Рунная Пушка. Глава 8

Александр Михельман
Я вообще ко всякого рода магическим энергиям очень чувствительна, а тут… Ощутила что-то задолго до того, как прибыли на место. Нечто неприятное, «липкое», вязкое… как дурной запах, но ментальный. Спутник мой так же хмурился, потирал плечи зябко. Впрочем, а когда это борьба давалась легко?


- Слушай, а может, ты опять вернёшь нас назад, в прошлое, попробуем помешать Мэто? – произнёс он, наконец.


- Тебе мало одного нового врага, – поинтересовалась я, - или судьба недостаточно сильно ткнула нас лицом в грязь? Некоторые уроки необходимо выучивать заранее, если нет желания погубить себя и других. Прошу, лучше поддержи, так в этом нуждаюсь. Не ведаю, какого рода страхи нашлёт пенек, и сумею ли одолеть их?


- Неужели ты чего-то боишься? – поразился воитель.


- У каждого имеются свои слабости, - я вздохнула, - в себе их пока не обнаружила, но точно должны быть. И, наверняка, это нечто большее, чем боязнь высоты, огня, воды или насекомых. Чем храбрее человек, тем легче его сломать, ибо не привык преодолевать ужас, бороться с ним. Я всю жизнь провела, пытаясь спасти свою шкуру, сберечь уцелевших близких людей, на робость не было времени, а тут… Холод родился в сердце, распространяется по телу, грозя поглотить. Столкнусь скоро с главным врагом – собой. Просто будь рядом, держи за руку и выстою.


- Ладно, - Мукриф сглотнул, - самому бы не опозориться только.


И вот мы взялись за руки, как маленькие дети или возлюбленные, вернее, и пошли вперёд. А становилось всё хуже и хуже, даже солнышко за тучи спряталось, потемнело, как перед грозой и всерьёз похолодало. Деревья вокруг ветки опустили, листики посерели, трава слегла, смолкли птицы. Лишь ворона каркнула в ветвях, пророча беду. Воздух наполнило мерзкое зловоние, пахло горелым деревом и, не поверите, жареным мясом. Но отнюдь не жаркое аппетитное. Так воняет, когда людей жгут на кострах. Но это не может быть моим страхом. Если только… И вот впереди показался пенёк обугленный и представьте, от него, до сих пор, валил густой чёрный дым, огонь тлел, не угасая. И дело было вовсе не в заклятие Мэто, от него и следа не осталось. И так жутко выглядели обугленные останки, что в сердце моём пробудился, помимо жалости, и стыд. Как будто это я сотворила, а не безумный толстяк. Стоп, а не я ли? Я опустила глаза и с ужасом убедилась, что одета совсем иначе, в строительную спецовку, такую носили строители и дворники в родном мире горе избранного, на ногах – чёрные ботинки из искусственной кожи. Поднесла руки к лицу. Мало того, что появились ладони, они стали толстыми и маленькими с короткими пальцами. Чуть покосилась и узрела на своём боку арбалет Хазир. Но, всё это было лишь символами. Одели, как Безумного Стреломёта… А почему «как»? Я и есть Мэто Раф, жестокий мучитель, убийца. Я завизжала (или завизжал), схватилась (схватился) за голову. Только не это! Не хочу причинять никому вред, обижать, зачаровывать. Я не ТАКАЯ. Или всё же… А что мы одной крови, плоть от плоти, дух от духа, равные могуществом. Яблоко от яблони недалеко падает. У змей не рождаются голубки. Стреломёт тоже воображал, что является героем и добрым парнем, пока предательство Богеды не свело его с ума. Так просто сменить сторону, за которую сражаешься, оказывается. Более того, ношу в себе частицу могущества злодея, способную пробудиться в любой момент и завладеть душой и телом, погрузить навек во мрак безумия. От отчаяния я застонала, упала на колени, зажала руками лицо, почувствовала холод металла, такой родной и знакомый. Но у меня, у Мэто, нет металлических наручей, такие имелись у Рунной Пушки. Знакомое имя, где бы я могла его слышать? От него так и веет благородством. Вот если бы меня так звали. Наверное, стала лучше, чище и добрее. А я хочу вернуться к свету. Так хорошо чувствовал себя прежде, когда не творил зло напропалую. Может, есть такой шанс, раскаяться в грехах своих? Извиниться перед каждым, кого обидел, унизил, исцелить. И вот прямо предо мной явился дымящийся пень, только, сквозь кору на меня смотрело женское лицо, некогда красивое, но теперь покрытое ранами, по щекам несчастной текли слёзы. У меня сердце в груди замерло от ужаса и стыда, как можно было так с несчастной?


- Прости, - пролепетал я пересохшими непослушными губами.


- Не-е-ет, не трогай, уйди!!! – возопила жертва, - не делай больно, не надо, я боюсь боли!


- Ты живая? – простонал я, захотелось бежать прочь, зарыться, сгинуть, но больше не видеть этих глаз, не слышать крика. Но, нельзя. Просто нельзя и всё. Не смогу существовать дальше и даже душа, горя в аду, сквозь невыносимые муки, будет лицезреть лишь одну картину.


- Прости – прости – прости, - лепетал я.


- За что ты сотворил это со мной, – произнесла дева, - разве творила зло, унижала кого, служила злым целям? Просто исполняла добрые желания, и радость облагодетельствованных увеличивала силу, поила светом ярче солнечного, заменяла влагу. Даже тех, кто жаждал невозможного или нечестивого не карала, посылала им величайший из даров – совесть, чтобы поняли, как неправы были, устыдились и исправились. И вдруг, будто молния, ударила с небес, без туч и грома, обожгла кожу – кору, испепелила веточки, испарила нежные листочки. И с тех пор больше ничего не видела и не чувствовала, кроме боли.


- Прости – прости – прости, - не унимался я, - как мог не видеть раньше, какая ты? Будто чёрная туча застилала глаза. О чём думал, прежде чем причинил вред подобному чуду? Посмотри, душа моя рвётся на части от ужаса и стыда. Одно слово и я отрублю эти руки, державшие арбалет, жавшие на спусковой крючок Хазира!


- Даже сейчас можешь думать лишь о том, как проливать кровь, насилие – насилие - насилие, - собеседница явно рассердилась, - уйди, не ковыряй кинжалом своей злобы в моих ранах. Неужели не понимаешь, что отрицательные эмоции не могут исцелять, лишь усугубляют страдания.


- Я постараюсь измениться! – воскликнул я, - стать иным, может, ты поможешь мне? Ты, такая нежная, чистая и невинная, способна пробудить чувства, симпатию и даже любовь. Но не ту, греховную, что соединяет мужчин и женщин, а высшую, когда одно существо видит другое и любит его, как такое же творение Господа, чьими детьми являемся. Будешь ли сестрой моей?


- Ты не лжёшь, - прошептал пень, - вижу, и в твоём чёрном сердце теплится крохотный огонёк добра. Молю, подари немного симпатии и сочувствия, я так нуждаюсь в них!


- С радостью, - закивал я, - нам обоим так не хватает этого, одиночки, бредущие в вечном мраке жестокого равнодушного мира, боясь и желая смерти, что прекратит страдания и уймёт боль навсегда.


Я протянул руки и обнял пень, и засветилась обуглившаяся древесина, заливая всё вокруг. Стало так хорошо, как никогда в жизни… Женское лицо под корой засмеялось весёлым заливистым смехом, раны постепенно исчезли…


Я открыла глаза. Предо мной находился пенёчек, казавшийся обыкновенным, но из центра его показался росточек с красивыми нежными изумрудными листиками и был он цветным.


- Здравствуй, - я наклонилась и осторожно коснулась его губами.
За спиной послышался стон. Я повернула голову и увидела Мукрифа. Молодой человек лежал на спине, с трудом приподнялся, прижал пальцы к вискам.


- Выспался? – поинтересовалась я.


- Если то был сон, лучше вообще не ложиться никогда, - Таббуар скривился, - кажется, узнал, чего боюсь. Точно порадуешься, ибо это – твой папочка! Представляешь, явился к нему просить руки одной рыжекудрой красотки, а в результате снова схлопотал кувалдой по голове. Безумный Стреломёт расхохотался злобно, взмахнул своим оружием, хрустнул волшебный клинок, переломился, а после пала тьма.


- Представляешь, даже страхи у нас общие, - я слабо улыбнулась, - только с моим справиться сложнее. Более всего опасаюсь, что стану такой, как Мэто, начну творить зло.


- Ну, это ты напрасно, никогда не поверю, что способна на что-то плохое, - покачал головой Повелитель Тысяч Мечей, - если уж на кого похожа, то на маму, не только именем. От Стреломёта если и вязла что-то, то фантазию.


- А если сойду с ума? – не сдавалась я, - мало кто зол от рождения.


- А чтобы такого не случилось и нужны верные друзья, - Таббуар подмигнул мне, - удержим, будем всё время рядом. Не забывай так же о Толаде. Ей второй Мэто ни к чему. И не забудь, Раф родился и жил в жестоком подлом мире, окружали его враги, с которыми он не мог ничего поделать, лишь прикрывался недоверием и ненавистью, как щитами, пытаясь хоть как-то защититься, а как получил безграничное могущество, не выдержал ответственности, что приходит с силой. К тому же, и здесь, у нас, хватало предателей. Ты ушла из дворца, отказалась от власти и политических игр, никому не нежна из властьимущих, занята вопросами попроще, а значит, не подвергаешься такому напряжению, как двойник батюшки. В общем, к чему веду? Забудь о страхах, пока я рядом, останешься Рунной Пушкой, добродейкой и благородной воительницей, всеобщей любимицей и благодетельницей.


- Ох, слушала бы тебя вечно, - я вздохнула, - увы, на деле всё выходит не так красиво. Вот и сейчас, кто обещал быть опорой? Сам свалился как ствол подрубленный. Хорошо, что мне помог кое-кто ещё.


- Прости, - молодой человек смутился, - но, клянусь душой, в будущем постараюсь больше не подводить.


- Да ладно, забудь, - я махнула рукой, - посмотри лучше вот на это.
Я указала на пенёк.


- О, ты возвратила к жизни уничтоженное чудо, – обрадовался Мукриф, - слушай, а если попросить его, скажем, чтобы Ибнурехт куда-нибудь делся или, не знаю, хоть добрым стал?


- Ума сошёл? – возмутилась я, - она же маленькая ещё, ребёнок. Вот лет через пятьдесят можно приходить, да и то не со столь глобальными просьбами. И вообще, любит один бессмертный, чтобы за него работу другие делали. То машину времени подавай, то дерево, исполняющее желания. Как раньше со злом боролся, небось, жён вместо себя в бой посылал, оттого и Мэто проиграл сразу?


- Умеешь ты обидеть, - Таббуар сник, - знаешь же, что не люблю вспоминать о собственном поражении и всё одно, раз за разом сыпешь соль на рану, не давая ей затянуться!


- А говоришь, ничего от Рафа нет, - я шмыгнула носом, - такая же ядовитая. Только я не нарочно, как-то само выходит.


- К счастью, на такую чаровницу нельзя сердиться долго, - воитель вздохнул, - тем более, доля истины в твоих словах есть. Вечно ищу простые пути.


- Как трогательно, даже жаль прерывать вас, - послышался чей-то голос.


Мы повернулись и увидели незнакомого мужчину высокого, широкоплечего, с белыми, как снег волосами, глазными белками и заточенными зубами и угольно чёрной кожей. Физиономия жуткая, разукрашенная синими и красными полосками и зелёными точками. Одет незнакомец был в серый хитон с начертанными на нём непонятными значками. Ноги – босы, в руках – посох, очень похожий на пастушеский, только к его кончику были привязаны многочисленные амулеты.