На утро, приободренный решением и перспективами дальнейшей жизни, связанными с тем, что зная точно целый год я буду не только работать, а еще готовиться к поступлению в сельскохозяйственный техникум. Я вышел на улицу, задымил трубочкой и немного прогулялся по парку, собирая внутренние силы на то, чтобы сделать очередной поступок в своей жизни.
Светило очень яркое солнце, я любовался вечной зеленью кустарников, деревьями, не знающими слово зима, улыбался изредка встречающимся на пути прохожим, которые с недоумением поглядывали в мою сторону и мечтал о том, каким я буду хорошим работником, в деталях представляя себя со стороны коллег то уважение, которое я безусловно заслуживаю, а так же размышлял о том, куда направить свои стопы в поисках трудоустройства, но ничего не придумав лучшего, решил прогуляться до книжно-газетной лавки, где смогу приобрести для себя газету с предложениями взять на работу такого вот молодого и красивого человека, коим являюсь.
Что и выполнил, сейчас уже стою на обочине, с любопытством изучая предложения, неторопливо переворачивая листки газеты одну за другой.
Переступив порог небольшого кабинета, я по-хозяйски поздоровался с охранником, будучи уверенным в том, что в скором времени стану его начальником. Охранник лишь брезгливо одарил меня взглядом, профессионально осмотрел с ног до головы, тем самым оставив мою особу в негодующем состоянии.
«Начальника обидели, - раздраженно думал я. - Ну ничего, ничего, я был начальником над матросами, которые были не чета тебе, покажу твоей милости как надо работать».
Я подошел к следующей двери, за которой собственно говоря и скрывался сам офис, постучался в дверь руководителя отдела кадров, на что услышал приглашение войти.
Пройдя внутрь я самоуверенно уселся в кресло, ожидая услышать ко мне вопросы, но услышал мягко говоря не то, что хотел.
- Вам что надо, молодой человек? - спросил меня лысый старикашка в больших роговых очках, на что секретарша, сидевшая в углу и что-то перепечатывающая захихикала.
Но я подвоха пока не чувствовал, предполагая слабоумие данной прелестницы, поэтому простодушно ответил:
- Работать хочу, - старался я придать своему голосу деловой тон, давая тем самым понять всем, что столь ценный кадр в виде моей особы всюду будет востребован.
- Кем? - не унимался немногословный любопытный старикашка, сняв очки и близоруко на меня щурясь. - Зачем? - он водрузил очки обратно.
- Да хоть кем, - отвечал я ему беспечно. - Думаю мне подойдет место управляющего персоналом, ведь в прошлом я руководил людьми и теперь и вам могу посодействовать, управляясь с подчиненными.
После чего старичок насторожился и произнес:
- А позвольте-ка ваши документы, - на что я пренебрежительно вынул из кармана удостоверение боцмана, полагая, что после этого жеста все вопросы будут само собой исчерпаны и старикашка сразу же засуетится оформлять меня на работу.
Он долго рассматривал удостоверение боцмана, иногда поглядывал на меня, снимал очки, протирал их мягкой тряпочкой, надевал их снова, непонятно почему отдувался сокрушенно и, наконец, произнес:
- Нет, в это просто невозможно поверить, - категорическим тоном произнес он. - А будьте любезны ознакомить меня со своим аттестатом зрелости.
- Нет! Нет! Нет!
- Как это так? - не веря услышанному, удивился я. - Не может такого быть, вы ошибаетесь!
- Видите ли, молодой человек, - злобный старикашка опять снял очки, - вы работали на море. Извините, но даже изъясняетесь с некоторым акцентом, а на земле знаете ли своя специфика, да и чему вы там научились, я даже себе представить не могу, да и пришли устраиваться с таким гонором… Но вот если бы на земле… - он долго обдумывал как окончить мысль.
- А впрочем, ступайте вон отсюда, - и опять надел очки.
У меня появилось крепкое желание ударить старого негодяя по лицу, но сдержавшись, я гордо поднял голову и, переступая с носок на пятки, брезгливо и надменно произнес:
- Еще пожалеете, - и с этими словами удалился, громко хлопнув дверью, прошел по коридору и, не попрощавшись с охранником, так и несостоявшимся моим подчиненным, вышел на улицу, опять долго изучал печатное издание, стоя на обочине и спустя некоторое время направился в следующую контору.
На следующем месте меня выгнали на улицу почти тем же самым образом, только с поправкой на то, что я преуменьшил пыл и самомнение, решив снизить свою значимость. Но все оказалось напрасно, потому что отказали после того как услышали, что я не умею считывать с электронной машины какие-то непонятные графики. Да и вообще считали, что вид у меня мягко сказать неряшливый, поэтому не соответствует корпоративной концепции, а особым аргументом послужил тот факт, что я не научился постоянно улыбаться и по их мнению из-за этого должен обязательно каждый день портить настроение улыбчивым сотрудникам.
- Графики это ерунда, - уверяли они меня.- Вы не умеете улыбаться в духе нашей фирмы, поэтому не возьмем вас на работу, - и я опять гордо подняв голову, выходил на улицу и снова стоял на обочине, пытая дальше газету.
На третьем месте попытки устроиться на работу меня ожидал сюрприз, после которого я окончательно понял свою профессиональную нишу в жизни береговых людей. Дело в том, что меня приняли на работу, но я не долго радовался, поскольку постепенно до сознания дошло что… мне выделили почетную вакансию на должность поломойки и сейчас, вспоминая как сам гонял матросов по палубе со швабрами, откровенно обиделся на приглашение и уже не так самоуверенно, но все же подняв голову, отказался.
Мне было стыдно сообщить Кайе о том, что устроился швабромахателем, а серьезную работу мне почему-то не доверяют и все же я опять попытался найти ну хоть какую-нибудь более-менее значимую работу, при которой чувствовал бы себя хоть и рядовым, но достаточно самореализованным мужчиной.
Целый день я провел в беготне между конторами, магазинами, складами, забегаловками в надежде устроиться хотя бы грузчиком, лишь бы не поломойкой, но так ничего и не добился.
Только в порту, куда я попал от отчаяния, один полузнакомый капитан предложил место на пароходе, но естественно я отказался от должности, все это мотивируя тем, что у меня есть семья и я должен ее кормить. А отлучаться, скитаясь по морям, я просто не имею права, да и вообще хочу сменить профессию, на что капитан понимающе улыбнулся и пожелал мне удачи.
Вечером я сидел на берегу и устремив свой взор на закат, размышлял о столь непонятной ситуации, пытаясь понять людей, которые мне отказывали, я с отчаянием тихо, можно сказать холодно ненавидел их, поскольку оправданий этим людям не находил. Одновременно я наблюдал то за пароходами, которые проходили мимо, поворачивая на закат, скрывались за линией горизонта, то за точкой, медленно растущей на фоне уходящего солнца, которая со временем превращалась в корабль, заходящий в порт. Все это зрелище конечно радовало глаз, но все же настроение было мягко говоря паршивое, я не хотел идти домой к Дедычу, которого безусловно огорчил бы своим полнейшим поражением, а больше всего не хотелось идти домой, потому что боялся показываться на глаза Ватрушке и лишь представлял себе как она огорчится и расплачется глядя на своего неудачника.
«Все, работа на земле для меня в этом году закрыта, как мы будем жить, я не знаю, деньги пока есть, но что ожидает нас в дальнейшем»?
Далее я думал о том, как бы и на чем-нибудь сэкономить, тогда в голову лезла всяческая чепуха, вплоть до экономии ботинок, которые я буду надевать исключительно в выходные дни и праздники. Так будет справедливо, поскольку в отличии от меня рабочий люд этого острова заслужил. В промежутках между праздниками и выходными буду ходить по комнате босым, в ожидании чего-то непонятного, но которое поможет мне выбраться из столь затруднительного положения.
Это был самый настоящий крах моей и Кайиной жизни, надежду устроиться я уже оставил, поскольку за этот злосчастный день посетил уже все возможные малочисленные заведения куда мог бы трудоустроиться, а на многочисленные заводы да фабрики без специальной подготовки даже на порог не пускали.
- Эй, шалопай, - послышался голос с моря, нарушая мои печальные мысли. - Убери ноги, - грозно молвил он. - Убери ноги, ща тебя задавлю.
Я встрепенулся и увидел приближающийся крохотный баркасик, а поскольку чувствовал себя и так ущемленным в правах, убирать ноги не собирался, да и не хотелось, но следовало бы.
Я сидел на причале, свесив ноги, и эта каплюська могла бы неминуемо раздавить их, но я, раздраженный на свою судьбу и отчаяние самоубийцы только лишь грубо произнес, увидев загорелое лицо капитана:
- Сам убирай ноги, - с каждой минутой злоба возрастала.
- Что ты сказал мне, урод, - лицо капитана покраснело. - Щас подойду к берегу и надеру тебе уши.
- Да пошел ты, баран сытый, сам получишь, - уже без эмоций ответил я на его нападки, чувствуя то ли непонятную злость, которая переросла в безразличие, то ли апатию, которая в любой момент может мгновенно переродиться в безумную ярость.
Когда баркасик почти вплотную подошел к причалу, капитан вдруг неожиданно, видать остыв, попросил меня, явно клянча:
- Ну прими хотя бы чалку, что ли.
Но апатия у меня к тому времени опять сменилась яростью и обидой на жизнь, поэтому я уперся обеими ногами в крохотное суденышко и с силой оттолкнул баркас от берега, одновременно матерясь. Теперь у капитана стало обиженное и сердитое выражение лица, он отвел свое суденышко назад и пришвартовался в другом месте.
Я усмехнулся, не чувствуя ни стыда ни совести и даже не подозревая насколько стремительно будут развиваться последующие события.
Капитан по маленькому приставному трапу вскарабкался на берег и с милой улыбочкой направился в мою сторону, далее вежливо поздоровавшись, он хлестко ударил меня в ухо, после чего естественным образом завязалась драка.
Я был сильнее капитана и с удовольствием отмечал свою работу, любуясь новыми синяками да кровоподтеками на его лице. Наконец враг застонал и был повержен, сильно ударившись затылком о бетонный настил причала. После чего я с наслаждением разглядывал свои кулаки и улыбался по-доброму, видать мой гнев на весь мир отступил, да и черт бы с ней, с этой работой, авось проживем как-нибудь.
И тут вдруг меня обуяла такая любовь ко всему живущему на свете, видать полностью отпустило, что я умилился, глядя на беспомощное окровавленное лицо капитана, подошел к обездвиженному телу, ласково погладил по голове и, поставив на ноги, попросил прощения.
А дальше мы сидели, свесив ноги с причала и теперь уже успокоившись, мирно беседовали о жизненных перипетиях.
Я узнал, что зовут его Капитан-Капитаныч, что он сын потомственного рыбака и этот баркасик достался по наследству от отца, а отцу от деда, деду в свою очередь от прадеда. Дальнейшую историю своего рода капитан не знал.
Он рассказывал мне о своем нелегком рыбном промысле, о том как ему приходится выходить в шторм или в солнцепек, это когда все островитяне прячутся от палящих лучей под навесами, не желая получать ожоги и как результат от них пузыри на коже, сетовал на небольшой заработок и на то, что ему никто не хочет помогать в столь трудном ремесле, ведь вдвоем и работалось бы легче, веселее, да и наконец-то наладилось бы у него делопроизводство. Еще он мне намекал о какой-то морской помощнице, но я так ничего из его слов не понял.
Я же со своей стороны с теплом в душе рассказывал о своей взрослой, настоящей морской работе боцманом на огромном морском пароходе. Иногда брезгливо поглядывал на малюсенький баркасик и переходил к описанию своих приключений на Острове №1, где познакомился с женой, дочерью вождя клана Ватрушек и отдых с ней на Свадебном острове.
Незаметно наступила глубокая ночь, никто из нас не собирался идти домой, поскольку хорошая задушевная беседа обоим нравилась и сближала во взглядах на мир. Мы смотрели на звезды, стремительно проплывающую по небосводу луну и мечтали о том, как могла сложиться наша жизнь, если бы мы не выбрали такую суровую профессию, а наоборот оказались в более благоприятной обстановке, которая сделала бы из нас по-настоящему счастливых людей.
И вот незаметно наступило утро. Капитан прервал свой монолог и сообщил мне, что ему необходимо выходить в море, поскольку вчера он полностью закончил ремонт баркаса, судно наконец-то прошло ходовые испытания и теперь собственно говоря, он опять имеет возможность к существованию.
Я посочувствовал ему, что он несколько дней был без гроша в кармане и одновременно порадовался тому, что была чудесная погода, а на море полнейший штиль. Крепко со мной распрощавшись за руку и обняв меня, Капитаныч спустился по крохотному приставному трапу на свой баркас и попросил меня отвязать суденышко от причала.
Я побросал чалки на баркасик, даже не заметив, как тоже оказался на нем, видимо эта привычка укоренилась и я машинально прыгнул на борт.
Капитаныч удивленно смотрел на меня, а я не знал, что сказать в оправдание за свой поступок, но взглянув моряку в глаза, понял, что он о чем-то догадывается, чему свидетельствовала и загадочная улыбка на его устах.
- Ну ладно, поехали, - вдруг обрадовался он и веслом начал отталкивать крохотное суденышко от причала, одновременно озабоченно поинтересовавшись. - Документы то хоть с тобой, бедолага?
За эти считанные секунды я не знал, что мне делать, размышлял о том то ли прыгнуть обратно на берег, то ли остаться на баркасе в ожидании неизвестного.
- Для тебя я не Капитаныч, - вещал в это время он. - Зови меня запросто, без почестей и регалий, а именно «Великий Рыбак»,- поднял он указательный палец к небесам в то время как я пристально разглядывал утлое суденышко, попутно размышляя о том стоит ли мне связывать свою судьбу с Капитанычем - Великим Рыбаком, странный он какой- то. Ну что же, посмотрим, хуже уже не будет, решил я наконец, а может быть получится заработать немного, а то и сработаемся и по вечерам буду приносить в семью посильный вклад в существование.
Тем временем мы миновали волнолом и вышли в открытое море. Нагловатые чайки кружились вокруг баркаса, по видимому, ощущая запах рыбы, наскрозь пропитавший утлое суденышко. Великий Рыбак неторопливо подошел к мотору и заглушил его. Затем лениво направился к мачте, поднял парус, вернулся к штурвалу и теперь с удовольствием смотрел, как тот надувается ветром, а я то думал что штиль, не учел, что находились со стороны волнолома, а ветер на море все же гулял, нет это был не полный штиль, все таки легкий бриз, которого я не замечал находясь на берегу.
Маленькая посудинка медленно уходила в море, а мы вполголоса общались между собою, боясь потревожить тишину и напугать чаек, которые к тому времени поняли, что рыбы не получат и теперь в полудреме, сидели нахохлившись на рее, покачиваясь в такт суденышку в ожидании дальнейшего. Они как и мы старались не нарушать покой моря и очень редко вскрикивали в нетерпении рыбной ловли, явно ожидая подачек со стороны моряков, то есть нас.
- Вон, смотри, узнали меня мои хорошие, - указал Великий Рыбак рукой на горизонт и я увидел на поблескивающем золотом поверхности моря три черные точки. - Узнали меня, чертяки, - с удовольствием, смакуя каждое слово, медленно проговорил Капитаныч, но я пока еще ничего не понимал.
- Да кто они то. Кто тебя узнал? - допытывался я у него, с недоверием вглядываясь в линию горизонта, явно ожидая подвоха.
- Да Машка это пожаловала, - неопределенно отвечал он, тем самым заставляя меня проникаться еще больше любопытством.
- Да что за Машка? - не унимался я.
- Сейчас, потерпи немного времени и я вас познакомлю, - ласково и в то же время с грустинкой во взгляде отвечал Великий Рыбак, в то время как три черные точки приближались, увеличиваясь в размерах.
Однако через пять минут точки скрылись из вида, на что Капитаныч широко заулыбался, в его глазах промелькнули искорки озорства и буквально через минуту я почувствовал мощный толчок в корпус суденышка, ужаснулся и холодея со страхом смотрел в глаза Великому Рыбаку, но тот оставался спокойным и продолжая улыбаться с теплом произнес:
- Машка зашла на огонек, а ты подержи пока парус, щас ей вкусненького принесу, - и с этими словами скрылся в малюсеньком кубрике с одной узкой кроватью и маленькой тумбочкой.
Тем временем толчки о борт прекратились. Я с ужасом вглядывался в толщ воды, моментально вспотев и побледнев. С содроганием вдруг увидел зубастую пасть прямо перед моим лицом, отпрянул от борта, бросив парус на произвол судьбы, напрочь забыв о нем, в то время как глаза животного сконфужено, немного с разочарованием смотрели на меня и будто выражали немой вопрос и удивление.
Когда я пришел в себя и начал соображать, то умилился.
«Ух ты какой умный дельфин, - восхищался я».
Но все же не решаясь подойти к борту, я взял себя в руки, вспомнил о ветриле и продолжил править парусом, пока три дельфина кружились вокруг баркасика, иногда показывая мне из воды приветливые зубастые мордашки и издавая умилительные звуки.
- Не умничай, Машка, - послышался голос Капитаныча, после чего два дельфина скрылись из виду.
- Это великий дельфин Мария, - обратился он уже ко мне. - Не знаю, понравишься ли ты ей? - задумался Великий Рыбак. - Но если она сообщит мне, что ты хороший человек, то пройдешь экзамен и будешь со мною работать, век буду твоим другом.
Я открыл в изумлении рот и лишь выдохнул из себя:
- Чего? Это же простой дельфин!
- Тише, - воскликнул разгневанный моими словами Капитаныч. - Машка может обидеться, да правда на таких дураков не обижаются, - и с этими словами он свесился за борт и опустил руку в воду.
Опять на поверхности я увидел зубастую пасть и то как Великий Рыбак угощает животное.
Затем, через некоторое время он ласково погладил по крутому лбу дельфина и прошептал:
- Ну, Машка, поработаем, а с этим типчиком разберемся попозже, пока не обижайся на него.
После чего Машка скрылась под воду и через минуту я увидел ее поодаль, но уже в окружении своей семьи, которая бодро, то погружаясь в море, то выныривая, но всяк уверенно поплыла в сторону горизонта, а спустя некоторое время вдали опять виднелись три черные точки, на них взял ориентир Капитаныч и держа руль, четко следовал по курсу, который они нам указывали.
- Главное держать направление, - напряженно вглядываясь вдаль, вымолвил Великий Рыбак в ответ на мой немой вопрос. - Машка со своими знает толк в рыболовстве, так что не будем им мешать. Долго сам привыкал к такому необычному рыбному лову, скоро ты увидишь сказочную картину, как они выстраиваются в определенном порядке и указывают точнейший курс рыбного косяка и как дают понять, что пора выбрасывать сети.
- Да кто они такие? - сыпались на него вопросы с моей стороны. - Как такое может быть? - недоумевал я. - Как они могут тебе что-то показать?
На что получал лишь молчание и загадочный взгляд, явно выражающий мысль: «Увидишь сам, не торопись».
Когда у меня вопросы иссякли, начал Великий Рыбак:
- Машка мой друг, - заулыбался он. - Пацаны как ты сам понял это верный ей супруг и сынок, которого они обучают всяческим премудростям и воспитывают в строгости да уважении к старшим, - после чего я открыл рот в изумлении, одновременно наблюдая, как три точки будто застыли на золотистой морской глади.
- Сейчас откроем совещание, - произнес Капитаныч, в то время как мы неспешно приближались к дельфинам.
Я кажется даже начал понимать, как будет выглядеть совещание, поскольку Капитаныч велел мне достать из верхнего ящика тумбочки три дощечки, выполненные в виде рыбок и до отвращения пахнущие гнилью или чем-то подобным. Я отдал их Великому Рыбаку и увидел как сонные чайки, мерно покачивающиеся доселе, вдруг возбужденно зашевелились, с интересом поглядывая на нас.
Пока мы медленно приближались к трем точкам, я задал ему следующий вопрос:
- А как вы познакомились?
- Да никак, она сама меня выбрала, - неспешно начал Капитаныч.- А дело было так: как то в ненастье вышел я в море рыбу половить, пол баркаса затопило. Пока черпаком откачивал воду, поскользнулся и упал за борт и, захлебываясь на очередной волне, потерял сознание. - Капитаныч надолго умолк и погрузился в себя.
- Ну что же дальше? – проявил я интерес к истории.
- Из этого кошмара помню лишь одно, это как открыл глаза на песчаном берегу. Баркас непонятным образом оказался недалеко от меня. Он стоял на мели, а из воды выглядывали три ухмыляющиеся рожицы, по видимому довольные тем, что спасли мне жизнь и уберегли баркас. Ну а далее откачал баркасик и направился к причалу. С тех самых пор, каждый день, когда выхожу за волнолом, они уже тут как тут. Я начал брать с собой всякие вкусности, вот так и подружились.
Я снова смотрел с удивлением на Великого Рыбака, а тот в свое время неторопливо продолжал:
- Мы с Машкой и ее соратниками знакомы уже очень давно, а год назад, как оказалось, она почти умеет понимать мысли и я очень продолжительное время проводил в море, смотрел на нее и внушал, чтобы она показала, где плавают косяки рыб. Внушил, идиот, Машка лишь брезгливо посмотрела на меня и очень медленно куда-то направилась, показывая глупцу очевидное для нее, а для меня совершенно непонятное.
Я окончательно был сражен повествованием.
- Вот так я и стал Великим Рыбаком, приедем на базар, сам увидишь, - гордился Капитаныч, явно чувствуя, что произвел на собеседника своим рассказом ошеломляющий эффект.
Подплыв к дельфинам, Великий Рыбак опять погладил лобастую голову Машки, ребята приветливо смотрели на меня и я не удержавшись от нахлынувших чувств, погладил их плавники.
- Не надо, - тихо произнес Капитаныч. - Она держит в строгости что мужа, что сына. Сорванцы они.
Далее он подошел к дощечкам, что я принес из кубрика и начал поочередно их показывать Машке. Показал одну, Машка отрицательно качнула головой, Капитаныч отложил первую, взял вторую на что получил тот же ответ. Сговорились на третьей.
- Камбалу будем вытаскивать, - удовлетворенно произнес Великий Рыбак, - иди к рундуку и возьми сетку под номером три.
В то же время дельфины опять скрылись в морской пучине и спустя минуты, я увидел опять три точки на золотистом горизонте, одновременно поражаясь интеллектуальными способностями дельфинов.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/01/14/1805