. Поскольку сосед Санька по комнате Вадик был тоже заядлым астрономом-любителем, да еще и пописывал по вечерам теорию относительности и переписывался по такому случаю с ребятами из Дубны, парой индусов и одним американцем, разговор быстро наладился. Потом пришел из соседней комнаты социолог Жора, поговорили про компьютерную демократию, прикинули возможности ее применения в России, в условиях безграничной гегемонии чиновничьего клана.
Короче, все поднабрались, было заполночь и Веню оставили ночевать, положили на раскладушку. Утром социолог сбегал за пивом и, после поправки здоровья, решено было отправиться в шашлычную в лесопарковой зоне. С ними увязались и девчата – молодые инженеры Лена и Галя, жившие в том же общежитии и считавшиеся, по этому случаю, чем-то вроде сестер. Девочки взяли Веню под руки и, пока дошли до шашлычной, составили мнение, что он не глупый, но немного с приветом, хилый, но не злой и на него можно положительно влиять.
После шашлычной купались в лесном озере, один Веня сидел на берегу и, помахивая сломанной веткой, рассматривал все вокруг. Трава, конечно, на его планете местами была, но таких огромных растительных форм, как деревья, да еще в таком количестве, не помнили даже летописцы. Прибежала чья-то овчарка и Веня сильно испугался, хотя старался не показать этого. Санька позвал знакомую собаку, потрепал по голове и дал собачий сухарик, который на такой случай носил с собой.
- Это разумное существо? – с опаской спросил Веня.
- Разумное, да не очень, - ответил Саня, – скорее, душевное.
- Это как? - не понял Веня.
- А так, - сказал Санек, поглаживая собаку. – Если к тебе привяжется, то, случись чего, и жизни не пожалеет, чтобы тебя защитить.
- Веня, - вступила в разговор Лена. - Мы с Галей разумные существа, а ты совсем за нами не ухаживаешь. У вас, где ты живешь, озера есть?
- Есть, но это, как правило, искусственные водоемы, покрытые культурными водорослями. Они вырабатывают кислород и являются основой органической пищи...
- - Фу, какая пакость, - сказала Лена. - Бросай ты свои несчастные болота и переселяйся к нам. Мы в следующие выходные на байдах поплывем... Можем тебя с собой взять. Если хорошо гребешь веслом, посадим в лодку к девочкам.
 
Когда шли обратно, Веня попросил Саню отстать и, спросил, а нельзя ли ему, Вене, у них пожить какое-то время. И поработать, как все.
- А паспорт у тебя есть? И диплом или аттестат, хотя бы, об окончании средней школы?
- Меня снабдили кое-какими документами земного образца, - заверил Веня. – Я же в гостинице живу и, вообще, милиция и все такое...
- Магистр межгалактического права вряд ли кому подойдет... Разве что лаборантом к нам. Допуска не надо, а то начнут проверять... И общежитие проще выбить. В общем, волоки документы, подумаем.
Так в нашем городе появился еще один пришелец, вольно или невольно подтверждая мнение свидетелей НЛО, что они живут среди нас.
Впрочем, у Вени были совсем другие заботы. Надо срочно узнать что такое байда, весло и научиться хорошо грести. Санек, наверняка, поможет.

бАйда (не байдА)-на слэнге туристов байдарка.
18 Кто виноват?
Лили Миноу
   – Мы будем сидеть за одной партой, –  твёрдо решили они. – Мы вообще никогда не расстанемся.

     Всё лето они дружили.
     Димка и Нелька.

     Бегали по оврагам, укрываясь от посторонних глаз. Порой держались за руки, заглядывая друг другу в глаза. Оба голубоглазые. Димка – черноволосый, Нелька – белокурая. Издалека была видна влюблённая парочка. Димка высокий, на голову выше  Нельки.

     Они затевали весёлые игры вдвоём, и Нелькин смех звенел как хрустальный колокольчик. Ему вторил Димкин – низкий красивый баритон.

     «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» – неслось им вслед, но они этого не слышали.
     Но вот и первое сентября.
     Первый раз в первый класс.

     Взявшись за руки, Димка и Нелька, вошли в класс, и, как и мечтали, сели за одну парту. Где-то посередине класса.

     Они опустили руки под парту, переплетя ладошки. Они не хотели расставаться ни на миг. Смотрели друг на друга и глупо улыбались, будто весь мир существовал только для них двоих. А теперь этот мир откроет им свои знания, и ещё больше соединит их.

     Вошла учительница. Она была в очках и выглядела строгой.
     Сделав по журналу перекличку, учительница встала перед доской и велела всем подняться.

     Нелька и Димка встали, продолжая держаться за руки.
     – А теперь я рассажу вас так, как считаю нужным.

     Она начала указывать детям, кому и где сидеть.

     – А ты, девочка, – она указала на Нельку, – будешь сидеть за первой партой. Ты слишком маленькая, чтобы сидеть так далеко.

     – Нет, я не буду пересаживаться, – упрямо сказала Нелька и крепче сжала Димкину руку.

     – Ладно, – почему-то согласилась учительница. – Тогда ты, мальчик, пересядь на последнюю парту. Ты у нас самый высокий. – И она показала на Димку.

     Димка минуту стоял молча и без движений. Потом неуклюже высвободил руку из Нелькиной ладошки, и, взяв ранец, поплёлся на заднюю парту.

     Опустевшая Нелькина ладошка  внезапно стала холодной. Потом холод пробрался по всему Нелькиному телу. А как же уговор? – подумала девочка. – Ведь мы решили сидеть вместе и никогда-никогда не расставаться. Слёзы навернулись на её глаза, но Нелька не дала им выйти, поскольку холод, охвативший её всю, успел превратиться в лёд и уже достиг её маленького влюблённого сердечка.

     Вот и всё. Вот и всё, – стучало в её висках. Она уже не понимала смысла этих слов и слов учительницы. Она застыла. Заледенела. Не хотела смеяться или плакать, говорить или есть. Ничего не хотела.

     Прозвенел звонок, и Димка подбежал к Нельке. Но она не подняла глаз, не взглянула на друга.

     И больше никогда не смотрела на него. Никогда.

     Крошечное сердечко не смогло простить такого огромного предательства.    
19 Большое песчаное плато
Валентина Щербак -Дмитрикова
         Я слышал, что в августе в  полнолуние в определенном месте собираются те, кому кажется, что они звери.   В Москве — это Лосиный остров, а в наших краях — Большое песчаное плато.   Съезжаются на такие форумы участники со всей страны, даже из самых  отдаленных ее уголков. Жгут  костры, разговаривают, общаются, находят родственные души.  В августовское полнолуние каждый, считавший  себя зверем, мог   найти там   «своих».
          Меня уже давно интересовала гипотетическая трансформация человека в животное, духовная идентификация с ним. Феномен этот называется териантропией. А люди, которые ощущают, что они являются животными  — териантропами. 
           Видимо, у меня  было что-то общее с ними. Сам себе я казался одиноким волком, которому пора уже  иметь  собственное логово с волчицей и волчатами. Ходили слухи и о реальных превращениях людей в животных. Но в это я, конечно, не верил.
            В этом году полнолуние пришлось на 8 августа, как раз на время   отпуска. Появилась, наконец, возможность посетить интересовавший меня  форум. 

          * * *
           Вечерело…   Горели костры, около которых группами расположились   "териантропы".   Я пробирался  между этими «оазисами света», пока не остановился около одного из них. Мне понравилась  сидящая  у  костра  маленькая блондинка с большими печальными глазами.
           — Можно приземлиться? — спросил я,  обращаясь ко всем  присутствующим.
           — Конечно, — с улыбкой ответила блондинка. И тут же задала вопрос:
           — А вы кто?
           — Одинокий волк,— сказал  я, не задумываясь. Ведь так оно и было на самом деле, так я ощущал себя в жизни.
           — А я — лань,— молвила  девушка, пугливо оглянувшись по сторонам. — Здесь впервые.  Зовут меня Олей.
           — Андрей,— назвал я себя.
           —  Сова, — сказала  вторая представительница женского пола, лохматая  черноволосая девушка в очках с роговой оправой. Она протянула мне свою маленькую, цепкую, как лапка хищной птицы,  руку и произнесла:
           — Алина. — Затем,  кивнув в сторону сидящего с ней рядом молодого человека, добавила: — А это Савва, он филин. Мы здесь уже третий раз. Клево!
           — Угу, — изрёк  её партнер.
           — Очень приятно,— проговорил  я.
            У костра была еще одна пара: молодой человек спортивного вида  с курительной трубкой в руках и очень красивая девушка. На моё появление  они никак не отреагировали. Возможно, что  даже и не заметили его, так увлечены были друг другом.
           — Регина и Артем,— представила их Ольга и с улыбкой добавила: — Присаживайтесь к нашему столу.      
            Стол представлял собой расстеленную на песке голубую скатерть с расставленными на ней алкогольными и безалкогольными напитками, разовыми рюмочками, бокалами и тарелочками с бутербродами. Я открыл  рюкзак и пополнил содержимое «скатерти самобранки» своими запасами. Затем стал расстилать спальник, «забивая» у этого «оазиса тепла и света» себе место.
       Ночь наступала, потихоньку входя в свои права. На небе вспыхнули первые звездочки. И вот уже в окружении мириад звезд царицей небосвода засияла полная луна, погрузив в призрачный свет  горящие костры и сидящих около них людей, которые ощущали себя животными. 
           Заботу о нашем "походном очаге" я взял на себя. Поддерживать его жизнь было нетрудно. Тут уже лежала куча заранее заготовленных сучьев и сухих веток. Выбрав одну из них, длинную и прочную, я положил её рядом с собой. 

          * * *
           Жизнь  шла своим чередом. Время от времени к нашему костру подходили люди, искавшие "своих".   
            — "Лисицы" есть? — спросил молодой человек с рыжим чубом и немного длинноватым носом.      Оля, Алина, Савва и я отрицательно покачали головами. Регина и Артём ни словом, ни жестом не отреагировали на этот вопрос. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Сейчас, ночью, Регина была еще прекраснее, чем вечером на закате солнца. Вспышки костра внезапно вырывали из темноты её лицо с блестящими, мерцающими, как звёзды, глазами. Красота этой девушки притягивала меня, но в то же время чем-то и отталкивала.
           К нам подходили:  "львы" и "тигры", "собаки" и "кошки", "крокодилы" и "бегемоты", и даже один "жираф".  Мы вчетвером дружно отрицали принадлежность к этим видам животных.   
            Артём и Регина всё это время находились в состоянии какой-то напряжённой, болезненной отрешённости. "Странная пара,  — подумал я, глядя на них. — Интересно, каких зверей они представляют?"   
            Ещё немного побыв вместе со всеми, Алина и Савва, обнявшись, тоже пошли искать себе подобных.   
             — А мне не хочется уходить от нашего костра, — тихо сказала Оля,  посмотрев на меня своими фиалковыми, с поволокою, глазами. И тут же пугливо опустила  взгляд.      
            Идти искать "своих" у меня тоже не было никакого желания. Интуитивно, как зверь, я вдруг почувствовал, что нашел ту единственную, которая мне, наконец-то, встретилась на жизненном пути.    
            Оля сидела, обхватив колени руками и  приподняв голову, смотрела на луну. Я  пристроился  рядом. Меня переполняла буря чувств к этой девушке, проявить которые  мешали сидящие у костра Артем и Регина.      
            "Что происходит с моей душой? — думал я. — Да и нужна ли мне, вообще, волчица? До чего ж  спокойно и  приятно рядом с боязливой ланью…"   
            Так, молча глядя на луну, каждый со своими невысказанными мыслями, мы просидели около получаса.   
           — Спокойной ночи... — прошептала Оля. И, одарив меня  нежным взглядом, спряталась в спальном мешке.    
           — Приятных снов, — сказал я и, притянув свой спальник ближе к девушке, последовал её примеру.
            "Ничего, это не последняя ночь в моей жизни…   Да, она вела себя, как робкая лань. Но куда делись мои волчьи повадки?" — злился я на себя.   
            Ночь окутала  меня приятной прохладой, и с мыслями о славной пугливой лани я стал засыпать. Сколько проспал, не знаю. Проснулся от резкого чувства опасности.
            Открыл глаза и в пяти-семи метрах от кострища, в лунном сиянии, увидел полутораметровое чудовище, голову которого венчали огромные клешни. Грудь монстра состояла из четырех частей, и у каждой была своя пара ног. Восемь членистых ног были широко расставлены вдоль туловища. А грудь переходила в брюхо, которое заканчивалось длинным "хвостом". На конце его торчал шип в виде большого крючка.   
            — Да ведь это же скорпион. Только очень громадный...—  прошептал я в испуге. "Таких нет в природе. В воде Мирового океана обитали метровые особи... Но это же было 400 миллионов лет назад!" — промелькнуло в моем сознании.
           Моментально выскочив из спального мешка, заградив собой девушку и мысленно распрощавшись с жизнью, я все же, окинув взглядом наш бивак, стал искать оружие для защиты. 
           Как иголки,  пронзали мозг мысли: "Главное — не допустить, чтоб он ударил своим хвостом… Вот тогда это точно будет моя последняя ночь в жизни. Что ему паучки, ящерки и мышки, которыми питаются нормальные земные скорпионы...  Этот и человека сожрет».
            Схватив длинную толстую палку, лежащую около костра, покрывшись потом от страха, я принял защитную позу.
           Потирая тело членистой ногой, монстр издал журчащий звук в качестве предупреждения и угрозы. Выставив перед собой клешни и размахивая из стороны в сторону высоко поднятым хвостом, он двинулся в мою сторону.   
            " Еще секунда, еще чуть-чуть...  — подумал я.— И не поможет никакая палка..."   
           В шоке пятясь от чудовища, я уронил в костер  свое  единственное орудие защиты. Жердина,  превратившись в огне  в черное обуглившееся копье, замерцала яркими искрами  и погасла…                      
          — Все… Амба... Конец «одинокому волку»… — пробормотал я обреченно.
            Но в этот момент картина резко изменилась. Рядом с первым монстром появился второй, точно такой же. Разве что первая особь была чуть толще. Задрав высоко хвосты, они сцепились клешнями. И это выглядело так, как будто чудовища решили потанцевать друг с другом. Время от времени второй наступал на первого. Они двигались то вперед, то назад, будто исполняли какой-то церемонный бальный танец.
            Пока длилось это лунное "па-де-де", я с напряжением следил за взмахами и колебаниями их хвостов, от которых зависела моя жизнь, и с ужасом думал: " А что будет, когда этот танец кончится?"   
            Пританцовывая, они, наконец, к моей великой радости, начали удаляться в противоположную от кострища сторону. Немного отойдя, остановились.
           Я с облегчением вздохнул и огляделся. Оля всё также лежала, посапывая, в своем спальном мешке. Артёма и Регины у кострища не было. Когда и куда они делись, я не заметил.      
            Но, оглядываясь по сторонам, я пропустил часть ночного действа, увидев только его ужасную заключительную сцену.
          Один из монстров, высоко задрав свой "хвост", с размаха ударил им партнёра… И тут же клешнями стал расчленять свою добычу. Всасывающие движения его глотки втягивали в пасть соки и мягкие ткани жертвы. Чудище толстело на глазах…   

            ***   
            Луна скрылся в облаках. Исчезло призрачное сияние,  и вместе с ним пропала и ужасная картина.  Костер потух. Сквозь облака начали пробиваться первые лучи солнца.  На траве засеребрились нежные капельки росы.
         Все так же, свернувшись клубочком, спокойно спала Оля. Савва и Алина еще не вернулись. Спальники Артема и Регины были тоже пусты.   
            Но дальше, чуть дальше от костра... То, что я увидел там, привело меня снова в шоковое состояние. На расстоянии семи или восьми метров от бивака в утренней росе купалось ночное чудище. Интуитивно я тут же от испуга зажмурил глаза. А когда снова открыл их и посмотрел на это место, то никого там уже не увидел.      
           Оля, проснувшись, сидела на пеньке, расчесывая волосы. Спальник Артема был пуст. На нем одиноко лежала его давно потухшая трубка. Рядом сладко потягивалась красавица Регина с довольной умиротворенной улыбкой на губах. 
          Я почувствовал острое желание, как можно быстрее покинуть это место. Но соблюдая ритуал вежливости, спросил у девушек:
            — Завтракать будете?   
            — Да,— тихо сказала Оля и одарила ласковым взглядом.   
            — Спасибо, я сыта,— ответила Регина.   

            ***   
            Мне вполне хватило  неполных суток пребывания на Большом песчаном плато. Я возвращался домой, но не один, а с Олей.  Голова разламывалась от мыслей: «Снилось мне все это или было наяву?   Сожрала или не сожрала чертова баба парня?»
           И еще я думал:  "Совсем не плохо, если   женой будет не волчица или скорпионша, пожирающая того, кто только что одарил ее любовью, а нежная и трепетная лань».
20 Катенька и её друзья
Валентина Щербак -Дмитрикова
          
         Добрынины, папа Андрей Борисович, мама Аделаида Марковна и маленькая пятилетняя Катенька, переехали жить в новый дом. Он стоял   на тихой улице Цветочной, где не было  трамваев,  и машины проезжали очень  редко. Недалеко от него находился   ещё один такой же пятиэтажный близнец. И оба они располагались в небольшом дворике,   в центе  которого красовалась  детская площадка с песочницей, качелями, каруселями и  спортивными лесенками. И новый  дом, и двор, и детская площадка девочке очень нравились.  Но  на  улице Цветочной, где они теперь жили, у  неё еще   не было  друзей,  и  она  скучала.   
         Утром Катенька проснулась. За окном синело безоблачное небо.  Призывно сияло солнышко, приглашая на прогулку. На стене около кроватки то высоко взлетал, то снова опускался маленький  солнечный зайчик. Бегал, бегал и вдруг прыгнул  прямо девочке на лицо.
         — Здравствуй, солнечный зайчик! — сказала она, зажмурившись.  А он тут же, после ее слов, подскочил высоко, до самого потолка, и снова опустился на прежнее место.
         — Ты со мной играешь, да?— спросила Катенька, пытаясь схватить  его ладошкой. Поймать отражение солнечного лучика не удалось.
         — У меня совсем нет друзей, – грустно сказала девочка. — Будешь со мной  дружить?
         И солнечный зайчик, как бы давая согласие, снова подпрыгнул до потолка и опустился прямо   в  её ладошку.  Катя радостно засмеялась.   
         Она была уже вполне самостоятельной девочкой.  Быстренько умылась, почистила зубы.    Надела  новое белое   платьице с оборочками,  красивые  сандалики с  цветочками.   Мама заплела её русые пряди  в две косички  и украсила их белыми  бантиками. 
          ***
         День, начавшийся солнечным утром, продолжил свой путь.  Папа, позавтракав,  ушёл на работу. А Катенька с мамой остались дома.      
         — Мне скучно,— жалобно проговорила девочка, доедая свой завтрак, и на глазах у неё навернулись слёзы.
         — Ты, мама, опять будешь занята своими  делами, а я всё одна и одна.   Обещали купить мне ёжика…    Я бы сейчас поиграла с ним…
          — Купим, купим мы тебе  ежика. Только не плачь. А сейчас иди, погуляй во дворе — сказала Аделаида Марковна, целуя дочку. 
          — Хорошо, — вздохнув, ответила  Катенька. И грустно добавила: — Но, мама…   У меня совсем нет друзей. Только Вовка. Но с ним не интересно. Он все время дерется. А разве друзья дерутся?
          — Нет,  не дерутся,— ответила  мама. Они, наоборот, защищают. Появятся и у тебя здесь друзья, доченька. Подожди немного, — сказала   Аделаида Марковна, поправляя   бантики в  её косичках.
         Ждать было скучно и неинтересно. Катеньке не нравилось ждать, она любила  действовать.

           ***
         Забот   после переезда на новую квартиру хватало. Но самой большой  «головной болью»  была  маленькая Катенька. Прервав домашние хлопоты, Аделаида Марковна  вышла во двор посмотреть, где и с кем   играет ее дочка.
         То, что она увидела, её очень огорчило.  Девочка, не спеша, топала к дому, прижимая к груди какое-то маленькое, сильно перепачканное существо. Её новое белое платьице было всё в грязных, черных разводах.
         —  Катя! Где ты так вымазалась?— воскликнула мама, всплеснув руками.
         — На помойке, — с серьезным выражением лица сообщила дочка. 
         — На какой помойке?
         — На нашей, которая за домом.
         — Что ты там делала, Катя? – произнесла осуждающе Аделаида Марковна.
         — Котенка спасала, — с чувством собственного достоинства ответила девочка. — Я иду и вдруг слышу: кто-то там жалобно мяукает, плачет. Я полезла туда. Смотрю: старое ведро с сажей, а в нем котеночек. Он, наверное, искал что-нибудь покушать и провалился туда. А вылезть сам не может. Я его еле достала… 
         Катенька погладила ладошкой маленькое замызганное существо, потом этой же рукой поправила чёлочку на лбу, оставив на своем лице еще одну черную полосу от сажи.
          — Ох! — вздохнула мама, не найдя других слов.
          — Он кушать, наверное, хочет, потому и мяукает. Мамочка, можно он у нас жить будет?— проговорила Катя, размазывая одной рукой сажу на лице, а другой крепко прижимая к себе маленького взъерошенного  котенка со слипшейся от грязи шерсткой. Он так был вымазан в саже, что и не поймешь, какого цвета у него шкурка.         
         — Можно,— тяжело вздохнув и покачав головой,  проговорила Аделаида Марковна.— Только пойдем,  я сначала тебя вымою, да и котенка тоже. Ой! Какой же он грязный! — воскликнула она, забирая из рук дочки найденыша.
         — Я ведь правильно сделала, мамочка?— допытывалась Катенька. — А то он, наверно, погиб бы там, в этом ведре?
         — Правильно, еще раз вздохнув, ответила мама. И тут же строго добавила:
         — Но по помойкам  лазить нельзя.
         Катя кивнула головкой, подтвердив, что поняла мамины слова, и тут же поспешила получить ответ на свой вопрос:
         —  Мы его Сажиком назовем, ладно?
         — Хорошо,— сказала мама, смывая сажу с её лица.
         — Так у Кати появился маленький друг— котенок по имени Сажик.

         ***
                                                                                                               
        На следующий день, когда Аделаида Марковна вышла из дома посмотреть, где и с кем играет  Катя, ее ожидал новый сюрприз. Дочка  шла навстречу, прихрамывая на левую  ногу. В одной руке у нее было что-то живое, грязное и лохматое, другой она прикрывала дырку на новом розовом платье.
     — Катя! — теперь уже испуганно  воскликнула Аделаида Марковна.— Что с тобой, детка? Ты ушиблась? Поранилась?
     — Мамочка, посмотри,  какой щеночек!— радостно в ответ прощебетала Катенька.
     — Где ты его взяла? — удивилась мама.
     — В мусорном баке, — гордо ответила девочка.
     — В нашем мусорном баке? —   нахмурившись, переспросила Аделаида Марковна.    
     — Нет, в Вовкином. Я иду мимо. Слышу: кто-то жалобно скулит. Жалобно, жалобно… «Кому-то очень плохо»,— подумала я.
     — Я же тебе говорила, что по помойкам лазить нельзя, — сердито перебила её Аделаида Марковна.
    — А если кому-то плохо, ведь надо помогать, да, мамочка? — продолжала щебетать Катенька.
    — Да, конечно, — обреченно ответила мама.
    — Я полезла посмотреть, кто там плачет…  Зацепилась за какой-то железный крюк. Ногу ушибла и новое платье порвала. Ты не будешь сердиться, мамочка?  Ведь я всё правильно сделала?
         Аделаида Марковна посмотрела на разбитую коленку дочери, ее грязное, рваное платье. Потом на спасённого щенка.
       — Нет,не буду, — сказала она и, тут же засомневавшись в правильности своего ответа, перевела разговор на другую тему:
       — Давай-ка   я ушиб твой на ноге подлечу, искупаю тебя и платье переодену.
       — Его кто-то в большом железном ящике с дырками закрыл и потом выбросил,— продолжила Катенька свой рассказ.— Он скулит все время. Наверное, ему было очень страшно. Мамочка, а можно щеночек  у нас  будет жить? У него же нет никого кроме меня.
           Аделаида Марковна посмотрела на счастливое, одухотворенное лицо своей дочери, и уверенно ответила:
       — Можно. Только давай мы его сначала вымоем. И, пожалуйста, не лазай больше никогда по помойкам. Ты меня поняла?— добавила она уже  строго.
       —Хорошо, мамочка, — поспешно ответила Катенька.
       Но главным для нее сейчас было придумать щенку правильное имя.
       — Помнишь, мы кино такое смотрели  «Железная маска»? Про узника. Я думаю, что мы назовем  нашего щеночка Узник. Ладно? Ведь я его в железном ящике нашла и еле-еле открыла этот ящик.          
        — Ладно,— устало проговорила мама.
       Так у Кати появился еще один маленький друг—щенок по кличке  Узник.
           *  *  *
          На следующий день картина почти что повторилась. Катенька шла счастливая, прижимая к себе двумя руками не-то мышь, не-то крысу.
      — Что у тебя в руках, Катя? — проговорила мама строго, в ужасе глядя на дочку,— Крыса?
      — Это не крыса. Это хомячок.
      — Его ты тоже опять в мусорном баке нашла? — сердито спросила Аделаида Марковна.
      — Нет, я его у Вовки выменяла на игрушечное сломанное ружье.
      — А где ты взяла это ружье? На помойке нашла, да?— продолжала сердиться Аделаида Марковна.
       — Нет, около нее,— тихо ответила  Катя. И тут же взволнованно добавила:— Около  — это же не на помойке, да, мамочка?
       —Да, — вздохнув, ответила мама. — Но что ты там делала около этой кучи отбросов?
       — Ежика искала. Вдруг  его кто-нибудь  выбросил,— печально произнесла Катенька.— Вы же мне давно уже обещали маленького ежика купить и все не покупаете…
           Погрустив немного, она тут же переключилась на самое главное, на то, что ее сейчас больше всего волновало:
         — Мамочка, можно хомячок у нас будет жить?   У него никого больше нет. Только я.  Вовка сказал, что ему хомячок не нужен. А у зверька лапка сломана. Он раненый. А раненым надо помогать.  Да, мамочка?
      — Да, сказала Аделаида Марковна. По-другому она сейчас просто не смогла бы ответить.
      — Мы его вылечим, да? Ты же умеешь людей лечить, значит, и хомячку поможешь, — радостно защебетала Катенька.
      — Вылечим, доченька, обязательно вылечим, — как клятву Гиппократа, произнесла Аделаида Марковна.
       Но еще нужно было дать хомячку имя. Задумавшись на секунду, Катенька произнесла:
      — И мы назовем его Ружик.
      — Почему Ружик? — удивилась мама.
      — Потому, что я его на ружье обменяла,— уверенно произнесла девочка.
          Так у Кати появился еще один друг—хомячок по кличке Ружик.
            ***
          Было раннее утро. Катя еще сладко спала. Солнечный зайчик, чтоб не разбудить девочку, прыгал по стенке, не опускаясь на ее  кроватку.  На полу, на  коврике, с одной стороны клубочком свернулся котенок Сажик. У него была пушистая белая шерстка и довольная усатая мордочка с розовым носиком. Наверное, ему снились хорошие сны. С другой стороны, положив голову на лапки  и не спуская глаз с Катеньки, лежал маленький щеночек Узник. Он охранял свою хозяйку. А в клетке на полочке с перевязанной лапкой шустрил  хомячок Ружик, устраивая себе гнездышко из кусочков газеты и бумажных салфеток.
         — Надо покупать срочно ежика,— сказала мама папе. Иначе наша квартира  превратится в зверинец. Катенька каждый день будет приносить в дом какое-нибудь животное.
         — Ну… — сказал папа, — так уж каждый день… 
         — Она их подбирает во дворе в антисанитарных местах, куда выбрасывают всё ненужное. И надеется    где-нибудь найти брошенного  ежика. Она вся в тебя,— сказала мама.— Пока не добьется своего, не успокоится.
         — Ну, ну... Так уж и в меня, — проговорил папа с довольной улыбкой. И стал в интернете смотреть адреса зоомагазинов.
21 Пропасть
Ваня Кирпичиков
         Костик Нелюбов жил в захудалом городишке, про который никто никогда не слыхивал, и знать про это убожество никто не хотел. Жители ходили по улицам как серые мыши. Ели они часто и спали долго. Мир казался им вечен, а колбаса всегда вкусной и жирной.
         Костик ходил во второй класс единственной школы и слыл твердым троешником. Мама его порола редко, но метко. Когда она терзала его бельевой веревкой, он радостно визжал, а в конце экзекуции обильно обкакивался. Это еще больше злило мать. Она поливала матом всё окружающее и кусала до крови свои руки-цапки и губы-утюги. Так длилось несколько лет.
        Отца у Костика не существовало. Вернее он был, но имел сходство с приведением из какого-то мультика. Тихо заходил после работы домой, в скворечник, опрокидывал в себя огнедышащий напиток на основе спирта и легко, безмятежно засыпал. Что происходило вокруг него, ему было безразлично. Семья слышала из него только ”да” или “ну да”. Жизнь его была потусторонняя. Он существовал в каком-то своем, убаюкивающем сознание, мирке, где Костика Нелюбова не было, а жена Валя все же присутствовала, но только, чтобы лупить неизвестного мальчика грязной веревкой по его убогим телесам.
        И вот наступило время, когда Костику надо было сдавать выпускные экзамены в школе. Несмотря на частые побои и кровавые разводы на лице от веревки, Нелюбову трудно давались науки. Туп был Костик. Видимо, в своего отца – призрака. Готовился к итоговым экзаменам он упорно.  Даже заглатывал страницы из учебников с формулами - думал, что это как-то поможет исправить его дебильный генотип. Мать довел до такой степени, что теперь она после порки Костика сама стала обкакиваться. Соседи чувствовали запах из квартиры Нелюбовых и понимали, что идет плодотворная работа бельевой веревки. Они многозначительно качали головой : ”Воспитывает…”.
         И вот однажды Нелюбов, бесцельно прогуливаясь по местным тихим оврагам и бесконечным помойкам, замазывая побои на своей физиономии, набрел на глубокий обрыв, на дне которого проходила железнодорожная узкоколейка от местной шахты, где добывали какой-то минерал. Костик решил посмотреть вглубь обрыва-пропасти и вдруг перед глазенками Нелюбова появились картины, как он бросается вниз, на эти рельсы и разбивается. Яркие и живые изображения его падения в пропасть были настолько натуральны, что Костик похолодел, а по ногам потекло то, что текло после порки. Дабы не усугублять леденящую душу и штанишки Костика ситуацию, он поспешил ретироваться подальше от пропасти.
         Прибежав домой с запахом, он нарвался на загадочную мать. И она не стала его пороть, как делала это ранее беспричинно, а наоборот, как-то взглянула на своего сыночка с заботой и гордостью.
         Наступил день сдачи экзаменов. Костик решал какие-то задачки и вдруг ему явились известные картины пропасти. Вновь холодок прошел по телу. Опять всё было живо и ярко. Снова потекла зловонная влага. Нелюбов в забытьи быстро написал ответы и с красным лицом покинул аудиторию.
        Мать его встретила на пороге без знакомой бельевой веревки, что удивило Костика. Ему показалось, что даже смрад как-то растворился в воздухе. Отец теперь помимо слов ”да” и ”ну да” промычал уже слово ”нет” – это обстоятельство обрадовало мать. Атмосфера в доме начала видоизменяться и на следующий день стала еще более радушной после того, как все узнали, что Костик все экзамены сдал на отличные оценки. Сверстники Нелюбова были в недоумении, а их родители почему-то купили бельевые веревки. Мать прекратила бить сыночка и стала смотреть на него почти с нежностью. Отца на работе хвалили за воспитание сына, правда, он так и не понял за какого, но все же благосклонно, умиротворенно улыбался, потусторонне смотря в какую-то свою, только ему известную пропасть.
        Блаженное семейство представляло собой идиллию. Их даже пригласили во дворец пионеров, где родителей наградили какой-то бесполезной, но все же грамотой, а Костика за руку взял даже глава района и поблагодарил за отличную учёбу. Мир был разукрашен, засветился изнутри. Небоскрёбы упали, открылись просторы, вселенная распахнула свою ширь. И казалось всё безутешно хорошо.
       На семейном совете, в котором участвовали мать, Костик, абстрактный отец и ленивый кот Васька, было принято совместное решение, что надо идти учиться Нелюбову на горного инженера, в местный институт. При обсуждении вопроса отец говорил всегда ”ну да”, иногда мяукая, как кот Васька. Сам же котяра лестно заглядывал всем в глаза, и это обозначало, что институт – это правильный выбор. Мать, наполненная важностью, убеждала всех, в том числе кота и своего благоверного муженька, что Костик талантлив и перспективен, что горное дело - это его жизненный ориентир и кредо. Одним словом, стали собирать документы в храм науки, а Нелюбов стал готовиться к вступительным экзаменам.
       Надо сказать, что Костику было безразлично его будущее. Он любил поесть, поспать. Много времени посвящал тому, чтобы сидеть у себя в комнате и смотреть на потолок и стены, разглядывая узоры на грязных обоях комнаты. Он любил такое времяпровождение. И сильно обижался, если кто-то его отвлекал от этого серьёзного дела. Ковыряясь в раздутом носу и размазывая содержимое носа об обои, он думал о многообразии миров и вселенных, о смысле бытия, о коте Ваське, но никогда не размышлял о институте. Не тянуло его туда и баста. Мать созерцала сына, его тупой взгляд на обои, его бессмысленные глаза, но была почему-то уверена, что так надо, что скоро экзамены и что Костику надо поразмышлять о себе и о своем будущем.
       И вот начались долгожданные экзамены. Нелюбов в сопровождении кота пошел в аудиторию показывать свои знания. Мать, стоя возле института и ожидая результатов, почему-то завыла. Её глухой вой прерывался какими-то молитвами. Обстановка была накалена. Только отец, находясь в алкогольной коме, спокойно спал на вонючем диване, мурлыкая во сне.
      Результаты экзаменов никого не обрадовали – одни двойки. Отец, узнав об итогах, заулыбался самому себе и впервые пожал руку сыну, произнеся слово ”нет”. Мать жестоко выпорола Костика. Она рубила известной веревкой наотмашь и верещала как резаная, заглушая крики Нелюбова. Итог действа таков – кровавая рожа Костика, его и матери обосраные портки. День удался. Всё пропало.
      На следующий день неудавшийся горный инженер сидел у себя в комнате-молельне и все также пялился в драные обои на перпендикулярной стене. Был спокоен и уверен в завтрашнем дне. Аморфный отец бесцельно блуждал из комнаты в комнату и твердил всеми узнаваемое ”нет”. Ближе к вечеру очумелая мать, придя в какое-либо сознание, потупив взор в замшелые обои, резюмировала, что Костику надо идти учиться на философа, а не на горного инженера - ведь он же мудр и прозорлив, не зря же он смотрит на обои, там ведь сосредоточен клад знаний мировой. Посему решили так – Костик несет документы в другой институт, пока еще есть время.
     И тут жизнь Костика повернула к пропасти. Он гулял опять возле нее. И снова любовался красотой рельс, глубиной пространства между обрывом и дном. Видения теперь были более красочные и чувственные, чем ранее – полет вниз головой в пропасть, оторванная голова, катящаяся по рельсам в далекую перспективу, разрубленное напополам бездыханное тельце. Костик чуть не провалился вниз от поразивших его призрачных фантазий-фантомов. Он уцепился в траву, его колотило. Он судорожно стал перебирать ногами и руками и вскоре выкарабкался и побежал от пропасти в свою комнатенку-келью, сломя свою тупорылую голову.
     Результат был ошеломляющ - одни пятерки и поступление в ВУЗ. Мать от радости стала хлестать себя веревкой-палицей. Отец произнёс новое слово ”ну нет”. Кот Васька почему-то зарычал, а Костик все также глумился в комнате над почерневшими от грибка обоями, дырявя их своим, уже философским взглядом. Счастье кружило в квартире. Им было пропитано всё, даже зловонный диван отца и обрыганная одинокая ванная. Каждая единица материи семейства светилась. Казалось, что чудо кругом и повсюду, а центром чудодейства был безусловно Костик. Эйфория от победы длилась долго… пока не пришло время делать Нелюбову следующий жизненный ход – жениться.
    Проблема была не решаема. Костика никогда не интересовал женский пол. От этого он не страдал, даже не думал об этом. А вот мать все чаще и чаще скрипела : ” Когда будут внуки, Костик?”  Но обои в комнате молчали, а Нелюбов пытался изучать в институте недосягаемых Канта и Гегеля. Наконец, мать сама подыскала сыночку девицу-красавицу из соседнего двора – Любу Размаляеву, ткачиху 4 разряда. Эта Любаша была недурна собой внешне, а вот характер у нее был еще тот – визжала во дворе от дурости своей природной и без умолку рассказывала кругом пошлые анекдоты. Но это все не смущало мать Костика. Она знала, что Любу лупят ремнем-кладенцом родители постоянно и сильно. От воплей Любки даже смурные бабушки дворовые крестились, вздыхали, а проходящие почтальоны ускоряли шаг. По мнению матери, Люба - хорошая будущая жена и пара Костику. Порка всему голова – так думала мать.
     Знакомство Костика-затворника и Любочки-дурочки происходило во дворе в присутствии матери Нелюбова и полупьяного одеревеневшего отчима Любки Толика-алкоголика. Костик отсутствующе смотрел сам в себя, а девица пыталась строить глазки ему, надувая рваные пухлые губки и пуская слюньки сладострастия. Разговора не получилось, но родители молодых решили, что всё удачно сложилось и надо организовывать скоротечную, как удар бельевой веревки, свадьбу.
     Костику Любка была противна, омерзительна и не вписывалась в его мироощущение. Ему были интересны обои, непонятные слова из книг философов в институте и жирная вкусная колбаса. Он не понимал семейное устройство, оно ему было чуждо и вызывало отвращение. Поэтому известие матери о том, что он женится на местной шалаве Любке, вызвало обильную рвоту у Костика. Остановила эти фекальные выбросы желудка только стандартная порка. Вездесущая и чудотворящая.
     Спасение пришло внезапно. На Костика нашло озарение. Ведь все удачи и достижения на его бренном жизненном пути были связаны с пропастью. После походов к ней следовали успех и слава. Пропасть была ангелом-хранителем Костика, ответом на все вопросы.
     Нелюбов снова решил пойти к темному глубинному пространству ущелья, чтобы разрешить вопрос свадьбы, угодить матери и не попасть в вечную немилость, подвергаясь ударам веревки. Возвратившись домой после общения со своим ангелом, Костик уже по-другому думал о предстоящем союзе с Любкой.
      Вскоре свадьба отгремела, молодые стали жить вместе. Костику построили дом прямо возле пропасти, чтобы далеко ходить не надо было за почётом и заботой. Любка нарожала Нелюбову детей. Количество их равнялось количеству походов Костика к пропасти. И все бы шло хорошо и гладко в жизни Нелюбова, но видимо где-то произошел сбой в доме ангелов – Костик серьёзно заболел.
     Нелюбов стал тухнуть и угасать, как свеча. Он неоднократно из последних сил ходил к пропасти, но желаемого выздоровления не следовало. Долго смотрел вниз, в чрево ущелья, пытался увидеть чего-то страшнее, чем ранее, но привычные видения не изменялись. Отчаявшись, перестал есть даже колбасу, стал угрюм и замкнулся до крайности в себе. Читал Канта, не понимая прочитанное, но надеясь найти там чего-то такое, что помогло бы ему спастись.         
     Любка стала бегать вокруг дома и визжать безутешно, истошно. Дети смотрели вглубь себя, искали там романтики, но не находили и постоянно ходили в туалет без надобности. Атмосфера не улучшилась после прихода в дом матери Костика. Она по привычке беспричинно хотела выпороть 30-летнего Костика, но увидя травоподобного сынка, стала выть. Приходил Толик-алкоголик, посмотрел на весь этот адовый ад, выпил бутылку водки и ушел, смотря куда-то в другой мир.
    Но Костик чего-то ждал. Он верил что, что-то должно произойти. И это случилось...
    Двигаясь в очередной раз по краю обрыва вместе с Любкой, он нечаянно её толкнул, она потеряла равновесие и улетела пулей в объятия рельс. Там она нашла последний свой приют и успокоение. Упала вниз тихо и смиренно, не визжа и не проклиная мужа.
      Костик не горевал, дети быстро забыли мать и разбежались, боясь очутиться на шпалах пропасти. А к Нелюбову вернулись здоровье и сила. Он стал счастливо жить в одиночестве возле спасительной ямы. Мать Костика давно умерла, Толик- алгоколик спился. Жители городка не появлялись возле дома Нелюбова, боясь потустороннего ужаса. Мир несся в пропасть и Костик с ним…
22 Лента Мебиуса. Быль
Галина Гостева
   Женский День 8 марта в этом году для меня оказался насыщенным и весьма заполошным: жарить, парить, печь, варить начала чуть свет. К 11 часам дня ко мне  забежали на чай мои соседки по этажу: Шура, Ира, Рая, Надя, Максимовна и Петровна. Почему так рано? Да, потому что после обеда мы все будем встречать и угощать своих многочисленных родственников, детей и внуков. Лично ко мне только приедет 13 человек. Так шумно и весело будет!

   Нынешний Женский День оказался, как настоящая женщина, взбалмошным и капризным: то снежком пробросит, то злым ветром остудит, то капелью, как слезами, зальется, а то и стужей вечерней обернется.

   Белесые облака, разбавленной акварелью серого цвета, не оставили просвета для весеннего солнышка. С вечера еще сильно подморозило, и тротуары покрылись ледяной коркой.

   Подруги пришли принаряженные в новые цветастые юбки и голубенькие футболки, принеся с собой сувенирчики, конфеты и бутылку детского безалкогольного шампанского «Праздничный Шампусенок». А что Вы хотите?! Нам всем уже или под,  или далеко за семьдесят.

   Мы выпили этой шипучки, закусили, разрумянились и начали вспоминать разные смешные случаи. Тут к нам еще присоединилась и Баба Нина на костылях.

   Подружки специально для бабы Нины, любительницы всяких страшилок, попросили меня рассказать о том, как прошлогодней весной мы с мужем покупали семена в магазине.

    Я не стала отнекиваться и начала издалека:  -  Девочки! Вам хорошо известно, что весь прошлый год мы с мужем ездили в Красноярск к сыну водиться с нашими малолетними внуками.

    В тот апрельский день нам повезло. Невестка отпустила нас домой около 3 часов дня. Мы еле успели на автобус, который быстро покатил к Сосновоборску. Водитель негромко слушал свою любимую песню Высоцкого " Бермудский треугольник"….

    Не дослушав меня, подружки радостно заголосили: « И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек, что Бермудский многогранник – незакрытый пуп  Земли!»

    Баба Нина, бывшая животновод –механизатор, сухонькая, седовласая, не терпящая беспорядка, шикнула на них сердито: « Да, угомонитесь вы, непревзойденные певички нашей многоэтажки. Дайте Галине досказать».

    Я охотно продолжила: - Впереди нас с мужем сидели два молодых человека в потертых джинсовых костюмах. Нам был хорошо виден их планшет. Они смотрели фильм  про ленту Мебиуса и оживленно спорили о том, является ли открытие этой петли прообразом символа бесконечности.

    Сбоку от них сидел мужчина лет под 50, элегантного вида, в черном  костюме и серой шляпе. Он наклонился к спорящим и тихо пояснил: « Лента или петля Мебиуса была открыта независимо немецкими математиками Августом Мебиусом и Иоганном Листингом  только в 1858 году, а Символ бесконечности  введен в обиход на 200 лет  раньше этого открытия».

    Тут уже баба Нина сама прервала мое повествование: « Символ бесконечности.  Лента Мебиуса. Объясните вы мне, что это такое? Где их применяют?»

     Я со смехом пояснила ей: - Символ бесконечности -  это цифра 8, которая легла набок отдохнуть. Применяют ее ученые в своих текстах и все, кто желает, чтобы их задумки быстрее исполнились. Загадывают желание и мысленно вычерчивают Знак бесконечности».

    Тут уж рассмеялись и остальные. А Ирина, работавшая когда-то методистом в детском саду, поражавшая всех и сейчас, не смотря на возраст, южной, броской  красотой, вдруг предложила: « А, ну, подружки, слабо нам по миллиону рублей загадать. Каждой по миллиону. Садимся на диваны, загадываем и чертим перед собой Знак бесконечности».

    Мы тут же уселись на два дивана и стали загадывать эти баснословные для нас, пенсионерок, деньги. А, вдруг, и правда знак поможет?!

    Затем я вырезала из газеты длинную узкую полоску и склеила ее противоположные концы, сначала перевернув один из них.  Баба Нина с интересом принялась разглядывать бумажное кольцо. Она несколько раз провела пальцем вдоль ленты, переходя с  внешней поверхности на внутреннюю и наоборот.

     Я же в это время поясняла:  - Некоторые ученые утверждают, что наша Вселенная, возможно, походит строением на эту ленту. Благодаря такому строению, мы могли бы перемещаться в пространстве и времени, как Вы, баба Нина, сейчас.

    Баба Нина зашлась дробненьким смехом от такого предположения. Отсмеявшись, сказала:  "Такие чудеса, что дыбом волоса. Чуден свет – дивны люди. Дивны дела  Твои, Господи!"

    Тут в разговор снова вклинилась Ирина: « Мне мой старший сын Сашка сказал,  что подобие ленты Мебиуса применяется в ленточном конвейере, в принтерах и в  непрерывной ленте при записях».

    Наконец, мне удалось продолжить рассказ :  - Перед  самым  въездом в Сосновоборск водитель включил радио на всю катушку. Мужской голос  вкрадчиво пояснял кому-то о параллельных мирах: « Параллельные миры – это реальность!  Современные физики допускают, что возможно проникновение из одного мира в другой через «двери» между мирами, или через места их слияния…»

    Дальше мы не услышали ничего, так как вышли на остановке около магазина  "Солнышко". Вдруг на углу улицы  мой взгляд  выхватил новую  вывеску « Семена» на киоске, и я предложила мужу Семену зайти в этот новый магазинчик. Он согласился,  зная, что если что мне втемяшилось в голову, то переубедить меня невозможно.

     А меня и не надо переубеждать! Я с самого детства от мамы затвердила назубок на всю жизнь: « Сама голодай, но добрыми семенами землю засевай. Домашние семена со временем вырождаются, а привозные лучший урожай дают».

     Мы зашли в магазин. Женщина – продавец  внимательно выслушала нас,  подала в бумажных кульках семена черемши, лука севка и 10 головок чеснока и назвала цену.  Удивленно переглянувшись с мужем, я заплатила за покупку. Цена оказалась просто копеечной. Всю дорогу до дома мы обсуждали, через какое время хозяин этого магазина разорится, если и дальше будет торговать по таким низким ценам.

     Утром я составила целый список семян, которые надо купить,  дала денег мужу и отправила в этот магазин. Через полчаса муж позвонил по сотовому: «  Галя! А магазина « Семена» нет на этом месте. Здесь снова стоит  киоск «Ремонт обуви».

    Конечно, я возмутилась: - Семен! Хватит меня разыгрывать. Может ты с другой стороны зашел?

    « Я, что, из памяти выжил, по-твоему? Зашел с той, что и вчера.  Только спустился к магазину по асфальтовой дорожке, а не по тропке через газон, как вчера».

    Приказав мужу стоять на месте, я поспешила со всех ног к магазину. Магазина, действительно, не оказалось на вчерашнем месте. Там, как и раньше, был «Ремонт обуви».

    Мы зашли к сапожнику и спросили: « А почему здесь вчера продавали семена?»
Сапожник беззлобно рассмеялся : « Никак перепили маленько вчера?!  Зачем мне семенами торговать, если у меня и так заказов на ремонт  полно?» Выходя от него, мы в зеркале у двери увидели, как он нам вслед выразительно покрутил пальцем у виска.

     Подойдя к рыночным рядам, я стала выяснять, куда девался магазин « Семена». Продавцы охотно пояснили: « Никуда не девался! Как был в подвале « Солнышка», так и сейчас там».

    Спустившись в подвал и найдя там отдел « Семена»,  мы увидели разительную разницу между вчерашним магазином и этим. Цены там были копеечные, здесь – рублевые. Семена там отпускались в простых бумажных кульках, здесь в красочных пакетиках. Там была пожилая продавщица в синем халате, здесь – юные девушки в модных униформах.

    Пораженные увиденным, поднялись  наверх и пошли домой, не глядя друг на друга. В голове у меня и мужа ворочались тяжеленной глыбой одни и те же мысли:
 « Все, дожили до старческого маразма! Одним словом: ку –ку, с приветом три раза. Никак, с ума оба сошли одновременно».

     Хорошо, что в тот месяц муж оформлял разрешение на ружье и прошел освидетельствование у психиатра и нарколога,  которые подтвердили, что он здоров. А я уж платно прошла позднее. Тоже здоровой признали. Что с нами тогда случилось, так понять и не смогли.

     Тут Баба Нина опять не выдержала: « А семена хоть уродились?»
Остальные мои подружки загалдели все разом, перебивая друг друга:  « Еще как уродились! Такого ядреного чеснока мы никогда не видели и не ели. А лук, какой вырос!  Головки с мужской кулак. Нас, Галина, всех осенью луком и чесноком снабдила. Жаль, баба Нина, что ты еще не переехала той осенью в наш дом.

     Только черемша оказалась обыкновенным луком –резанцем, но таким сочным и вкусным! Стрелки не выпускал и не желтел до самого снега».

    « И это все? Может, что позднее происходило? Галина, чего ты вздыхаешь? Никак, словно у той бедной Насти, случились еще какие страсти – мордасти?» - подали голос маленькие, пухленькие любительницы домашней выпечки,  внешне будто  сестры-близняшки, Рая с Надей.

    - Случились! Тут в феврале пошла я в библиотеку. И решила в « Солнышко» зайти, чтобы в Мегафоне счет пополнить.

     И вновь, как год назад, спустилась я по той злополучной тропинке через газон. Гляжу, а рынка опять нет, как и тогда. А на месте "Ремонта Обуви"  висит вывеска « Семена».

     Женщина-продавец на крыльце стоит, семечки лузгает. А на ней черная плюшевая тужурка расстегнутая и видно цветное крепдешиновое платье. Такие у мамы моей когда-то были. Я хорошо это помню. Стоит продавец, улыбается, а мне так жутко стало. Я так от нее побежала через дорогу, что упала и чуть руку не сломала.

     «Да, пошто, побежала–то? Она же тебе улыбалась! Надо было зайти и поговорить с ней, узнать, какой у них там год, как они там живут?» - удивились Петровна с Максимовной, бывшие работницы управления социальной защиты населения.

      А у меня тогда мысль мелькнула: « Если зайду, то больше меня никто из родных не увидит».

      Хорошо Вам рассуждать. А мне надо детям помогать за ипотеки расплачиваться. Нет! Я еще в этом мире хочу пожить. Кто знает, по каким законам они там живут, какие события там происходят.

      Ученые пытаются объяснить существование параллельных миров логически. Легко сказать, да нелегко доказать. Никто там не был. А если кто там и оказался, то вряд ли в наш мир вернулся. Вот и мне страшно стало.

      « Все правильно ты рассудила»,  -  согласилась Шура–дворничиха, самая молодая и крепкая из нас. « Раз пришли мы в этот мир, тут и будем доживать,  детям помогать наших внуков выращивать.  Может там и хорошо, но корни наши все здесь, а без корней мы там засохнем. Чего уж тут рассуждать!»
23 Остановка в пути
Нина Охард
Дорога, серой лентой ласково опоясывая склоны гор, крутым серпантином спустилась в долину.
Солнце, грязным пятном пробиваясь сквозь густую облачность, окрасило вершины гор в нежно-розовые тона. Заиндевелые деревья привораживали своей сказочной красотой, словно напоминая о наступившем Рождестве. Розоватый туман мягко застилал ущелье. Небольшой городок, уютно разбросавший свои игрушечные домики по берегам рек, сообщил белой вывеской, что зовется Лиенц.
Остановка в пути была как нельзя кстати. Ранее прекрасное морозное утро навивало мысли о теплом уютном ресторанчике и чашечке крепкого ароматного кофе. Понимая, что мечты о горячем и вкусном завтраке в Рождество в Австрии слишком наивны, я припарковал машину, и, вооружившись фотоаппаратом, двинулся навстречу своей мечте.
Город показался очень симпатичным, словно специально приготовленной для меня иллюстрацией рождественской сказки. Я остановился рядом с главной площадью города, в самом центре Лиенца и начал свое знакомство со спящими, в это туманное воскресное утро, кварталами.
Картина, представшая перед моими глазами, была достойна кисти великого художника. Город со всех сторон окружен горами. В каком направлении бы я не пошел, куда бы ни посмотрел и с какой точки, панорамы улиц завершались  горной цепью.
Белоснежные вершины и отвесные отроги гор на юге создавали ни с чем несравнимую панораму: их слегка припорошенные снегом стены врезались острыми пиками в облака, оставаясь недосягаемыми для обычных людей. Они пугали своей недоступностью, безлюдностью и отрешенностью. Зато более пологие северные склоны уже собрали горнолыжников, яркими точками выделяющихся на снегу.
Улочка, состоящая из красивых, окрашенных в разные цвета зданий уводила в далекое прошлое. Сначала она привела меня к городской ратуше. Здесь много веков назад организовывали еженедельные базары и рыцарские турниры. Пройдя немного дальше, я увидел еще одну историческую достопримечательность - церковь Франциска, расписанную прекрасными готическими фресками. Рядом возвышались городские укрепления, построенные в одиннадцатом веке. Обойдя старые городские стены, я вышел на набережную реки Дравы и, пройдя вниз по течению, попал к приходской церкви Санкт-Андра со стройным шпилем и тихим кладбищем вокруг.
Замерзший, но очарованный красотой города, я, наконец, нашел работающее кафе, уютно примостившееся в одном из старинных особняков.
Светясь доброжелательной улыбкой, официант усадил меня за столик поближе к камину и принес завтрак. Я развалился на диване, наслаждаясь как прекрасной едой, так и панорамой за окном.
«Нужно почитать про Лиенц, может, здесь есть еще интересные места», - подумал я, заметив объявление, предлагавшее воспользоваться бесплатным вайфаем.
И, погрузившись в глубины информационной сети, я вскоре узнал, что город расположен в долине между Альпами и Тиролем на слиянии двух рек Драва и Изель. Привлекла своей красотой долина не только меня: выгодное расположение было замечено и использовано еще древними римлянами. Здесь находился древнеримский город Агунтум. На месте раскопок сейчас создан музей.
На этой позитивной ноте мне следовало бы остановиться, расплатиться с официантом и продолжить путь. Но я расслабился, заказал еще одну чашечку кофе, и продолжил любование окрестностями.
Вскоре дверь отворилась, и в кафе зашла пожилая женщина. Она уже собиралась занять свободный столик, но наши взгляды пересеклись, и она, неожиданно для меня, по-немецки спросила:
-Вы из России?
Немного опешив от столь быстрого разоблачения, я не смог ничего ответить и только кивнул головой.
-Здравствуйте, меня зовут Соня, - улыбнувшись и резанув ухо акцентом, выговорила она на русском.
-Хотя по документам я чистокровная австриячка, - продолжила Соня уже по-немецки, - но на самом деле я русская казачка. Женщина, улыбалась, видимо, ожидая моей реакции. Но я продолжал смотреть удивленно и, заинтригованный неожиданным знакомством, пригласил за свой столик, надеясь на продолжение истории.
-Вы надолго в Лиенц? – поинтересовалась она.
-Нет, я проездом, просто остановка в пути, - попытался отшутиться я.
Наверное,  она поняла, что приняла меня за кого-то другого и горько улыбнулась:
-Да, остановка в пути, произнесла она таинственно и задумалась.
-Моя семья тоже не собиралась надолго здесь задерживаться, а осталась навечно, – неожиданно продолжила женщина, убрала за ухо выбившуюся прядь кудрявых волос и посмотрела на меня своими темно синими глазами.
-Что-то случилось? – осторожно поинтересовался я.
-Вы ничего не слышали о массовом убийстве казаков в Лиенце? – спросила Соня.
Мое лицо изобразило полное недоумение, и она начала свой рассказ.
-Почти семьдесят лет назад, в конце мая сорок пятого, англичане согнали сюда, около пятидесяти тысяч казаков. Среди них были семьи эмигрантов времен гражданской войны, те, кто сбежали в период коллективизации, и те, кто перешли на сторону фашистов, а затем ушли с отступающими войсками.
-Чем фашистский режим оказался для этих людей милее сталинского, вопрос лично для меня непонятный, но я не жила ни при Сталине, ни при Гитлере и не мне судить этих людей, – женщина развела руками и посмотрела на меня. Я не стал ничего комментировать, поскольку тоже не был этим людям современником.
-Казаки считали себя политическими противниками коммунистического режима и искали поддержки и убежища в демократической Европе. Всего в долине реки Дравы собралось около пятидесяти тысяч человек, включая стариков, женщин и детей. Пришел с ними даже табун лошадей и несколько сотен верблюдов. Вся эта орда расположилась в палатках отдельным лагерем. Казаки считали Лиенц просто небольшой остановкой в пути, надеясь, что им предоставят землю, где они смогут жить дальше своим укладом, - женщина усмехнулась и посмотрела в окно.
-Но у англичан были на их счет другие планы. Понимая, что казаки народ воинственный и силой взять их не просто, англичане пошли на хитрость. Сначала они пригласили весь офицерский состав казаков на конференцию, убеждая не брать с собой ни вещей, ни продуктов. Около двух тысяч человек, были вывезены в город Шпиталь и переданы НКВД. Среди вывезенных офицеров, были эмигрантами первой волны, покинувшие Россию в годы гражданской войны. Часть имела нансеновские паспорта или паспорта европейских государств. Многие во Второй мировой не участвовали в силу болезни или преклонного возраста. Никто на эти мелочи внимания не обращал. Более того, англичане просто игнорировали предъявляемые им документы.
-Про НКВД вы больше меня знаете, - добавила она, посмотрев мне в глаза, - эта организация никогда не утруждала себя проверками.
Офицеров переправили в Юденбург, где расстреляли и сожгли в печах старого литейного завода.
Женщина замолчала и стала накручивать на палец прядь густых и непослушных волос. На глазах ее выступили слезы, но она смахнула их рукой и продолжила:
-Очевидцы рассказывали, что печи, не приспособленные для сжигания трупов, работали без перерыва несколько дней.
Слезы не выдержали и потекли по ее щекам.
-Извините, - сказала она и промокнула глаза салфеткой.- Наверное, среди них был и мой отец, - с болью в голосе добавила Соня и задумалась.
 -После того как офицеры не вернулись, казаки поняли, что их обманули. Да англичане больше и не скрывали своих намерений. Они, опираясь на Ялтинское соглашение, собирались, не вникая в детали, выдать всех НКВД. В казацком стане началась паника. Люди отказывались возвращаться, утверждая, что лучше смерть. Матери бросали своих детей в реку.
Женщина тяжело вздохнула и скомкала салфетку. Ее взгляд устремился сначала на камин, потом на окно. Соня разжала руку и посмотрела на смятую бумажку.
 -Моя приемная мать рассказывала, что жили они в то время крайне бедно: офицеры СС отобрали и забили весь скот. Она ходила к казакам и просила разрешения подоить корову, чтобы накормить троих малолетних детей. Мама говорила, что казаки были добрые люди и никогда ей не отказывали. В тот день она тоже пришла в казачий стан в надежде раздобыть какие-нибудь продукты.
Когда она подошла к лагерю, увидела, как женщина пытается утопить своего ребенка. Мама взмолилась и упросила женщину не губить, и отдать ей девочку. Так я попала в австрийсую семью.
 На следующий день мама видела, как англичане подогнали грузовики и окружили лагерь танками. Казакам приказали садиться в машины. Они категорически отказались возвращаться в СССР и начали молиться. Во время пения «Отче наш», англичане открыли огонь на поражение по молящейся толпе. Началась паника, людей избивали палками, прикладами от винтовок и насильно закидывали в машины. Среди казаков поднялся такой крик, что не было слышно даже выстрелов. Люди пытались бежать, бросались в реку. Мечущаяся толпа давила детей, женщин и стариков. Погрузка в машины закончилась только к вечеру, а в течение нескольких последующих дней солдаты английской армии искали беглецов в окрестных лесах.
Женщина старалась сдерживать эмоции, но ее голос в полупустом кафе звучал так проникновенно, что мое воображение легко рисовало картины описываемых событий. Соня вновь ненадолго умолкла, словно пытаясь вспомнить эти далекие дни.
-Мои приемные родители не знали ни моего имени, ни возраста. Они вызвали врача, который по зубам определил, что мне полтора года. Меня крестили в католической церкви и назвали Софьей. Хотя, наверняка, я уже была крещена в православной. Родители любили меня и воспитывали как родную, и только когда я уже выросла, рассказали мне правду.
Она вновь посмотрела мне в лицо своими, не поблекшими даже от времени, глазами цвета неба.
-Но все равно я чувствую себя русской казачкой и необъяснимая сила тянет меня на родину,- призналась она.
-По крупицам я собирала информацию об этой трагедии, пытаясь найти своих настоящих родителей. Ни англичане, ни русские так и не опубликовали документы о том, что здесь произошло. Всем оказалось выгоднее про это забыть. Я так и не знаю ни своего настоящего имени, ни даже станицы, откуда я родом. Я постоянно чувствую рану в своем сердце. Эта тайна мучает меня всю жизнь.
Женщина замолчала. Уголки губ слегка дрогнули, но австрийская сдержанность не позволила русским чувствам прорваться наружу.
-И сколько же всего погибло? - поинтересовался я.
-Точно не знает никто. Считается, что больше тысячи человек. Местные жители собирали растерзанные тела, вылавливали утопленников и хоронили.
-Вы не были на казачьем кладбище? - спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
-Хотите, я вас туда провожу? – предложила женщина.
Двадцать восемь прямоугольников ограничивают пространство последнего пристанища нескольких сотен человек. У входа часовня и памятник. Моя машина остановилась у ограды. Присыпанные свежевыпавшим снегом могилы соотечественников в чужой предавшей их земле. Безымянные кресты. Я, молча, постоял рядом, размышляя над неизвестными ранее страницами истории, и продолжил путь.

С холодным равнодушием Драва катила свои ледяные воды вниз по ущелью. Дорога увозила меня все дальше, заволакивая туманом очертания крестов и памятников безвинно, безвременно и бездарно погибшим людям.
24 Никто из нас не...
Альба Трос
-Неведение, стремление, разочарование, опустошение – такими, согласно графу де Вереньяку, являются четыре константы, на которых зиждется наша жизнь. Раскрытию сущности каждой из них посвящён наиболее известный труд философа – трактат «Размышления об ускользающем мире». В конце своего сочинения граф утверждает, что правильное понимание констант и умение увидеть их в неразрывной связи может привести человека к ответу на главный вопрос бытия...
-И в чём же заключается этот вопрос? - визгливые нотки в голосе мужчины, произнёсшего эти слова, неприятно отдавались в ушах.
-Де Вереньяк не говорит об этом прямо, однако нетрудно догадаться, что речь идёт о смысле существования, поисками которого издревле занимались выдающиеся умы человечества.
-Но если граф разгадал эту загадку, - вмешался всё тот же повизгивающий  голос, - то почему он не поделился ею с нами? Или же это очередной розыгрыш?
-Де Вереньяк никогда не был склонен к мистификациям. Он утверждал, что раскрытие тайны может повредить неокрепшие умы, подорвать психику ещё не прошедших испытание жизнью. Лишь искушённые и наделённые незаурядными способностями люди способны собрать воедино все детали мозаики и увидеть картину в целом. Правда, существует легенда, родившаяся уже после смерти графа. Согласно ей, иногда по необъяснимой прихоти мироздания истина может неожиданно войти в сознание того или иного человека, чаще всего молодого и неопытного. Упоминания об этой легенде вы не найдёте в трудах исследователей, она распространена исключительно в данной местности. Говорят ещё, что дух графа до сих пор блуждает по миру и время от времени проявляет себя в столь своеобразной манере. Ну а сейчас давайте пройдём к оранжереям. Де Вереньяк был большим любителем цветов. Надеюсь, его призрак не поджидает нас где-то между орхидеями и альстромериями.
Раздался всеобщий смех. Соланж Решо оторвалась от созерцания ползущей по травинке божьей коровки и посмотрела вслед удаляющейся группе. На фоне этих рано подзаплывших жиром мадам и месье со спины её приближающаяся к седьмому десятку бабушка смотрелась весьма выгодно. Впрочем, и глядя в лицо Виржини Решо, никто не дал бы ей её шестьдесят семь. В ответ на все вопросы о секрете сохранения молодости она всегда улыбалась и ссылалась на здоровое питание и чистый воздух. Потеряв незадолго после выхода на пенсию мужа, Виржини решила, что для неё настало время пожить для себя. Её сын был вполне счастлив в браке, имел стабильный доход, а внучка большую часть времени проводила в танцевальной школе. Решо продала свою столичную квартиру и купила домик в крошечном Шато-Сюр-Флёв, где провёл всю свою жизнь её кумир. Никто не понимал тот жгучий интерес, который бывшая преподавательница теории искусств испытывала к графу Филиппу де Вереньяку, философу второй половины восемнадцатого века. Впервые Виржини столкнулась с его трудами ещё студенткой, и с тех пор изучение жизни и произведений этого загадочного человека стало её страстью. Де Вереньяк был полной противоположностью своему современнику, либертину маркизу де Саду. Биография графа не изобиловала событиями. Он практически не покидал родной Шато-Сюр-Флёв, в юном возрасте женился на некой Матильде Скюдери, с которой прожил до самой кончины, заботился о цветах и писал бесчисленные трактаты. Три года спустя начала Великой революции граф отошёл в мир иной в своём родовом замке. Поразительно, но вихри, вверх дном перевернувшие страну, обошли его стороной. По какой-то необъяснимой причине потомственный дворянин де Вереньяк спокойно продолжал предаваться размышлениям, в то время как головы представителей его сословия одна за другой летели из под сверкающего ножа гильотины. Графиня ненадолго пережила супруга. После её смерти замок национализировали, однако не разграбили, напротив, специальным указом он был объявлен архитектурным достоянием. Труды же графа в девятнадцатом столетии обрели огромную популярность, став предметом дискуссий учёных мужей. Мадам Решо в итоге по просьбе мера города стала гидом, сопровождавшим группы туристов по замку де Вереньяка. Шато-Сюр-Флёв, для которого философ-затворник был главным источником гордости и доходов, боготворил столичную гостью, быстро ставшую своей. Здесь никому и в голову не приходило задавать ей набившие оскомину вопросы по поводу графа. Когда-то очень давно она пыталась объяснять любопытствующим, что видела в нём человека, наиболее близко подошедшего к пониманию истинной природы вещей, но вскоре оставила эти попытки и ненавязчиво переводила разговор в другое русло.
Соланж не было особого дела до увлечения бабушки. Шато-Сюр-Флёв она знала как свои пять пальцев и тихо ненавидела. Каждый год она проводила в городе три недели летних каникул по настоянию родителей, ссылавшихся на всё те же пищу и воздух. Никакие доводы в духе «мне уже …надцать» не действовали на чету Решо. Сверстники из местных наводили на девушку непреодолимую скуку, и Соланж целыми днями в одиночестве бродила по окрестностям, загорала и купалась в речушке, фигурировавшей в названии города. Спасали лишь долгие беседы по телефону с оставшимися в столице друзьями и подругами и подключённый к интернету ноутбук. Всё резко поменялось этим летом. Изменения явились в лице Флорьяна, её ровесника, приехавшего навестить свою тётку, продавщицу в городской кондитерской. С ним были его одноклассники Тьерри и Жизель, влюблённая пара. Соланж столкнулась с ними на центральной улице в первый же день их приезда, и с тех пор вот уже вторую неделю они практически не расставались. Девушка водила их своими привычными маршрутами, накупавшись до одури, они жадно поглощали гамбургеры в бистро, а вечерами собирались на пляже у костра. Алкоголь в городе им никто, естественно, не продал бы, но в чемоданах ребят нашлось место для нескольких бутылок виски, одна из которых непременно пускалась по кругу при свете звёзд. Три дня тому назад Соланж поняла, что Флорьян ей нравится, позавчера он поцеловал её, пока Тьерри и Жизель искали оброненную по дороге бандану, а вчера они уже обнимались в открытую. При воспоминании о губах Флорьяна, его руках на её плечах по телу девушки пробежала дрожь. Перспектива расставания, возвращение домой, последний год в лицее – всё это совершенно не волновало сейчас Соланж. Впитывая тепло солнечных лучей, она с наслаждением потянулась, предвкушая предстоящую встречу.
-Ваша бабушка – это удивительное сочетание красоты и ума. Вы должны гордиться ею, мадмуазель, - прозвучало внезапно над ухом. Соланж открыла глаза и увидела перед собой месье Вишона. В лёгком костюме кремового цвета и белой рубашке, он, улыбаясь, стоял перед ней, и ветерок мягко трогал его уложенные на пробор седые волосы. Этот интеллектуал, обладатель безупречных манер в семьдесят лет по-прежнему заведовал городским архивом. Эрик Вишон был ещё одной достопримечательностью Шато-Сюр-Флёв. Говорили, что он участвовал в потрясшем страну студенческом бунте шестьдесят восьмого года. Глядя в добрые, немного грустные глаза месье Вишона, Соланж с трудом могла в это поверить. Девушке нравился этот пожилой человек, всегда спокойный, будто бы обладавший неким недоступным другим знанием, и при случае она с удовольствием перекидывалась с ним несколькими словами.
-Бабушка отлично выглядит, да и мозги у неё такие, что многие позавидуют. Ну а насчёт её работы, тут вам, месье Вишон, виднее, я, честно говоря, не слишком разбираюсь в таких вещах.
-Это совершенно естественно в вашем возрасте (Соланж забавляло, что старик неизменно обращался к ней на вы). Вам нужно радоваться жизни, переживать каждое её мгновение, да и в выводах, которые делает граф, надо признать, мало оптимистичного.
-Вы хотите сказать, что сумели разгадать эту его знаменитую загадку?
-О, конечно нет, - Вишон поправил ворот рубашки, - однако иногда чтобы что-то понять, не обязательно докапываться до самого дна. Впрочем, несмотря на свои годы, я тоже не чужд мирским заботам, приятным, хотя порой и доставляющим хлопоты. К примеру, сейчас я ломаю голову над тем, какой подарок порадовал бы вашу бабушку в её день рождения. Я почему-то подумал о перчатках, но ассортимент наших магазинов, как вы понимаете, невелик, да и к тому же я абсолютный профан в подобных вопросах.
Соланж не удержалась от улыбки. Вот уже несколько лет Вишон трогательно ухаживал за мадам Решо, и она отвечала ему взаимностью. Девушка не могла понять, почему эти два человека упорно не желали оформить свои отношения или хотя бы съехаться. Ей казалось, что у взрослых всё должно было быть значительно проще, и тем не менее они часто оказывались не в состоянии осознать очевидные вещи.
-Месье Вишон, почему вы не сказали мне об этом раньше? Это же так просто. Сейчас всё что угодно можно заказать по интернету. Если хотите, я могу завтра придти к вам в архив, мы выберем то, что нужно, и сделаем заказ. Я неплохо знаю бабушкины вкусы.
Лицо старика вытянулось, брови поползли вверх, и он радостно заулыбался.
-Соланж, вы не представляете, какую услугу мне окажете. Мы, обломки ушедшей эпохи, похоже, совсем перестали ориентироваться в современных реалиях. С нетерпением жду вас завтра в любое удобное для вас время. Однако, кажется, я вас заговорил. Только что разглагольствовал о необходимости ловить момент, а сам утомляю юную особу своими стариковскими разговорами.
-Месье Вишон, вы меня совсем не отвлекаете. Я встречаюсь с ребятами на берегу, но до этого ещё куча времени. Мадам Прюдон с утра заставила Флорьяна и остальных помогать ей в саду, так что мне приходится ждать, когда они освободятся. Мы договорились пересечься в одиннадцать. Кстати, не подскажите ли вы, который сейчас час? Я забыла мобильный дома, а возвращаться за ним лень.
-Лень! Как это прекрасно, - от восторга Вишон слегка качнулся на месте. – Конечно, это самое малое, что я могу для вас сделать, моя спасительница. – Он оголил запястье и взглянул на циферблат. – Без двадцати одиннадцать, мадмуазель.
-Ничего себе! Вот это я замечталась. Не думала, что так поздно. Спасибо, месье Вишон, я, наверное, пойду.
-Вкушайте этот день, Соланж, возьмите от него всё возможное. – Вишон наклонил голову, повернулся и пошёл по направлению к выходу из замка. Несколько секунд Соланж смотрела ему вслед, а потом поднялась со скамейки.
Дорога, ведущая между кустами к берегу реки, легко ложилась под ногами. Девушка шла, думая о том, насколько далеко она готова позволить зайти их отношениям с Флорьяном, и не сразу почувствовала дискомфорт в правом кроссовке. По-видимому, в обувь попал камешек. Соланж присела на обочине, сняла кроссовок и вытряхнула непрошеного гостя. Поднявшись на ноги, она вдруг замерла. Прямо перед собой на противоположной стороне дороги девушка увидела тропинку, уводящую вглубь посадки. Соланж нахмурилась. Сколько она себя помнила, здесь никогда не было никаких ответвлений. Заинтригованная, Соланж пересекла дорогу и ступила на тропинку. Девушка колебалась. В конце концов, они могли вернуться сюда все вместе позже и исследовать таинственную тропу. В то же время впереди у неё был целый день, и любопытство первопроходца настойчиво требовало удовлетворения. Соланж решительно тряхнула головой и сделала первый шаг. Она шла между превосходивших её рост зарослей в тишине, нарушаемой лишь шумом шагов и гудением насекомых в жарком воздухе. Пройдя достаточно долго, она уже почти решила повернуть назад, утомлённая окружающим однообразием, как вдруг увидела, что тропинка перед ней сворачивала направо. Девушка повернула и в ошеломлении остановилась. Её глазам открылся самый настоящий лес – высокие мощные стволы деревьев, нагромождение мясистых листьев, наполненный скрипами и шорохами полумрак. Соланж стояла на границе света и тени. Всё это было невероятным, необъяснимым, ведь раньше она никогда не слышала о существовании подобного места. Самым же удивительным было то, что среди деревьев находилась огороженная площадка. Стены из выкрашенной в тёмно-зелёный цвет металлической сетки возвышались на добрых пять метров. Внизу некоторые фрагменты отсутствовали, их заменяли секции из колючей проволоки. Внутрь площадки вела дверь того же цвета, что и сетка, и в её проёме Соланж явилось завораживающее зрелище. Словно под гипнозом, девушка ступила под сень деревьев, пересекла отделявшее её от площадки пространство и вошла в дверь. Посреди прямоугольника сухой утоптанной земли рос изумительной красоты цветок, словно бы вобравший в себя все краски оранжереи графа де Вереньяка. Соланж медленно опустилась на колени перед этим чудом. Казалось, цветок принадлежал какому-то другому миру, его невозможно было описать словами, передать те образы, которые возникали между распахнутых лепестков, чтобы тут же исчезнуть. Соланж не знала, сколько просидела в трансе, одурманенная видениями самых причудливых форм жизни, превосходивших возможности человеческой фантазии. А потом всё внезапно погасло. Она встала, покачиваясь, словно сомнамбула, прошла несколько шагов по направлению к выходу и упёрлась в металл сетки.
Прикосновение холодной стрелой пронзило тело Соланж, и к ней вновь вернулась способность воспринимать окружающий мир. Никаких следов двери не было, будто бы она не существовала. Девушка обернулась, но цветок тоже исчез. Её охватило дурное предчувствие. Быстрым шагом она обошла всю площадку по периметру, но не нашла никакой возможности выйти наружу. Страх понемногу охватывал Соланж. Она вцепилась в сетку в попытке вскарабкаться по ней наверх, но обувь соскальзывала, а металл больно резал пальцы. Девушка проклинала свою лень, из-за которой не вернулась домой за забытым телефоном. От бессилия Соланж закричала, потом ещё и ещё. Звуки тонули в густом тяжёлом воздухе, и в глубине души она понимала, что никто не придёт на помощь, не заберёт её из этого проклятого места. Если она и сможет отсюда выбраться, то только самостоятельно. В голове мелькнула мысль о подкопе. Она попыталась рыть землю у сетки руками и тут же сломала ноготь. Соланж сняла с ноги кроссовок и стала долбить им твёрдую почву. Никакого эффекта. Она раньше умерла бы от истощения, чем ей бы удалось вырыть хоть небольшую ямку. В ярости девушка рванула на себя сетку, но та даже не прогнулась. Вдруг её взгляд упал на колючую проволоку. В одном месте две полосы слегка провисли. Соланж легла на землю, взялась за верхнюю проволоку руками, стараясь не задеть колючки, оттянула её вверх и просунула в образовавшееся пространство голову. В этот момент пальцы её соскользнули, и железное жало впилось в плоть. Слёзы брызнули из глаз Соланж, она отдёрнула руку, и шея тут же оказалась в капкане. Непроизвольно девушка дёрнулась, и колючка вскрыла ей артерию. Кровь побежала по коже, и Соланж истошно завопила...
-Соланж, Соланж, что с вами?
Тело девушки билось в державших её руках, голова моталась из стороны в сторону. Месье Вишон ещё крепче сжал объятия. Наконец, судороги стали утихать. Соланж разлепила глаза.
-Цветок, площадка, нет выхода, - бормотала она пересохшими губами. Старик приподнял её голову и положил себе на колени.
-Успокойтесь, мадмуазель, это был просто сон. Вас разморило на жаре, вы уснули, получили изрядную дозу ультрафиолета и увидели кошмар. Сейчас вы отдохнёте, мы вернёмся в замок, и всё будет хорошо, - приговаривал он, полой пиджака прикрывая девушку от солнца.
-Ничего, ничего, я уже в порядке, - Соланж приподнялась с колен Вишона и села на землю. - Но этого не может быть, я не засыпала. Я остановилась вытряхнуть камешек, потом эта тропинка... - взгляд девушки упал на противоположную сторону дороги, на заросли, в которых не было ни малейшего просвета. - Какой-то бред, я пошла по ней, попала в лес, там была площадка, потом выход пропал, я пыталась выбраться и... - Соланж дотронулась до шеи, а затем бессильно опустила руку.
-Мадмуазель, забудьте всё, что вы видели. Дурные сны пугают, но быстро исчезают из памяти. Как всё-таки хорошо, что я вас обнаружил. Мне, знаете ли, неожиданно пришло в голову прогуляться в сторону реки и нарвать для вашей бабушки букет каких-нибудь простых цветов. Она, конечно, привыкла к оранжерейному великолепию, а мне вот захотелось чего-то совершенно иного. А ещё говорят, что не нужно поддаваться своим импульсам.
-Постойте, постойте, - внезапная догадка вспыхнула в сознании Соланж, - цветок, граф Вереньяк, тайна. Неужели...
-Послушайте, - голос Вишона окреп и посерьёзнел. - Когда-то давно, когда мы были ещё молоды, существовали такие люди, как хиппи. Вы, конечно, слышали о них – дети цветов, думавшие, что любовь спасёт мир, и растворившиеся в наркотических грёзах. Я тоже верил в это, только моим стимулятором была музыка. Больше всего я любил парня по имени Джим, вы знаете его, он похоронен в вашем родном городе. Так вот, этот парень как-то сказал, что никто из нас не выйдет отсюда живым. Вскоре он умер,   собственным примером подтвердив своё утверждение. И, боюсь, с его словами не поспоришь. Этот Джим, к слову, был весьма образованным человеком. Не исключено, что среди прочитанных им книг были и труды де Вереньяка. По крайней мере, я никогда не слышал лучшего определения идеи графа. Помните, совсем недавно мы говорили о необходимости радоваться? Жизнь, Соланж, удивительнейшая вещь. Она рано или поздно неизбежно заканчивается и таким образом помогает нам осознать прелесть всего прекрасного, что в ней есть. Живите, мадмуазель, в этом, пожалуй, и есть главный смысл всего происходящего. А теперь давайте вернёмся в замок. Я не прощу себе, если немедленно не препоручу вас заботам мадам Решо.
Вишон встал, отряхивая брюки от пыли. Соланж, пытавшаяся осмыслить суть услышанного, медлила. Рассеянный взгляд девушки вдруг сфокусировался на одном месте, и она похолодела. Её левый кроссовок выглядел обычно, правый же был перепачкан землёй и деформирован, словно бы кто-то ожесточённо бил им о неподатливую почву. 
25 Актриса
Альба Трос
Нина Ивановна Мальцева, мать Лены, внешне вполне соответствовала своей фамилии. При росте в метр пятьдесят восемь она весила несчастных сорок пять килограмм, обладала бантикообразным ртом, носом-пуговкой и пергидрольными кучеряшками. В любовниках у неё, напротив, ходили исключительно крупногабаритные особи – брюхатые владельцы отвислых задов и щёк. Надолго любовники не задерживались, исчезая из квартиры где-то полгода спустя своего там появления. После каждой такой передислокации Нинок, как называли её ухажёры, воздевала руки к потолку и, округлив рот буквой «о», выдавала пафосный спич на тему «все мужики…». На поиски следующего кавалера, достойного занять место на раскладном диване, у неё обычно уходило не более месяца.
О том, что происходило на диване, Лена прочитала ещё в четвёртом классе. Писатель носил смешную курлыкающую фамилию, какими, как правило, щеголяют любители вина и сыра. Тогда же она решила, что никогда не станет заниматься вещами, вызывавшими у взрослых столько энтузиазма, а после нередко становившимися источником проблем. Среди последних числилось появление детей, которых Лена терпеть не могла. Не вызывали энтузиазма и звуки, периодически доносившиеся из-за двери в спальню матери. По поводу своей внешности Лена не питала никаких иллюзий. Сто девяносто сантиметров, могучей комплекции, с крупными, будто выбитыми долотом хмельного каменотёса чертами лица, она носила одежду исключительно тёмных тонов, а на косметику смотрела с неприкрытым презрением. Порой её выдающиеся формы привлекали внимание любителей излишеств, но незадачливые ловеласы ретировались уже после второй реплики, произнесённой в ответ на их предложение познакомиться. В школе Мальцеву не любили за грубость и нелюдимость, но обзывать каким-нибудь «поленом» не рисковали, опасаясь свидания с увесистым кулаком. Своей конституцией Лена, без сомнения, была обязана покойному отцу. Расставаясь с любовниками, мать неизменно доставала его фото из ящика и водружала на полку в гостиной, чтобы вскоре вновь отправить карточку в тёмные недра. К «Витеньке», запечатлённому возле серванта, терявшегося на фоне внушительных габаритов мужчины, Нина Ивановна имела обыкновение обращаться с жалобами на дочь. Чаще всего она сетовала на «корову, которая занимается всякой чушью, вместо того чтобы думать о будущем». По мнению Лены, тембр и громкость голоса родительницы сыграли не последнюю роль в том, что Витенька ушёл в мир иной значительно раньше срока. До пояснений, как нужно думать о будущем, в их доме никогда не доходило. Если бы Лену спросили об её отношении к матери, она, вероятно, пожала бы плечами. Очевидным было одно: младшая Мальцева считала Нину Ивановну беспросветной неизлечимой дурой.
К середине июня город уже изнемогал от жары. Духота давила, не давая спать по ночам, на улицах некуда было деться от пыли и тополиного пуха. Липкий пот, покрывавший всё тело, вызывал отвращение к самому себе. Погружённая в мрачные раздумья о предстоящем дне, Лена дожёвывала яичницу, когда на кухне появилась мать. На Нине Ивановне была розовая комбинация, с заспанным лицом и спутавшимися кучеряшками она напоминала циркового лилипута. «А зачем мы так рано встали? – пропела она, растягивая гласные. - Я вот специально поднялась любимой дочке завтрак сготовить в такой-то день. А ты уже… Нет, ну говорила же я тебе, говорила, нужно идти в конце».
-Чего мне дома торчать всё утро? – буркнула Лена, направляя на тарелку струю воды из крана.
-А чего бы и не поторчать? – голос матери повысился на тон. То на улицу её не выгонишь, запрётся в комнате со своими книгами и шагу за порог не сделает, а тут характер решила показать. Сколько я тебе талдычила – Борис Владиленович сказал приходить в конце…
Под аккомпанемент монолога о данных Борисом Владиленовичем инструкциях Лена прошла в ванную, почистила зубы, пару раз плеснула в лицо водой и отправилась в свою комнату. Мать следовала за ней, продолжая беспрерывно говорить. Лена молчала, никак не реагируя на происходящее. Опыт научил её, что вступать с Ниной Ивановной в диалоги было бессмысленно и вредно для психического здоровья. Из соседней комнаты доносился храп свежего разлива «отчима», то ли дяди Паши, то ли дяди Серёжи. Лена натянула джинсы, футболку и сгребла с пола потрёпанный рюкзак. «Паспорт и аттестат взяла? Слова не забыла? Не вздумай там забыть, столько времени на своё чтение тратишь, а тут возьмёшь и перепутаешь всё. И позвони сразу же, а то я изведусь вся, слышишь?», - не унималась за спиной мать. Обув кроссовки, Лена открыла входную дверь. «Позвоню, сказала же», - произнесла она, не оборачиваясь, и шагнула на лестничную клетку. По другую сторону порога Нина Ивановна призывала людей полюбоваться на дочь, которая даже в такой день не могла привести в порядок патлы и подкраситься.
Выйдя из прохладного парадного, Лена окунулась в массу раскалённого воздуха и почти сразу же начала чихать. С самого детства она страдала аллергией на солнечный свет, и в этом слепящем свете их двор казался ещё более убогим, чем обычно. Замурзанные дети возились на игровой площадке, в тени чахлых деревьев мухи описывали круги над переполненными мусорными контейнерами. Неизменные бабушки на скамейках трепали языками чужие жизни, в попытке убежать от одиночества и осознания приближающейся кончины. Батарея пустых бутылок и окурки под столом, когда-то служившим для игры в пинг-понг, свидетельствовали, что вечер прошёл как всегда. Даже беседка, обычно смягчавшая беспросветную тоску двора, казалась неуместным обломком давно ушедших времён. Нина Ивановна кривила душой, утверждая, что дочь всё свободное время проводила у себя в комнате. В тёплые дни Лена до темноты сидела в беседке с книгой. Даже с закрытой дверью она не могла полностью отдаться любимому занятию в присутствии матери и дядей с разными именами. Чтение было спасением для Лены, её отдушиной и выходом из осточертевшего двора. После смерти Витеньки Нина Ивановна жила в квартире мужа. От его родителей (бабушку и дедушку Лена никогда не видела, в своё время те уехали за границу, где благополучно окопались) там осталась солидная библиотека. Нина Ивановна, не читавшая ничего, кроме женских журналов, одно время намеревалась её продать. Внезапно грянувший кризис обесценил в глазах населения печатное слово, и книгами никто не заинтересовался – на счастье Лены. Её вкусы никто не формировал, она читала всё подряд, отсеивая не цеплявшее и жадно глотая захватывавшие воображение слова. В школе по литературе она получала в лучшем случае «хорошо». Отвечая на уроке, Лена  хмурилась, багровела и часто садилась на место, оборвав мысль. Её всегда удивляло, зачем нужно говорить о том, что кто-то другой уже так замечательно описал.
Собственно, именно из-за чтения Лена Мальцева должна была тащиться по тротуару туда, куда совершенно не хотела идти. За два месяца до окончания дочерью школы Нина Ивановна вдруг засуетилась. Одним вечером она объявила, что обо всём договорилась, и Лена будет поступать в Театральное училище. «Читаешь ты без конца, таких там любят, - говорила она. - Ничего что неряха, будешь всяких деревенских играть, которых в городе все обижают, сейчас это модно. С Борисом Владиленовичем вопрос я решила, он там председатель комиссии. Придёшь, стих какой-нибудь расскажешь, и хватит, ты их много знаешь. Только он сказал, что идти надо в конце, зачем, я не знаю, ему виднее. А Борис Владиленович человек известный, если что, и с учёбой поможет. Мне вот говорили…». Не привыкшая удивляться, Лена всё же задумалась. О Борисе Владиленовиче она слышала впервые, среди дядей такого не значилось, впрочем, специфика его отношений с матерью Лену интересовала мало. Идея казалась ей абсурдной, как и большинство генерируемых Ниной Ивановной мыслей. С другой стороны, поступать куда-либо было необходимо, как минимум для того, чтобы продолжать получать питание в родительском доме до совершеннолетия. После же можно было бросать учёбу к чёрту и осуществлять свой план. Планировала же Лена работать у Зураба.
Зураб держал магазинчик в десяти минутах ходьбы от Лениного дома, как раз по дороге к Театральному. В магазине можно было выпить недорогого вина на разлив, закусить сырными палочками или элитной бастурмой и взять с собой в пластиковой таре. Приехавший из знаменитой своими горами республики, Зураб подбирался к пятидесяти, содержал жену и троих детей, с покупателями был весел и разговорчив и пользовался любовью местных поклонников Бахуса. О пьяных драках в его заведении не слышали, возможно, из-за того, что хозяин умел находить общий язык с курирующими район стражами порядка. Зураб любил стоять у дверей магазина и приветствовать постоянных клиентов, знакомых и просто прохожих. Так они и познакомились с Леной, к собственному удивлению не испытавшей желание ответить грубостью на приветствие при первой встрече. Никогда специально об этом не задумываясь, Мальцева-младшая считала Зураба своим единственным другом. Трудно сказать, что привлекало её в заросшем щетиной человеке, невысоком, круглом, с выдающимся носом и глазами навыкате. Он тоже не читал, зато знал много забавных жизненных историй и всегда интересовался, как шли дела у Лены. Против обыкновения, та даже вкратце пересказывала ему содержание прочитанного. Зураб ещё сильнее выкатывал глаза, и лицо его в такие моменты выражало величайшее удивление. «Будет восемнадцать, возьму тебя помощницей, - сказал он однажды. – Мне такие нужны, тебе можно доверять». Лена поморщилась, а потом раз за разом перед сном возвращалась к этой мысли. Не выпившая за жизнь ни грамма спиртного, она могла не опасаться попасть под действие алкогольных чар. Посетители вряд ли стали бы приставать к ней с разговорами, в крайнем же случае удар всегда мог взять на себя Зураб. Перед Леной открывалась перспектива проводить целые дни вне дома. Деньги она тратила бы на еду. В глубине души Лена надеялась, что Зураб разрешит ей ночевать в подсобке магазина и читать там в свободное от работы время. Будущее было покрыто густым туманом, в котором единственной вехой маячило совершеннолетие.
-Эй, дэвушка, куда в такую жару одна идёшь?! - от избытка энергии Зураб обычно говорил так, будто собеседник находился от него на приличном расстоянии. 
-Куда, куда, экзамен сдавать, ты же знаешь, - глядя на красно-жёлтую вывеску магазина, процедила Лена.
-Ай, харашо, актрисой будэш. Повешу доску мраморную – здесь была актриса Лена, клиенты пабэгут, деньги в мешки складывать стану.
-Какая, на фиг, актриса, - произнесла Мальцева, и тут это случилось с ней. Она читала о таком в книгах, но всегда считала авторской выдумкой. Бес внутри крутнулся, махнул хвостом, и Лена сказала: «Зураб, а налей мне стакан для храбрости».
Зураб остолбенел, складки на его шее задвигались, отчего он стал похож на сову из популярной телепередачи. «Зачэм налей? Ты не пьёшь же, как экзамен сдашь?!». «Наливай, - лицо Лены пошло багровыми пятнами, будто её только что вызвали к доске, рука перебирала в кармане мелочь. – Не у тебя, так на рынке в наливайке выпью. Отравлюсь, ты виноват будешь». Зураб хотел что-то сказать, но вдруг махнул рукой и повернулся к двери. Лена направилась следом. В магазине хозяин нацедил в пластиковый стаканчик красную жидкость и, не говоря ни слова, протянул Лене. Та взяла ёмкость, сглотнула слюну и быстро опрокинула вино в рот. Вкус оказался не настолько мерзким, как она себе представляла, а в желудке сразу же потеплело. «Держи, - Лена протянула через прилавок горсть монет, - бери, сколько там надо, я цен твоих не знаю». Зураб молча покачал головой. «Ну, как хочешь. Давай, позже увидимся», - Лена выкинула пустой стаканчик в мусорный бак и вышла на улицу.
Дорога до Театрального растянулась на два часа. Вопреки тому, что Лена знала о действии алкоголя, ей не было весело, она не теряла контроль над движениями и ориентацию в пространстве. Разве что мысли в голове стали резиново-тягучими, они ползли медленно, и Мальцева позволила ногам так же неторопливо идти с ними в такт. В какой-то момент ей стало интересно, кто выбирал направление – ноги или мысли, но размышлять над этим было лень. Она прошла через рынок, где у мясного корпуса собаки грызлись за кости с остатками мёртвой плоти, через парк с резвящимися у фонтана детьми и их мамами на скамейках. Ей захотелось пить, и она зачерпнула из фонтана воды, игнорируя недоумённые взгляды. В продуктовом на сэкономленную мелочь она купила булку с сосиской, ненадолго заморив начавшего просыпаться червячка. К училищу Лена подошла, когда жара, почуяв наступление полудня, достигла своего пика.
Возле здания Театрального кучковались потенциальные звёзды подмостков, обсуждая прошедший экзамен. Совершив несколько обходных манёвров, Лена достигла массивной двери и вошла в вестибюль. «Я на экзамен», - сказала она старичку в застеклённой будке. «Третий этаж», - дребезжащим голосом отозвался вахтёр. «Поздновато вы что-то, уже заканчивают», - добавил он в спину Лене. Мраморная лестница, казалось, источала прохладу. У одной из дверей на третьем этаже с ноги на ногу переминались две девчушки с одинаково испуганными выражениями лиц. Обе старательно шевелили губами, шепча какой-то текст. Дверь отворилась, и из неё вышел долговязый парень с пустыми глазами. Лена тут же шагнула внутрь, повергнув в шок одну из встрепенувшихся девчушек.
В глубоком гулком зале за покрытым синей скатертью столом сидела многоуважаемая комиссия. Лена воспроизвела вялое «здрасьте», осмотрелась по сторонам, увидела стоящий возле двери стул и водрузила на него рюкзак. Дама за столом слева приподняла бровь.
-Добрый день, ваша фамилия? – дама справа придвинула к себе лист бумаги.
-Мальцева.
-Мальцева, Мальцева… Да, есть.
-Есть, есть, - пробасил сидящий по центру усач со зверской шевелюрой, по всей видимости, тот самый Борис Владиленович. – Под самый конец решили придти, когда экзаменаторы устали и не слишком будут придираться. Стратегия, что ж, похвально, похвально. Ну-с, чем будете нас радовать?
Лена насупила брови, с ненавистью посмотрела на улыбающегося Бориса Владиленовича, открыла рот и услышала, как уже знакомый бес произносит её голосом: «Кот и птица».*

В деревне мрачные лица:
Смертельно ранена птица.
Эту единственную проживающую в деревне птицу
Единственный проживающий в деревне кот
Сожрал наполовину.
И она не поёт…

Никогда в жизни Лена Мальцева не думала, что станет по своей воле читать вслух стихи. В школе она с трудом запихивала в память несколько четверостиший, которые по окончанию урока тут же бесследно исчезали из головы. Эти красивые слова должны были произносить те, кто их написал, или, на худой конец, люди с приятными, звучными голосами. Собственный казался ей тусклым, как лампочка у них в парадном. И вот сейчас, вместо зазубренного монолога из хрестоматии, она читала совсем другое стихотворение, которое к тому же специально не заучивала. Много раз прочитанные слова сами срывались у неё с языка. Там было о коте, насытившемся и оставившем недоеденную птицу в месте, где её обнаружили жители деревни. Глупой щебеталке устроили похороны, за гробиком шла плачущая девочка, а кот смотрел на это и облизывался. «Надо было проглотить её целиком, - думал он. - Не было бы этого шума, и все спокойно занимались бы своими делами. Странные люди – кто-то ест, кого-то едят, так устроен мир, из-за чего тут расстраиваться?». Лена была полностью согласна с котом, согласна и с тем, что всё нужно доводить до конца. Она дочитает и пойдёт домой, послушает крики матери, дождётся совершеннолетия и станет работать у Зураба. Ему тоже можно доверять, и выпитый утром первый в жизни стакан вина ни на что не влиял. Лена закончила и замолчала. Борис Владиленович что-то сказал дамам, и те закивали в ответ.
«Я считаю, вполне достаточно, - усач снова наполнил басом зал. – Скажите оставшимся, чтобы пока не заходили. И подождите меня в коридоре».
Лена взяла со стула рюкзак и, воспроизведя «до свидания», вышла. «Не заходить сказали», - бросила она вновь встрепенувшейся девчушке и уткнулась лбом в стекло.
«Удивила ты, Мальцева, - раздался у неё за плечом голос Бориса Владиленовича. – Не ожидал, не ожидал. Мать за тебя просила, думал, придёт какая-нибудь кукла деревянная, а ты очень даже ничего. И вещь выбрала такую… неканоническую. В общем, передай дома, чтобы не беспокоились. Документы сейчас мне твои не нужны, принесёшь в следующий понедельник. В августе практика, а с первого числа милости просим. Глядишь, что-то из тебя и получится. Ну как, довольна?».
Лена оторвалась от созерцания училищного двора, сверху вниз взглянула на шевелюру с усами и устало сказала: «Да идите вы в задницу с вашим театральным». Не глядя, как с широкого лица сползает улыбка, она повернулась и пошла к лестнице.

*«Кот и птица» - стихотворение Жака Превера.
26 Неравный брак
Наталия Ангелова
Катюша Зайцева, молодая, здоровая и в меру сообразительная девушка 22 лет от роду сидела в приёмной у директора, теребя вспотевшими пальцами фотокарточку размером три на четыре и тыкая носком сапога в ножку журнального столика в такт движения жующих жевательную резинку челюстей. Это было её первое в жизни устройство на работу и не какое-нибудь там, по объявлению, как некоторые, а по личной протекции самого наиглавнейшего начальника в отделе персонала, по счастливому стечению обстоятельств являвшейся её тёткой. Так что тёплое местечко ей было уже практически обеспечено. Она, будучи девушкой амбициозной, мечтала числиться не где-нибудь, а в бухгалтерии, ведь от осознания того, что работаешь с деньгами, всегда как-то приятно на душе становится. Да и работа сама, судя по тому, что показывают в кино и по рассказам знающих людей, не особенно пыльная - сиди себе целый день, пей чай со всякими вкусняшками и болтай с коллегами обо всём на свете. А в работе ж главное что? Конечно же, общение! 
И вот, наконец, заветная дверь в кабинет открылась, и её пригласили войти. За огромным столом в большом мягком кресле сидел сам директор.
«Да ему ж лет сто уже, если не больше!» - подумала Катя, глядя на своего будущего шефа.
Герман Афанасьевич Генералов, в свои семьдесят четыре с половиной года был мужчиной интересным во всех отношениях. Его, заметно подтаявшая на жизненном солнцепёке фигура, в сочетании с остатками волос, не до конца растерянных на чужих подушках,  всё еще намекала на былое буйство тестостерона. В глазах, мутновато-водянистых и от времени уже не понятно какого цвета горел тот бесовский огонёк, что никак не даёт оставить практику и перейти на тренерскую работу. Он слыл знатным ловеласом и на полном серьёзе, с завидным постоянством за его внимание разгорались нешуточные страсти. Дамы всех возрастов и размеров, обгоняя друг друга в изобретательности, пытались удержать его, от старости забывчивый взгляд,  на внушительных декольте, дерзких мини и пергидрольных локонах. Те, кто были менее одарены, не имея в своём арсенале тяжёлой артиллерии,   использовали проверенные методы, прокладывая дорожки к сердцу профитролями и домашними котлетами. Герман Афанасьевич  регулярно проводил рейды по всем кабинетам, равномерно распуская флюиды и томно улыбаясь. Его нечеловеческое обаяние, подкреплённое приличным и вполне материальным состоянием не оставляло равнодушным практически ни одно трепетное женское сердце, мечтающее об истинной любви на лазурных берегах. Те же, кто никак не дотягивал хотя бы до минимальных стандартов и не попадал в поле его внимания или, кто имел неразумность довольствоваться собственными существующими семейными радостями  (а были и такие странные женщины), в коллективе считались неудачницами и просто фригидными занудами.
- Итак, Екатерина Васильевна, значит, хотите работать в бухгалтерии? – спросил Герман Афанасьевич, расплываясь в улыбке – Так вы у нас, выходит, бухгалтер?
- Ну, я как… я, как бы, не бухгалтер, я хочу быть типа экономистом, это престижнее, вот, а сейчас учусь уже на третьем курсе на менеджера по управлению. Буду руководителем. Вот… -  ответила Катя.
- Понятно. Ну, что я могу сказать: к сожалению, в бухгалтерию я не могу взять не бухгалтера, всё-таки специфика, но, могу с радостью предложить место в отделе документации. Там поднаберётесь опыта. А вы девушка, судя по всему, способная, думаю, сможете продвинуться. – подмигнул директор.
По истечении месяца работы в отделе документации Катюша поняла, что работать, не так уж интересно, как казалось раньше, потому, что кроме посиделок за чашкой кофе и сплетен,  приходилось всё-таки работать, а работать она не любила.  Да ещё и новые туфли хотелось. Нужно было что-то срочно менять в своей жизни! И тут её взгляд остановился на Германе Афанасьевиче, очень кстати заглянувшем в отдел документации. Он сидел в кресле начальницы отдела Раисы Ильиничны и с удовольствием попивал кофеёк, закусывая бутербродом.
«А круто было бы выйти замуж за Германа Афанасьевича. У него большая квартира и дом за городом, можно было бы ездить отдыхать на море, когда захочешь и покупать себе шмотки тоннами. Я бы ходила по ресторанам и даже машину купила бы. Надо срочно записаться на курсы вождения! Все бы мне завидовали и не заставляли бы печатать эти скучные таблицы. Правда, он старый… Вот бы выйти замуж, а он умер бы и всё-всё оставил бы мне! Так, надо посмотреть, сколько лет положено жить в нашей стране» - Катюша открыла в  интернете нужную страницу. – «Вот, средний возраст смертности, в не зависимости от пола составляет 67 лет. 67! Так он уже даже пережил своё! Значит, ему не долго осталось. Всё, решено, выхожу замуж за Германа Афанасьевича!» - Катя снова перевела взгляд на жующего шефа и заманчиво улыбнулась. Герман Афанасьевич расплылся в ответ во всю ширину своей вставной челюсти.
Найдя для себя новую цель, Катя так же неожиданно нашла и помощника в этом нелёгком деле. Её начальница, Раиса Ильинична, судя по ностальгическим вздохам, бывшая отставной фавориткой, вдруг решила устроить личную жизнь и судьбу своей новой подопечной. То ли по простоте душевной, то ли в память о былых приключениях столетней давности, то ли по каким-то другим скрытым эротическим мотивам, понятным лишь знатокам Фрейда, Раиса Ильинична начала неистово подсовывать Катерину везде, где только мог появиться Герман Афанасьевич. С каждой бумажкой, с любым вопросом, с очередным пирожком она тащила за собой, буквально за руку, свою новоиспеченную протеже. Через некоторое количество времени столь откровенная тактика, напору которой позавидовал бы любой менеджер по продажам, риэлтор и сутенер вместе взятые, возымела свои результаты. Герман Афанасьевич, явно попавший под впечатление от столь юной почитательницы его древней красоты и мужественности, стал оказывать недвусмысленные знаки внимания, отмечаться подарками и даже понемногу выводить в люди свою новую пассию. На вопросы, застывавшие в глазах старых знакомых, не угадавших, какое же место в иерархии его семейства занимает юная спутница, Герман Афанасьевич, не без гордости, отшучивался, что, мол, внучек сами ещё нарожаем, какие наши годы. Знакомым оставалось лишь завистливо соглашаться. А завидовать было чему! Катюша была девушкой видной. На её круглом румяном лице главной достопримечательностью были огромные, неустанно хлопающие длинными ресницами голубые глаза и пухлый вечно полуоткрытый рот, что в своём сочетании создавало непередаваемую прелесть трогательной, почти детской глупости. Она была плотного телосложения женщин, созданных, по мнению природы, для работы, но, по собственному мнению, для любви, то есть удовольствия от жизни. Её совсем не напрягало отсутствие талии, полностью компенсированное огромной бабской грудью, которую она гордо несла по жизни в бюстгальтере шестого размера. В завершении всего образа был, конечно же, громкий смех, говорящий об очевидном физическом здоровье этой молодой особы. Герман Афанасьевич был уже практически без ума от своей возлюбленной и уже готов был пуститься с ней во все тяжкие, но Катюша оказалась девушкой порядочной и, уже не вспоминая о своих приключениях в школе и на первых курсах, берегла себя до свадьбы. И старый сердцеед дрогнул. Да и как здесь не дрогнуть, когда широко раскрытые глаза бесконечно смотрят ему прямо в рот в ожидании неоспоримо умных речей. Или каких-то других, совершенно конкретных слов.  И вот, в один прекрасный день эти слова наконец-то были произнесены, а так же подкреплены колечком с нехилым таким бриллиантом. Катюша была девушка продуманная и выходить замуж, хоть и не на долгие-долгие годы, а пока скорая смерть не разлучит,  хотела по настоящему, чтобы и платье, и ресторан, и гости, и лимузин, и всё, как положено у людей, только в сто раз лучше.
Однако первое разочарование не заставило себя долго ждать. Планировавшийся отход молодого супруга в мир иной, после первой брачной ночи, так и не состоялся, и Катюша начала срочно думать о том, как же ей жить дальше. Герман Афанасьевич, как и следовало ожидать, учитывая его метрические данные, был из тех, кто «растревожит, да и только», а перспектива  секса «hand made» её совершенно не устраивала. После недолгих раздумий было решено добить дражайшего супруга безумной любовью, которую, так неосторожно, пробудила в её невинном теле его мужская харизма. Подкрепив своё намерение допингом в виде трёх таблеток «виагры», Катюша отправилась спать в ожидании побочных эффектов. Однако, вместо запланированного инфаркта, Герман Афанасьевич преподнёс молодой супруге своё устаревшее орудие в полной боевой готовности. Многократно выполнив свой супружеский долг, Герман Афанасьевич, окрылённый своим мастерством в воспроизведении «Камасутры»,  уснул.
Несмотря на то, что это был, возможно, самый фееричный секс в её жизни, Катюша, всё же затаила обиду на мужа, так упрямо не желавшего оставить её в почётном статусе вдовы. Герман Афанасьевич же, вдохновлённый своими подвигами, решил продлить медовый месяц и повёз супругу на море. Ярко-розовые закаты, прогулки по набережной и уютные ресторанчики располагали к романтичному настроению. Герман Афанасьевич покупал Катюше золотые браслетики и колечки, а она смущенно хлопала глазами, расплываясь в улыбке во всё своё румяное лицо.  Он катал Катюшу на каруселях, кормил мороженым и водил в зоопарк, а Катюше хотелось текилы, ночных дискотек и молодого жеребца-тренера, который в послеобеденный зной заставлял пенсионерок так бодро прыгать у бассейна, растрясая все, съеденные за последние пятьдесят лет круассаны. О, да! Уж она бы на нём попрыгала! Но, Герман Афанасьевич, словно клещ, вцепившись в её руку, не оставлял ни малейшего шанса устроить свою личную жизнь. В таком вот раздосадованном настроении Катюша отправилась вместе с мужем на очередную экскурсию в горы. Герман Афанасьевич всю дорогу заботливо держал кулёк с черешней, чтобы любимая жена подкреплялась витаминами. Катюша была ненавязчивого воспитания, поэтому косточки плевала со всей широтой души, где придётся. И вот, стоя у очередной доисторической расщелины и доедая черешню, она вдруг осознала всё величие момента и его неповторимость. Герман Афанасьевич, так опрометчиво вставший на таком удобном месте, что только протяни руку и вот она свобода, просто вынуждал её воспользоваться таким шансом. Она сделала шаг и почти уже коснулась рукой засохшей, шершавой спины в весёлой гавайской рубашке, как черешневая косточка, соскользнув по гладкому камушку, выбила почву из под её ног и обрушила её, словно мешок с удобрением, на землю.
Сидя в бизнес-классе самолёта, уносившего всё дальше от курортных приключений в пасмурную реальность, Катюша смотрела в иллюминатор и, поглаживая загипсованную сломанную руку, размышляла о несправедливости жизни в целом и её собственной, в частности. Ведь как ещё объяснить тот факт, когда ты и молодая и красивая и умная, и богатая, и положение завидное, и даже модная собачка-папильон имеется, всё как положено, а вот нет счастья какого-то женского, не хватает чего-то, грустно как-то на душе. И ведь всё это от несправедливости в жизни, от разбалансированности космических энергий во Вселенной и электродных частиц в атмосфере, не иначе.
- Ну, что это за фигня такая! – обиженно воскликнула Катюша, надув губы. – Все планы мне рушит! Как можно так долго жить-то вообще?!
Подружки, собравшиеся в ближайшем кафе на очередное экстренное совещание, с сочувствием и состраданием смотрели на неё.
- Может тебя кто сглазил, от зависти, или даже порчу навёл? Сейчас это, знаешь, как распространено! Повсюду плохая энергетика, люди друг другу засоряют ауру своим негативом. – предположила одна из подруг. Остальные энергично закивали головами, подтверждая полную вероятность данного умозаключения. – Сходи к экстрасенсу, у меня есть очень классная знакомая, она с меня снимала венец безбрачия и проклятия. Она проведёт диагностику, почистит твоё энергетическое поле,  освободит от всяких блоков и негативных кодировок. А то, сегодня руку сломала, а завтра что, муж изменять будет?! Не тяни, дело-то серьёзное!
И вот, в назначенный день Катюша сидела в кабинете у Агриппины – потомственного мага в одиннадцатом колене, повелительницы белых и тёмных энергий, королевы ведьм, коронованной на Лысой горе в ночь Великого затмения и  сильнейшего медиума, аккредитованного самим Аидом, с письменным подтверждением и всеми печатями. Агриппина долго  всматривалась в таинственные глубины хрустального шара, жгла свечи и коптила травой, по запаху очень смахивающей на коноплю. Выйдя из транса, она подтвердила Катюше неутешительный диагноз и назначила срочное лечение (пока не поздно, вовремя обратилась, ещё бы день и всё, конец) путём разрушения всех негативных установок, снятия основной порчи и последующего очищения энергетических слоёв по уникальной авторской методике. За весь курс возвращения к жизни потомственная ведунья запросила ни много  ни мало, а тысячу зелёных (всё же цвет природы, открывающий энергетические потоки для пополнения волшебных сил), но за это гарантировала 100% результат. На животрепещущий вопрос о том, что же ей всё-таки делать с мужем, который никак не желает сыграть в ящик и этим усложняет ей жизнь, Катюша получила очередную порцию шокирующего откровения. Оказалось, что Герман Афанасьевич ни кто иной, как энергетический вампир, причём со стажем, и живёт-то всё, не умирает, так как подпитывается регулярно, практически за каждым завтраком, её молодой кровушкой, то есть энергией. За отдельную плату всевидящая ясновидящая снабдила Катюшу пузырьком с волшебной водой, привезённой лично с самых берегов иссохшего русла реки Окаванго в пустыне Калахари и  заговорённой тринадцатью колдунами Вуду на сходке в первое полнолуние после седьмого кровавого затмения. 
В тот же вечер Катюша заботливо принесла драгоценному супругу испить стаканчик воды перед сном. Герман Афанасьевич выпил всё до последней капли и громко икнул. «Подействовало» - подумала Катюша. Всю ночь её мучили кошмары, будто Герман Афанасьевич влетал в раскрытое окно её спальни и пытался напиться её горячей крови, а смелые колдуны Вуду отгоняли его, отмахиваясь  тряпичными куклами и ритуальными фаллосами. Весь следующий день Герман Афанасьевич был озабочен неприятными ощущениями в эпигастральной области и настойчивыми призывами организма посетить туалетную комнату. «Действует! Действует!» - радовалась Катюша, предвкушая скорую победу над этим древним, коварным демоном, вовлекшим её неокрепшую душу в такие страдания. Однако, через несколько дней, Катюшу ждало новое разочарование. Рассмотрев все симптомы и анализы, доктор констатировал у Германа Афанасьевича  вирулентный штамм серотипа О157:Н7, а проще говоря кишечную палочку и, назначив лечение, пообещал скорейшее выздоровление. Герман Афанасьевич был капризным больным и постоянно требовал то бульона, то стихов Вальтера, то массажа коленок. Довольно быстро, для своих лет, он пошёл на поправку, разбив последние Катюшины надежды прилюдно поплакать на кладбище.
Одним прекрасным днём, после плодотворного шоппинга, Катюша, направляясь к своей машине, услышала колокольный звон. Поставив сумки в багажник, она решила зайти в церковь, так как была человеком набожным и носила крестик. Накупив свечек и расставив их перед всеми святыми, Катюша встала перед иконой.
«Господи, вот ты всё видишь и всё справедливо делаешь. Я же хорошая и правильная, все праздники соблюдаю, на Пасху яйца крашу и куличи освящаю. Всё делаю, как положено, по правилам! Почему же тогда моё желание никак не сбывается?! Ведь я хочу совсем не много – просто быть самодостаточной женщиной, самостоятельно распоряжаться деньгами, я же личность, не заниматься этими скучными проблемами, работа там, штрафы всякие за машину… Не испытывать  этот ежедневный колоссальный стресс от того, что уже вышла новая коллекция Dolce&Gabbana, а я всё ещё хожу в прошлогодней. И вообще… столько огорчений всяких. А хочется ведь жить в своё удовольствие, ни о чём не думать, просто наслаждаться. Господи, ты ведь всё можешь! Сделай так, чтобы я была уже сама по себе! Освободи меня, наконец, сколько уже можно бесполезно проживать свою жизнь! Сделай так, как должно быть правильно и справедливо, для меня! »
Катюша вышла из церкви с приятной лёгкостью на душе и направилась к машине.
- Девушка, сюда не ходи, опасная зона! – возле дома стоял гастарбайтер и отгонял прохожих с дорожки. – Снег, сосулька чистить будем, опасная зона! 
Катюша с презрением и негодованием посмотрела на рабочего:      
- Да пошёл ты! Буду я ещё по нечищеному лазить. Где хочу, там и хожу!
Невероятной красоты сосулька летела с карниза девятого этажа, сверкая на ярком, февральском солнце всем своим ледяным телом. Она ускорялась с каждым сантиметром, приближающим её к земле. А в это время по земле, в направлении своей мечты шла блондинка, обеспечивая среднюю скорость среднестатистическим достоинством. Какова была бы вероятность пересечения траекторий этих двух бездушных объектов, в какой либо другой, совершенно обычный и ничем не примечательный день – неизвестно, но именно сегодня судьба благоволила им и, уже через несколько секунд сверкающий ледяной сталактит соприкоснулся с  мелированной головой, открывая для них двоих вечность.   
Светило яркое солнце, по-весеннему громко пели птицы, а на асфальте лежала самодостаточная личность в шубке из прошлогодней коллекции Dolce&Gabbana.
Жизнь, всё-таки, хорошая штука, как ни крути, и мечты в ней иногда сбываются. Главное – очень сильно хотеть! 
27 Да это ж просто цирк какой-то!
Наталия Ангелова
Безжизненное тело Завхоза лежало на площадке возле лестницы и всем своим видом приводило собравшуюся вокруг толпу в оцепенение с лёгким оттенком философии.
– Кто-нибудь уже вызвал милицию?! – воскликнула Дрессировщица коз, судя по изношенному внешнему виду и паспортным данным, которые знали здесь лишь не многие  старожилы, весьма пожившая дама,   но упорно, на протяжении вот уже десятилетия утверждавшая, что ей только тридцать.
– Вот сразу видно, что кто-то давно отстал от жизни, не смотря на молодой, вроде как, возраст. Милиция давно уже стала полицией, прессу читать надо. В цивилизованной стране живём. – ехидно ответил Кот.
– Зато, в отличие от некоторых, у меня всё ещё имеется личная жизнь, а кому-то даже и вылизывать нечего. – сказала Дрессировщица коз и гадко высунула язык.
– Ах, ты, дрянь! – заорал Кот – Сейчас ты у меня ляжешь тут рядом с Завхозом, вторым номером!
– Так, что за несанкционированный митинг тут организовался? – послышался голос Следователя, прибывшего в сопровождении следственной группы. – Какого чёрта вы тут всё уже затоптали?! Очистить место преступления!
Следователь был человеком довольно молодым и сообразительным. Он сразу предположил, что если убитый был Завхозом, то вряд ли, по счастливой случайности,  здесь окажется несчастный случай. Не та это должность, что бы просто падать с лестницы. Внимательно осмотрев труп, живописно распластавшийся на кафельной плитке, Следователь заметил странный след на затылке покойного. Собрав все ворсинки и пылинки с каждого квадратного сантиметра вокруг и, наделав с десяток цветных фотографий, включая обязательное селфи для Инстаграмма, Следователь распорядился упаковать тело Завхоза в стильный черный пластиковый мешок и отправить на дополнительное исследование, а сам решил осмотреться вокруг, что это за цирк такой и приглядеться к народу. Первым делом он отправился в кабинет Директора. Директор был человеком приятным во всех отношениях, с мягким голосом и хитрой улыбкой на лице. Собрав на лбу брови в стиле Пьеро, он долго и эмоционально сокрушался о жестокости жизни, так несправедливо забирающей лучших из лучших, то есть вышеупомянутого Завхоза.
– А скажите, господин Директор, может быть, у покойного были враги? – спросил Следователь, внимательно прищурившись.
– Вы хотите сказать, что это может быть не несчастный случай?! – округляя глаза от внезапного осознания себя, гипотетически, следующей жертвой неизвестного маньяка, ответил Директор. – Даже предположить не могу, кто способен на такое ужасное преступление! Милейший человек был, склад всегда полон, с поставками никаких проблем, все были довольны!
– А скажите, много ли у вас в цирке копытных животных? – неожиданно поинтересовался Следователь.
– Ну, да, конечно, кони, носороги, козы там… В общем, полно. – ответил Директор. – А, что такое?   
– Да я хотел бы снять отпечатки. – сказал Следователь.
В тот же день, по распоряжению Директора все обладатели копыт прошли дактилоскопию. Животные недовольно перешёптывались и с подозрением поглядывали друг на друга.
На следующее утро Следователь уже проводил допрос самого красивого и сексуального Коня на конюшне:
– Скажите, Конь, что вы можете рассказать о вашей ссоре с Завхозом, произошедшей буквально на днях, во время которой  вы, при свидетелях, грозились убить его?
– Да, я помню, что вспылил тогда, но у меня был серьёзный повод. Понимаете, я секс-символ, звезда, у меня тысячи поклонников по всему миру и я должен выглядеть безупречно. Сбалансированное питание, массажи, солярий – это всё для поддержания имиджа. И я, по своему статусу привык получать только самое лучшее. А господин Завхоз, хоть о покойных не говорят дурно, был человеком, как это сказать, совсем уж коммерциализированным. А в последнее время эти его качества усугубились. Ходили слухи, что он обвешивал в кормах, экономил на расходных материалах. Так вот, новые щётки, которыми меня расчёсывают, оказались просто неприлично жёсткими, будто бы меня не чистили, а снимали шкуру. Я был весь в царапинах. Ну, и конечно, я вспылил и высказал ему всё, что об этом думаю. Но, я, естественно, не имел ввиду убийство, конечно нет! – воскликнул Конь.
– А где вы находились в момент убийства? – спросил Следователь.
– Я… Я был в солярии… Да, точно, в солярии. – ответил Конь, заметно волнуясь.
– Значит, вы обязательно должны были пройти по той лестнице? – прищурился Следователь.
– Да… Да, я проходил, но я не встретил Завхоза, я это точно помню! – воскликнул Конь.
– А по данным экспертизы, на затылке убитого обнаружен след от удара вашего подкованного копыта! – Следователь смотрел прямо в глаза Коню, ожидая реакции.
– Но, этого не может быть! Как же так?! Это какое-то недоразумение! Я не убивал, клянусь! Я бы не смог! Меня кто-то подставил! Я клянусь! – закричал Конь, потея от волнения.
– Допустим. – серьёзно задумавшись, ответил Следователь.
Он был опытным детективом, раскрывшим не одно сложное и запутанное дело,  и понимал, что уж слишком много было улик на месте преступления, слишком уж всё очевидно.
– Допустим, я вам верю. Но как вы собираетесь доказать свою непричастность? – спросил Следователь. – Улики против вас, свидетелей нет.
– Я не знаю даже… Но я не виноват, правда! Вы знаете, не знаю, как это поможет, но я в солярии, признаюсь, ел морковный конфитюр. – смущенно сказал Конь.
– Конфитюр? Зачем? – спросил Следователь.
– Видите ли, я должен следить за своей фигурой, что бы быть в прекрасной форме, поэтому у меня сбалансированное питание. Но я обожаю морковный конфитюр и иногда, не часто, честное слово, достаю его, скажем так, нелегальным путём. И конечно, я же не могу его есть при всех, сразу донесут Директору, будет выговор! Вот я и взял его с собой в солярий, от лишних глаз. А там жарко, он слегка подтаял и я уронил немного на пол, когда ел. И так неловко, сначала не заметил и вляпался всеми ногами, потом всё налипло на это сладкое, пришлось мыться.
Следователь внимательно посмотрел на Коня. Действительно, на лестнице было полным-полно липких следов, как показала экспертиза, от варенья, а вот на голове убитого следов варенья не было.
– А через кого вы достаёте контрабанду? Кто поставщик? Завхоз? – спросил Следователь.
– Да, я подозреваю, что это Завхоз, но я брал через Обезьян. Напрямую я никогда не общался с Завхозом по этому поводу. А Обезьяны много всего достают такого, запрещённого. Я знаю, что и другие брали.
Следователь шёл в направлении вольера с Обезьянами и по дороге обдумывал услышанное. Вырисовывались вполне очевидные мотивы преступления. Необходимо во что бы то ни стало расколоть Обезьян с их подпольным бизнесом.
Обезьяны сидели большой компанией и играли в карты. Приближаясь, Следователь цепким взглядом уловил, как один из приматов спрятал под солому пачку сигарет.
– Кто здесь старший? У меня есть вопросы. – сказал Следователь.
К нему подошёл самый крупный из Обезьян.
– Я спрошу напрямую: расскажите мне о вашем совместном с Завхозом подпольном бизнесе по поставке запрещённых товаров. – Следователь смотрел прямо в глаза Обезьяну.
– Какой бизнес, товарищ Следователь, о чём вы говорите?! – Обезьян говорил с холодным взглядом и наглой ухмылкой. – Никаких совместных дел у нас с Завхозом не было. Мы животные, сидим в клетках, какая может быть контрабанда?!
– Может быть, обыскать ваш вольер? – с угрозой в голосе спросил Следователь.    
– А на основании чего? – Обезьян сжал губы. – Или вы считаете, что если мы животные, то вы, как власть можете творить беспредел?! Мы ведь можем натравить на вас зоозащитников!
Следователь, ничего не ответив, развернулся и пошёл прочь. Он чувствовал, что на правильном пути, но нужны доказательства. Ему нужно было с кем-то посоветоваться, понять здешний народ. Проходя мимо зимнего сада, он увидел огромную Черепаху, жующую салат.
– Не помешаю? – Следователь присел рядом. – Скажите, уважаемая, а вы давно в цирке, наверно всех и всё здесь знаете?
– Да, давно, давно, почти уже 128 лет. – ответила Черепаха, дожёвывая лист.
– А не знаете ли вы что-нибудь о запрещённых товарах? Может, видели, у кого что, может кто-то странно себя вёл, был в неадекватном состоянии? – спросил Следователь.
– Что в нашем мироздании может соответствовать адекватному либо неадекватному?.. Вся философия бытия доказывает нам, что любая мысль, зарождённая в потоке космических энергий Вселенной, преломляясь сквозь время и пространство, достигает нашего разума чистейшей квинтэссенцией света и мудрости, меняясь лишь в призме наших собственных тёмных миров…
Следователь смотрел на Черепаху, не моргая и, слегка открыв рот.   
– Я знаю, что Удав что-то употребляет. У него депрессия. – неожиданно сказала Черепаха и потянулась за дополнительной порцией салата.
– Благодарю вас, было приятно пообщаться. – попрощался Следователь.
Удав принимал тёплые ванны под лампой и был в отличном расположении духа. На прямой вопрос Следователя он очень растерялся, долго и интеллигентно разглядывал  песок перед собой, а потом, смущенно сказал:
 – Проспиртованные мыши.
– У Обезьян берёте?
– Да. – кивнул Удав.
– А как же вы потом выступаете? – поинтересовался Следователь.
– Нет, ну что вы! – воскликнул Удав. – К представлению я всегда трезв, я к работе отношусь очень ответственно. Просто бывает иногда тоска какая-то, хочется забыться… – и он многозначительно вздохнул.
Следователь решил отправиться к Директору и выяснить, не он ли, случайно, является главарём всего этого синдиката, осуществляющего беспрерывный трафик чёрного рынка.
По пути в административное крыло Следователь услышал, как его окликнули шёпотом. Он оглянулся, но никого не увидел. Смутное беспокойство охватило его. Всё-таки, странное какое-то место. Он не был в цирке уже лет тридцать и вот сейчас, когда он уже взрослый, сильный мужчина, не боящийся смотреть опасности в лицо, снова проснулись его детские страхи. Он до сих пор, как сейчас помнит тот день, когда он, ещё совсем маленький мальчишка в коротких штанишках, бегая после представления с воздушным шариком в руках, у одного из шатров, которые раскинул бродячий цирк, наткнулся на компанию довольно мрачных клоунов. Они курили, сидя на маленьких раскладных стульях, а на пеньке стояли три гранёных стакана. Он стоял перед ними и глупо улыбался своей искренней детской улыбкой. Один из клоунов, выпустив дым прямо ему в лицо, спросил: «Ты чего улыбаешься, мальчик? Разве ты не знаешь, что жизнь – дерьмо!» и лопнул его шарик горящей сигаретой. Да, он до сих пор помнит это ужасное, злое лицо с красным носом, оглушительный грохот лопнувшего шарика и свои мокрые штанишки. Странное всё-таки место… 
Тихий шёпот снова заставил Следователя оглянуться по сторонам. Присмотревшись, он заметил прячущегося за колонной Попугая. Видя, что Следователь собирается что-то спросить, Попугай приставил палец к клюву и затолкал Следователя в какую-то маленькую полутёмную комнатку.
– Я очень опасаюсь за свою жизнь! – воскликнул Попугай. – Я думаю, что за мной следят. Я слишком много знаю! Короче, всё началось с того, что многоуважаемый господин Лев случайно узнал, что не все здесь работают за еду. Он разболтал это на репетиции Тиграм, а там, по секрету всему свету дошло и до Слона. А Слон же у нас профсоюз, личность особенная, борец за права всех притеснённых. То салфетки не слишком мягкие в туалете, то глобальное потепление. Вечно выискивает в интернете всякую фигню, типа борьбы за равноправие сексуальных меньшинств среди животных или программы «Вегетарианство для всех». Между прочим, он на полном серьёзе агитирует всех здесь обратиться в веганство! И, конечно, как он мог пропустить такую новость! Начал проводить собрания, читать КЗОТ. Короче, этот толстокожий придурок загадил всем мозги, собрал вокруг себя безмозглое стадо и, написав петицию, отправился к Директору требовать оплаты труда в денежном эквиваленте. И главное – за ним все пошли: и Тигры, и Удав, который выступает раз в столетие и Собаки. Я говорю Собакам: «Собаки, ну, вы-то куда прётесь, ладно эти элитные травоеды, но вы-то мясо жрёте, а за номер будете получать копейки, вы же не Тигры, будете вечно занимать от зарплаты до зарплаты!». Нет, пошли. Короче, стали все получать зарплату деньгами и, естественно, выяснилось, что не у всех она одинаковая. Все равны, но некоторые равнее. И как-то я стал замечать, что у Обезьян начали появляться странные вещички – то мобильные телефоны, то бумажники. Они, конечно, всё прячут, но я-то всё вижу. А через некоторое время они стали предлагать народу разную запрещёнку: то инжир переспелый, то валериану в каплях. Ну, народ, конечно же, подсел! И вот как-то раз, у меня была простуда, и я не выступал, но смотрел представление, сидя на перекладинке над зрительным залом. И я увидел! Оказывается, что пока все с напряжением и волнением смотрят на выступление Гимнасток, а, кстати, Вы знаете, что Гимнастки – любовницы Директора? Так вот, пока все смотрят наверх, Обезьяны благополучно обчищают сумочки и карманы зрителей в зале. Одна тётка тут недавно даже устроила скандал, кричала, что у неё пропало золотое колье. Нашла в чём в цирк прийти! Правда, тогда это дело замяли. В общем, я рискнул проследить за Обезьянами и узнать, кому они сбывают краденое. Я, честно говоря, подозревал Завхоза. Тот ещё тип, жулик, одним словом. Однажды я с ним поругался, он хотел подсунуть мне вместо личинок соевую имитацию, думал, я совсем в еде не разбираюсь!  Честно, я бы и сам его грохнул, как-то даже попытался откусить ему палец, да он такой крик поднял, требовал, что бы меня на суп пустили, правда, я отделался штрафом. Так вот, я выяснил, что от Завхоза Обезьяны получают запрещённые товары, но расплачиваются деньгами и никаких других вещей ему не передают. Я хотел расследовать дальше, но они, по видимости, уже заподозрили меня и начали следить за моими передвижениями. А потом вдруг это убийство. Ну, в принципе, вот что я могу рассказать.
Попугай замолчал. Следователь молча обдумывал услышанное. Интересная картина вырисовывалась. Убитый Завхоз поставлял запрещённую продукцию Обезьянам. Обезьяны расплачивались с ним деньгами, полученными от сбыта краденых вещей, но сбыть их  самостоятельно они бы не смогли. Значит, в этой цепочке появляется кто-то третий. И возможно, этот третий и есть убийца. Под предлогом подозрения Попугая, в прошлогоднем, так и не раскрытом деле о мошенническом гадании на рынке, Следователь увёз его из цирка и поселил на конспиративной квартире по программе защиты свидетелей. Следователь понимал, что нужно искать золотое колье, оно выведет на продавца. Колье – не телефон, вещь заметная, где-нибудь, да всплывёт. Он разослал всех своих осведомителей по скупкам и ломбардам. Оставалось только ждать и надеяться на удачу. И удача не заставила себя долго ждать! Одним прекрасным утром, заходя в метро, Следователь взял бесплатную газету, чтобы  почитать в дороге, хотя, обычно так не поступал. Пролистав все городские новости, он остановился на разделе забавных историй. В одной из статей, журналист весело рассказывал про обезьянку из городского зоопарка, которая, будучи дамой привлекательной, с недавнего времени не выходит к зрителям иначе, как в красивом блестящем украшении. Вот оно! Следователь помчался в городской зоопарк и, уже в скором времени допрашивал Обезьянку в колье. Обезьянка оказалась особой довольно симпатичной и кокетливой, но колье отдавать отказалась, поведав Следователю историю о том, что получила его в подарок на день рождения от своего страстного поклонника – Обезьяна из цирка. Оформив изъятие по протоколу, Следователь отправился в цирк.
– Ну, что приматы, сами расскажете о своих делах или будем переезжать в другую клетку? – спросил Следователь, предъявляя улику.
Главарь банды Обезьян, поняв, что отпираться больше нет смысла, решил пойти на сотрудничество со следствием в обмен на амнистию для всей своей команды, ввиду того, что действовали по принуждению и по большой нужде.
– Гражданин начальник, - начал Обезьян. – так и запишите, что я сделал чистосердечное признание! Я украл это украшение на одном из представлений, но не ради наживы, а от большой любви! Как-то, в прошлом году, мы всей труппой были на фестивале, и там я повстречал Обезьянку такой красоты, что просто потерял голову! У неё уже было направление в городской зоопарк и, я надеялся, что мы когда-нибудь снова встретимся и, возможно, она даже выйдет за меня замуж. Так вот, недавно у неё был день рождения, и я решил сделать ей подарок. Я заказал по интернету, у нас есть один телефон на всех, букет из бананов и апельсинов, спрятал в него украшение и курьер всё доставил в зоопарк. Но, так как эта тётка подняла шум, Администратор, а он, как назло видел меня в этот день в зале, сопоставил факты и припёр меня к стенке. Этот гад пообещал, что всех нас заложит, если мы не будем сотрудничать. Он обрисовал схему, по которой мы будем изымать ценности у народа, а он будет всё это сбывать на воле. Обещал делить прибыль пополам. А у нас после этой реформы зарплаты не хватает, получаем один оклад на весь коллектив, так как работаем номера вместе. Раньше, хоть норма питания была, не важно, отработал ты или нет, а теперь этот хренов хозрасчёт, всё за деньги. Да и Завхоз этот тоже, барыга, закупает по одной цене, а нам продаёт уже с наценкой. Пришлось согласиться. Но Завхоза мы не убивали, клянусь, мы мокрухой не занимаемся, да и причины не было, в общем-то, не смотря на то, что он реально был сволочью. 
Вот оно – недостающее звено! Администратор! Администратор, который организовал в цирке воровскую банду и сбывал краденое, получая дополнительную прибыль. Знал ли об этом Завхоз? Скорее всего, узнал. А это уже серьёзный мотив для преступления.
Администратор оказался довольно молодым и энергичным, и создавал впечатление человека, вроде как, приличного, если не всматриваться при ярком освещении. У него было загорелое лицо, большой рот, улыбающийся всеми зубами сразу, дорогие часы и мягкая вкрадчивость, выдававшая в нём очевидные достоинства характера и стремление к духовному самосовершенствованию путём материального роста.
– Что привело вас ко мне, господин Следователь? – спросил Администратор, встречая Следователя на пороге своего кабинета.
– Неопровержимые улики и ордер на ваш арест. – ответил Следователь.
– Ордер на мой арест?! – воскликнул Администратор, всем своим видом показывая, искреннее удивление. – За что?! В чём же меня обвиняют?!
– В создании организованной преступной группы, занимающейся кражами материальных ценностей и денежных знаков у зрителей, а так же, в убийстве гражданина Завхоза. – ответил Следователь, располагаясь в кресле.
– Да это ж просто цирк какой-то! – рассмеялся Администратор. – ОПГ, кражи! Да и зачем мне было убивать Завхоза?! У вас очень бурная фантазия, товарищ Следователь, вам бы книжки писать!
– А я вам расскажу зачем. Когда тётка подняла скандал из-за кражи золотого украшения, вы замяли дело, выставив так, будто бы она сама потеряла своё украшение, но вы обязательно вернёте, если оно вдруг найдётся. Затем вы, путём шантажа и угроз заставили Обезьян работать на вас и обчищать ничего не подозревающих зрителей. Вы сбывали краденое и отдавали Обезьянам лишь небольшой процент. Кстати, скупщик уже арестован и дал показания. Так вот, всё было бы отлично, но каким-то образом о вашей деятельности узнал Завхоз. Он потребовал у вас долю в этом деле, но вы делиться не хотели.  Вам было легче убить его, чем расстаться с деньгами. Вы так жадны, что даже бронзовый, якобы сувенир, отлитый по слепку с отпечатка Коня, оплатили в мастерской не наличными, а за счёт цирка!
Проходя мимо репетиционного манежа, Следователь на мгновение задержался, восхищённо глядя на ловкость и силу акробатов, отрабатывавших па-де-труа. А во дворе цирка, под жарким июльским солнцем, расстелив газету на мягкой зелёной траве, Кот, Клоун и Енот ели креветки, запивая хмельным пенным напитком.  И всё-таки, странное какое-то место…          
28 Эх, пока ночь, лети
Сергей Церинг
Ты пройдешь по росе перед сном,
Ты уснешь, ай увидишь город -
Город, крытый серебром…
Эх, кабы серебро то пальцем тронуть…

Ты летишь, а над городом
Лунный свет с неба льется.
Город, крытый золотом…
Эх, не коснись рукой, а то проснешься…

Ты одна среди звезд и огня,
Скачешь вверх по дороге лунной.
Слышишь, осади коня,
Эх, не гони ты, ночь, так безумно!…

Александр Литвинов (Веня Д’ркин)


- Здравствуйте, Харитон Эребович.
- Привет и тебе, королева, – голос позвучал глухо и хрипло. Впрочем, как всегда, когда он удостаивал её ответом
Это был неопрятный старик, завёрнутый в какие-то невообразимые красно-коричневые тряпки. Длинные спутаные сивые волосы, казалось, не ведали не то что расчёски, но даже пятерни. Не лучше выглядела и серая борода, спускающаяся на грудь, вся в пятнах и каких-то подпалинах, с длинными жёлто-зелёными потёками от уголков рта. Но под длинными кустистыми бровями таилось нечто, ради чего она приходила сюда всякий раз, когда замечала, что старик снова сидит на берегу их тёмной реки, тщетно забрасывая   удочку в тягучие непрозрачные воды. Глаза! Яркие голубые глаза! И пусть, виделось, что в глубине их горит безумство, но они были единственным, что таило в себе полноту жизни в этом сумрачном мире. Они были единственным ярким пятном, заключившим в себе краски и пламя, в этом мире, где не бывает видно ни луны, ни звёзд, ни солнца, где единственный цвет бурый, где даже в свете очага иль свечи ничто не отбрасывает тени!
Он бросил на неё быстрый взгляд, но мгновения этого хватило, чтоб её словно пронзила молния, тело покрылось мурашками, а в груди, напротив, стало жарко, что-то сжалось в животе…
Решилась:
- А покатайте меня, Харитон Эребович.
Для неё молчание тянулось бесконечно. Бешено билось сердце. Ведь с того мига, как она догадалась кто он, все её мысли были обращены к этой просьбе, к этому шансу, и на кону стояла вечность.
Старик пошамкал губами, не спеша смотал удочку, спрятал её в утлую свою лодчонку, а взамен вытащил каменную чашу, покрытую резьбой и тончайшим орнаментом. Зашёл по щиколотку в реку, зачерпнул воды, стал жадно пить. Струйки стекали по бороде, и тёмные пятна оставались на его хламиде. Утолив жажду, он утёр рукою рот, мгновенье помедлил, вновь наполнил чашу и протянул её женщине. Та испуганно помотала головой и сделала шаг назад, храня память. Старик пожал плечами, выплеснул воду и хрипло спросил:
- Чем заплатишь?
Вопросившая, замешкавшись на миг, была готова крикнуть, что отдаст что угодно, за эту возможность, но лодочник опередил её:
- Расскажешь историю.
- Какую?!
- Главную.
Он вытянул из лодки длинный шест и столкнул её в реку. Потом протянул женщине руку, помогая переступить через борт.
- Ужели вам не хватает историй? – спросила она, усевшись на носу и испуганно дёрнувшись, когда челнок накренился и чуть не зачерпнул воды.
- Раньше хватало. Многие болтали, то хвалились, то плакали. Кто и жизнь пересказывал, чуть не целиком свою. Но так это раньше было, пока я служил. А потом на том берегу люди жадные вовсе стали, родичам своим плату с собой давать перестали, службу мою и упразднили. Так что уж потешь старика.
Женщина долго собиралась с мыслями, вспоминая минувшую жизнь. С чего же началась главная история?
- Началось всё, наверное, с ссоры. Не моей. Наташа что-то не поделила с Дарьей, хотя обычно они были… Обе сплетницы, каких поискать… А тут они так кричали друг на дружку, что в спальне было слышно, хотя до кухни через весь этаж… И меня поразило, когда поняла, что чувствую зависть. Да-да, зависть к своей горничной и кухарке, которые орали друг на друга. Зависть к их страсти, к накалу, к жизни! Так ярко встало передо мной собственное существование. Родительский дом, усадьба на лето, гувернантки. Потом революция… Но жизнь опять подложила соломку. Родители лишились всего, а я в девятнадцать вышла замуж за успешного инженера и снова поселилась в особняке. Я жила, словно аквариумная рыбка. Редкая, диковинная. Которую не забудут покормить, и чей аквариум украсят безделушками из дальних стран. Уберегут от хищников и рыбаков, и воду подогреют до… Но разве это можно назвать жизнью?!
Я разрыдалась от жалости к себе, оттого что моя молодость, красота… От своей зависти к Наташе, которая загоралась восторгом от простеньких подарков…Которая имела страсть, любила, горела, страдала, радовалась - жила… К полудню я решилась… Решила покончить со всем этим.
Я знала одного фармацевта по фамилии Азел. Ампелий Зосимович. Случалось у него зелья брали… Чтоб не так мучиться, как со стрихнина…
Я пошла немного пройтись… По любимым улочкам. Мне казалось, будто я гляжу с собственной похоронной процессии, словно сама несу своё тело, сама оплакиваю безвременно ушедшую. В этом, так подходящем случаю, чёрном пальто… Как глупо сейчас звучит… Я даже купила себе букетик мимоз у какой-то старушки, что жалась к ступеням храмовых руин, будто те смогут защитить и подарить ей новую жизнь…
Мне казалось, что я плыву по бурной реке. Повсюду куда-то спешили люди, а я… Тут словно что-то позвало или окликнуло меня. Я обернулась и увидела его. Он тоже выглядел одинокой лодкой посреди бушующего потока, но не борющейся и не уносимой им. Было между нами какое-то родство. Но ведь глупо прощаться с жизнью за компанию… Или наоборот? Сейчас уже и не знаю, да и само представление о жизни и смерти сильно изменилось с той поры… Но тогда мне показалось, что этот человек отвлечёт меня от того важного, что я назначила себе на вечер.
Я споро свернула в ближайший переулок. Но не успела пройти и сотни шагов, как увидела, что незнакомец идёт рядом по соседнему тротуару. Я спросила его – нравятся ли ему мои цветы. А он, представьте себе, сказал, что нет. Это было так непохоже на то, как ведут себя желающие понравиться и завести знакомство. Я опешила сперва, но потом решила, что это один из тех, что вообще не любит жизни, ничего живого и мечтает закатать в асфальт весь мир и застроить всё дымящими заводами…
- Вы вообще не любите цветов? - спросила его, готовя на языке гневную отповедь. А он мне ответил, что любит, только не такие, а розы. И столько было в его голосе тоски и одиночества, столько боли, что мне показалось – вот он, стократно более несчастный. И тут же вся решимость моя покончить с собою была смыта волной великой жалости, принесшей с собою нежность и весь нерастраченный жар сердца. Мне показалось, что это и есть та любовь и тот смысл, коих искала я в жизни и по которым рыдала над сборниками стихов. Я вышвырнула свои цветы, а он так трепетно подобрал их… Словно берёг живое существо. И меня, вот уж смех, охватила страсть. И я ревновала даже к этим невзрачным цветкам. Я вынула их из его руки и бросила на мостовую, а сама прижалась к нему, боясь отпустить из жизни своей это новое для меня, но полное Бытием.
Он был интересным человеком. Начитанным. Образованным. Знающим несколько языков. Увлечённым. Горящим. Он писал книгу. Но не обычное бульварное чтиво, не простенькие приключеньица, и не пустопорожнее философствование… Казалось, он выворачивается на изнанку, выливает на страницы самого себя, свою жизнь. И эта его страсть стала питать и меня. Вдобавок в жизни моей появилась тайна. А это… Это важно для женщины как… Может, как беременность, я не знаю, чтоб сравнить. Но главное – я жила. Я наконец-то жила!
Понемногу он всё дальше уходил в свою книгу. Он сгорал. Становился безумен. Он уже понемногу терял ощущение различия между вымыслами своими и реальностью. Ничто его не волновало уже так сильно, как судьба его книги. Он сгорал. Но я готова была сгореть вместе с ним, ибо без него жизнь опять потеряла бы всякий смысл.
И вдруг случилось, что судьба развела нас. Мне показалось, что жизнь снова потеряла малейшую значимость. Сперва меня ещё питала надежда отыскать его и моя в том борьба со всем окружением. Потом осталась только тоска. Тоска по минувшему мгновению полноты и насыщенности.
Затем жизнь сделала и вовсе неожиданный поворот. Я встретила действительную любовь, истинную глубочайшую. Я встретила Его, но не смогла это понять и разглядеть, ибо глядела лишь назад и мечтала вернуть прошедшее. Как часто мы совершаем эту ошибку. Но ведь даже сейчас, хоть я уже и назвала это ошибкой, я живу воспоминаниями. Мне снятся Его глаза… Чёрный, в котором тонешь, как в безбрежности космоса, в коем, кажется, сокрыты тайны далёких галактик. Зелёный, в коем чудится заключённая сила оживлять мёртвые планеты. И так удивительно сочетаются они в одном существе… Высокий лоб мудреца. Именно мудрость, а не копилка чужих знаний… И эта расслабленность совершенной силы, когда засаленный халат выглядит царским убранством; когда больная коленка или гримаса от прикосновения жгучего бальзама не умаляют её, но подчёркивают. Ну почему я не увидела, не разглядела этого тогда!? Я бы отдала своё желание на то, чтоб поменяться с этой зеленоглазой чертовкой и самой черпать руками огненное варево…
Вместо этого нам выдали покой… Мой… Да, я вернула своего возлюбленного, но возврат полноты чувств был только иллюзией. Мой… Он уж сколько лет, а может уже веков, ходит в этой шапочке с буквой «М» - словно это подписано для меня – «Мой». Нас заточили в этот мир. Ну, нет, не насильно, мы сами искали покоя, и я ушла сюда добровольно, но мне кажется, что меня обманули, или я обманулась сама…
Дом… Сад… Сад, который вечно цветёт, но никогда не плодоносит. Дом в котором не играют дети. И мой… Чаще разговаривает сам с собой, повторяя сказанное однажды. Он даже не читает книг! Дом заставлен ими, но мой не хочет меняться, не хочет учиться и творить новое. Он хочет …учить… Призывает в дом призраков и повторяет изо дня в день одно и тоже.
А как прекрасно всё звучало в устах истинного мастера: музыка, книги, реторты…
Женщина замолчала. Она ждала. Не ошиблась ли она? Быть может, в древние манускрипты закралась ошибка? Или сама она допустила её, изучая мёртвые языки? Но нет. Она же видела, как утлая лодочка сперва превратилась в драккар и окуталась призрачным огнём.
Сменяли друг-друга погребальные суда.
Нет, не погребальные…
Те, что переправляли души через предел живых и мёртвых.
И образы паромщиков сменялись чередой.
Вот драккар вытянулся в длинный челнок, обшитый кожей, а старик обратился в одноглазого Дохооло Агэ.
Вот сменилась кожа тростником, и голова перевозчика повернулась за спину…
Куль-Отыр в чёрной шубе, Ур-Шанаби…
Она рассчитала правильно.
Скоро…
Обратился перевозчик девочкой Туони невеличкой.
Столкнула в реку её Маргарита. Схватила шест. Толкнулась сильно, к стороне иной правя. Ткнулся в берег паром. Не коснуться вод в реке, чтоб не забыть! Прыгнула на землю женщина, да подвела мокрая глина - скользнули ноги в воду. Хватаясь за травы пожухлые вылезла вон. Одежды скинула споро. Нагая бегом бросилась. Не забыть! Запомнить, к чему это бегство!
Бежит. Немеют ноги водою речной окроплённые. Поднимается по телу забвения туман. Успеть! Вот уже близко тонкая преграда жизни. Ликование охватило всё существо её. Словно мыльный пузырь впереди великий размером. Проскочила внутрь. И пришло чувство полноты и цельности, и истинного покоя, свободного от тоски, и охватило беспамятство. И приняло её что-то и растворило в себе.
И свернулась река кольцом, и поднялась спиралью, и обернулась украшением на руке великого Хонсу Илу - владыке времени. И глядели ей вослед глаза его: один чёрный, хранящий тайны далёких галактик, другой зелёный, чья сила способна оживлять планеты.
И прозвучали слова напутствия:
- Не бойся, девочка. Ступай в мир. Память сердца не смоет Лета. Иди. Я буду ждать тебя.
29 Свободен, когда нет греха
Владимир Цвиркун
Филат Матвеев пришёл в церковь с определённой целью. Её он вынашивал, как беременная самка, несколько месяцев. Свой грех он не открыл никому: ни жене, ни родным, ни близким, ни друзьям. Знал, и очень хорошо знал, что у кого-то, но язык длинный. Он помнил одну притчу, которую когда-то рассказал ему дед.

Филат многое помнил из рассказов деда, но этот в данной ситуации особенно.   "Жил в деревне удачливый охотник. Всегда он возвращался домой с добычей. А вот однажды пришёл ни с чем, да вдобавок с опечаленным лицом. Жена долго донимала его расспросами. Он отмалчивался. Наконец, не выдержав и взяв с жены твёрдое слово никому не говорить, он рассказал, что на охоте нечаянно убил друга. Жена маялась с этой тайной, маялась и, словно выкидышем, поведала тайну родной сестре, взяв с неё  слово молчать. Забеременевшая такой вестью, зародыш долго не продержала, а поделилась тайной со своей лучшей подругой. На третий день возле дома охотника собрались все жители села. Они требовали сказать, какого друга он убил и где похоронил. Охотник, с грустью и укором посмотрев на жену, повёл односельчан за село. Там быстро раскопали свежую могилу – в ней лежал любимый пёс удачливого охотника."

Филату очень хотелось поговорить и излить душу такому человеку, чтобы и посоветовал, и остудил пар, и направил его мысли  и дела по нужному руслу. Выбор, наконец, пал просто на священника...

Он мял в руке кепку, кидал взгляд то на прихожан, то на батюшку, который читал молитву красивым голосом. А когда пел, его  бархатный баритон просто завораживал. Однако внешняя красота не подкупила Филата. К тому же он был, как в народе говорят, "стриженный". Постояв ещё немного в раздумье, он  всё-таки осторожно вышел из храма, не забыв на улице трижды перекреститься и поклониться. "Что ж, лиха беда начало", –  подумал он.
Поговорив на базаре в праздничный день с некоторыми верующими, он пришёл к убеждению: надо ехать в церковь святых апостолов Глеба и Бориса, что находится, хотя и в соседнем районе, но до неё ехать всего пару часов автомобилем.

По совету верующих, если идёшь к батюшке на исповедь, то надо обязательно перед этим попоститься, помолиться в церкви и дома. Филат так и поступил: несколько дней вел уединённый образ жизни, ел только постную пищу, да и вредные привычки отодвинул подальше в сторону. Пробовал молиться, но, к своему стыду, не знал ни одной молитвы. Купил книгу и постепенно стал разбираться в новом для себя деле: степенном послушании...

Войдя в казачью церковь, а приехал Филат в казачью станицу, он сразу встретился взглядом с батюшкой. Между ними моментально возникла та тропинка доверия, по которой всю жизнь можно ходить без опаски и с которой никогда не свернёшь. Ждал он долго: пока прошла утреня, пока священник исповедал других. Наконец, настал и его черед.

–  Что привело тебя, чадо, к воротам божьим? Назовись.
–  Филатом был крещёный. Не знаю с чего и начать.
– А ты просто изложи, что у тебя на уме не так. Не волнуйся. Здесь суд божий. Здесь прокурор и судья – твоя совесть. Как сам оценишь свои дела, так Бог их и примет.

–  Три года тому назад был  в лесу. Взял и ружьё по привычке, но больше я по плотницкой части, конечно. Долго ходил, изучая следы, пока не набрёл на поляну. А на ней – олениха с маленьким телёнком. Так было радостно смотреть на них. А малец ещё всё время хвостиком, как кисточкой, значит, туда-сюда, выказывая своё удовольствие жизнью. Я прямо залюбовался такой картиной. Стою не жив  - не мёртв. И тут вдруг выстрел. Малец, как подкошенный, упал на землю, а самка, значит, сиганула в чащу. Смотрю, подошёл человек с ружьём и пнул, значит, мальца убиенного ногой. Мол, готов или нет. И такое зло во мне вскипело, значит, за убитого мальца, что я, не помня себя, подбежал к горе-охотнику и, ничего не говоря, звезданул его кулаком. Он упал на дерево, а там – сук, значит. В общем, замертво. Я задом, задом и – домой. Потом по разговорам и слухам до меня дошло, что милиция уже дала заключение о несчастном происшествии, значит, не на охоте, а, дескать, браконьерство это было. Ну и я промолчал, значит, вот и пришёл с этим. Гложет меня эта история. Человек всё-таки был.

– Да, колотуха у тебя отменная, – посмотрев на  руки Филата, сказал священник.
– Таков уродился, значит.
– Я тебя не хвалю и не ругаю. Ты, конечно, поступил по первому сигналу своей души. Правильно, что осознаешь свой грех сам, правильно, что, наконец, пришёл в церковь исповедоваться, правильно, что не спрятался за ошибку милиционеров. Бог услышит и тебя рассудит. Грех же надо обязательно искупать любовью к ближним и добрыми делами, поступками.
– Что же мне делать?
– Душа и сердце подскажут тебе путь к искуплению. Ты не торопись. Если в тебе зародилось зерно покаяния, дай ему прорости и набрать силу. Молитва поможет тебе укрепиться в твоём деле. Молись, проси и твори благо! Иди с Богом.
Весь вспотевший, хоть выжимай, Филат вышел из церкви и трижды перекрестился. После исповеди он будто тонну груза сбросил с плеч. Стало легко во всём теле, а, главное, спокойно на душе.

Летели дни и недели. Думка о добром деле не покидала его. Однажды забрёл Филат на старый речной пирс. Там, прижавшись к берегу, будто сироты, стояли большие и малые суда, баржи, лодки на любой вкус – списанные речные трудяги. Филат присел на крутой берег и стал наблюдать. Вначале его взгляд остановился у своих ног, где дотошные муравьи сновали в разные стороны: "Вот трудяги! Весь световой день, не зная устали, в работе", – подумал он. Потом выдернул стерженёк травинки и прикусил его зубами.

Вдруг его взгляд выхватил на противоположном берегу ребят, идущих из пионерского лагеря купаться. Дальше Филат полюбовался безупречной гладью речной воды, которая около берега накатывала  лёгкой волной, и откуда, преломляясь, ему подмигивали блики солнечных зайчиков, берегами, поросшими разнолесьем, и задумчиво произнёс: "Здорово здесь!"

На следующий день, перед обедом, приехала дочка из соседнего городка и прямо с порога выпалила:
– Какая у нас красота на реке, жаль, что прогулочного катера нет.

Филат, подносящий в это время ложку с окрошкой ко рту, будто ужаленный вскочил с места. Его сердце пронзила невидимая стрела. Мысль, высказанная дочерью, была божьим посланием Филату. Он выскочил во двор, распростёр свои могучие ручища  вверх и произнёс: "Боже, спасибо тебе! Боже, я всё понял!"

Теперь трудяги-муравьи, строй ребят, суда, стоящие на речном кладбище, слились в одну очень важную для него мысль, идею: построить для ребят прогулочный катер и катать детей бесплатно по широкой глади родной реки.

Бывший моряк быстро договорился с начальством о выкупе списанного судна. Когда-то он служил в речной флотилии механиком и знал наперёд, как и что ему делать дальше.

Не говоря никому об истинных своих намерениях, Филат всю зиму ремонтировал двигатель и ходовую часть. Когда потеплело, взялся обустраивать корпус. К майским праздникам его белоснежный корабль готов был к спуску на воду. Назвал он своё детище "Радость", а по бортам крупными буквами написал: "Для детей и влюблённых". Перед первым рейсом Филат съездил в казачью станицу в церковь и попросил того батюшку, у которого исповедовался, освятить судно и благословить на благие дела.

 После освящения святой отец подошёл к Филату, перекрестил его трижды и произнёс: "Хорошо, когда человек свободен в своих делах и помыслах, а истинно он свободен тогда, когда в нём нет греха".
30 Маленький садовник
Владимир Цвиркун
Его отец, уже в каком поколении, служил у графа садовником. Он знал на память  сколько под его опекой растёт деревьев, кустарников и цветов. Сын часто помогал ему в делах, за что окружающие  называли его  маленький садовник.

Мальчуган во время работы часто видел дочку хозяина, выходившей почти каждый день со служанкой на зелёную поляну покачаться на качелях, поиграть с недавно народившимися щенятами. Ему очень хотелось оказаться с ней рядом. Когда он глядел на эту идиллию, то застывал на месте, держа в руках метлу. Но его отец, однажды заметив эту сценку, строго-настрого приказал не приближаться к графской дочке.

Однажды он увидел в саду большое веселье: отмечали день рождение единственной наследницы. Её ровесники и взрослые гости надарили ей много разных подарков. Маленькому садовнику тоже захотелось подарить что-нибудь счастливой девочке. Но, перебрав в памяти всё, что имелось у него лично, ничего подходящего для такого случая не припомнил.

На следующий день после праздника она на несколько минут осталась одна на поляне. Увидев это, маленький садовник, стесняясь, приблизился к юной графине. Краснея, сказал:
 
– А меня зовут  Матвей. Я – сын садовника.
– Знаю. Я много раз видела тебя в саду.
– Правда?
– Да. Я часто гляжу в окно и всё вижу.
– А что вы делаете? – уже смелее спросил Матвей.
– Вот перебираю фантики от конфет в коробочках для сладостей.
– А какие конфеты в них бывают?
– А ты не знаешь? Что, правда ни разу не видел? О-о-о! Они очень красивые, шоколадные, такие вкусные-превкусные.
    – Анастасия, вас просят зайти в дом. Вас желает видеть ваша маман, - вдруг раздалось с парадного крыльца.

– Иду, – громко сказала она в ответ, – хочешь, я подарю тебе коробку? Будешь собирать в неё фантики.

– Я не знаю. Давайте, если это можно.

– Бери, бери, не стесняйся. У меня их много.

Матвей взял первый в жизни подарок от девочки и прижал его к груди. Внимательно посмотрев, как убегает Анастасия, тоже помчался в свой дом, только по ту сторону высокой железной ограды.

Уединившись, внимательно рассмотрел красочно оформленную коробку. С затаённым ожиданием Матвей открыл крышку. А вдруг там... Но там кроме пустых ячеек маленький садовник ничего не обнаружил.

Пришла пора разноцветной осени. Забот в саду заметно поприбавилось. Жёлтые маленькие и большие листья кружились в воздухе последним танцем. Матвей помогал отцу наводить порядок в усадьбе. Когда подошла очередь собирать листья из-под каштанов, то он обнаружил около толстого ствола тёмно-коричневые плоды пышного красавца. Они внешне очень были похожи на конфеты, что когда-то лежали в подаренной ему пустой коробке. Но об этом Матвей знать не мог. Блестящие каштаны очень приглянулись ему, и он, после небольшого раздумья, набил ими пустые карманы. Придя домой,  выложил их в укромное местечко.

Наступило великое Рождество. Это время, когда люди дарят друг другу подарки.
Выбрав мгновение, когда Анастасия осталась одна в зимнем саду, он подбежал к ней и протянул коробку. Улыбаясь, она тут же открыла крышку и не поверила своим глазам:
 
– Ты что даришь мне в Рождество конфеты? Мерси, мон ами (благодарю, дружок).
– Если б мог – подарил, но это всё, что я могу себе позволить.
– Разве это не конфеты?
– Смотрите внимательней.

Она потрогала их пальчиком. Потом вдруг неожиданно громко и радостно засмеялась, так что слёзы брызнули из её детских глаз.

– А ты молодец, Матвей. Спасибо. Я сейчас быстро вернусь, обожди меня.

 Через минуту Анастасия снова стояла в саду. Она протянула ему коробку. Он открыл её и увидел там настоящие конфеты. Глаза его округлились и  как-то по-особенному посмотрели на графиню. Она, заметив это, повернулась и побежала. На полпути повернулась и кокетливо произнесла:

– Жду новых твоих сюрпризов, фантазёр.
31 Путь
Ирина Никулова
« Вот и еще один год позади. Милая, время не лечит. Пять лет  без вас. Не живу. Жду… Время - это мука, это испытание, которое дано нам Всевышним. Нужно его как-то прожить, как-то просуществовать, выпить полную чашу этой горькой участи и только когда на дне останется последняя капля, придет оно - отпущение. Я в это верю, да я только в это и верю … Можно закончить все одним махом , но тогда я не увижу вас - тебя, Тимура, Свету. И тогда я никогда не узнаю ,почему вы, за что это мне ? Я пройду до конца, я буду ждать, я буду корчиться от боли, но сам не уйду. Не забирает, чего-то ждет?  Ну что , жду и я…  Он должен мне ответить. Мы обязательно встретимся ».

Баходир закрыл блокнот и спрятал его во внутренний карман форменной куртки с ярко-желтой надписью  «Долина счастья. Ресторан-клуб».  Почти каждый день он писал письма своей семье и каждую ночь мечтал увидеть их. Количество блокнотов росло, а сон приходил  всегда один и тот же, в нем он стоял на коленях над безжизненными  телами жены, сына и дочки...
 
Этот день он помнил до мельчайших подробностей. Утром жена, как обычно, поцеловала его в  щеку , положила сверточек с бутербродами в спортивную сумку, поверх отглаженной белоснежной формы . Баходир заглянул  в детскую- сын и дочь крепко спали.  « Ир, ну жду вас в три. Из больницы сразу на пироги и коньяк. Юбилей у тестя- это серьезно. Не забудьте подарок и чтоб без опозданий. Я полетел».

До районной больницы езды двадцать минут. Пробок нет, да и не может их быть в районном центре , где и живут всего  десять тысяч человек.

 С Ирой он познакомился на первом курсе медицинского. Долго не решался подойти. Да и захочет ли первая красавица курса общаться с простым парнем - таджиком…
Свадьбу сыграли на третьем курсе, хотя вся родня парня была  против, но со временем смирились и гордились и своим сыном- хирургом и снохой- детским доктором. После ординатуры молодая семья переехала в маленький поселок , от куда родом была Ира и зажили счастливо. Сначала родился Тимур, а через пять лет и красавица дочка Светочка.

В приемном покое народу было не много. Три плановых операции , а потом на праздник к родителям жены.

В три часа жены с детьми еще не было – « Ну конечно опаздывают. Интересно, что на этот раз – кота соседского снимали с липы или  досматривали любимый мультик? Телефон наверное тоже где-то потеряли, Ира трубку не берет. Подожду, да уж, поздравил первым тестя.»

В половине четвертого во дворе больницы раздался крик.
- Баходир Шухратович, Баходир Шухратович…автобус, беда!

Он стоял на коленях и непроизвольно опускал и поднимал сложенные ладони. Поворачивал голову в поисках дочери и сына… не находил и опять качал и качал… Любого, кто подходил к обезумевшему мужчине, он отталкивал и твердил только одно - « спасу, спасу».
В перевернувшемся автобусе ехали пятнадцать человек. Пострадал водитель и погибли трое- молодая женщина  с сыном и дочерью.  Остальные отделались легкими ушибами и ссадинами.

После похорон, Баходир собрал сумку, взял документы и ушел , ушел в никуда. После похорон, Баходир замолчал. Он просто не мог больше разговаривать. Все слышал, но не мог вымолвить ни слова.


Прошло пять лет его новой жизни. Только жизни ли?  Мужчина не задерживался подолгу нигде, нигде не хватало воздуха . Метался, переходил с места на место, но боль шла за ним преданной тенью. Работал грузчиком в Саратове, подметал дворы в Туле, мыл машины  в Рязани и вот теперь трудился разнорабочим в модном и дорогом клубе подмосковья.

- Эй,ты, узбек, ты тут не светись давай.  Видишь, люди отдыхают. Так что давай вали , - охранник именинника обходил территорию и давал указания всем лишним свидетелям  этого праздника денег и успеха. Баходир отошел в сторону ,но  продолжил подрезать ветки кустарника, аккуратно работая острыми садовыми ножницами.
Богатые столы были накрыты прям на поляне. Официанты в форменной одежде,ловко лавировали между столами, разнося дорогие напитки.  Гости продолжали подъезжать ко входу в клуб в дорогих блестящих машинах – праздник роскоши и царей начинался.

Вдруг к ногам Баходира подкатился мячик.
 - Дядя, Вы не могли бы мне подать мяч? Я не смогу через забор перелезть,- мальчишка лет семи , с огромные голубыми глаза, протянул руку. Баходир кивнул головой и подал мяч . Охранники уже бежали к забору. Сын именинника всегда был под пристальным вниманием охраны отца.

Через несколько минут, оркестр  прекратил играть , послышались крики.
 « О , боже, он  умрет, сделайте хоть что-нибудь» - громко кричала молодая женщина, мама мальчика. Отец пытался сделать искусственное дыхание сыну. Малыш подавился виноградной косточкой... Баходир, так и не выпуская из рук садовые ножницы, перепрыгнул через забор и через секунду был возле толпы испуганных людей. В суматохе охрана пыталась остановить садовника. Но какая-то львиная сила ожила в мужчине,ни одна преграда не могла помешать  Баходиру. Растолкав всех,он наклонился  над уже не дышащим парнем. «Отойти всем!»

« Держимся парень, держимся… Голубые глаза. Не закрывать. Десять секунд… Тоненькая шейка ребенка… Адамово яблоко, палец вниз, мягкая выпуклость, перстневидный хрящ… тут между ними выемка… да. Пятнадцать секунд… Ножницы, острый кончик , разрез не больше двух см, вот так… Мембрана, кровь не страшно… еще надрез… держимся парень… Ручка? нет, трубочка коктейльная (кто-то уронил), внутрь … Дыши, дыши сынок!!! Шестьдесят секунд… » 

Послышался хрип, щеки парнишки стали розоветь.

Вокруг мужчины и ребенка стояли в  мертвой тишине взрослые и сильные мира сего, оглушенные увиденным . Голубые испуганные глаза мальчика впились в мужчину, как будто боялись оторваться от спасительного круга , удерживающего тело от падения в пропасть.
 « Только спокойно,  я рядом,  ты не шевелись. Все будет хорошо»- как будто не было этих пяти лет молчания, Баходир тихо разговаривал со спасенным мальчиком до приезда кареты скорой помощи.

На следующий день отец мальчика приехал в клуб. Но найти мужчину, который накануне спас его сына, не смог. По словам персонала, Баходир  собрал вещи и ушел утром, взяв расчет и оставив ключи от подсобки, где ночевал последние три месяца…

По обочине магистрали шел мужчина с маленьким рюкзаком за спиной. Мужчина улыбался , подставляя лицо солнечным лучам . Впереди у него  длинная дорога, дорога к жизни.
32 Свобода
Ирина Никулова
1896 год, Лос -Анджелес, кладбище «Южный мемориал», тенистая аллея.

Немногочисленная группа людей молча стояла у могилы, в которую только что опустили гроб с телом известного литератора и почётного жителя города Николаса Бейни. Три дня тому назад, в солнечный майский день, он покончил со своей счастливой и беззаботной жизнью, прыгнув с крыши самого высокого здания. По обыкновению, самоубийц не хоронили на территории кладбища, но для Николаса было сделано исключение.

Неподалёку, в тенечке раскидистой ивы, стояла стройная девушка в чёрном одеянии. Лицо её закрывала вуаль, через которую просматривалась аристократичная бледность красивого лица, а на плечах вольготно покоилось боа из белоснежных лебединых перьев. Одной рукой красавица украдкой смахивала слезу батистовым платочком, а другой теребила конец боа, чем-то напоминавшего длинную белую змею. Во всём её облике было нечто загадочное, волнующее, что неизменно притягивало взгляды мужчин.

«Бедный, бедный мой Николя…как же так…ведь мы были так счастливы…» – произнесла последние слова вдова, прощаясь с усопшим, после чего процессия тихо двинулась к западным вратам кладбища. Прежде чем с лопат могильщиков полетели комья земли, на крышку последнего пристанища Николаса Бейни медленно опустилось и аккуратно легло невесомое перышко.

2015 год, Лос-Анджелес, отель «Аквалина», 52 этаж

Николай Рождественский стоял у огромного окна и смотрел на город.
Он давно влюбился в этот город, и знал, что скоро по-настоящему станет частью его. Осталось всего лишь сделать последние распоряжения своему адвокату мистеру Стивенсу, и маленькая, уютная вилла на берегу океана будет собственностью известного и успешного писателя Николая Николаевича Рождественского тридцати пяти лет от роду.

Он присмотрел этот дом давно, ещё в самый первый приезд в Америку, и купить его стало навязчивой мечтой литератора. Мысленно он даже дал название своей вилле – «Жемчужина», во-первых, потому что она действительно была прелестна, а, во-вторых, неподалёку располагалась огромная «жемчужина» Майкла Джексона. Рождественский прекрасно понимал, что такое соседство могло бы придать его статусу ещё больше успешности и избранности.

*****
В далеком 1980 году, беззащитного мальца, только что рожденного и завернутого в старое стеганое одеяльце, нашел, сметая снег со ступенек роддома, дворник Николашка. Дело было на Рождество, и поэтому мальчику дали фамилию Рождественский, имя – в честь святого Николая, а отчеством наградили по имени спасителя. Так на планете появился новый человек – Рождественский Николай Николаевич.

Из раннего детства он почти ничего не помнил, кроме как ненавистного вкуса манной каши с комочками и пряного запаха нянечки Зои, которая при виде тщедушного мальчугана вечно пыталась угостить его лишней конфеткой или печеньем.

В первый класс он пошел, уже будучи малоперспективным на усыновление, и по-взрослому смирившийся со своим статусом «ничей». Но, тем не менее, в этом мальчишке жила какая-то странная сила, которая удивляла и учителей, и воспитателей: ещё совсем маленьким он мог часами рассматривать картинки в книжках, а когда научился читать, не отрывался от страниц даже по ночам. Читал он много, запоем. У него была феноменальная память, но совершенно не было друзей. Да они ему и не были нужны, потому что не могли дать то, что давали книги.

В тринадцать лет он написал свой первый рассказ, и, никому не показывая, спрятал под матрас. В эту же ночь он впервые увидел ЕЁ. Она пришла во сне, окутанная мягким сиянием, молодая и красивая женщина, искренне и нежно улыбающаяся ему. И стала приходить еженощно. Днём он скучал по ней. А ночью она являлась вновь и вновь, и ему не хотелось просыпаться.

К четырнадцати годам у Коли было уже три исписанных толстых тетради. Сочинять для подростка стало смыслом жизни, поэтому он регулярно и с азартом переносил на бумагу все свои фантазии. Вместе с героями рассказов любил, страдал, путешествовал, умирал и возрождался вновь. И неизменно делился впечатлениями с Ней. Она периодически приходила, всегда внимательно слушала его, но как бы со стороны, не приближая близко к себе. Такие ночи были самыми радостными и самыми прекрасными.

В восемнадцать лет он поступил в университет. Для мальчишки из детского дома это событие стало огромной удачей и большим везением. Теперь он был студентом достаточно престижного вуза, и сочинительство стало не только его хобби, но и частью будущей профессии. Затем грянули перестройка, неразбериха, голод, войны. Но все это как-то прошло мимо Рождественского. Он писал, пусть и не под своим именем, но всё-таки периодически издавался. Долгое время все лавры и львиная доля гонораров доставались известной писательнице, чьим добровольным «негром» он и был, но Николая это мало смущало – он был уверен, что все его победы впереди.

И он победил! Однажды в приемную известного крупного издательства вошел молодой человек и молча положил свою рукопись на стол. Секретарь на секунду задержала взгляд на нём – высокий, худой, длинноволосый, с чуть впалыми щеками и азиатскими раскосыми глазами-вишнями, которые светились дерзкой решимостью и силой.

Тот день стал знаковым в его судьбе, и три месяца спустя родился новый писатель Рождественский Николай Николаевич. Запах своей первой книги он заполнил навсегда – это был неповторимый аромат свежеотпечатанной бумаги и сбывшейся мечты. Детективный сюжет и море любви – эта парочка кочевала из книги в книгу, переводилась на другие языки, принося радость недалёким домохозяйкам, а заодно и приличные заработки новой звезде литературного Олимпа. А ОНА… Она, как и прежде, была рядом, все так же появлялась во снах, и, нежно улыбаясь, слушала всё, чем он делился с ней.

********
Спустившись в холл отеля, Николай улыбнулся милой девушке на ресепшене и вышел на Колинз авеню. Его путь лежал на кладбище «Южный мемориал», находящееся в пяти милях от города. Для его последней книги была необходима коллекция эпитафий, посвящённых давно покинувшим этот мир обитателям.

Солнце ярко светило, даря свое тепло живым и не беспокоя мертвых. Он прогуливался между могилами, делая записи в блокнот, и вдруг… увидел знакомый силуэт. «Что за… Нет… этого не может быть, мне показалось...» – Сердце бешено забилось, «паркер» выпал из рук и упал к ногам мужчины.
Но ему не показалось. Возле мало заметной и очень старой могилы стояла Она. Такая же красивая и загадочная, как и в его снах, такая же манящая и любимая. Не подойти было глупо.

– Мадам, прошу прощения за бестактность, но… могу ли я узнать кого Вы оплакиваете? Это захоронение такое старое… – тихо обратился Николай к молодой женщине.
– Это могила моего любимого мужчины, – спокойно ответила Она, не повернув головы.
Николай перевел взгляд на надгробие и с недоумением прочёл «Безвременно ушедшему почётному гражданину Лос-Анджелеса и талантливому литератору Николасу Бейни 1861 – 1896 гг».

Девушка еле заметным движением одёрнула пиджак, обрамленный белоснежным лебяжьим пухом, и неспешно пошла в сторону другого сектора могил. Последовать за ней Николай не решился, но проводив взглядом хрупкую фигурку из снов, он потом ещё долго стоял у надгробной плиты Николаса Бейни.

Рождественский смутно помнил, как вернулся в отель – в мыслях посеялся туман. Нет, не могла судьба сыграть с ним такую злую шутку. Это была Она. Но при чём тут «любимый мужчина»? Почему именно это надгробие, ведь лежащий там, судя по полустёртой надписи, ушел из бренного мира более ста лет назад. Мысли всё больше путались, разум отказывался слушать сердце.
Этой ночью Она к нему не пришла...

Проснулся он очень рано, вызвал такси и уже через тридцать минут был на кладбище. В надежде вновь встретить Её, долго бродил по аллеям.

Она показалась внезапно. Всё в том же дорогом костюме, отделанном лебяжьим пухом, ночная гостья направлялась в сторону маленькой часовни. Только теперь на ней была ещё и маленькая вуалька, что делало образ незнакомки ещё боле загадочным.
Заметив Рождественского, она, казалось, вовсе не удивилась, и первая протянула руку.
– Элизабет, – произнесла она. – А я вас давно жду.
Её голос прозвучал приветливо, мягко, почти по-детски наивно. И тут же чувство сладкой эйфории окончательно затмило разум Николая. Вот оно долгожданное счастье! Да, наверное, это оно и есть, и вкус у него именно такой – лёгкий и туманный.
– Вы любили Николаса? – еле слышно спросил он.
– Да, я его очень любила. И он любил меня.
Мысли вновь стали путаться, не находя ни малейшей опоры.
– Но я и вас люблю. И теперь вы будете свободны…
Легкое головокружение мешало Николаю адекватно воспринимать то, что она говорит.
– Ты ведь знал, что я приду, да? Я пришла. И теперь нам будет хорошо.

Она внезапно перешла на «ты», после чего откинула вуаль, приблизилась к его лицу и впилась в губы долгим поцелуем. Он не уловил никакого аромата, лишь странный холодок пробежал по всему телу. И тут же какая-то горячая струя внутри будто вырвалась из давно наглухо закупоренного сосуда и обожгла сердце. Грандиозные планы, желания, литераторские амбиции, вожделенная «Жемчужина» – всё вмиг показалось пустым и ничтожным, ни стоящим и сотой доли одного этого поцелуя.

Теперь Вы будете свободны... Она так сказала. А что такое свобода? Туман стал рассеиваться. Мозг работал лихорадочно и чётко. Так что же? Возможность распоряжаться своей жизнью или распоряжаться жизнями других? Вставать по утрам и желать прекрасного вечера в кругу любящей и любимой семьи? Быть одним из многих? Любить и ненавидеть? Покупать и продаваться? Идти? Но куда? Или, может, всё проще – это…смерть? Отпускающая, дающая право выбора и полную независимость от жизни, от её правил и её бесправия. Да, мы приходим в эту жизнь голыми и уходим из неё, ничего с собой не забрав…кроме свободы.

Николай счастливо улыбнулся от строя своих мыслей, как может улыбаться лишь человек, открывший для себя что-то самое главное, то, что искал всю жизнь. Элизабет спокойно смотрела на Рождественского из-под вуали и тоже понимающе улыбалась.
****
В номере отеля работал кондиционер. Но Рождественскому было жарко. Это была даже не духота, а ощущение расплавленного свинца под кожей. Резкими движениями он стал срывать с себя одежду, пока не остался почти голым. Принять душ? Но зачем? Холодные струи лишь на время успокоят жар. Они не могут дать свободы.
Николай подошёл к огромному окну. Там, за стеклом, среди величественно плывущих облаков, прорисовывались черты знакомого, родного лица.
– Я буду любить тебя вечно…
– Да… Сейчас…
Он отошёл вглубь, насколько позволяла комната, и, взяв разгон, с силой разбил прозрачную преграду, отделявшую его от истинного счастья. Он знал, что к свободе с пятьдесят второго этажа лос-анджелесского отеля он взлетит вверх, а не рухнет камнем на серый асфальт.

************************************
В выпуске вечерних новостей диктор без лишних эмоций прочитала следующий текст:
«Сегодня, в 16 часов, из окна пятьдесят второго этажа отеля «Аквалина» выбросился известный русский писатель, миллионер и новый владелец престижной виллы на берегу океана в местечке Вондерланд, господин Рождественский Николай. Полиция не нашла следов насилия».

Администратор отеля, после уборки номера погибшего русского, внимательно осмотрел помещение. Сочтя работу персонала отличной и уже собираясь покинуть номер, он заметил маленькое перышко, каким-то чудом попавшее на зеркало в роскошной ванной.
Не доглядели уборщики...
33 Сны
Виктория Львовна Ерух
     Что такое сны? Это желание нашего подсознания, обрывки памяти прошлых жизней или видения предстоящих событий нашей жизни или всё в совокупности? Почему же иногда во сне нам кажется, что это реальная жизнь, а вовсе не сон?
     До сих пор никто не может дать точного ответа на все эти вопросы. Быть может во время сна, наша душа выходит из тела и путешествует через пространственно-временные измерения и видит те или иные события, которые могли бы случиться, если бы мы сделали иной выбор в определённой ситуации. Ведь вся наша жизнь построена на выборе. Мы выбираем то, что нам нужно и выбрасываем то, что считаем бесполезным. А вариантов как сложиться наша жизнь бесконечное множество.
     Также сны могут являться обрывками наших прошлых жизней. По легенде, отправляя душу человека на землю, ангелы забвения прикасаются к губам человека и стирают из памяти события прошлых жизней, но до того, как они это сделают, человек наперёд знает, как сложиться его дальнейшая судьба. Возможно, ангелы не полностью стирают из памяти эти события и кое-что из них мы видим в своих снах.  Какие-то незнакомые места, незнакомые люди, предметы, события.
     А возможно сны - это видение нашего будущего. Возможно события, происходящие во сне, произойдут с нами в этой или следующей нашей жизни.  Также как и  происходит ощущение дежавю. Мы видим во сне событие, а через некоторое время оно происходит наяву.  Но дано видеть наперёд события своей дальнейшей жизни далеко не всем, а кто-то просто не станет заморачиваться на эту тему.
     А может сны - это просто наши желания, скрытые в глубине подсознания или реальные наяву.  С реальными наяву желаниями всё понятно, но как же быть со скрытыми желаниями нашего подсознания? Скорее всего,  это те желания, в которых человек сам себе не хотел бы признаваться. Они могут быть абсурдными, противоречащими принятым нормам морали и нравственности, глупыми или просто несбыточными. А если человек решил для себя, что это желание неосуществимо, то он, конечно же, решает отказаться от него и пытается выбросить его из головы. Но подсознание не желает этого, и отсюда появляются те самые сны, в которых мы видим себя в том свете, в котором никогда бы не оказались в реальной жизни.
     Много можно рассуждать на тему снов, много различных гипотез существует на этот счёт, остаётся надеяться лишь на то, что  когда-нибудь мы разгадаем загадку снов и придём к единственной теории возникновения их в нашей жизни.
34 Параллельные миры
Виктория Львовна Ерух
Существует теория о том, что наша Вселенная бесконечна, и возможно, данная теория ни лишена смысла. На эту тему, рассуждали ещё Аристотель, Декарт и Лейбниц в своей монадологии, а также Ньютон говорил о том, что Вселенная бесконечна. На сегодняшний день, существует множество фильмов и книг по данной тематике, и я думаю, что всё это не с проста. Каждый день люди делают определённый выбор, начиная от простых мелочей и заканчивая чем-нибудь глобальным. Вся наша жизнь построена именно на том, в какой момент, какое решение мы приняли, как поступили, в пользу кого или чего сделали свой выбор.
На ум сразу же приходит фильм «Господин никто», в котором главный герой размышлял о том, что было бы если… Если бы он остался с мамой или папой, если бы он выбрал ту или иную девушку, если бы он поступил так или иначе. Мне кажется, что варианты всех этих выборов человечества, образуют всё новые и новые Вселенные, начиная от Вселенных с небольшими отличиями от нашей и заканчивая теми, которые в корне от неё отличаются. Не зря, ведь все мы видим сны, которые иногда не поддаются объяснениям. Не зря от случая к случаю у нас возникает ощущение дежавю, не зря кто-то обладает сверх способностями и может предсказать наперёд, что будет и напомнить, что было, не зря некоторые люди, видят своё будущее даже во сне, не зря дети рассказывают о своих прошлых жизнях. Не с проста буддисты были убеждены, что наша жизнь – иллюзия, а наша истинная личность — это совокупность всех наших «версий», а не одна из них. Мы просто могли забыть о том, кто мы есть на самом деле и нам нужно то, что мы называем жизнью, чтобы вспомнить об этом.
Ещё одним интересным фактом, является то, что некоторые люди встречаются и между ними образуется глубокая связь, которую никак нельзя разорвать. Значит когда-то, в прошлых параллельных жизнях эти люди также были связанны. Судьба не дура, зря людей сталкивать не будет. Иногда кажется, что эта встреча предначертана тебе судьбой, что ты так или иначе, встретил бы этого человека, но стоит задуматься о том, что было бы если бы был сделан другой выбор, становиться не по себе. Возможно вы бы встретились при других обстоятельствах, возможно и нет.
Возможно сейчас кто-то находиться в поиске своей второй половинки, а в другой Вселенной, этот человек уже находиться рядом с Вами. Возможен и иной расклад, здесь Вы находитесь в браке и растите детишек, а в другой Вселенной, Вы ещё находитесь в поиске своего человека. Также и с остальными фактами жизни. Например, здесь Вы директор крупной компании, а там простой бродяга. И всё это, является следствием выбора, сделанного в определённый промежуток Вашей жизни.
Также, я считаю, в каждом мирке, время идёт по-разному. Здесь человек ещё может быть совсем молод, неопытен, а в другой Вселенной, человек уже стар и мудр. В одной Вселенной, человек может умереть и отправиться в вечность, а в другой только появиться на свет. Где-то в параллельной вселенной ещё существуют динозавры, в другой люди только научились добывать огонь, а в третьей технологии в миллионы раз превзошли наши, существующие. Где-то в параллельной Вселенной страны Африки, являются самыми прогрессивными, а США, является отстающей.
Вариантов развития других миров великое множество, никто не знает точно, где, что и как. Самое главное, для каждого из нас, жить здесь и сейчас и делать всегда верный выбор для самого себя, ведь если Вселенная действительно многогранна, между мирами может существовать связь, и своими поступками мы можем влиять на своё будущее и всего мира в целом.
35 Сказка о мудрой кошке
Татьяна Богдан
 
     В одной деревушке жила была одна старушка. С ней жила ее любимая кошка Муська. Летом Муська рыбу ловила, а зимой мышей по избе гоняла. Хозяйка за это свою любимицу молочком, да сметанкой баловала. Вот однажды, в лютый мороз, пошла старушка на речку по воду. Набрала два ведра воды, повесила их на коромысло и побрела по тропинке, которая была узкая и скользкая. Под тяжестью коромысла, бедняжка сгорбилась и на тропку ступала осторожно, чтобы не упасть. Пока дошла до избы, продрогла вся и заболела. Видит Муська, хозяйке плохо. Теплую шаль принесла, укрыла и легла ей в ноги, вместо грелки. Но больной лучше не становилось. Тогда Муська поскребла у мышиной норки и промурлыкала:
 - Эй, квартиранты, выходите, хозяйку нашу спасите!
А мыши ей в ответ:
 - Знаем, знаем мы тебя, только вылезем, ты нас здесь же и поймаешь!
 - Глупые! Нам воевать теперь времени нет! Нужно хозяйку нашу спасать! Ведь если с ней что-нибудь случится, то нам здесь больше не жить в этом доме.
Испугались мыши, вылезли из своей норки.
  - Что же делать нам, друзья? - пропищала одна мышка.
  - Уходить от сюда никак нельзя, - вторила другая.
  - Мы давно уж здесь живем, не покинем этот дом, - третья мышь пищала.
  - Вот об этом и говорю, - Муська зашептала, - срочно нужно нам решить, как спасти старушку. Слышала я, что у вас родственники живут в аптеке. Поэтому вам и бежать за лекарством. Принесите аспирин и что-нибудь от простуды. А я пока молока согрею.
Мыши посовещались и отправили самого шустрого и отважного из них мышонка – Шустрика.

   Мышонок вылез на улицу, а там снега намело столько, что и забора не было видно. Но сугробы его не остановили, не зря же его звали Отважным Шустриком. Не раздумывая, нырнул он в сугроб и перебирая быстро лапками, стал пробираться к дороге. А там дорогу перебежать и аптека. Добрался мышонок до нее и постучал хвостиком в маленькое подвальное окошечко. Рассказал он родственникам зачем пришел. Поразились мыши мудрости кошки. Дали лекарство, горчицы в мешочек насыпали, а Муське передали пузырек валерьянки. Тяжело было мышонку одному нести такую ношу, поэтому с ним отправились еще двое помощников. Принесли они лекарство, старушку напоили. Температуру сбили. Лежит она и удивляется, как ладно все у кошки с мышами получается. Печь они затопили, пол помыли, паутину смели, а теперь, когда хозяйке стало легче, пустились все в пляс.
   - Эй, вы братцы и друзья! Спляшем для хозяйки нашей?
   - Мыши пляшут гапака вместе с кошкой Машей!
   - Мур, мур, мяу! Господа, Мусей я была всегда, - кошка промурлыкала.
   - Ой, друзья вы дорогие, - смахнув слезу от радости, запричитала старушка,  - вы просите, что хотите, не пожалею даже сладости. Вы живите, вместе с нами, места хватит всем. Вы нам с Мусей старость скрасите, все нам будет веселей.
  Так и стали все вместе жить: старушка, кошка и мышата. Стали жить поживать, да добра наживать. 
36 Невероятная история
Татьяна Богдан
   В одном небольшом городке, в маленькой квартирке   жила – была одна женщина. Звали её – Адилия, а отчество – Васильевна. По окончании института её направили работать в городской музей кукол, где она и проработала до самой пенсии. Выйдя на заслуженный отдых, женщина растерялась. Совсем недавно у неё ни на что не хватало времени, а теперь она не знала чем его заполнить. Целыми днями слонялась дома с тряпкой в руках и что-то натирала, то посудный шкаф, то паркет, то старое трюмо, доставшееся ей от бабушки. И однажды, вытирая его, увидела в нем женщину с << потухшими глазами >>. << Да, Адилия, скоро ты станешь старой, как это зеркало и никому не нужной >>. Так получилось, что у Адилии не было семьи. Рано похоронив родителей, осталась девушка совсем одна. И чтобы хоть как-то забыть о горе, большее время проводила на работе, где куклы для неё стали всей её жизнью. О них Адилюшка заботилась и разговаривала с ними, как с живыми. Находясь уже на пенсии, пришла навестить их, подошла к стенду, где находились её любимцы.
- Здравствуйте, мои дорогие, – сказала она взволнованно, - как вы без меня живете? Вас никто не обижал? – тихо, чтобы никто её не слышал, говорила Адилия и куклы, как показалось женщине, обрадовались её приходу и слегка поклонились. Она улыбнулась им и погладив стекло витрины, добавила:
- Степаныч, милый, только на тебя вся надежда, оберегай их. А вы, - обращаясь ко всем остальным куклам, - слушайтесь Степаныча, теперь за старшего он у вас будет.
 Еще немного постояв, попрощалась и со слезами на глазах, ушла. Адилия Васильевна даже не предполагала, что будет так тяжело. Увидев недалеко скамейку, решила присесть. Очнулась она уже в больнице. На следующий день в музее все говорили о своей бывшей сотруднице. Жалели бедняжку, но только этим всё и закончилось. Поговорили, пожалели, а пойти в больницу никто не изъявил желания. У всех были свои проблемы. Вечером сторож обошел залы, зашел в сторожку, включил телевизор и стал смотреть футбол. Он много лет проработал сторожем в этом музее, но даже предположить не мог, что после двенадцати часов ночи жизнь в нем только начиналась…
   
     Первым проснулся домовой, он взволновано крикнул:
-Эй, просыпайтесь! Вы слышали? Наша Адилюшка попала в больницу!
- Я слышала, - отозвалась Солоха.
- И я тоже слышал, - сказал кот Базилио.
- Бедненькая, мне так её жалко, - плаксиво сказала гостя из Японии.
- И мне тоже, - подтвердил Домовенок Кузя.
- И мне, - отовсюду слышались голоса кукол.
- А что если нам её навестить в больнице? – предложил звездочет, - я уже смотрел сегодня на звезды и они обещают нам очень интересное и полезное путешествие.
- Как? Мы же закрыты, - удивлено спросила коза.
- Это не страшно, мышей попросим, они откроют. Главное, кто решится пойти, ведь дорога будет не только интересной, но и опасной? - заметил домовой  Степаныч.
- Я пойду! – первым, на предложение домового, отозвался домовенок Кузя.
- И я пойду! – воскликнул Гном.
- Возьмите меня с собой, - тихо сказала спящая царевна.
- Тебя? И как вы, Ваше высочество, это себе представляете? - удивился купец, - вы ведь на ходу спите! Меня пишите, я пойду.
- А сегодня я спать не буду, - капризно ответила царевна, - вы же знаете, как Адилюшка меня любит. Она меня увидит, обрадуется и сразу выздоровеет.
- Ну да, - усмехнулся кот Базилио, - ты у неё будешь вместо микстуры.
- Нет, - надув губки, обиженно сказала японка, - как вы не понимаете, больной нужны положительные эмоции. А я ей песни спою и станцую.
- Хватит болтать, - прервал домовой, - нужно торопиться. И так, в больницу пойдут – домовенок Кузя, купец, Звездочет и кого же еще послать?
- Меня!- настойчиво крикнула Спящая Царевна.
- Мы тоже хотим, - тихо произнесли две  красавицы - девушка в желтом и девушка с зонтом. Из-за трудновыговариваемых их имен, кукол так и звали – девушка в желтом и девушка с зонтом.
- Хорошо, - подумав, согласился домовой, - Петрушка, зови мышей.
В это время Баба Яга, Солоха и кот Базилио переглянулись и в один голос закричали:
- А нас?  Мы тоже хотим пойти с вами в больницу!
- Вас? А проказничать не будете?
- Нет, не будем, - закачала головой Солоха.
- Ну смотрите у меня, - погрозив пальцем, сказал Степаныч.
 Петрушка протяжно свистнул. Мыши не заставили долго себя ждать, быстро прибежали на зов. Когда они узнали, что им предстояло сделать, сразу взялись за работу. Вскарабкались друг другу на плечи и самый маленький мышонок – Кив, как по ступенькам, по своим друзьям лихо взбежал на верх и подняв хвостик, открыл замок за замком. Через несколько минут куклы были уже на свободе. Мышата помогли всем спуститься в подвал, а там, через маленькое оконце, выбраться на улицу.
- А как мы узнаем, в какой стороне находится больница? – обеспокоенно спросила гостья из Японии.
- Нужно позвонить сказочнице Змее, она нам и поможет.
   
     В большой и богато убранной норе, мудрая Змея сидела в кресле – качалке и обдумывала сюжет для своей новой сказки. В это время зазвонил телефон. Она недовольно сморщила свой нос, проворчала что-то непонятное и сползла с кресла.
- Ох уж эти звонки, даже ночью нет от них покоя, - по – старчески бурчала змея, но когда узнала кому понадобилась её помощь, здесь же вспомнила о сове, ведь только она могла помочь ночью добраться до больницы.
- Идите по этой тропе до большой скамейки, там свернете на север, пройдете до поворота и увидите большое старое дерево. На этом дереве и живет тётушка сова.
Звездочет по звездам быстро определил где север и друзья, без особых проблем нашли нужное место, которое змея так точно обрисовала. Сова сидела на толстой ветке дуба и дремала.
- Тётушка Сова, - крикнул домовенок Кузя, но та была настолько стара, что ничего не услышала.
Тогда наши герои решили позвать её все вместе. Она приоткрыла один глаз, потом второй и расправив крылья, спросила:
- Кто там?
- Тётушка Сова, простите нас, мы не знаем вашего имени.
- Яанму.
- Тётушка Яанму, сказочница Змея сказала, что только вы сможете помочь. Нам срочно нужно попасть в больницу.
- Говорите в больницу нужно, всем?
- Да.
- Одной мне не справиться, вас слишком много. Летим к Бобику, правда он очень старый и больной, но без него не справиться.

    Бобик жил недалеко от большого дерева. Бывшие хозяева переехали в новую квартиру, а пса, у которого к этому времени ослаб нюх, ухудшилось зрение, а главное, - шерсть стала клочьями лезть, выгнали на улицу. Если бы не сова, пропал бы бедняга. Как то ночью она увидела шатающего от голода бродяжку, сжалилась и привела  его в этот сад. Накормила, показала пустую нору, где Бобик с тех пор и живет. Яанму попросила его помочь друзьям добраться до больницы. Пес прилег и куклы быстро вскарабкались ему на спину, вот только три куклы никак не могли поместиться, тогда Яанму взлетела и аккуратно подхватив их за одежду, полетела в сторону стационара. А Бобик не торопясь, поплелся по аллее. Ночь была темная, безлунная, фонари почему-то в парке не работали и поэтому вокруг царила темнота. Старый пес постоянно спотыкался и кряхтел. А бедные всадники, чтобы не свалиться, хватались за его длинную шерсть.
- Я больше не могу, - капризно захныкала Спящая Царевна, - я устала, мне страшно.
- И мы тоже устали, - подхватили две подружки – девушка с зонтом и девушка в желтом.
- О-о, как прекрасно, -  отозвался кот Базилио, - мы вам с удовольствием поможем, - и тут же скинул японку. Следом полетели и две подружки. Кот Базилио усаживаясь удобнее, от удовольствия замурлыкал. Баба Яга с Солохой потирая руки, от радости захихикали и не удержавшись, упали на асфальт. Вскочив быстро на ноги, Солоха, как Иерихонова труба заорала:
- Ах ты шелудивый пес! Меня сбросить? Ну, держись! Я тебе сейчас покажу, - и подхватив с двух сторон подол длиной юбки, понеслась догонять пса. Но любой кукле, даже такого старого, как Бобик, никогда собаку не догнать. Хоть Солоха и старалась бежать изо-всех сил, но он с каждым шагом отдалялся от неё всё дальше и дальше. А кот, радуясь, что остался единственным наездником, в адрес Солохи и Бабы Яги, выделывал всякие кренделя.
- Вот глухарь старый, - еле дыша, зло пробурчала она.
- Ой, не могу! - смеясь, сказала Баба Яга.
- А ты чего ржёшь?
- Ой, умора, ты бы поглядела на себя со стороны, как смешно ты, на своих кривых и толстых ногах, бегаешь! Ну, прям, буй, качающийся на волнах.
- Бу-уй, - передразнивая Бабу Ягу, зло воскликнула Солоха, - я же в этой тьме ничего не вижу. Это только ты у нас, что днем, что ночью, всё видишь. Но я погляжу, как ты доберёшься до больницы на своих пряменьких ножках, метлу то с собой не взяла, в музее забыла.
- Ну и забыла, ну и что с того? Не беспокойся подруга, вот увидишь, доберемся без проблем.

     В это время, недалеко от них, сидя на пеньке, горько плакали: гостя из Японии Спящая Царевна, девушка с зонтом и девушка в желтом. От их слез уже бежал солёный ручеёк. Вдруг, они увидели яркий свет и перед ними появился ангел. Он улыбнулся и, протянув к ним руки, ласково сказал:
-Не бойтесь, я пришел помочь вам, - и взяв кукол на руки, взмыл вверх, через мгновение они оказались в палате Адилии. Женщина лежала и смотрела в окно, за которым шелестели листья деревьев. Ветки медленно раскачивались на ветру, будто пытались достать до ночной бабочки, бившейся о стекло. Вдруг, в правом углу Адилия Васильевна услышала шорох, посмотрела туда и от неожиданности ойкнула.
- Мама Аля, это мы! – радостно заговорили куклы.
Ангел их поднял и посадил на кровать больной.
- Как же это, - не веря, растерянно бормотала женщина, - неужели это вы? Это не сон? Вы мои красавицы. Как же вы попали сюда?
Женщина плача от радости, прижимала каждую  куклу к груди, гладила по голове, поправляла платьице и садила рядышком с собой. А они, перебивая друг друга, рассказывали о своих приключениях.
- А мы, мама Аля,  не одни, ждите еще гостей, - к вам должны прийти домовенок Кузя, Звездочет с купцом и наши вредины – Кот Базилио, с Солохой и Бабой Ягой.
- Ой, как много!  А где же они? Они не потеряются?
- Нет, их Бобик должен привезти.
- Вы мои дорогие! - радостно воскликнула Адилия Васильевна.
 
    Здесь в окно кто-то постучал. Все оглянулись и увидели тетушку Яанму. Ангел взмахнул крылом и сова с домовенком Кузей и его друзьями оказались в палате. Сколько было радости, разговоры не прекращались до самого утра. Её Высочество из Японии, как и обещала, - спела песню. А две девушки подружки станцевали прекрасный танец. Всем было весело и хорошо.
     Сказочница Змея, переживая о беглецах, решила поглядеть, добрались они до больницы, или нет. Трижды стукнув слегка хвостом, произнесла заклинание : << Обер, кобер, добер! Ты Луна, моя подружка, покажи мне ты в кадушке, где друзья мои теперь, им открой скорее дверь. Дверь удачи и добра, доведи их всех туда, где их любят, где их ждут и погибнуть не дадут >>.
Из под стола выкатилась небольшая кадушка, наполненная водой. Она тихо стала вращаться и вода сначала зашипела, как в старом приемнике, когда ловишь радио волны. Забурлила, вспенилась, как кипящее молоко, вот – вот наружу выплеснется, но вдруг, что-то внутри кадушки щелкнуло, вода успокоилась и на её поверхности, показалась картинка, - три подружки вели оживленный разговор с одной женщиной. << Что-то у наших путешественников пошло не так гладко, как хотелось. Группа - то добралась еще не вся.Интересно, а где же остальные? >> - глядя в кадушку, рассуждала она.
- << Обер, кобер, добер! Ты Луна, моя подружка, покажи мне ты в кадушке, остальные где друзья, им открой скорее дверь. Дверь удачи и добра, доведи их всех туда, где их любят, где их ждут и погибнуть не дадут >>.

И увидела Змея старую собаку, которая  не спеша шла в сторону больницы, а на её спине, развалившись, лежал кот и горланил кошачью песню.
- Вот те на, - удивилась сказочница, - и здесь не все, где же еще две куклы?
Третий раз пришлось ей обратиться к Луне с кадушкой. И показала Луна такую картину:
Бредут Солоха с Бабой Ягой по темной, неосвещенной аллее, на каждой кочке спотыкаются, каждой ямке кланяются. Всю ночь  они шли, но так и не смогли выйти из парка. Солоха идет, на клюку опирается, на Бабу Ягу обижается. Ворчит. Баба Яга тоже еле ноги переставляет. Где то в темноте юбкой зацепилась, клок выдрала. Вдруг, она услышала крик стаи ворон.
- Ой, воронята мои дорогие! – обрадованно закричала Баба Яга.
Старший ворон взмахнул крылом и гвалт вмиг прекратился. Он поглядел вниз и увидев Ягу с незнакомкой, каркнул:
- Чего тебе, старая?
- Я же говорила, что не стоит так переживать, - повернувшись к Солохе, воскликнула Яга, - вот кто нам сможет помочь! – поглядев на ворона, приказным голосом крикнула:
- Ну – ка, мои крылатые, отнесите нас в больницу!

    Ворон сделал вид, будто не услышал, но здесь же, в след за требованием,  в него полетел камень. Он расправил крылья и гордо заявил:
- Мы, вороны, вольная птица и указывать нам не годится. Хватит, что наши деды всю жизнь на тебя работали. Сейчас не то время и твоими злыми делишками заниматься не желаем.
 И в доказательство, что они теперь ей не служат, за камень, брошенный в него Бабой Ягой, своим собратьям дал сигнал, которые, не мешкая,  вмиг, с головы до ног обгадили двух подружек. Куклы, бранясь, прикрыв головы руками, спотыкаясь и падая, побежали дальше по аллее.
- Говорила мне пробабка, Яга 15, что в этом царстве – государстве зло не приживается. Сколько она меня уговаривала, чтобы я не ходила в эту страну. Нет, не послушалась. Здесь все другие: люди, звери, вон, птицы и те, не хотят мне служить. Воздух здесь заразный, что – ли? – плача причитала Баба Яга.
- Какой воздух, - возмутилась Солоха, - с чего это ты взяла?
- Да с того, что мне самой не хочется злодействовать. Представляешь, цветы хочу садить, детям сказки рассказывать. Ой, заболела я! Ой, заболела! Надышалась инфекции вашей! Вот теперь умираю! – и прикрыв глаза рукой, упала на землю.
- Карл Карлыч, может она на самом деле хочет стать другой? Что – то жалко мне её, - обратился к ворону молодой вороненок.
- Она? Да ты что? – возмутился ворон, - это она просто хочет нас разжалобить. Я её знаю.
- А я ей верю, - не унимался вороненок, - мне кажется, что им нужна помощь.
- Хорошо, давайте тогда проголосуем, - обратился ко всем ворон, - кто…
И не успев еще договорить, как птицы быстро подняли свои хвосты вверх.
- Ладно, - недовольно пробурчал он, - пусть будет по-вашему. Ты придумал, ты и лети, помогай.

   Молодой вороненок полетел догонять несчастных. Узнав, в чем они нуждаются, одну куклу посадил на спину, другую подхватил клювом и полетел в сторону больницы. Груз для него был очень тяжелый, поэтому несколько раз приходилось отдыхать. Но вот и больница и чтобы найти Адилию, им пришлось заглядывать в каждое окно. Пролетая мимо одного окна на втором этаже, Солоха закричала:
- Я вижу! Я вижу её!
Утром, сделав все процедуры, Адилия Васильевна то и дело бросала взгляды на окно, вдруг там покажутся Солоха, кот Базилио и Баба Яга, но их не было, и только она попросила Ангела найти их, как в окно постучали. Адилия увидела черного ворона, а рядом были какие-то грязные и непонятные два существа.
- Мама Аля! Мама Аля! – вдруг один из существ стал звать её по имени, - это я – Солоха!
- Это же голос нашей Солохи! – удивленно воскликнул купец.
- Господи! – всплеснула женщина руками, - не может быть!
И как только узнали голос, Солоха с Бабой Ягой здесь же оказались внутри палаты чистыми, в новых платьях и с красивыми прическами.
- Какие вы красивые!
- Ой, - смущаясь и оглядывая себя,  воскликнули подруги.
- А где кот Базилио? – не увидев кота, спросила женщина.
- Я здесь, - входя в палату, отозвался кот.
Всё это время сказочница по своему блюдцу наблюдала за беглецами.
- Ну вот, теперь все добрались, здесь я больше не нужна, - сказала Змея, села в свое любимое кресло-качалку и продолжила писать сказку с новыми героями, и их приключениями.
А в больнице, в палату Адилии вошел мальчик. Он был маленьким и худеньким, больничная пижама висела на нём, как на вешалке. Улыбнувшись, он поздоровался и сказал:
- Тетя Аля, я пришел вас попроведовать. Ой, сколько игрушек! Это все ваши?
- Да, Сашенька. Они пришли меня навестить.
- Сами? Ничего себе! А у меня никогда не было своих игрушек, - разглядывая каждую куклу, говорил малыш.
- Совсем? – удивилась Адилия.
- Да. У нас в детском доме всё общее.
<< Детский дом, вот что мне нужно!  - радостно подумала она, - как же я раньше об этом не догадалась.
- Мама Аля, мама Аля, - тормошила её Баба Яга, - подари меня Саше. Я ему сказки на ночь рассказывать буду. Подари, а ?

   Мама Аля сначала удивилась такой просьбе, да еще от кого? От Бабы Яги, но немного подумав, согласилась, ведь ей тоже жалко было мальчика. Когда женщина выписалась из больницы, то на следующий же день пошла в тот детский дом, где находился Саша. Заведующей  детского дома Адилия Васильевна предложила открыть кружок прикладного искусства, где она смогла бы обучать детей шить куклы и делать декорации для спектаклей. Через год Саша переехал жить к маме Але. Свою любовь к куклам и творческое умение она передала сыну – Александру, который вырос хорошим человеком. Он окончил школу на золотую медаль и поступил в театральное училище. Так, два одиноких человека нашли друг друга и жили счастливо.
37 Черный ворон
Ольга Кучеренко 2
                                     (светлой памяти моего деда А.А.Кучеренко)                                                                             

                                        Конец тридцатых и сороковые
                                   Кто пережил без ужасов потерь?
                                   И если скажет кто-то:  «Есть такие!»
                                        Им повезло.  Но мало их, поверь.

       Время давно перевалило за полночь, а Люся все не могла уснуть. Тяжело вздыхал  во сне муж Афанасий. Подошла к кроватке одиннадцатилетнего сыночка Володи, поправила сбившееся одеяло.  За окном  в свете фонаря серебрилась поверхность пруда. Весь рабочий район Макеевки-Совколонию-скрывала ночная тьма.  Недавно в такую же  глухую осеннюю ночь арестовали директора  металлургического завода, затем директора школы; вчера почерневшая от горя соседка освобождала служебную квартиру-тремя днями раньше люди в черном увезли ее мужа, начальника цеха, отца четырех пацанов мал- мала меньше…

      Глаза привыкли к темноте, и Люся уже хорошо различала мостки у пруда, склонившиеся к воде старые ивы. Но вдруг большая черная тень заслонила все собой. Из остановившегося  у палисадника фургона вышли трое и быстрым шагом поднялись на крыльцо. Громкий стук в дверь, плач испуганного внезапным вторжением незнакомцев Володи,  торопливо натягивающий верхнюю одежду муж… Все- как в страшном сне. Смутно помнит, как завязала в узелок смену белья, как искала куда-то запропастившиеся очки и бритвенный прибор…   И прощальные слова мужа: «Береги сыночка! Я ни в чем не виноват. Там скоро разберутся и я вернусь домой!»

      Там разобрались. Арестованный в октябре 1937 года шестидесятидвухлетний техник по учету электроэнергии с сорокалетним стажем оказался бельгийским шпионом… Судьба избавила Афанасия Антоновича от ужаса сталинских лагерей- спустя месяц после ареста  он  скончался в тюремной больнице от обострившихся хронических болезней. Об этом Люся, сутками простаивавшая у тюремных ворот в Сталино (теперь г. Донецк) в надежде передать посылочку,  узнала от чудом выпущенного на волю сослуживца мужа. Только спустя десятилетия стало известно, что братской могилой ему  стала заброшенная шахта…

      На следующий день после ареста две жилые комнаты были опечатаны; Люсе с сыном разрешили забрать часть вещей и несколько дней прожить в кухне. Но вскоре в служебное жилье въехали новые жильцы, и  Люся увезла Володю  к родственникам жены старшего сына. Вернулась за оставленными вещами и обнаружила пустой сарайчик с сорванным замком. Побрела по пустынной улице к дому давнишней приятельницы, с которой раньше вместе проводили праздники, дружили семьями. Вошла в прихожую и вздрогнула от неожиданности, увидев свое отражение в трюмо, пропавшем из разграбленного сарайчика…

       Я никогда не расспрашивала папу  об аресте его отца- знала от бабушки, как долго он приходил в себя после визита тех ночных «гостей», сколько потом горя хлебнула семья «врага народа»… Справку о посмертной реабилитации моего деда Афанасия Антоновича Кучеренко бабушка получила в середине шестидесятых.
38 Иван да Марья
Ольга Кучеренко 2
         Однажды  вернувшаяся домой с работы  Маша застыла в дверях от неожиданности: накрыт стол, за которым ее ожидают  дочка  и  ее товарищ-студент. Коротко и четко молодые  сообщили о своем желании пожениться. Маша только глубоко вздохнула, подумав: «Хорошо еще-пожениться, а не «жить вместе»…

     Свадьба  удалась,  остались хорошие воспоминания и нехороший кредит, по которому Маше еще платить и платить.  Молодожены, решив сделать приятное вечно занятой работой и домом матери, уговорили ее взять отпуск и провести его так, как она мечтала- горы, море, тишина…

    И вот Маша в Крыму. Поселилась она на  Ангарском перевале  на сохранившейся еще с советских времен турбазе  в десятилетия не ремонтированной комнате. Нет рядом моря, зато- лес, горы,  тишина. Наутро, прекрасно выспавшись, сложила в дочкин рюкзачок остатки домашней провизии и, перейдя трассу, углубилась в лес. Маршрут она представляла в общих чертах так:  минует гору Эльх- Кая, больше известную как Кудрявая Марья, наберет вкуснейшей горной воды в источнике Индек-Чокрак,  далее мимо горы  Пахкал- Кая (Лысый Иван)  выйдет на перевал Ман. Этого вполне хватит на первый крымский маршрут, да и вернуться на турбазу нужно до быстро наступаюшей  в горах темноты.

    Удобная тропа вскоре привела Машу  к памятнику первым строителям дороги Симферополь- Алушта. Проходила старая  дорога  гораздо выше теперешней широкой и удобной  трассы, имела много крутых поворотов. Сейчас в густом лесу можно найти только ее фрагменты .Пройдя после развилки  еще какое-то расстояние,  Маша усомнилась в правильности выбранного направления, но продолжала путь, пока широкая  тропа не  сузилась и  не забрала круто вверх, а затем и вовсе стала неразличимой. Пришлось вернуться назад  и, пропустив вперед группу подростков  с женщиной –проводником, спросить дорогу у невысокого мужчины средних лет, подбирающего себе удобную палку- посох. Он, продолжая свое дело,  показал Маше  направление, потом  внимательно взглянул на женщину. Да, опыта хождения по горам у нее явно маловато-  без головного убора, в блузке без рукавов (обгорят руки и лицо), обувь совсем не для гор. ..  Протянул ей  уже подобранный  посох и попросил: «подождите немного, нам по пути».  Быстро нашел еще одну палку с удобной загогулиной вверху и пошел по тропе, изредка оглядываясь, чтобы проверить,  успевает ли женщина идти в заданном темпе. Маша успевала – сказывался опыт давних студенческих походов по Кавказу. Огибая гору с покрытыми густым лесом склонами, он коротко проинформировал: «Вот Кудрявая Марья», а когда тропа привела к горе с голой каменистой вершиной и стала змейкой подниматься по ее склону, приостановился и поинтересовался: «Идем на Лысого Ивана»?

    Маша устала, но старалась не подавать виду. А  в рюкзаке  теряла свой ледяной статус   набранная  по пути из родника водичка и давно наступившее обеденное время  намекало на привал.

    Вот и каменистая вершина с деревянным крестом и  остатками какого-то древнего строения. Спутник Маши свернул с тропы  к нагромождению камней и сбросил рюкзак. Уселись, достали провизию и наконец разговорились. Оказалось, что они почти земляки- он из Ростова-на-Дону, она- таганроженка.  Он  недавно овдовел;  сын окончил университет и нашел работу в  столице.  Маша коротко рассказала о себе- у бывшего мужа давно другая семья,  дочь нашла свою судьбу. У нее есть любимая работа… Желая поправить растрепавшиеся  волосы, она раскрыла заколку- «краба»  и пышные волнистые волосы упали на спину и плечи. Ее спутник, внимательно разглядывая Машу, в первый раз улыбнулся: «Так вы  же настоящая Кудрявая Марья!» Маша с ответной улыбкой  протянула руку: «Маша». Спутник изумленно вскинул брови и представился: «Иван», затем, чуть поколебавшись, снял кепку, провел рукой по голове с полным отсутствием шевелюры и уточнил: «Лысый Иван».

       Проходившая в это время по тропе  молодая пара с огромными рюкзаками за спиной  удивленно обернулась, не понимая, что так могло рассмешить  отдыхающих в тени очень даже немолодых на их взгляд туристов.
39 Страшнее скунса зверя нет
Ирина Брагинская
Была у меня собачка, карликовая такса Дульсинея(Дуся). Многие думают, что это диванные собачки. Как они ошибаются!  Дуся представляла из себя 4 килограмма чистого охотничьего азарта. Когда она попадала на природу, эта вполне адекватная в домашних условиях собака, становилась неуправляемой. Вся живность превращалась в добычу. Догнать, поймать, съесть или замучить - единственное о чем она мечтала. Отнять у неё добычу не представлялось возможным. Она ловила мышек, лягушек и даже птичек на лету, высоко подпрыгивая.
   Однажды, мирно загорая на сандеке, я услышала неистовый лай в районе сарая. Мышка - лениво подумала я. Лай не прекращался и, вдруг, перешёл в истошный визг. Дуся влетела на сандек повизгивая, вся какая то влажная и из её пасти обильно выделяляь пена. Она скакала по лежакам и валялась на матрасах. Взбесилась - подумала я в ужасе. Потом я ощутила  резкий химический запах. Сожрала какие-то химикаты в сарае - решила я.
   Срочно побежала в дом, налила воды с марганцовкой в заварной чайник и позвала мужа, чтобы он помог мне промыть Дусе желудок. Собака нестерпимо воняла. Во время промывания, я всё думала, как можно было сожрать такую сильно вонючую гадость?
   И вдруг, меня осенило - скунс! Наверное, она на него напала  и он её  обрызгал и попал в разинутую в лае пасть. Ну, желудок я ей всё равно промыла... А что делать с запахом? Я где-то слышала, что можно отмыть секрет скунса томатным соком. Сока не было - была томатная паста. Я её слегка развела и густо смазала собачку. Не подумайте, что Дуся всё это безропотно сносила. Пока мы её подвергали процедуре, то измазались не меньше её и в томате и в скунсятине. При этом она пару раз вырывалась  и вытиралась обо что придётся. Потом пришлось выбросить покрывала, одеяла, подушки и матрасики с лежаков. Когда я смыла с неё оставшийся томат водой с шампунем, то обнаружилось, что вонь ничуть не уменьшилась...
   Я пошла к соседке, чтобы посмотреть на интернете, что ещё можно сделать. Вооружившись несколькими рецептами таких же страдальцев, я рванула в соседний городок за новыми инградиентами. Я купила соду, уксус, перекись водорода, борную кислоту и много-много томатного сока. К ночи, мы попробовали все рецепты и изобрели несколько новых. Тщетно...
   Я со страхом думала о времени, когда нужно идти спать.  Дело в том,  что Дуся любила спать с нами, причём где-то в районе головы, а не ног... А если не пустить её в спальню, она начинала выть, как стая шакалов. Выбор был невелик - оглохнуть от воя или задохнуться. Пришлось оглохнуть... Задохнуться - это летально. Измученные за ночь, мы всё-таки повторили некоторые предидущие эксперименты с утра. Стало лучше, но не на много(или принюхались). Решили вернуться в Нью- йорк пораньше и и ещё что- нибудь попробовать. Поездка в одной машине с обскунсенной собакой - огромное испытание... Хотелось  Дусю герметично упаковать и положить в багажник.
   Примерно через 2 недели ежедневного мытья, к собаке можно было подойти на расстояние вытянутой руки без риска упасть в обморок. А потом, втечение года  она пахла только, если намокнет под дождём.
   Теперь я точно знаю, самый опасный зверь - это скунс!
40 Загадочное лицо
Ирина Брагинская
   Восьмидесятые... Ленинград. Лето.

   Ездила с инспекцией на 4 молочный завод. Он находится "у чёрта на рогах" - нужно на трёх автобусах добираться, причём, последний автобус ходит по расписанию - раз в час.
   Сделав всё, что положено и подмахнув все бумажки, стала домой собираться. Глянула в расписание - автобус через 10 минут. Подхватила сумочку и в туалет, "на дорожку".
   Всё по-быстрому. Стала трусики обратно надевать и тут... Хряк!... Резинка лопнула. Были в те времена такие шедевры швейной промышленности, с вдетой резинкой на поясе, концы котрой,подчас были сшиты кое-как. Растерялась... Зашивать некогда, хотя иголка с нткой всегда в сумочке, даже булавка английская была, чтоб резинку обратно продеть, но время поджимало. Пропущу автобус,  потом целый час ждать. Сняла я трусики, в комочек свернула, в сумочку сунула и на остановку побежала.
   Стою на остановке, автобус запаздывает. Юбка у меня длинная и широкая, ветерком раздувается.Стою, руками её по бокам прижимаю, чтобы не оконфузиться. Чувство странное - будто все знают, что я без трусов, особенно мужчины. Села в автобус, рядом со мной мужик на сиденье уселся. Я изо всех сил делаю вид, что всё у меня нормально. Он сидит, внимания на меня не обращает. Успокоилась немного. Вдруг...
 - Девушка, Вы на молзаводе работаете или на ДСК?
 - На молзаводе.
 - Я тоже. Что-то я Вас там не видел, хотя лицо знакомое.
 - Я в объединении работаю, референтом Генерального.
 - А-а-а-а....
   Так и проговорили всю дорогу. Когда из автобуса вышли, он попросил мой телефон.
 - Знаете, лицо у Вас такое удивительное... загадочное...
41 Лучше всякого лекарства
Ольга Романеева
Ксюша втянула в себя тяжёлый, пьянящий аромат белой акации и прикрыла окно:
– Немного проветрили, думаю – достаточно. Сегодня прохладно, как бы тебя не продуло. Если что, на ночь ещё откроем.
Клавдия Петровна, маленькая, сухощавая, сидела на краешке кровати, положив руки на колени и, вздыхая, разглядывала огромный шкаф.
– Мебель, жалко, оставили, – тихо произнесла она.
– Мам, ну зачем нам таскать эту рухлядь? Она по дороге развалится вся. И куда я это, по-твоему, должна деть? – Ксюша рукой быстро прочертила в воздухе дугу и подошла к матери. – Просто на новом месте всегда непривычно. Но я специально все твои вещи разложила на виду, чтобы ты скорее освоилась.
Заметив, что старушка нахмурила брови, она присела рядом и, обняв её за худенькие плечи, быстро добавила:
– Не понравится, потом переложишь, на свое усмотрение. Мам, да всё будет нормально, сама скоро увидишь.
– Не надо было мне уезжать из дома, там уж свой век доживать, – вдруг резко заявила Клавдия Петровна. – Да и за могилкой теперь некому ухаживать.
– Да не говори ерунды! – вскочила Ксюша. – Ну что ты такое говоришь? Ты будешь жить долго и счастливо. И к папе мы будем ездить часто. Вот как только скажешь, так Серёжа сразу нас и отвезёт.
– Бабушка, а это наш Лев! – В комнату вбежала Даша. Она крепко прижимала к груди полосатого рыжего кота с испуганными янтарными глазами. Девочка положила его на кровать, но Клавдия Петровна тут же закричала:
– Куды? Брысь! Разве можно скотину в постель?
– Лёва не скотина, он член нашей семьи! – уверенно заявила девочка и наморщила носик, – Так папа говорит.  И он всегда здесь спит!
– Даша, иди к папе, не мешай бабушке. Она устала с дороги и хочет отдохнуть. – Ксюша вытолкала упирающуюся дочку из комнаты и прикрыла дверь.
– Кошкам не место на постели, не дело это, их приучать, – хмуро заметила Клавдия Петровна.
– Да никто его не приучал, он сам. Мама, да не волнуйся ты так. Ну, хочешь – мы не будем разрешать ему входить к тебе в комнату? Он у нас всего пару недель, ещё не привык. Серёжка всё хотел такого же кота, как у соседей с первого этажа, вот и подобрал рыжего на улице. Наверняка соседский кот его папаша, уж больно они похожи. Жалко его, он ведь у нас очень тихий, его и не видно почти, целыми днями спит или гуляет. Мы сами его редко видим.
*
Погода резко испортилась. Обезумевший ветер сгонял чёрные тучи в кучу, словно упустивший своё стадо пастушок, и время от времени со злостью щёлкал кнутом.
– Куды пшёл, а ну, стоять! – удары слышны были всё чаще, козы бегали по полю и надрывно мекали. Володька-пастух лупил что есть мочи, перейдя отчего-то на шепот: – Я кому сказал? А ну, брысь отсюда!
Клавдия Петровна открыла глаза и, облизав пересохшие губы, шумно вздохнула.
– Мама, я вас разбудил? – Серёжа тихонько прикрыл окно. – Да коты орали на улице. Я подумал, что спать вам не дадут своими криками, вот и решил шугнуть. Да вы спите, мама, я уже ухожу.
Скрипнула дверь, и шаги потихоньку замерли. Некоторое время Клавдия Петровна лежала неподвижно, затем закряхтела и легла на бок. Достав из-под подушки фонарик, она посветила на часы, висевшие на стене. Поняв, что ещё рано, хотела снова заснуть, но вскоре передумала и села на кровати. Сощурив глаза, долго смотрела в хмурое небо, напряжённо шевеля губами.
Внезапно тёмное пятно ударило в стекло и заметалось по подоконнику, заставив Клавдию Петровну встать и непроизвольно схватить рукой висящий на груди нательный крестик.
– Вот паразит! – раздражённо бросила старушка, подойдя к окну, и замахала руками, надеясь спугнуть кота. Весь мокрый и взъерошенный, Лёвка даже и не думал убегать. Он лишь беззвучно раскрывал пасть и постоянно отряхивался. Распахнув окно, Клавдия Петровна хотела столкнуть кота вниз, но не смогла до него достать. Тот, почуяв недоброжелательность, исходившую от старушки, забился в углу и не желал подходить ближе. Затворив створку, Клавдия Петровна медленно прошла к кровати и, тяжело вздыхая, легла.
Гроза не стихала, раскаты грома входили в крышу и словно пронизывали весь дом насквозь, гулко бухая в подвале по трубам и мешая заснуть. Проворочавшись с час, Клавдия Петровна села и достала из стоявшей в изголовье сумки фотографию с траурной ленточкой. Она долго рассматривала лицо пожилого мужчины, но, вдруг, увидев в его глазах осуждение, испуганно посмотрела в сторону окна. Кот, явно ждавший этого момента, сразу же отреагировал, раскрыв пасть. Капли не долетали до несчастного, но его всего трясло от холода.
Они так и сидели некоторое время, но вскоре старушка уже не могла переносить этот взгляд, полный немого упрека, и побрела к окну. Кот сразу же зевнул и потянулся, правильно истолковав намерения Клавдии Петровны. Та же, открыв окно и подождав, пока кот войдет, сразу погнала его прочь из комнаты, угрожающе размахивая руками. Закрыв за Лёвой дверь, она облегчённо вздохнула, поставила портрет мужа на комод и, схватив начатое вязанье, села в кресло.
*
Слякотная погода простояла недолго, но Даша все же успела подцепить простуду и уже второй день мучительно кашляла. Ксюша бегала между больной дочерью, нуждающейся в уходе, и пожилой матерью, требующей внимания.
– Мама, ты бы хоть дверь открывала, а то сидишь тут целыми днями, не выходишь совсем.
– Нет, что ты, закрой! – занервничала Клавдия Петровна. Она разложила на постели разноцветные клубки и придирчиво их разглядывала. – А не то он зайдет. Волос ещё тут не хватало. Он мне в прошлый раз всё белье попачкал, меняла после него.
– Мам, постираю, не вручную же.
– Не надо мне вашего кота. Вы завели, вот у себя и держите, а ко мне пусть не лезет. – Клавдия Петровна поправила очки и усердно закрутила рукой, наматывая нить на клубок, и давая понять, что решения своего менять не будет.
– Как скажешь, мам. Жалко просто котейку. – Не дождавшись ответа, Ксюша вышла из комнаты и поспешила к дочери.
Весь день Клавдия Петровна слышала надрывный кашель из соседней комнаты и торопливые шаги в коридоре. Она несколько раз бралась за своё вязанье, но откладывала спицы в сторону и подходила к окну. Иногда включала телевизор и почти сразу же выключала, заслышав плач за стеной. Вскоре она и сама слегла, вставая лишь изредка, чтобы глотнуть воды.
В одну из душных ночей она не могла заснуть и лежала, разглядывая сверкающие звёзды, да макушки деревьев, болтающиеся на ветру. Внезапно на улице лязгнул металл и на подоконник запрыгнул взлохмаченный Лёва. Выгнув спину, он злобно смотрел вниз, издавая угрожающие утробные звуки. Клавдия Петровна откинула одеяло и поспешила к окну:
– Ах ты, окаянный! Ребёнка разбудишь. А ну, брысь отсюда! Пшёл вон! – она шёпотом гнала наглеца.
Неожиданно рядом с Лёвой возник большой серый кот. Злобно урча, он вывернул голову и напал на испуганного противника. Сцепившись, они не удержали равновесия и упали вниз, на крышу пристроенного к дому магазина. Клавдия Петровна высунула голову наружу и где-то совсем рядом услышала жалобное «мяу». Лёвка легко запрыгнул на подоконник и, задрав кверху роскошный хвост, с надеждой посмотрел на Клавдию Петровну. Старушка хотела было вновь прогнать кота, но разглядела на крыше серого разбойника.
– Вот шельмец! – она быстро втащила кота в комнату, и уже через мгновение Лёвка лежал на кровати, вылизывая шерсть и всем своим видом давая понять, что занял своё законное место. Рассеянно поглаживая кота по шее, Клавдия Петровна нащупала небольшую шишечку. Задрав Лёве голову, она осмотрела ранку.
– Что, потрепал тебя этот разбойник? А ты не сдавайся, ты же лев! Но уж больно трусливый. – Обработав покрасневшее место зелёнкой, она скинула кота на пол, отряхнула ночнушку и легла спать.
*
– Бабушка, а правда, Лёва у нас красивый?
– Очень красивый! – с готовностью подтвердила Клавдия Петровна, почёсывая кота за ушком.
– Вот видишь, – заметила Ксюша, – а ты вначале невзлюбила его.
– Просто бабушка не знала тогда, какой он хороший, а сейчас знает. – Даша лежала на кровати рядом с любимцем и заглядывала ему в глаза.
– Ну, ещё бы, вон какой артист, песен сколько знает. – Клавдия Петровна поглаживала уже шейку. Внезапно рука её замерла, и она задумчиво уставилась на кота. Затем, перевернув Лёвку на бок, она стала внимательно его разглядывать.
– Блох, что ли, завёл? – Ксюша встревожено наблюдала, как мать отпрянула от кота, явно что-то увидев.
– Блохи? Нет, что ты, – успокоила она дочь, – нет у него блох. Клещей пару раз находила, а так он чистенький.
– Надо обработать место укуса.
– Да я смазывала, – вздохнув, она продолжила недоумённо теребить светлую шёрстку. – В том-то и дело, что смазывала.
Вечером Клавдия Петровна встретила кота с прогулки, а затем тщательно его осмотрела. Лёвка довольно щурил янтарные глаза.
– Ах ты, хитрец! – нащупав едва заметную ранку на шее, воскликнула старушка и пригрозила пальцем. Затем она прошмыгнула в коридор и, подсвечивая себе фонариком, достала из шкафчика флакончик с ярко-красным лаком для ногтей. Прикрыв дверцу, она уже сделала пару шагов в сторону комнаты, но, улыбнувшись, повернула назад и достала еще один пузырёк, на этот раз синего цвета. Сунув их в карман, она поспешила к коту. Тот спокойно позволил накрасить себе коготок на задней лапке, лишь только поморщился от резкого запаха и, уткнув нос в шерсть, продолжил дремать.
С утра пораньше Клавдия Петровна выставила ничего не понимающего сонного кота за окно. Зевнув пару раз, он спрыгнул с подоконника на крышу. Кивнув своим мыслям, старушка пошла на кухню пить чай, чтобы скоротать время. Как назло, Лёвка загулял, пропустил обед и пришёл уже ближе к вечеру, сразу же уткнув морду в миску с едой.
Как только кот доел последние кусочки рыбы, Клавдия Петровна в нетерпении подхватила его на руки и утащила к себе в комнату. Осмотрев лапы и не обнаружив ни одного накрашенного коготка, она радостно вскрикнула:
– Ага, вот ты и попался! И кто же из вас Лёва? Сознавайся! Ну и хитрецы, – рассматривая кота со всех сторон, бормотала Клавдия Петровна. – А как похожи, не отличишь ведь.
Положив кота на постель, она достала пузырек с синим лаком.
– Будешь у меня Лёвушкой. Ясно тебе? – закрашивая коготь на лапе, объясняла она ему. – Тот Лёва, значит, а ты Лёвушка. – Клавдия Петровна никак не могла взять в толк, как братья смогли всех обмануть. В том, что они родственники, у неё не было никаких сомнений. Возможно, если поставить их рядом, отличия и найдёшь, но уж больно незначительными они будут. – И что мне с вами делать? – поглаживая мурлыкающего кота, она крепко задумалась.
*
– Мама, мы с бабушкой на улицу, так что нас не ищи, – Даша вытащила из салата кусок помидора и засунула его в рот.
– Хорошо, только надолго не пропадайте. А то знаю я вас, уйдёте и с концами. – Ксюша быстро резала курицу на маленькие кусочки, не обращая внимания на путающегося под ногами кота. – Скоро обед будет готов.
– Да мы успеем. – Даша, схватив кусок колбасы, выбежала из кухни. Ксюша высыпала в сковороду мясо и, закрыв ее крышкой, убавила огонь.
– Я так рада, что маме у нас хорошо, – она присела на стул и, довольная, посмотрела на мужа.
– Я тоже рад, что тёща освоилась. А ещё я рад, что она умеет печь пироги. – Сергей погладил себя по небольшому животику и, зевнув, довольно развалился на диванчике. – И блины, какие у неё блины! – вспомнив кулинарные таланты тёщи, он незаметно стащил со стола кусок колбасы.
Но  Ксюше было не до этого:
– А ведь вначале она стеснялась даже холодильник открыть.
– Скоро тебя из кухни выгонит.
– Да ладно, если ей это в радость, то пусть. Я не против. – Ксюша неожиданно опустилась на пол и попыталась что-то рассмотреть под газовой плитой.
– Ты что там найти надеешься, кусочек мяса? Ну, так Лёву засунь, он быстрее достанет.
– Да лак я потеряла.
Сергей присвистнул:
– Так ты ещё думаешь их найти? Говорю же, Дашка взяла, больше некому.
– Она говорит, что не брала. – Ксюша отряхнула колени и задумчиво оглядела кухню.
– Да ладно, – усмехнулся Сергей, – а то ты не знаешь её тягу к рисованию. Мне вот только интересно, где она их использовала, очень надеюсь, что всё-таки на улице. Не хотелось бы наткнуться в самом неожиданном месте на следы её творчества.
– Те я уже не ищу, у меня сегодня ещё один лак пропал. В начале лета исчезли красный и синий, а теперь вот зелёного нет нигде.
– Точно тебе говорю – Дашка где-то втихаря рисует! – Сергей все никак не мог успокоиться. – Да ты вспомни, как она все обои в зале разрисовала.
– Ну, не знаю. – Ксюша ещё раз осмотрела кухню, и взгляд её остановился на робко выглядывающем из-за дверного косяка Лёве. Немного постояв на пороге, он прошел внутрь и начал тереться о ноги хозяйки.
– А похудел-то как! Опять по невестам бегал? Ну, что мне с тобой делать? На, жри, обормот, и когда ты только наешься!
42 Выстрел
Вера Шкодина
ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЧТО ЗА ЗЕРКАЛО РАЗБИЛИ ТРОЛЛИ?!" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА


Санька  при свете лампы доделывала уроки.
Скоро  экзамены, одиннадцатый класс,и прощай, школа.
Решила поступать на филфак в единственный педвуз в области и только из-за любви к литературе.
       В Челябинск на журфак мать запретила категорически: «Девочку одну да в незнакомый  город? Нет! Здесь  все-таки  тетка родная, поживешь у нее и  или в общежитии».
        Санька молча покорилась. С матерью  спорить бесполезно.Одноглазый дымчатый кот, по кличке Кутузов, внезапно с силой  скакнул на  грудь. Санька  шатнулась на спинку стула, и разом прогремел выстрел.
Буквально мимо  носа что-то просвистело и воткнулось в ковер на стене. Занавеска задержала  выбитые стекла, которые  падали    со звоном на подоконник.
Санька оцепенела.
         Из  горницы выскочил отец:
- Нагнись!
Выключил свет.  Стало темно.
За окном тревожно раскачивались акации, доносился отчаянный лай разбуженных псов.
          Мать, которая  всегда отличалась  сумасшедшей  храбростью, кинулась во двор, открыла ворота. Никого.
          Отец шарил  в темноте рукой за шкафом, никак не мог найти ружье.
Руки у него тряслись. Он бормотал что-то.
         Санька сидела на корточках, обхватив руками плечи и перепуганно шептала:
-Ой, мамочка, ой, мамочка!
-Что же это такое, господи,- плачущим голосом приговаривала мать, пытаясь найти, чем  бы заткнуть дыру в стекле.
-Из ружья шарахнули, - бормотал отец, выковыривая что-то из стены, - сволочи!
-Да за что же это такое! - вскричала мать, выпрямляясь.-Отец! За что это, отец?! Нет, это не по мою душу приходили! И девчонка тут ни при чем! Отец!
Это ты что-то натворил, отец? Чего молчишь? Говори!
-За  зерно мстят, наверное,- опустился на стул, - за зерно, мать. Вчера четверых задержал, мешки  тащили с тока.
-А кто хоть помнишь?
-Где там! Ночь. Сиганули в кусты, мешки, правда, побросали.
-И надо тебе было?
-Как же, мать, что  что ж я... Собачьи сыны! Не дождутся! - выдавил он, ощетинившись, - с ружьем ходить буду! Сволочи! Я войну прошел, мать!
Санька потом недоумевала.
Как же это? Какие  у них могут быть враги?
Мать обожали все шалопаи и бездельники, которых она учила или выпускала. Открытки поздравительные слали со всего света, даже из тюрьмы. Санька помнит, как перед входом в магазин толпа  великовозрастных детин вытянулась, руки по швам,  по команде: «На Татьяну Тимофеевну равняйсь!» И они с матерью сквозь строй вошли в магазин. Саньке было смешно, а мать, чуть улыбнувшись, погрозила им пальцем. Если Санька приходила в клуб на концерт или в кино, будучи еще малышкой,чьи-то сильные руки провожали ее на первый ряд с шепотом: «Татьяны Тимофеевны дочка». И так до старших классов
Отца уважали за  справедливость и побаивались  за  крутой характер и требовательность. Еще бы! Он единственный в районе и области побывал на ВДНХ за высокие показатели на ферме по надоям. Столько наград привез, столько впечатлений. С последней дойки всегда возвращался позже всех, а дорога — через ток. Сторож спит или боится,а народ тащит мешками.  Не может равнодушно пройти. Неужели за это? Не хочется верить.
Так вопросы и повисли. Милиция ни до чего не докопалась.
А Санька  без труда сдала все предметы и прошла по конкурсу, хотя  он был очень высокий: сразу выпускались все одиннадцатые  и все десятые  одновременно с переходом на десятилетку.
Курс филфака — сто человек. Одна из тем сочинения  - образ Павки Корчагина.   
   Санька обожала зту книгу. Почти  заканчивая, покосилась на соседей справа — списывают, слева - то же самое. Испугалась. Вдруг делает что-то не так.  Оценку получила  "отлично и хорошо". Вспомнила, что только одна на весь курс не шпаргалила. Как же они будут преподавать литературу?Вот это да!
   Начались студенческие будни. Каждую субботу  - домой, сорок километров автобусом. В понедельник  в  шесть  утра с сумкой, набитой продуктами, к автобусу.. К девяти успеваешь. Общежитие рядом с вузом.
   Однажды дали маленький автобус, билетов не было. А поселок большой и народу много. Одноклассники открыли окно и втащили ее, так и ехала на коленях у друзей.
   Был еще случай: вовремя не взяла билет, стала высматривать своих, рядом стоит  парень  и протягивает билет. Симпатичный, высокий, светловолосый. Места оказались рядом. Деньги не взял.
   Общительная Санька трещала всю дорогу. Он молча слушал с легкой улыбкой. Какое-то тепло исходило от него, расставаться не хотелось. Договорились встретиться вечером.  Робкий, предупредительный, таких  Санька  не встречала. Улыбается, молчит. Санька  болтает  без умолку, потом теряется. Что-то в нем обволакивающее, непонятное. Лучше  уйти.
   Так продолжалось почти месяц. Ни поцелуев, ни объятий. Будто изучает с пристрастием.  Волнующе и непонятно. Однажды вечером их увидела двоюродная сестра Надя. Тревожно взглянула и упорхнула. Когда Санька приехала в очередной раз домой, в гостях была тетя Юля. Разговор  с матерью был взволнованный.  Вошла Санька. Обе глянули на нее тревожно, даже испуганно, и смолкли. Чего тетка приезжала, мать не сказала,  но вдруг стала напряженной, какой-то сосредоточенной. Санька решила, что с отцом проблемы. Погуливал. Как-то  случайно  услышала,  как  мать со слезами выговаривала  ему  за какую -то зазнобу.
Санька не влезала в их дела. Не  принято было такое.
На каникулы ехали домой вместе, опять случайно. Он учился в торговом техникуме. И что удивительно, его тоже звали Владимиром,  как старшего брата, и  тоже Николаевич.
 -Да мы с тобой родственники, только фамилия у тебя другая — Коробкин,-смеялась Санька
Сходили вместе на  футбольную площадку, что была за селом,в березовом околке, потом пошли бродить по лесу. Рвали подснежники, пили березовый сок. Начал целовать дерзко, грубо. Санька  - мастер спорта по спортивной гимнастике. Полетел на траву, успокоился.
 -Ты чего?» -удивилась Санька,- опьянел от сока.?
 -Пойдем к тебе, познакомиться с родителями?
 -Татьяны Тимофеевны не боишься? - расхохоталась Санька. - Её даже хулиганье остерегается!
 -Знаю, все равно пойдем,- отвечает.
 -Какой-то ты сегодня странный,-заметила Санька,- пойдем,потом не жалуйся!
 Ситуация её  стала забавлять. Чего он надумал? Замуж она не собиралась. Учеба прежде всего. Да и избранник не всегда понятен и предсказуем. Не знаешь, что на уме и чего ожидать, хотя притягивает чем-то,  ну прямо Монтэ-Кристо!
Пока шли, говорила и смеялась она, он сосредоточенно молчал, почти не слушал.
 -Боится, трусишка, -думала Санька, - дурень, что надумал.? Вошли. Мать шила на машинке, взглянула и молча начала подниматься, глядя на них расширенными от ужаса глазами. И вдруг рухнула всем телом на пол, цепляясь за стулья. Дикий крик Саньки. Скорая, уколы. Месяц на больничном. Санька рядом.
    Оказалось, как она потом объясняла помертвевшими губами, это был внебрачный сын  бывшей любовницы отца, которая когда-то работала на ферме, забеременела и родила в один день с матерью, тоже назвав сына Владимиром и дав отчество Николая.   
От бессилия и отчаяния? 
Казалось, давно забытый скандал.
Но зачем он появился в  жизни Саньки, сводный брат? И этот визит к матери. Сделать больно? Месть? А за что Саньке мстить? Да и мать в чем виновата? Сколько седых волос добавило тогда это событие в её роскошные золотые волосы. 
И все это сквозь молчание. Никогда эта история не озвучивалась в доме.
Когда мать упала, он сразу исчез. Будто злодей какой-то. Даже  не похоже это на него. Мягкий, уступчивый характер. Сколько же ненависти надо иметь! Откуда такое?
Санька всю неделю выслеживала его.
Скрывался.
-Ну, не на ту напал!Я все из тебя вытрясу.!
Злилась, а внутри все равно жалость теплится.
Бедный братик! Почему я не знала? В одной школе учились. Виделись. Помню всегда так пристально смотрел. Да мало ли, кто смотрит. Нравлюсь, видно. Не подходит, ну и ладно, подумаешь!
Саньку тогда провожали ребята постарше, уже отслужившие в армии. С ними было интереснее.
    Вышел торопливо из дверей техникума. Вздрогнул, увидев Саньку и, как приговоренный, медленно приблизился с обреченно опущенной головой. Шли молча. Санька не торопила. Молчали.
-Это я в тебя  тогда стрелял! -  закричал он неожиданно, почти фальцетом  - это я!  Понимаешь!  Я,Я!
Санька остановилась изумленно, вдруг стали ватными и подкосились ноги. Дотащил её до  лавочки.Усадил. Страшная тишина. Санька не могла вымолвить ни слова. И потом хрипло выдавила:
-За что?!
-Я...я ненавидел вас всех и тебя... Вы всё знали! Знали! -  закричал вибрирующим голосом, -  вы всегда смеялись надо мной, я был никому, никому  не нужен! Меня на нашей улице с детства звали байстрюком, безотцовщиной. Пинали, как собаку взрослые, дразнили пацаны. Я дрался и ненавидел вас и всю вашу семью!
Вы были счастливые. У вас был отец и мать. Вас было трое детей.Вы были красивые, дружные. А я никто, я байстрюк!
Голос его срывался, переходил на шипящий  шепот.
      Санька постепенно  приходила в себя.
-Но я, я,  можешь не верить, я ничего не знала!-отчаянно закричала она, потрясенная. Я точно ничего не знала! Санька закрыла лицо руками. Ужас! Ужас! Это невозможно! Никогда, никто в нашей семье ничего не говорил о том, что у нас есть брат! Понимаешь! Никогда никто не знал!Почему ты не подошел ко мне, к братьям, почему? Не сказал? Почему.?
-Я не верю, не верю!  Вы всё знали! Я учился у твоей матери по математике, и она делала вид, что не знает, кто я! А сама знала! Знала!
-Мать чем провинилась перед тобой? -  проговорила Санька,задыхаясь, изумленно, с ужасом глядя ему  в глаза.-  Ты меня  ведь мог убить!Понимаешь! Безумец! Ты безумец! Ты ненормальный! Если бы кот на меня не прыгнул, ты попал бы прямо в голову! Я в чем виновата перед тобой?! В чем, скажи?!
-Ты  всегда смеялась надо мной! -   вскочил он,  - в тот день я пришел в спортзал, ты занималась на кольцах. Я подпрыгнул, ухватился, но подтянуться не смог. Ты начала смеяться надо мной и назвала меня «ливерной колбаской». Ты знала! Знала, кто я! Ты смеялась. Я ненавидел тебя, -  почти шепотом добавил он и вдруг  разрыдался,  трясясь и захлебываясь словами.
     Санька с ужасом, оцепенело смотрела на него, но  вдруг  жалость и боль   сдавили горло,  перехватило дыхание. Она безотчетно  вдруг погладила   его по голове, как маленького. Слезы  потекли из ее глаз, она молча размазывала их по щекам.
      Продолжая всхлипывать, он внезапно, вздрагивающим голосом  добавил:
-Я у отца по вечерам подрабатывал, он в тот вечер так на меня орал! А я его сын! Он как на чужого орал, понимаешь! Я тогда выкрал ружье у дядьки и  пришел убить тебя, чтобы всем вам было больно, как мне!
но я... я не знаю , не знаю, почему, почему я выстрелил! Меня трясло тогда  от злости и ненависти! Я сам, сам  пойду в милицию, сдамся!,  - закричал он внезапно,  Я не трус! Не трус! Поняла!   
-Замолчи! -  окончательно придя в себя , жестко заговорила Санька. - Это было три года назад. Я тебе запрещаю поднимать  вопрос. Мне дороже  здоровье моей матери. А ведь тогда, растягивая слова,  холодно проговорила она, - меня знаешь, кто спас? Кутузов.
-Кто?- удивленно поднял глаза.
-Кот одноглазый наш. Кличка Кутузов.Может, почувствовал, не знаю.
А ты, ты  чего это  в лесу на меня набросился?- повернулась , вглядывась в него.
-Я...я хотел изнасиловать.
- Чего?! -изумилась Санька, - мастера спорта?!Меня?!  Послушай, скажи, кто тебя науськивал все-таки: стрелять, насиловать? Я не верю, что это родилось в твоей голове.Нет, не может быть, что сам. Кто?  Говори! Не твой характер. Кто? Мать?
 -Это.. Нет, не мать, никогда, это дядька ...Василий научил.. . И ружье дал.
-Понятно. А у тебя головы нет, - грустно заключила Санька.  Полный дурак! Мог в тюрьму загреметь. И вся биография.  Ладно. Нам не надо больше встречаться. Мне больно и обидно на тебя смотреть. Уходя, добавила, оглянувшись:
-Когда будешь жениться, выбери умную жену. Иначе собьют тебя с пути. Не дядька, так еще кто-нибудь.
-Ты не сердишься на меня! - закричал он вслед.Ты простишь меня?Когда-нибудь? -добавил он жалким голосом
 -Живи! - жестко ответила Санька.
Больше они не встречались. Спустя годы Санька узнала случайно, что женился, живет в городе.  А взял в жены разведенку, с маленьким сыном.  Хорошая, умная, говорят, девчонка и красавица. Иногда Санька вынимает из альбома фотографию, где они рядом в лесу с подснежниками, друзья сфотографировали по их просьбе. Братик. Милое лицо, и похож на нее и отца.
43 Разногласия
Вера Шкодина
         Тяжко  Антониде.  Работа в две смены, дома – скотина, ухода требует, а про детей и  говорить нечего. Старший, конечно, помогает, а   младшие, что Санька, что Леник...
      С рук слезли, правда, а так -  досмотр и уход нужен, а времени нет, вот и растут, как бурьян, беспризорные.
     Вовка  и Санька, бабкой коханые, дак с норовом. Санька особенно, отцова и   бабкина любимица.
Своё  ведь  дитя, а пальцем боишься тронуть.
Да всё бьешься, чтоб сыты были да не оборваны.
    Няньку наняла, потом вторую,  дак  тащат из дома , а ведь и муки давала,и сала.
   Отрез на платье лежал! Хоть замыкай шкаф.
Оно понятно,  бедно люди живут, но чужое брать...
Ситец  вон  в магазине  - в очередь. Да  денег у людей нет. Трудодни только. Учителям хоть зарплату платят.
    Антонида вздыхает, тихонько всхлипывает.
Говорила матери, куда ж третьего-то. Нет, грех да грех. А теперь вот и не грех. Оставила нас  всех, ушла…
    Антонида, всхлипывая,подошла к  материной фотографии.
Смотрит и что-то шепчет жалостливое, и слезы размывают, стирают строгие материнские черты:
   Тонкие, скорбно сжатые губы,прямой нос, большие, словно распахнутые глаза  с укором смотрят на  дочь.
- Ах, мама, мама, - тихонько скулит Антонида, -да что ж я такая нсчастная…
    Хлопнула входная дверь. Вошел Николай. Веселый.
- Чего пусто в доме? Где Санька?
- На улице носятся, -  буркнула Антонида, отвернувшись, - кроме Саньки никто и не нужен ему, остальные - приблудные.
- Чо  ты, мать, все мои! Я ж просто так спросил, чего исподлобья выбуриваешь?
У.. ведьма! - игриво  облапил он её и полез целоваться.
- Пошел ты, - отпихнула она  мужа, -  со своей лаской! На каждом углу и с каждой бабой  готов обниматься. Зубы всем скалишь! А я, вишь,ведьма! Злая да неласковая, ведьма! А ты  - хороший! – голос Антониды  дрогнул, в нем послышались слезы.
- Ну, ведьма! Как есть! – хохочет Николай, - за что и держу! Ну, что ты, что ты, мать, - заглядывает в лицо, - разнюнилась! Ты  ведь у меня -  мать! Вот!  Да я разве тебя обижу?
Мою дорогенькую! Дай обниму.  Хватит кукситься!
- А ну  вас всех, - устало заключает Антонида , приседает на лавку. – Замоталась совсем.
Ничто не мило.  Жизнь, считай уж, почти  прожила,  да как редька в земле прогнила.
Только в навозе и копаешься.
- Ну,  вот опять! Тебе всё не так, - сердится Николай.- Ну чего ты, мать! Я вот всегда всем  довольный. Вы у меня есть, и больше ничего мне не надо! Да чтоб все здоровенькие были! Да чтоб хлеб  -  в доме. Вон -  полный ларь пшеницы! И скотина! Все есть! Хорошо!
- Вот именно! Тебе всё хорошо!
- А что, мать, плохо? Ну, что плохо? Я что, пьяный прихожу? Иль об доме не думаю?
Всё ведь у нас есть, мать! Войны чтоб только не было! Только живи! Чего там?
- Ладно уж, отец,  - вздыхает Антонида, - устала  я.  Пошли скотину управлять лучше.
Что с тобой говорить…
   Николай замолк и, насупившись, пошел следом.
 
Он и вправду не понимал, чего Антонида всем недовольная, всё  ей не так, всё плохо.
   Со временем он попривык не обращать внимания на её «разносы и разгоны», на вспышки бессильного гнева.
 А когда со стороны услужливые дружки пытались подсказать  ему «выход», старались «открыть глаза»  на неласковость супруги,  он  только отшучивался: «Она кричит, а мне, как симфония вроде. Даже скучно,  когда в доме тихо!»
   И, действительно, ворчит Антонида или покрикивает, глазами ли гневно сверкает, а он  жмурится  белозубой улыбкой, как кот на масленице, да ещё напевает что-то себе под нос. А потом:
- Да что ты, мать! Ты посмотри, какой я  у тебя орёл!
 И комично поворачивался в разные стороны, напыжившись и важничая.
Первыми заходятся от смеха детишки.
Антонида сначала отворачивается, негодуя, потом не выдерживает, улыбается тоже.
- Ну, хватит, хватит уже, вот ещё, дурень старый!
Глаза её постепенно теплеют.
   Николай, так и не дождавшись ласки да любви от обожаемой  своей супруги, смирился с её суровым нравом, и по - прежнему, уважая и побаиваясь её, стал заводить шашни с разбитными, сговорчивыми бабёнками, послевоенными вдовушками.
Благо у него их под началом как  на ферме, так и  теперь в бригаде было, хоть отбавляй.
Огневые да задорные, в любви щедрые и без больших претензий.
    Дошли слушки и до Антониды.  Не поверила  сначала, вознегодовала.
Но переломив однажды гордость, выследила своего неверного мужа и, сняв с ноги тапок, врезала ему пару раз по физиономии, а придя домой, повыбрасывала вещички его в сени.
    Но не ушел Николай.
- Никуда я, мать, от детей не уйду, и точка! А что побаловался…
так я  - мужик! Меня не убудет!  А ты – мать!  И я тебя не брошу.
     Захлебнулась от такой логики Антонида, бросилась на обидчика с кулаками,
барабанила  по груди, по спине. И, мешком свалившись на выброшенные вещи, завыла, застонала, забилась в смертной тоске.
    Выплакавшись, занесла  вместе с мужем вещички обратно.
Но теперь еще яростней бранилась на него, и на попадавшихся под руку детей.
 Ещё суровей и несговорчивей стала.
   Замкнулась. Тонкие полоски седины  пробились в её  пышных золотистых волосах.
Большие  темно-синие глаза светились скорбью и укором...
44 Уроки плавания
Александр Иванов 19
     Когда подошел к концу мой пятый десяток, я заскучал от своей прелестной и мудрой жизни. Слишком долго ничего не происходило. Запас испытаний и стрессов, посылаемых мне судьбой, по моим прикидкам иссяк,  и я  вдруг испугался, что  ничего интересного со мной  больше не случится, что этот гладкий, удобный для неспешного передвижения рельеф моей жизни уже не изменится и  позволит мне без приключений, монотонно катиться к старости. Этот, много раз проклятый мною в сердцах, “гигантский, постперестроечный слалом” закончился, и мне стало скучно.
     Все перипетии по завоеванию места под солнцем в славном городе Москва благополучно закончились, а новых не предвиделось. Дом был построен, дерево посажено, а сын и дочь  уже выросли. Супруга, моя ровесница, к этому времени как-то внезапно располнела и, в отличие от меня, потеряла интерес к интимной стороне нашей жизни, стала ближе к внучке, в остальном оставаясь самым близким мне человеком и доброй женой. Безусловно, к ней пришло смутное осознание того, что баланс в нашем семейном союзе отчего-то нарушился.
    Она старалась всячески указать мне на мои возрастные изменения, пытаясь психологически уравнять наши позиции, осадить меня. Особенно когда я купил себе мотоцикл. Ей казалось, что я веду себя не серьёзно, по “пацански”. Эти скрытые попытки  выглядели нелепо и беспомощно, и она  в душе понимала это,  стараясь не  устраивать сцен. У меня не было намерений хоть как-то обидеть её или ущемить, но чувство вины всё равно поселилось где-то в закоулках  моего сознания. Мне было жаль её, но в ежегодный двухнедельный зимний отпуск я стал уезжать один, с её молчаливого согласия.
    Что-то томилось во мне, какое-то блюдо побулькивало во внутреннем тигле, разогреваемом огнём неясных желаний и ожиданий чего-то. Чего я хотел и чего ждал? Этого я не смог бы внятно сформулировать. С равным успехом это могло быть что-то новое и неожиданное; новая необычная работа,  новая влюблённость. Я даже  был бы не прочь усыновить ребёнка. Мне по-прежнему хотелось испытывать всё то, что осталось в молодости, войти в ту же воду. 
      Пара моих любовниц, которые числились в этом статусе на тот момент, мне тоже стали надоедать. А может быть это мой “главный орган” стал терять неутомимость? Одно время, когда с подругами в постели у меня стали происходить осечки, я так было и подумал.  Мой “дружок” стал каким-то не очень бодрым. Несколько раз я даже пробовал принимать виагру.
      Невесёлые философские мысли стали посещать меня. Человек глуп и материален, и если отбросить всю метафизику, то его тело и его органы имеют свой конечный ресурс. Не смотря на то, что я давно относился с иронией почти ко всему в жизни – в том числе и к себе - увидев край этого ресурса, я забеспокоился.
     Я, было, даже  загрустил, но, слава богу, всё скоро разъяснилось; я уже два года принимал статины (таблетки против холестерина), которые угнетающе действовали на эту, насущную для мужчины, функцию. После ознакомления с этой “ужасной” информацией, я тут же бросил принимать эти зловредные пилюли, как отбрасывают от себя что-то омерзительное, вроде дохлой мыши. Вот вам и маленький кусочек внутреннего мира мужчины; он предпочтёт сократить годы своего пребывания на поверхности земли, чем расстанется со своей “функцией”!
     В самом начале отношений с женщинами, я всегда честно предупреждаю, что  женат, и ни на что кроме постели не гожусь. А ведь женщинам непременно хочется замуж! Обе моих подружки периодически делали попытки обрести этот статус, но каждый раз разочарованно возвращались ко мне. Я их понимал и принимал обратно. Женщина всегда чья-то: если о ней никто не заботится, будь то отец, брат, муж, любовник или сутенёр на худой конец, она превращается в замкнутое, рефлексирующее чудовище или в ломовую лошадь!
    И хотя внутри себя я не чувствовал изменений, я стал немного стесняться  и скрывать свой возраст, поняв, что далеко не каждая свободная молодая женская особь считает нормальным общение с мужчиной который старше её на двадцать лет; начал подкрашивать волосы, пытаясь скрыть обильную седину. Сбросить вес при моей любви к кулинарии  удавалось с трудом, но я стремился! Я ещё всего хотел и, мне казалось, многое мог.
       Я стал крутить головой по сторонам ещё интенсивнее чем раньше. Моё обострённое эстетическое чувство заставляло меня обращать внимание только на молодых и симпатичных мне представительниц женского пола. При виде привлекательной девушки я непроизвольно втягивал живот. С этим я ничего не мог поделать!  Мужику, которому полагалось думать о семейных ценностях и справедливости по отношению к своим ровесницам – и эти ценности он в какой-то мере действительно разделял – думалось совсем о другом...  Но всякий умный мужчина должен задуматься над простым вопросом и по возможности ответить на него самому себе честно:  хватит ли его  ресурсов  на кардинально-новую жизнь “после пятидесяти”? Их  может и не хватить. Но не всякий  может всё правильно оценить и остановиться вовремя.
    А в этом январе я целыми днями сладко и увлеченно бездельничал на Северном Гоа. Распорядок моей жизни был почти неизменным изо дня в день: проснувшись, я недолго гулял по берегу, наслаждаясь утренней прохладой, поглядывая на одиноких в этот час бегунов и медитирующих личностей, затем шел завтракать. Wi-Fi в кафе был бесплатным, и мой завтрак обычно затягивался до одиннадцати часов. Затем я опять шел на берег, и валялся там до четырёх часов, слушая музыку или читая книгу. Довольно быстро я приобрёл  загар, которому  стали завидовать мои знакомые. Вечер обычно проходил в различных злачных заведениях, где мы с приятелями, покуривая травку и попивая прохладные слабоалкогольные напитки, проводили время в приятном, необязывающем общении. Часто я просто выходил на берег провожать уходящее в океан солнце.
    На Гоа бывают множество людей, но не все хотят вернуться туда вновь.   Многие, приехавшие сюда впервые, в первую очередь  замечают грязь и мусор на узких улицах. Их раздражает отсутствие удобств и гуляющие везде коровы. Дурные запахи. В Гоа или влюбляются навсегда или забывают об этом месте.  Как мне кажется, это место подходит только людям определённого душевного склада. Но главное здесь – это атмосфера спокойствия и отсутствия агрессии, которая позволяет тебе расслабиться. Даже собаки здесь кажутся не злыми. Здесь что-то забывается, на что-то начинаешь смотреть по-другому. Здесь хочется остаться навсегда. Мне довелось побывать в нескольких странах юго-восточной Азии. Взять, к примеру, Тайланд. Я бывал там не раз. Хорошие дороги, чудесные храмы и природа, торговые центры. Развитая индустрия туризма. Всё для гостей. Всё на показ. Почти всё подогнано под среднестатистического туриста.    Он стал заказчиком, зрителем и потребителем. Он уже повлиял на всё.
       А здесь я просто жил. Я общался с такими же как я. Существовал  в том ритме, который меня устраивал. И этот процесс меня, привыкшего к действительности огромного мегаполиса, просто завораживал.  Здесь месяц казался днём. Мне нравилось  засыпать и просыпаться под мерный шум океана. Глядя на малиновый закат, я забывал о своём “трудном хлебе”. Каждый закат был словно новая притча, которая читается только один раз...
Для меня это место навсегда останется “местом, где разглаживаются морщины”.
      На этом чудесном берегу все показатели моего организма приходили в норму. Моему пульсу и давлению могли бы позавидовать молодые космонавты. Мне здесь нравилось настолько, что я всерьёз начал задумываться о том, чтобы перебраться в тёплые края навсегда. Прокручивал в голове разные схемы со сдачей в аренду  московской квартиры и т.д.  Придумывал способы, которыми можно было заработать на жизнь имея удалённый доступ в интернет.
     Но помечтав немного я понял, что не стоит себя обманывать – слишком глубокие корни пока держат  меня в Москве…  А здесь мне просто было очень хорошо!
    В один из вечеров я ехал на своём скутере по главной улице Арамболя, сейчас уже и не вспомню куда. Моё внимание привлекли двое полицейских разговаривающих с молодой черноволосой женщиной. Медленно проезжая мимо, я успел уловить тон их разговора - они разговаривали о чём-то серьёзном. Затем прозвучало русское слово. Я остановился неподалёку и прислушался.   Они предлагали ей проехать с ними в участок.  Она плохо знала английский и ничего не понимала. Обстановка постепенно накалялась.
    Бросать в затруднительной ситуации земляков за границей не в моих правилах, и я подошел.
- Привет! Что случилось? – вначале я обратился к ней.
- Чего-то они от меня хотят. Как я понимаю, они увидели у меня в руке джойнт.
     Я, на своём ломаном, но вполне понятном для них английском, смог объясниться с полицейскими. Они хотели, чтобы она проехала с ними в участок для досмотра. Пятьдесят долларов бывшие у меня с собой уладили этот вопрос.
- Меня зовут Игорь. Садись, подвезу.
- А я Татьяна. Спасибо. Я не далеко от Тату обитаю. Знаешь где это?
   Так мы познакомились. Она мне сразу понравилась. На вид ей было лет тридцать или тридцать пять. Спокойная улыбка постоянно блуждала по её губам. Когда она села сзади, обняв меня руками, положив голову мне на спину, внутри меня всё радостно запело и мне показалось, что это было то, о чём я скучал последние годы. Далёкие звуки набатных барабанов тихо зазвучали в моей груди.
    Я довез её до условленного места, и мы договорились встретиться вечером на берегу.
     Тот вечер прошел чудесно. Мы ели что-то вкусное и болтали на разные темы,  полулёжа на мягких подушках в прибрежном ресторанчике. Она рассказала мне о своей жизни и о семье. Рассказала и о том, что  в Дели один человек составил гороскоп с предсказанием её судьбы, который чудесным образом полностью, до мельчайших подробностей, сбывается. По этому предсказанию ей ещё предстояло родить дочь и она в это верила. В наличии божественных сил она  совершенно определённо не сомневалась. При всей мягкости её манер, в ней чувствовался умный и сильный человек, с которым следовало, по крайней мере,  быть искренним в общении.  Я вдруг попытался представить себя  участником её гороскопа.
     Мне показалось, что ей тоже было хорошо со мной. Это придало мне смелости, и я попытался пригласить её к себе в номер. Она искренне удивилась – не оскорбилась и не возмутилась, а именно удивилась, чем необычайно смутила меня. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться  завтра. Засыпая в одиночестве,  я думал только о ней. В голове моей сами собой складывались поэтические строки. Такое со мной раньше случалось только в состоянии влюблённости.
     На завтра мы уехали на  дикий пляж, где между заходами в воду покуривали травку,   валялись и загорали на белом песке до самого вечера. Общение с Татьяной всё больше захватывало меня. Нам было хорошо вместе.
     Вечером, по дороге назад, мы перекусили в придорожной харчевне и выпили пива. Дорога прихотливо извивалась, проходя через местные деревушки, которые в этот предзакатный час выглядели очень живописно. Мы двигались в пёстрой тени деревьев, и тёплый ветер гулял в наших волосах. Я уже стал забывать те времена, когда мне  бывало также чудесно.
    На следующий день она позвонила мне сама, и мы условились встретиться вечером на пляже.
     Я увидел её танцующей на закате под ритмичные звуки  производимые группой барабанщиков среди таких же как она стройных и загорелых людей, совершающих энергичные движения. Вокруг танцующих на пляже плотным кольцом толпились зрители. Для прибывших на Гоа впервые всё это выглядело диковато и экзотично. Многие снимали действо на видео.
      Прикрыв глаза она совершала ритмические движения  в такт звучащему хору тамбуринов. Её смоляные кудри метались из стороны в сторону, усиливая общее впечатление.   Извивающееся в танце, стройное тело Татьяны излучало какую-то  неудержимую силу; такое ощущение возникает, когда стоишь рядом с  молодой породистой, ещё не объезженной вороной лошадью.
     Публика завелась, и многие непроизвольно подтанцовывали. Я несколько минут зачарованно глядел на эту молодую, прекрасную женщину. От волнения моё сердце забилось чаще. В ней было всё то, чего мне так не хватало, о чём я думал все последние годы.
     Но в  тот же  момент до меня дошло, что завоевать и увести с собой эту женщину мне будет нелегко, а  удержать против её желания будет невозможно.  Для этого нужно стать таким же молодым и сильным, с лоснящейся от потной испарины шкурой, существом, за которым она пойдёт сама…  Ей нужно было подарить будущее, а значит посвятить всю мою оставшуюся жизнь,  отбросив, перечеркнуть всё то, что было до этого момента – по-другому с таким человеком не получится. Забыть про дом и посаженное дерево, начать всё с начала.
     Почему-то вспомнился давно прочитанный мною рассказ про существовавший в неком городе магазин желаний, в котором можно было приобрести всё: успех в бизнесе, власть, деньги и даже счастье – счастье было самым дорогим товаром!  Но за всё необходимо было заплатить. Цены были разные.
      Например, любимая работа стоила отказа от стабильности и предсказуемости (возможно даже материального благополучия), готовности самостоятельно планировать и структурировать свою жизнь веры в собственные силы и разрешения себе работать там, где нравится, а не там где надо.
      Власть стоила чуть больше. Надо было отказаться от некоторых своих убеждений, научиться находить всему  разумное объяснение, уметь отказывать другим, знать себе настоящую цену, научить себя говорить «Я», заявлять о себе, игнорируя одобрение или неодобрение окружающих.
      Некоторые цены казались странными. Замужество можно было получить практически даром, а вот счастливая жизнь стоила дорого - персональная ответственность за собственное счастье, умение получать удовольствие от жизни, знание своих желаний, отказ от стремления соответствовать стандартам окружающего общества, небольшое чувство вины, умение ценить то, что есть.  А на двери того магазина висело объявление: «Если твое желание не исполняется, значит оно еще не оплачено».
      А готов ли был я заплатить свою цену за исполнение моего желания?
     Танцевальное действо продолжалось, а я отошел в сторону и присел на песок. Край малинового диска ещё висел над океаном, и на этом полотне заката каждый мог прочитать  всю правду о себе.  Та вода, по которой я так скучал,  утекла далеко - далеко, и никто и никогда не сможет помочь мне войти в неё ещё раз. Мне нужно было учиться плыть в той, которая текла передо мною.
     Солнце уже село, но я знал, что завтра оно  обязательно взойдёт, и его закат будет таким же завораживающе красивым. До отъезда в Москву оставалось два дня.
45 Осенний пруд
Михаил Рябинин 2
       Затяжные   дожди  размыли  в  осенней  ряске  большой  круг  чистой  воды,  оттеснив  в  водоросли   пластиковые   бутылки,  коробки,  желтые  листья.  Желтые  листья  ковром  покрывали  неразмытую  ряску,  скрывая  плавающий  в  ней  мусор,  покрывали  низкие,  подтопленные  берега  пруда,  по  периметру  которого  стояли  старые,  раскидистые,    прозрачные  ивы,  утонувшие  в  зарослях  ольхи,  ясеня  и  вербы.
       Унылую  картину  оживляли  крупная,   светло-коричневая  утка  и  два  селезня  с  сине-зелеными  пятнами  головы  и  крыльев  по  серому  фону  туловища.  Они  с  громким   кряканьем  плавали  по  свободной  воде,  очевидно,  собираясь  в  дальнюю  дорогу.
       Я  стоял  на  дальнем  от  них  берегу  пруда  и  любовался  птицами,  думая  о  том,  как  быстро  пролетело  лето.  Казалось,  совсем  недавно,  по  весне,   на  пруды  прилетели  две  пары  уток.  Утят  они  выводили  на  соседнем  пруду,  более  глухом  и  заболоченном,  а  сюда  прилетали  подкормиться.  Вороны,  собаки,  кошки,  мальчишки  не  дали  утятам  вырасти  во  взрослых  уток,  а  одна  из взрослых   крякв,  очевидно,  попала  на  мушку  охотника.  Оставшиеся  в  живых  собирались  покинуть  так  неласково  встретившую  их  родину.  Возможно,  об  этом  они  так  громко  спорили.
       На  противоположной  стороне  пруда,  на  огибающей  берег  тропинке,  показались  двое  молодых  мужчин.  Они  подошли  к  воде,  достали  из  карманов   бутылку   водки   и  пластиковые   стаканчики,  разлили  водку  и  выпили.   Вот  они  заметили  утиную  стайку  и  пришли  в  дикий  восторг,  который  выразился  в  том,  что  они  стали  поднимать  с  земли  камни  и, с  радостным  криком,  кидать  их  в  уток.
       Я  пришел  на  помощь  птицам  и  крикнул  мужчинам:
       -   Парни,  не  надо  кидать  в  пруд  мусор.  Его  надо  чистить,  а  вы  засоряете.
       Парни  смутились:
       -   Да,  мы  в  уток.
       -   Не  надо,  пусть  живут.
Утки  не  стали  ждать  окончания  нашей  дискуссии,  с  шумом  поднялись  с  воды  и,  с  громким  кряканьем,  улетели.  Мужчины  оправдывались:
       -   Так  мы  убивать  и  не  хотели,  просто  попугать.
       -   Зачем?!
       Вопрос  поставил  их  в  тупик.   Они  быстро  собрались  и  исчезли  в  зарослях  кустарника.  Я  подумал,  насколько  в  мире  творилось   бы  меньше  глупостей,  если  бы  люди  почаще  задавали  себе  этот  простой  вопрос.
       Пруд  опустел.  В  угрюмой  тишине  серая  морось  покрывала  ветви  кустов  и  деревьев,  желтые  листья,  под  которыми  прятался  мусор  в  водорослях, и большой  круг  чистой  воды,  в  котором  еще  совсем  недавно  была  жизнь.

46 Жабка
Людмила Павласек
            Некоторые люди представляют жабу как нечто ужасное и отвратительное, она не идёт у них ни в какое сравнение с прекрасной розой или изящной птицей, даже на паука или жука-волосогрызку с длинными цепкими усами мы можем полюбоваться.
Хотя, на самом деле, жаба совершенно безобидное, симпатичное и даже загадочное существо!
В детстве мы играли с лягушками и казались они нам такими славными, правда всегда холодные и мокрые, но весёлые и прыгучие!
Помню, уже взрослая, однажды, работая на огороде, я поранила тяпочкой лягушку, которая сидела в траве и сильно рассекла ей лапку. Она лежала, распластавшись на земле, вытянув ножки, голова её запрокинулась, ротик открылся и жёлтые глаза застыли. Это было так страшно, будто ребёнок новорожденный умер. Я плакала, причитала, а руки сами нашли листья подорожника и, соединив рану, я обмотала ими лапку; затем завернула мою раненую лягушку как дитя в большой лист лопуха и уложила в тенёк под куст смородины.
Как же я удивилась и обрадовалась, когда на другой день нашла эту пелёнку пустой, только скрученные листочки подорожника лежали там! Я мечтала когда-то увидеть мою хромую лягушку, но, похоже, она переселилась в более безопасное место — на край огорода, влажный и заросший всегда травой или на болотце, что начиналось сразу за дачами.
            А с жабой я впервые познакомилась в Чехии, когда мы купили здесь домик на краю леса.
С начала сентября я прожила несколько месяцев одна, не зная языка и обычаев, но это была Моравия, а народ здесь очень милый и доброжелательный, так что было мне уютно обживаться.
Но всё же я очень радовалась любой живой душе — мышке, которая поселилась в большой сумке с проводами, стоявшей на веранде, я назвала её Шура, потому что она постоянно там чего-то шурудила!
За огородом, на опушке леса, стоял муравейник и мне нравилось наблюдать как жители его готовятся к зиме. Я заметила что они дружно носили кусочки застывшей сосновой смолы и по ходам спускали их вниз, тогда я им наколупала целую горсть этой смолки и высыпала на муравейник, они подскочили от радости, замахали лапками, закрутили усиками и тут же собралась толпа их , а через какие-то минуты всё до крошечки исчезло в глубинах подземелья!
Может быть они там янтарь делают? Или просто дезинфицируют свои спальни, а может быть царица  у них очень любит аромат сосновой смолы, как я, например!
           Так вот, однажды, в конце сентября,  я спустилась в кочегарку, чтобы проверить всё ли готово к  отопительному сезону и увидела у кучки древесного мусора солидную жабу. Она жмурилась от яркого света лампы, её горизонтальные зрачки совсем сузились и смотрела она как-то сквозь меня.
         -  И что вы здесь делаете, почтенная, собрались зимовать? Но тут будет жарко и сухо и шумно к тому же, не удастся вам поспать! Ждите, я присмотрю вам домик...
За огородом  у нас лежат камни — плитняк, аккуратно сложенный лет сто назад, когда дом строили  их выкорчевали из земли, чтобы сделать чистое поле. Получилось такое сооружение, похожее на огромную черепаху со спрятанной головой; вот под неё я и сделала подкоп, напихала туда много сухих листьев — будет ей тепло!
Прихожу за Жабкой, а там, представьте, сидят рядышком уже двое! Смотрят на меня живенько, глазками пеликАют, собрались вместе переезжать! Я, конечно, догадалась, что это «одна возлюбленная пара» и усадив их рядышком в коробку из-под медового тортика, понесла показывать  им новое жильё. Того, что поменьше, наверняка это был ОН, я сунула под камни первым, а Жабку решила получше рассмотреть. Пузико у неё было гладкое, песочного цвета, а всё остальное тело и даже лапки были покрыты серыми пупырышками в крапинку. С такой раскраской не сразу заметишь её в природе! Вся она была сухонькая и пригревшись у меня в ладонях сидела не шелохнувшись, даже глаза от удовольствия закрыла, веки у неё были словно накрашены золотой тушью - красавица. Нежно распрощавшись, я отправила её к суженому и, засыпав вход ворохом опавшей листвы, решила до весны забыть о них!
             Почитав про жабу, я узнала, что живёт она аж до сорока лет! И пупырышки у неё на коже лишь для того, чтобы увеличить её площадь и избежать обезвоживания, она же земноводное существо - потомство в воде выводит, а живёт на суше. Вот, значит напрасно детей пугают, что если жабу в руки возьмёшь, бородавки на них вырастут! У многих народов, в том числе на Руси, издревле считалось большим грехом убить жабу, как и лебедя.
             Тот год был такой урожайный и, обходя окрестности, я обнаружила ничейные  яблони со спелыми уже, вкусными яблочками, старые ореховые деревья на лугу. После дождя и ветра  столько нападало грецких орешек, что мне на всю зиму хватило! А показала мне эти деревья соседка наша, пани Иржичкова, она уже старенькая была и ноги у неё болели, потихоньку мы с ней дошли, километра два. Потом надо было в горку крутую забраться и там деревья эти росли, когда-то здесь крестьянская семья жила, но, видимо, давно уже уехала, а деревья оставила. Спасибо ей! 
Бабушка присела отдыхать на камушке, я же по склону поднялась на верх и привезла полную сумку на колёсиках и пакет замечательных орешек для нас двоих!
Так мы с ней дружили девять лет, такая светлая она была как солнышко и лицом как ребёнок застенчивый — голубые глазки и короткие волосы белым пушком и улыбка беззубая, от которой на круглых щёчках ямочки получались и нельзя было не улыбнуться ей в ответ.
Она была с одного года с нашей мамой и я часто устраивала им посиделки, приготовив что-нибудь вкусненькое из русской кухни.
Без переводчика они весело болтали каждый на своём языке и то смеялись, то грустно качали головами, жизнь у них была похожая — война в  юности, бедность, тяжёлая работа, дети...
Три её дочери, уже пенсионерки, но ещё моложавые, часто приезжали к ней, то по-очереди, то все вместе; она всегда радостно ждала их, пекла бухты — такие вкусные булочки ванильные с начинкой из творога и джема. А прошлой осенью случилось что-то необъяснимое — её увезли в дом престарелых, мы даже не успели проститься с ней. А там, переночевав, она утром умерла...
Душа моя плакала, так больно и обидно за неё было...
Светлая память ей.
            В ту красивую золотую осень я радостно обживала своё новое Пространство, сажала  плодовые деревца, ягодные кусты, многолетние цветы — хотела обрадовать мужа, который, доработав до пенсии в Швейцарии, должен был весной приехать сюда. И, конечно, детей моих, чтобы они, приехав в гости, могли полюбоваться на цветущий садик, посидеть у костра, скушать настоящие овощи и ягоды, походить босиком по травке!
Прямо за огородом, на солнечном пригорке выросли два чудесных мухомора - это был призыв отправиться на поиски грибов! Я уже находила за каменной черепахой, среди молодых берёзок, несколько подберёзовиков и сейчас, заглянув туда, я обомлела — грузди! Неужели здесь растут наши сибирские мохнатенькие груздочки, только они умеют так прятаться в старой листве, вспучивая её и оставаясь под ней чистыми и влажными.
Встав на колени, я бережно разгребла листву и отпрянула от неожиданности — едва приоткрыв веки, на меня смотрели сонные глаза Жабки! Вот те на, я им гнёздышко соорудила, а они в лес зимовать ушли! На следующее лето я узнала, что под камнями жил старый уж, видимо, он уже крепко спал, поэтому им удалось спастись бегством!
            Весной, когда основательно пригрело, я проверила место их  зимовки, но там было уже пусто!
Долго я их не встречала и решила, что они ускакали на речку, протекающую неподалёку, метать икру.
Но однажды, в середине лета, я увидела на капустной грядке свернувшегося кренделем ужа, пытаясь прогнать его, я кышкала и махала руками, но он не реагировал, возможно был уже глух и слеп или глубоко задумался. Тогда я взяла большую совковую лопату и хотела его с землёй подцепить и отнести в лес, но только я его тронула, как он встрепенулся всем кренделем и, подняв голову, выплюнул к моим ногам жабу! Я проследила как он улепётывал в своё надёжное убежище под камнями.
Бедная моя Жабка, она была в обморочном состоянии, вся измазанная слюнями этого злодея, раскинув лапки, она казалась бездыханной.
Зачерпнув в тазик дождевой воды из бочки, я положила её туда и вскоре она очнулась, задышала всем телом, задрыгала лапками и, наконец, уселась, поджав их, как полагается жабе!
         -  Привет, задрыга! Поздравляю со счастливым спасением, бедняжка моя!
Кажется, она поняла меня и осознала значимость своего счастья, потому как начала радостно бултыхаться и нырять, смывая с себя склизкую пену.
Когда Жабка совсем успокоилась, мы с ней договорились, что она поживёт пока подальше от огорода, куда может снова наведаться уж. Самого с ней рядом не было, может быть они разошлись или с ним ещё раньше случилась беда.
Я отнесла её через лесную дорогу, в тенистые заросли лопухов и сочной травы — там всяких мошек и козявок будет ей достаточно для пропитания!
Долгое время она не попадалась мне на глаза, но, работая в саду или огороде, я часто чувствовала, что кто-то подглядывает за мной то из зарослей клубники, то из-под кустов ягодных.
А прошлым летом я неожиданно встретила её в нашей маленькой тепличке под развесистым огуречным кустом! Здесь было влажно и тепло, а главное, спокойно -  никаких врагов охотников!
Я обрадовалась ей как давней хорошей знакомой, однако, она показалась мне больно толстой, отчего я решила, что она ждёт приплода. Мне не очень хотелось, чтобы в тесной тепличке орава жабят постоянно прыгала у меня под ногами и я перенесла её в маленький садик. Там уютно, розы цветут и другие цветочки; у солнечной стенки растёт японская грушка, яблоня и виноград, который забрался на крышу веранды.
Здесь мы разводим костёр, когда приезжают дети и просто люблю посидеть вечером, слушая пение птиц перед сном, любуясь как солнце садится, играя нежными лучами в тени деревьев...
Я посадила её к стенке за  розами, она ни капельки не растерялась и вперевалочку поскакала, видимо, уже всё было знакомо ей здесь! Забравшись в нишу, она подняла голову и издала какой-то замысловатый звук — радость свою выразила или благодарность мне объявила!
В теплице я уже поснимала её и здесь, достав фотик, сделала снимки — домик словно был приготовлен для неё, паучок сплёл изящный балдахин над головой и, как голубой жемчуг, украшали его маленькие росинки. Жёлтые малюсенькие цветочки, которых я раньше не замечала, любуясь на розы прекрасные, украшали вход в её домик и казались изысканными.
            Так сидели мы, глядя друг на друга, я любовалась и в голове моей  теснились мысли, хотелось постичь для какой такой таинственной цели сотворил её Творец.
Может быть хотел показать, что нет в его творениях прекрасного и безобразного — всё ЕДИНО и перетекает одно в другое. 
Или испытать хотел нашу способность Любить Безусловно?
Возможно, глядя на меня, она думала то же самое...

47 После дождя восходит солнце
Гульдария Юсупова
Прогнозы синоптиков о безоблачной погоде не оправдались. Как только за Белой рекой*  сверкнула молния, раскаты грома  донеслись до самого центра города.

Однако, то ли от  того, что отблески грозы отважно  встречал величественный   Салават Юлаев на своем  коне*,  то ли дождливое лето стало привычным,  но прохожие не торопились в укромные места.  Даже  зонтики мало кто доставал. Видимо, не одна я отправились из дома налегке, в надежде, что погода наладится.

Так вот,  гуляя по городу под приглушённые раскаты грома,  вдруг меня осенила  мысль,  что всё это мне безумно нравится! Капельки тёплого дождя  весело танцевали на асфальте и сливались с брызгами фонтана, деревья радостно шумели омытыми листочками, а воздух пьянил своей свежестью!

Как здорово, что мой любимый  город  Уфа и его  деловые кварталы, родные мне со студенческих лет,  хорошеют с каждым годом! Какие у нас уютные скверики и тротуары! А скамеечки и фонари, выстроились в строгий ряд, как солдаты на параде!

...После дождя они вновь засияют чистотой и будут гостеприимно встречать горожан. А еще над столицей обязательно взойдёт солнышко, и город засверкает, украшенный капельками дождя, как россыпью ярких бриллиантов.

Примечание - фото автора
*Белая - река в Башкортостане
*Салават Юлаев  - национальный герой башкирского народа
*Уфа - столица Республики Башкортостан
48 Прописка греческих богов Олимп или Олимпос?
Владимир Репин
Как вы думаете, удобно ли было греческим богам пировать на Олимпе?
Посмотрел я на Олимп, и решил, что не очень:
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541312
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541308
Снег, холод, голые скалы, вокруг обрывы, ущелья, ветер свищет...
И все это - на высоте 2900 м.

Но ведь есть на планете еще одно замечательное место с почти таким же названием: Олимпос, на 400 км южнее и на 600 км восточнее Олимпа. И находится оно в Турции, но не где-нибудь, а там, где во времена античности была Ликия, на побережье Средиземного моря.  Античный город был построен выше небольшого залива в глубоком ущелье, вдоль небольшой речки.
Похоже, в устье речки стоял когда-то круглый остров с кольцевым каналом.

Начиная с XIV в. до н. э. Ликия была местом, откуда на Египет совершали набеги пираты (будущие «народы моря»).
В 1-м тысячелетии до н. э. Ликию населяли ликийцы, потомки лувийцев. До ассимиляции с греками в III в. до н. э. они говорили на одном из хетто-лувийских языков и в V—IV вв. до н. э. пользовались буквенным письмом (см. «Ликийский алфавит»).
И вот там, выше по ущелью, есть интересная гора, Химера.
Химера — эта единственная в мире гора, на склоне которой 365 дней в году горит естественный огонь. На небольшом участке из её склона постоянно выходит природный газ. Это обычный метан, с примесью вещества, которое загорается на воздухе. Постоянно горит там несколько десятков таких факелов. Место это известно было с глубокой древности и газ горит по крайней мере последние несколько тысяч лет.
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541318
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541309
Факелы иногда меняют свою интенсивность и место горения иногда затухают, некоторые загораются вновь.

По склону течёт небольшой ручей, который порой тушит некоторые факелы.
К месту горения факелов снизу по склону идёт мощёная камнем тропа.
Правда, интересное место для поклонения? Четыреста метров над уровнем моря, комаров сдувает, не очень жарко, дрова для костра не нужны, вода ключевая имеется, площадка круглая  - хоть танцуй, хоть песни пой...
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541317
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541316
А какой вид на море и окрестности!
http://fotki.yandex.ru/next/users/repin-v-n/view/541310

Причем учтите, что Ликия часть Лидии, а Лидия - просто кладезь премудрости: тут и архитекторы (один Милет с его удивительной планировкой чего стоит!), и скульпторы, и художники, и поэты, и математики...
Лично у меня такое впечатление, что европейские греки нахально приписали себе первенство в науках и искусствах, а набирались они всего именно в Лидии.
Ну сами посудите - Фокея считается колонией Фокиды, но суффикс -ид уже сам по себе дает в греческом языке второе поколение, вроде наших -вичей. Так кто кого колонизовал, воспитывал и образовывал?

Вот и мифы об Олимпийских богах и их чудесной и уютной горе богов,  Олимпе, скорее всего, еврогреки принесли из Малой Азии, из Олимпоса.
49 Круговерть
Игорь Гудзь
"Сегодня такие портят парты, ломают стулья, а ... завтра!? С малого все и начинается! Такие готовы на самые низкие поступки, такие могут даже Родину предать...!"
- Ты... это, не перебарщивай! - жамкал в руках макет стенгазеты пионервожатый. - "Родину" ... убрать! Слишком уж!
- Родину... , Родину нашу никому не убрать, товарищ пионервожатый! Она у нас одна! - вскинул голову внештатный корреспондент Васильев.- Наша социалистическая Родина. А эти..., могут, могут предать! Стулья - только начало! С таких галстуки пионерские ... рвать надо!
- Да...! - присмотрел к нему вожак. - Далеко пойдешь Сережа! Насчет "Родины" - убрать!  И все...! Я сказал!

- Не спи, бля! - толкнул его в бок сержант. - Справа...смотри, бля! Кусты на горе..., там они, бля! Жопой чую!
- Фу...х! - встряхнулся лейтенант Васильев. - Сморило! Жарища! Школа приснилась! Я там стенгазету...
- Бля! Вправо смотри, лейтенант! Ща тебе духи дадут ... газету
Тяжелый армейский грузовик гнал по серпантину. Трое бойцов: водитель и двое сопровождающих груз напряженно вглядывались в отвесные скалы. Ящики со снарядами тяжело громыхали в кузове.
- Я тогда там, насчет стульев...!
- Да...бля! - повернулся к нему сержант. - Вправо см....
По лобовому стеклу поползли трещины. Маленькое круглое отверстие как бы само собой появилось у сержанта на лбу.
"Как у баб индийских в фильмах! - успел подумать Сергей.
Тонкая струйка крови нехотя сползла на левую бровь, обогнула нос и завязла в густых усах уже бывшего сержанта.
- Ты вроде писать умеешь! - распорядился командир. - Отпиши родителям, мол, героически погиб Ваш сын, старший сержант Ивашов в жестоком бою с превосходящим ..., ну ты понял! Представлен к награде...!
- Так ведь....! - заикнулся было Васильев.
- А как? Написать матери, что ее сына  как курицу подстрелили в кабине машины...! - рассвирепел майор! - Иди пиши, бля...!

- Пригнись, пригнись, сказал! - шлепнул по холке паренька Васильев.- Не на митинге...!
- Так ведь не стреляют...!
- Начнут шмалить, поздно будет.
- Не посмеют они! По своим-то! - пискнул прижатый к перевернутой мусорке паренек.
- А как посмеют!? -  усмехнулся  горько Васильев. - Матери твоей что скажу? "Погиб сын Ваш смертью храбрых в кровавой битве ... со своими...?" Так и напишем!?
В полусотне метров стояли полностью снаряженные БТР. Вокруг них залегли готовые ко всему десантники. Внезапно один из них поднялся и пошел навстречу защитникам.
- Я майор Лебедь! Кто у вас старший!- крикнул он басом.
- Я! - встал тоже в полный рост Сергей. - Майор Васильев.
- Действующий!
- Так точно!
- Кого защищаешь, майор!? - кивнул на редкие освещенные окна Белого дома Лебедь.
- Свободу! - ответил Васильев.
- А под трибунал..., за свободу эту! Не боишься попасть!
- А ты не боишься..., по своим стрелять!?
- Никто стрелять не будет! - сдвинул брови Лебедь. - Поговорим, майор!

- Сережа! Так больше нельзя! Я так уже не могу!
Жена нервно перекинула Петьку к другой груди.
- Восемь месяцев без зарплаты! Еды дома нет! У меня вон...молоко кончается. Грудь пустая...! Уходи, уходи оттуда! Ну сколько можно!?
- Если все вот так из армии побегут, что будет?
- Да какое нам дело до всех! О себе думать надо!
- Да и куда идти-то!
- Рябов твой звонил вчера! Он...этот... теперь, начальник службы какой-то, афганцев ищет, с опытом. Вон номер оставил. Позвони, Сережа...!
- Ты понимаешь, зачем ему с "опытом"? Понимаешь...?
- Ну что же делать Сережа!? С голоду помирать..

- Ислам примешь, тогда может не убьют! - шептал ему прямо в ухо одноглазый. - Своих они сразу не стреляют!
- Где глаз-то?
- Выпал от ... напряжения! Слишком много увидел...
Дырка зидана чуть приоткрылась, в нее просуналась страшная бородатая рожа еще одного одноглазого, только чечена.
- Видал, сокамерник!-  с трудом скривил разбитые губы в улыбке Васильев. - Не один ты тут одноглазый.
Чеченец сунул в дырку ободранный "стечкин", грохнул выстрел, голова одноглазого пленника раскололась как спелый арбуз, все кругом забрызгало "соком".
- Теперь ... одын! - оскалился чечен. - Что надумал майор? К Аллаху идешь, или как этот ... к вашему, как его...! Смотри! Быстро...! Везет тебе! Мулла здесь, скоро ехать будет...
- Давай! ... Не подыхать же здесь....!

- Получай сука, получай, получай...!
Уже вторые сутки пинали его сокамерники Матроской тишины. Васильев молча катался по полу защищая жизненно важные органы. Да разве прикроешься, когда три пары ног месят беспрерывно...!
- Не стрелял я! Не стрелял в своих! - хрипел он, выплевывая кровавые ошметки. - Обоймы набивал..!
- Обоймы ..., на сука, на..., на, на...!

- Живой..., мусульманин! - налил Рябов по полной. - Ну ты дал...! Я ж тебя на месяц туда закинул. Место тихое! Посидел там, "участника" получил и свалил. Как ты в плен-то попал? Там и духов-то не было!
- Как и всегда! За водкой поехали..., "догнаться" решили, вот и ...! Двоих наших сразу, а я ... мусульманин теперь!
- Значит, Христа продал! Иуда..., типа! - ощерился Рябов.
- Бог - он один! Создатель! А религии людишки напридумывали...!
- В Матросской круто было!? Пошмякали тебя я смотрю!
- Попинали от души!
- Думал - не вытащу тебя! Генерал помог, в администрации он теперь. Фонды возглавляет...! Ему команда нужна, из своих. Понял, да!?  Ну... давай! Или ты не пьешь теперь? Мусульманин ити его...!
- ...Пью!

- Двадцатку перекинь наверх! - тихо шипела телефонная трубка. - И еще пятнашку... влево! Все понял?
- Там только пенсионные остались!
- Делай, что велено!
- Что людям скажем?
- Каким людям? Где ты их видел? Есть пастухи, есть стадо! Базаришь много..., с одного очка цедим! Мысль понятна...!?
- А с фондом как? Минусуем?
- Не твоя забота...! У тебя там..., в почте билеты на Кипр, на всех, отсидись пока. Петька как?
- Уже двойки носит!
- Вот и давайте туда, по ходу, на каникулы, типа.


- А вот у нас итоги конкурса стенгазет школы! - директриса нежно подвела заместителя губернатора  к огромному стенду.
- Сережа! - позвала она шустрого мальчика с разноцветным галстуком на тонкой шее. - Расскажи господину Васильеву про нашу школьную редакцию.
"Родина у нас одна!" - прочитал вслух крупный текст на большом листе Васильев. - Родину надо любить, как мать любит ребенка! Родину надо принимать всю: с достоинствами и недостатками. Предать Родину - самое последнее дело!"
- Много раз слово "Родина"! - пожурила мальчишку директриса. - Я же тебе говорила. Убери...лишнее!

- Не надо ничего убирать! - повернулся к ней Васильев. -Доубирались уже...!