— Нет, ну вы посмотрите, что за безобразие! -
Освальд Янтарёв изо всех сил мчался по улице, хотя со стороны он всего лишь семенил. Из-под простых туфель разлетались брызги мокрого снега, на плечах пиджака тоже красовался снег, который таял и пропитывал ткань. Да и остатки волос уже промокли, а по лысине текли струйки воды, попадая на лицо и на глаза. Наконец, семенивший заскочил в знакомый подъезд. Отряхнулся от влаги, как собака, выскочившая из воды. Заметил знакомое лицо на площадке, вытянул из внутреннего кармана газету.
— Вот! Полюбуйтесь, Семён Аркадьевич! Как это назвать? -
— А что именно? — Семён Аркадьевич раздавил окурок, упрятав в щель в стене, заинтересованно потянувшись к газете.
— Сегодня в нашем городе утром умер после продолжительной болезни легендарный художник Леонид Веремеев. Написал следующие шедевры… Так… Член международных академий… Так-с… Мировое искусство понесло невосполнимую утрату. И что?! — Янтарёв грозно вскинул брови, решительно подняв лицо на собеседника.
— А что? — удивлённо спросил Семён Аркадьевич. — Все мы умрём. В том числе и великие. -
— Нет, вы уж поясните мне, — и газета полетела на пол. — Почему мы узнаем о жизни такого великого человека в день смерти?? Ну скажите, хоть раз при жизни Веремеева хоть одним словом хоть одна газета обмолвилась? Или радио? Или телевидение? Но стоит кому-то из них умереть — и весь день о нём говорят. Чтобы потом забыть и не вспоминать больше. Подумать только — такой человек живёт рядом с нами, и никто не знает о нём! И… ни по телевизору, ни в газете, никто не показал ни единой его картины! -
— Думаю, здесь дело в том, — и пальцы вытянули последнюю сигарету из пачки. — Что вы и сами знать бы не хотели, кто такой Леонид Веремеев. Вот скажите, вы часто ходите на художественные выставки? Они у нас в городе часто проходят. -
Янтарёв покраснел и опустил глаза, принявшись изучать носки промокших ботинок. Потом вдруг что-то осенило...
— У нас в городе проходят художественные выставки? Где?! -
— Ну вот. Вы даже не удосужились поинтересоваться. -
Покраснел ещё больше. Постоял, ощущая всю неловкость положения. Потом развернулся и молча побрёл прочь, не найдя ничего лучше.
— А если бы вы сами увидели картины Веремеева — возможно, что вам бы и не понравилось. Либо вы ничего не поняли. — донеслось вслед.
Янтарёв на секунду встал, приподняв голову, потом побрёл дальше, в непогоду.