Необычайные приключения финнов в Ленинграде.
В восемьдесят шестом году я служил в уголовном розыске, в десятом отделении милиции Невского района.
В целом работа шла по пятидневке, за исключением, конечно, всяких дежурств и авралов.
Это я к тому, что в субботу и воскресенье довольно часто случались выходные.
Вот в одно такое летнее воскресенье в упомянутом году я был выходной. Какое это было число, я уже не помню, да это и не столь важно. Хотя интересующиеся могут попытаться проникнуть в архив, где хранятся книги о происшествиях десятого отделения милиции и выяснить, какого числа случилась описываемая мною история.
В квартире зазвонил телефон довольно рано для воскресного дня. Я снял трубку и услышал голос дежурного офицера нашего отделения, Николая Павловича Костина. Он сказал, что очень просит меня, как человека, говорящего по-фински, приехать в отделение, причем как можно быстрее. В голосе Николая Павловича действительно слышалась просьба, а я очень уважал этого человека. Кроме того, сама постановка вопроса меня очень заинтересовала, и я сказал, что сейчас приеду.
Сорок четвертый трамвай быстро довез меня до Большого Смоленского проспекта, и через пару минут моему взору предстала следующая картина.
В комнате для задержанных на помосте валялся совершенно пьяный человек. Он спал. Два других человека находились в ленинской комнате. Это были такие помещения в разных учреждениях в советское время, в которых проводились собрания, или более менее расширенные совещания. Один человек лежал на полу, видимо сполз с деревянного кинозального кресла. Второй человек совсем сползти еще не успел, но был на полпути, так сказать в диагонали.
По внешнему виду, по целому ряду признаков в этих людях угадывались граждане соседней страны.
Я разбудил того, который лежал и помог ему подняться обратно в деревянное кресло. Он пытался что-то говорить, причем по-русски, но по причине полного незнания этого довольно трудного языка, у него не получалось сформулировать свои мысли. Я предложил ему поговорить на его родном языке. Он замолчал, долго на меня смотрел, переваривая услышанное. Видимо моя казенная внешность подвигла его спросить, не из финской ли я полиции. Я успокоил его, сказав, что я абсолютно местный полицейский.
Мы разговорились. Я быстро записывал в блокнот его повествование.
Затем мы разбудили диагонального товарища, который сразу и по-фински заявил, что у него очень болят – рука, плечо, шея и голова. Причем шея болит так, что ему не повернуться. Я записал его версию происшедшего минувшей ночью.
Разбудив русского человека, спавшего в комнате для задержанных, и опросив его, я составил в целом полное представление о том, что произошло. Выглядело это так:
Два финна весело проводили время в ресторане «Аустерия» в Петропавловской крепости. Хорошо подвыпив, они вышли освежиться. Увидев, что мимо по Неве проплывает буксир,они перелезли через забор, отделявший дворик ресторана от берега реки и начали орать и отчаянно размахивать руками, пытаясь привлечь к себе внимание обитателей буксира.
Буксир подплыл к берегу и финны умудрились подняться на борт. На буксире происходил небольшой праздник. Были капитан, механик (рулевой – моторист), друг механика и подруга друга механика. У финнов с собой была начатая бутылка водки. Экзотичные гости были приняты очень радушно, их бутылка была немедленно выпита, а запасы хозяев кончились давно. Один из финнов предложил взять курс на гостиницу «Москва», где они, финны обещали пополнить запасы спиртного. Сказано – сделано. Буксир подплыл к мосту Александра Невского и подошел к набережной так, что один из финнов слез на берег и пошел в гостиницу. Оттуда он вернулся довольно скоро с ящиком водки. Буксир отошел от берега, и на нем началась вакханалия.
Все были очень пьяны. Подруга друга механика начала кокетничать с иностранцем. Кокетство перешло в откровенный флирт, что не понравилось другу механика. Возникла ссора, которую остальные присутствующие быстро загасили, причем финн и друг механика помирились настолько, что малую нужду пошли справлять на бортик вдвоем, как раньше шутили, на брудершафт. Через какое-то время в каюту ворвался финн, с перекошенным лицом, сообщив о том, что русский упал за борт, справляя эту самую малую нужду. Все выскочили на палубу, начали кричать и пытаться разглядеть в воде упавшего друга механика. Затем в воду прыгнули сперва финн, затем механик. Они начали искать друга механика, крича при этом, и ныряя. В общей суматохе и барахтании никто ничего не понимал. Наконец, на борт вскарабкались финн и друг механика, из-за которого и возникла эта кутерьма. Механика не было. Начали кричать механику, но с воды никто не отзывался. Белые ночи давно закончились, так что было довольно темно. Наступила зловещая тишина. Все пошли в каюту, выпить и согреться. В процессе выпивания и согревания друг механика решил , что это финн утопил последнего. Конфликт вспыхнул с новой силой, и загасить его уже не удалось. Драка началась в кубрике, затем переместилась на палубу. Друг механика и его подруга бились с одной стороны, горячие финские парни с другой. Капитан пытался поначалу прекратить это бесчинство, затем, видя, что от бабы толку мало, вступил в бой на стороне соотечественников. Битва смахивала на абордаж, так как в ход пошла пожарная утварь, топор, багор и ведро. Оружие регулярно переходило из рук в руки и использовалось на полную мощь. Звенели стекла, трещала палуба.
Потом все устали, и пошли в кубрик выпивать и отдыхать. Капитан успел причалить к берегу у комбината хлебопродуктов имени Кирова на проспекте Обуховской Обороны, и все начали вырубаться.
Когда через пару-тройку часов флибустьеры начали очухиваться, то поняли, что итоги прошедшей ночи крайне неутешительные. Разгромлен буксир, утонул человек. Посчитав присутствующих, обнаружили пропажу подруги друга механика, которая свалила, пока все спали. Выяснилось, что ни капитан, ни сам друг, ни тем более финны не помнят, как ее зовут. Друг механика пояснил, что вообще познакомился с ней перед этой увлекательной речной прогулкой и пригласил с собой.
Капитан начал звонить из автомата по ноль два, те, вникнув в то, где все произошло, переключили их на водную милицию. Водная милиция, вообще не привыкшая к работе, которой ей предлагалось заняться, попыталась отмазаться от всей этой истории, замкнув все на десятое отделение, к берегу которого и причалил злополучный буксир. Дежурным был Николай Павлович Костин, очень дисциплинированный офицер. Он послал машину, которая привезла в отделение всех участников ночного происшествия, кроме капитана, который пояснил, что не может оставить корабль. Русского поместили в комнату для задержанных, финнов же, во избежание возможных международных осложнений, в ленинскую комнату, под бюст Владимира Ильича.
В таком виде я их всех и застал. Вняв стонам раненого финна, Николай Павлович отправил его, меня и милиционера Симонова в цимбалинскую больницу. Там финна осмотрели, установили у него сильные ушибы и вывих плеча. Плечо ему вправили, выдали соответствующие справки, и мы вернулись в отделение. Там, около входа стояли еще три финна, товарищи ночных флибустьеров.
Один из них оказался репатриантом ингерманландцем из Карелии, по фамилии Пергонен. Он прекрасно говорил по-русски, и с его помощью мы состряпали протоколы объяснений финнов, прикрепили к ним объяснения друга механика и справки из больницы. Осталось только сделать протокол осмотра места происшествия, то есть буксира. В качестве понятых я взял ингерманландца Пергонена и какого-то добровольца из очереди в паспортный стол.
Машина была уже где-то на выезде, так что мы отправились к буксиру пешком, благо идти было недалеко.
Буксир выглядел так, как наверное выглядели суда Волжской флотилии после сталинградской битвы. Все стекла выбиты, деревянная обшивка стен истыкана и изрублена, леера порваны, палуба серьезно повреждена, антенны и громкоговорители сорваны и смяты. Кабина капитана разгромлена, некоторые приборы разбиты. В кубрике стоял тяжелый запах попойки. На столе стояли недопитые бутылки, посуда разбросана по полу, стекло иллюминатора разбито.
Капитан, мучимый тяжелейшим похмельным синдромом, производил такое же впечатление, как и его корабль. Рубашка с оторванным воротником, очень подозрительное красное ухо, огромный синяк под глазом, распухшая верхняя губа. Я записал его объяснения, сделал протокол осмотра буксира и мы вернулись в отделение.
Я вручил Костину все документы, которых было уже достаточно, чтобы с дорогой душой передать все это дело для дальнейших мероприятий в водную милицию. На суше ни один из участников ночного происшествия не совершил ни одного противоправного деяния.
Тут подъехал человек из консульства, хорошо говорящий по-русски. Это был вице-консул. Мы объяснили ему вкратце, что произошло и сообщили, что к счастью, это уже не наша забота. Финнов вице-консул сам повез в управление водной милиции. После долгих препирательств, водная милиция все-таки прислала машину и забрала друга механика.
Когда все закончилось, Костин сказал мне, что надо решить вопрос с вещдоком, который остался, потому что о нем все забыли и не приобщили к материалу проверки. Это были пол ящика водки с печатями ресторана гостиницы «Москва». Я спросил у Пергонена, заберет ли он эту водку в гостиницу, чтобы отдать ночным флибустьерам. Пергонен сказал, что хозяевам этой водки явно не до нее, и оставил ее в дежурке, уехав с остальными финнами в гостиницу.
Так закончилось для меня это воскресенье.
Основного финского участника этой истории звали Пентти Клеймола. Интересующиеся могут найти его в Финляндии, если он еще жив и побеседовать с ним о давнишнем приключении в тогдашнем Ленинграде.
Меня во всей этой истории больше всего удивляла, и до сих пор удивляет одна вещь. Финны вообще не говорили по-русски. Ни капитан, ни механик, ни его друг не говорили по-фински. Из материала проверки же следовало, что они всю ночь прекрасно общались между собой, причем так, как будто они говорили на одном языке. Впоследствии мне приходилось сталкиваться с этим феноменом двух соседних, но абсолютно разных языков. Объяснения этому феномену я так и не нашел.