Глава пятая.
Чтобы выжить, надо работать
Трудно приживалось распоряжение комитета по чрезвычайным ситуациям об обязательности ежедневных общественных работ. Большинство членов коллективов предприятий, закрытых по причине отсутствия электроэнергии, топлива, материалов или спроса на продукцию, с удовольствием ходили на эту, своего рода трудовую повинность. Проблема была с административными кадрами. Те предпочитали сваливать свои обязанности на кого-либо другого, устраивали подтасовки в ведомостях. Но почему-то упускали из виду, что чувство справедливости и желание наказать тех, кто умеет химичить исподтишка, у местного населения в последнее время стало проявляться с особой силой.
Из числа наиболее ответственных, требовательных членов отрядов назначались или избирались бригадиры, которые вели учет отработанного времени и качества работы. Стимул усердию многим придавала ведомость, по которой в конце рабочего дня выдавались талоны на хлеб. Это был наиболее востребованный продукт наравне с солью. Те, у кого были запасы продовольствия, пока что с превосходством посматривали на остальных. Но постепенно начинали ощущать себя изгоями, вычеркнутыми из жизни общества. В условиях, когда радиоточки вели вещание лишь несколько минут в день, сообщая наиболее значимые новости, а телевизоры все также чернели пустыми экранами, основные сведения черпались лишь на обычных сборищах – у колодцев, на летучках по утрам, да в перерыв на общественных работах.
Довольно быстро были очищены от сорной травы все окрестности города. Мужчины добросовестно перекопали заброшенные уже немало лет огородные наделы, женщины и дети убирали корни и мусор, скопившийся вокруг участков. Безнадзорные наделы были закреплены за новыми владельцами, размечены кольями с написанными на них фамилиями. Вокруг города ежедневно поднимались многочисленные дымовые столбы.
Работники лесхозов вместе с общественными помощниками впервые за многие годы начали прочесывать близлежащие лесные угодья. Выпиливались сухостой и сорные деревья, очищались поляны от завалов многолетних бесхозных свалок.
Началось движение за наведение порядка и в деревнях. Там, правда, пришлось прежде поработать активистам с оставшимися дачниками и наемными работниками хозяйств. Впрочем, к людям постепенно приходило понимание, что только сообща они смогут решить свои проблемы. Иного им просто не дано.
Южане, бывшие в районе на заработках, тоже делали попытки вносить свою посильную лепту в дело наведения порядка. Правда, в лес ходить опасались. Темные, полные завалов леса их пугали. Но заготовка топлива предполагала в поисках сухостоев прочесывать все лесные массивы. Для этого создавались мобильные отряды, куда входили солдаты части, коренное население и те из приезжих, кого не пугали глухие чащобы. Одновременно учитывалось и лесное население. Этим занимались входящие в отряды лесники. Раз уж люди и зверье оказались в едином замкнутом пространстве, нужно было знать своих лесных соседей, заранее предполагать возможные с ним встречи и позаботиться, чтобы эти встречи не нанесли населению урона.
Так, в дальнем углу свободного ото льда массива леса была обнаружена неучтенная ранее берлога. И, судя по следам, там обитала медведица с двумя медвежатами.
Еще несколько лет назад охотники категорично утверждали, что только в лесах западной части района обитает один довольно старый, матерый медведь, ленивый и не желающий видеть никого из посторонних на своей территории. Места его обитания были полны ягодников и орешников, которыми интересовались дачники окрестных деревень. Никто из людей ни разу не пострадал, но страху натерпелись около десятка любителей сбора ягод, когда бурая громада неожиданно возникала в поле их зрения или слышался характерный шум и фырчанье. Дальше этих знаков недовольства дело не доходило. Непрошенные гости опрометью удирали из опасных мест. И вот вместо старого самца найдены следы самки. Это добавило забот и охотоведам и лесникам.
Кроме того, в ледяной западне вместе с людьми оказалось несколько семей волков. Вкупе с одичавшими собаками они могли представлять серьезную угрозу в зимнее время для жителей деревень и скота на фермах. Расплодилось много диких кабанов. Но это не было таким уж диковинным открытием. Они доставляли много хлопот и в былые времена, устраивая потравы на полях.
Были замечены несколько ланей и следы, казалось бы, давно уже истребленных в этих местах лосей. Беспокойство вызывало большое число лисиц. В этих местах часты вспышки бешенства. А лисы являются основными разносчиками этой заразы. Потому было решено вновь возродить несколько лет назад до минимума сокращенную санэпидслужбу.
А совсем недалеко от Кудеярова, в лесном массиве, примыкающем к элитному дачному поселку, образовавшемуся на берегу реки в черте национального парка, обнаружили вместо заповедника огороженную территорию, предназначенную для охоты привилегированным владельцам охотничьих билетов. Охранники даже угрожали оружием непрошенным посетителям. Пришлось применить меры воздействия.
В этой охранной зоне оказалось довольно много кабанов, несколько лосей, дикие козы. И спецплощадки с прикормом, куда заманивались животные на потеху влиятельным гостям. Владелец этих охотничьих угодий скрывался за кипами подставных документов. Но чувствовалось, что лицо это не из простых. Не так легко что-то сделать в черте национального парка без определенных санкций и множества согласований.
Местные охотники, работавшие на расчистке леса, оказавшись в этой зоне, только качали головами да цокали языками. Такого обустройства охотничьих территорий им видеть не приходилось. И запасов кормов, заготовленных уже на новый охотничий сезон.
В кабинет начальника районного отдела внутренних дел стремительно вошел Ибрагимов. Вальяжно развалился на диване в углу. Селезнев поморщился. Никак не может обойтись без дешевых понтов. Словно пацан, все демонстрирует свое превосходство. А как щелкнешь его по носу, сразу присмиривает и начинает по-щенячьи преданными глазами заглядывать начальству в рот.
-- Ладно, не тяни, никого твои выходки не вдохновляют. Куда Полкан чурок загнал? Кстати, я приказал привезти сюда Витька. Почему до сих пор его нет?
-- Обделался твой Витек. Говорил же, надо было делать ставку на другого…
-- Кого другого? Да никого другого и не выбрали бы. Этот хоть местный, трибун, так сказать. С младых ногтей любил по трибунам шастать и ораторствовать. Население привыкло к нему. Доверяло. Ладно, с этим потом. Так, где наши чурки?
-- А то не знаешь. В части. Там их просеяли. Самых тупых в стройотряды определили.
-- Где Аматулла?
-- Вот, где это чмо, не знаю.
-- Падаль. Так и не сказал, где спрятал наркоту. Сейчас бы она пригодилась. Надо, надо сейчас устроить небольшую встряску. А то уж очень все тихо, чинно и благородно. Надо молодежь завести на какую-нибудь драчку. Пощипать этих черных, совсем оборзели. Забыли, с чьих рук ели…
-- Валер, а в чем проблема? У меня есть спиртишка. Паленый, правда. Да кто будет разбираться, от чего загнулись эти сопляки? Спишем все на чурок. Да и потом, если трюк получится, кто будет спрашивать, всех к ногтю, чтоб не тявкали…
-- Не спеши, -- осадил Ибрагимова Селезнев. – Все надо продумать и просчитать. Не забудь, что Полкан тоже умеет просчитывать на несколько ходов вперед. Как он драпанул в часть? Другой бы не придал значения, а этот мигом улетел. И все хозяйство с собой уволок. Не на чем зацепить. Да, впрочем, и не таких ломали. Пусть пока потешится со своими прожектами о мирном сосуществовании народов. А мы ему бомбочку… Начнем с сопляков, с тех, кому западло ходить на работу. И девок пригони. Этих тоже надо приучать к делу. Ну, тут не мне тебя учить… -- Селезнев потянулся в кресле, вытянул из-под стола длинные журавлиные ноги, закинул за голову руки, на мгновение прикрыл глаза. В мозгу четко проскочила мысль: вот и дождался, пришла моя пора. Только бы не ошибиться, только бы не сплоховать, своевременно просчитать все ходы наперед и выйти в дамки.
-- Да, кстати, где сейчас этот наш законно избранный?
-- Где, где. В больнице, у своего дружка нервы лечит. Обещал прибыть на совещание. Но, думаю, увильнет. Сейчас опять придумает себе очередную хворобу. Чует, падаль, что дело пахнет керосином.
-- Ладно, пока будем без него. Его потом привлечем. Ничего, покажу кое-какие бумажки, никуда он не денется.
Ночью полыхнули дома в нескольких концах города. Загорелись вполне современные недавно отстроенные усадьбы. Люди выскакивали на улицы, слышался разноголосый гомон, перемежавшийся криками о помощи. Но в очень редких случаях соседи спешили помочь. Заранее созревшее, вернее, вскормленное слухами и домыслами сознание части жителей, а также не слишком приветливое, несколько высокомерное отношение к соседям нынешних погорельцев, спровоцировали людей на безразличие к чужой беде и даже неприязнь к пострадавшим. Не было ни обычной в случае пожара суеты, ни сочувствия к тем, кто прямо из постели выскакивал на улицу.
Пожарные просто разрывались между огненными факелами. Воды катастрофически не хватало, чтобы залить бушующий огонь. Приехавшие из части две машины ничем помочь не могли. К утру, пять усадеб выгорели полностью. С десяток удалось отстоять. Специалисты, проведя обследование, пришли к выводу, что во всех случаях произошли поджоги. В огне сгорели несколько человек.
Сароян стоял у закопченного остова своего дома, понуро смотрел на родственников, выносящих кое-какие обгорелые пожитки. Жена Сусанна пыталась плакать, но он на нее прикрикнул. Жгло душу, что никто из соседей не пришел на помощь. Он здесь чужой, также, как и в Азербайджане, откуда пришлось бежать во время межнационального конфликта. За что бог так суров к нему и к его семье?
-- Может быть, за то, что ставишь себя выше окружающих. Слишком возомнил о себе? Захотел стать богатым за счет несчастья других?
Услышав голос, Сароян вздрогнул. Он, наверное, говорил сам с собой, а кто-то подслушал его. Рядом стоял водитель из бывшей Сельхозтехники. Как-то он приходил наниматься на работу, но Сароян был твердо уверен, что добросовестно работать могут только свои соплеменники, а эти местные так, все пьяницы и воры. Потом он видел этого водителя в администрации, тот давал бригадам наряды на общественные работы. И сегодня на тушении пожара был в первых рядах тех, кто кинулся помогать погорельцам.
-- Я всего лишь хотел, чтобы мои дети жили в достатке, чтобы им не пришлось горбатиться на чужбине…
-- К сожалению, за счет коренного населения. Ты ведь отнимал у местных жителей кусок хлеба.
-- Я всегда был добр к соседям…
-- Что я могу сказать? Ты сам породил такое к себе отношение. Вы, приезжие, глубоко заблуждаетесь, когда, пуская здесь корни, чуждаетесь местных традиций. Не чтите наши обычаи, презираете наш образ жизни. Думаете, что любой местный Ванька обязательно алкаш и бездельник. Так зачем ему землю коптить? Пусть сдыхает, туда ему и дорога. Для вас место очистит. А коренное население, это люди, чьи предки жили на этой земле тысячи лет. И они не так безобидны, тупы и ленивы, как вы себе представляете. Иначе бы давно уже их место заняли другие. Сколько их за тысячелетия сюда рвалось. Да все зубы обламывали. Не по зубам никому эти земли.
Да, есть среди нас и уроды, и изверги, и изгои. Впрочем, как и среди вас. Но вы по таким отщепенцам судите обо всех жителях этой земли и презираете их. Они это понимают и молчат. Пока. Но в ответ на ваше невнимание, не придут на помощь в случае беды. Ты это сегодня увидел. Твой дом они отстояли бы в один момент, но ты презирал их, они в ответ – тебя. И ты теперь без дома. Ты оказался на одном уровне с ними. Сумеешь приспособиться к ним, к их миропониманию, к их обычаям, они примут тебя в свой мир. Не сумеешь, ты и твоя семья станете изгоями, что еще страшнее, так как бежать тебе больше некуда…
-- Странные это поджоги, -- покачал головой Самохин, когда все члены комитета по чрезвычайным ситуациям собрались в администрации района. – Такое впечатление, что дома и постройки вначале основательно почистили от вещей, а потом облили чем-то горючим и подожгли. Людей заперли в домах. Только у Сарояна горело все подряд.
-- Ну, этого, понятно, в назидание остальным показательно наказали за его пренебрежение к местному населению. Показали, что им даже его добро не нужно. А других? Странно как-то. Если бы одних его родственников, то можно было бы предположить, что это месть тех, кого он ни в грош не ставил, лишил работы, перешел дорогу в бизнесе. Но среди погорельцев двое, хоть и приезжие, но выходцы из этих мест, а один и вовсе коренной. Правда, его дом и отстояли соседи почти полностью.
-- И все же, -- Мезенцев облокотился о спинку стула, задумчиво постучал пальцами по столешнице, -- это ничего не объясняет. Подбор нынешних погорельцев ничего не говорит. Кто и почему? Кому на руку эти поджоги? Зачем поджигать тех, кто сейчас ничего не решает и никаких действий против населения совершить не может?
-- Вы заметили, что никто из азеров не пострадал? И даги не пострадали? – встрял в разговор Одиноков.
Мезенцев поморщился:
-- Олег, брось ты эту блатоту. Какие азеры, какие даги? Мы сейчас все на одной чаше весов, все люди, из каких бы стран они не были. А на другой чаше – неизвестность. Нам ли делиться на племена и кланы? Но замечание правильное. Думаю, есть в районе силы, которые хотят столкнуть лбами представителей разных диаспор. Вот только почему, и главное, зачем, не могу взять в толк. Не время делиться, устраивать разборки…
-- Зато власть взять в свои руки и прижать всех, чтоб даже пикнуть не могли, самое время. Забыл, что где-то в этих местах начинаются корни одной довольно известной в столице бандгруппировки. Она, конечно, в районе не светится, зачем в своем гнезде гадить? Но, был слушок, был, что не все здесь так гладко и тихо. Были звоночки. Вспомни того гаишника, что в соседней республике завалили при попытке ограбить инкассаторов. Замяли ведь все. И подельники соскочили… -- Самохин покачал головой. – Тяжеленько придется, если окажется, что они остались среди нас. Эти властью делиться не будут…
-- Это предположение многое проясняет, -- Мезенцев встал из-за стола, прошелся по кабинету. – Вначале решили нейтрализовать дагестанцев. Не просто так тогда стукнули в часть на бесчинства Алиева. И дома их порушили. Не нужен им под боком такой воинственный клан. Нашими руками с ними расправились. То-то этот юрист все интересуется, где Алиев. И куда делись его родственники… Очень подозрительно интересуется… Вот кто за ним стоит, нам и предстоит узнать. Человек это умный, хитрый и хищный. Его если и встряхнула эта история с оледенением, то всего на минуту, не больше. Для него главное, получить безраздельную власть над всеми его окружающими…
-- Боюсь, мы столкнемся теперь еще и с представителями других так называемых ОПГ. Сколько их могло у нас оказаться просто по стечению обстоятельств? – Самохин оглянулся на молчаливых членов комитета. – Ну и как? Не сдрейфите, не соскочите на ходу?
-- Петрович, когда мы дрейфили? – усмехнулся один из бывших десантников, в последние годы работавший охранником в столице, Александр Клейменов. – Уж против духов не качнулись…
-- Тут, Саша, похлеще будет. Тут они, вроде бы, как и свои. Не вычислишь. По национальному признаку не различишь… -- Мезенцев повернулся от окна к собравшимся. – Это меня беспокоит больше всего. Не хочу, чтобы подозревали друг друга в предательстве, но… постарайтесь не распространять все, что здесь говорилось, на стороне. Всегда могут рядом оказаться чужие уши. Все, с этим решили. Приступим к делу. Как быть с погорельцами?
К вечеру пострадавшим было подыскано жилье. Не обошлось без кривотолков. По городу поползли слухи, что вот, мол, своим, коренным, русским хорошие квартиры не светили, а этим черным сразу нашлись. Шепоток этот бежал от дома к дому, обмусоливался на женских посиделках вечером и днем у колодцев, где обычно организовывались стихийные собрания поневоле, пока стояли в очереди за водой. Но была в этих разговорах и доля уважения к тем, кто принял такое решение. Местный люд, веками живший на этой земле, чего только не вынес. Потому оказался на удивление мудр и сострадателен. Это когда ему в глаза плевали, он отмахивался и злобился. А когда увидел горе людей, потерявших свой кров, стал проникаться сочувствием. Самым удивительным оказалось то, что, не принимая участия в тушении пожаров, потом люди поделились с погорельцами самым необходимым.
Семьи пострадавших заселили в коттеджный поселок, который строила подрядная организация аж из Владимира. Дурацкая затея проводить аукционы и объявлять тендеры на любые работы, в которых будут задействованы государственные деньги, была доведена до полного абсурда. Ставились настолько невыполнимые условия для фирм, не интересных тем, кто любит пилить бюджетный пирог, что в тот раз даже единственная строительная организация, на которую областным руководством делалась ставка, не смогла удовлетворить требованиям аукциона.
Зато всем условиям соответствовала другая, совершенно незнакомая компания. Хотели прокрутить дело назад. Но в ход пошли подковерные игры, и заказ оказался у владимирской фирмы. Не ближний свет возить рабочий народ в Кудеяровское захолустье. Но руководство фирмы по обычному пути -- привезти гастарбайтеров из Средней Азии – не пошло. Набрали из местного населения. И не просчитались. Коттеджи возвели в сроки даже меньшие, чем указывались в договоре. Теперь в двух полностью отделанных коттеджах устроились представители владимирской компании, оказавшиеся в период катаклизма на территории района. Еще несколько почти готовых домов предоставили погорельцам. Остальные малыми силами продолжали отделывать.
Сердобольные женщины, которых в средней полосе России, особенно в деревнях, пока еще можно встретить, собрали и принесли пострадавшим то, без чего погорельцам просто не обойтись в первые дни, поделились своими скудными запасами продуктов.
Сусанна принимала от совершенно незнакомых женщин вещи и продукты, и слезы лились из глаз. Сейчас она начинала верить, что сможет найти с этими людьми общий язык. Раньше ей казалось, что все эти местные женщины озлоблены на её семью, ненавидят и завидуют её благополучию, и сторонилась их общества. Казалось, что и общих тем для разговора у неё с соседками нет. Да и о чем говорить? И когда? Теперь вдруг поняла, что все они такие же, как и в её родном городе детства. И темы для разговора такие же, как и там. И проблемы те же. И также есть среди этих людей добрые, отзывчивые, а есть и злобствующие, завистливые. И нельзя судить о народе по отдельным его представителям. Муж презрительно называл их, переходя на родной язык, бездельниками и пьяницами. Да, были среди соседей и такие. Но вот случилась беда… да, их наказали за небрежение к местным обычаям и порядкам, но ведь потом и пришли на помощь…
Теперь Сусанна ежедневно ходила на общественные работы вместе с окрестными женщинами, наводила порядок на улицах, собирала скошенную траву, чистила заросшие огороды. Молча сносила упреки свекрови, которая постоянно повторяла, что место женщины должно быть только в доме мужа. Там она должна наводить порядок, ухаживать за мужем и детьми.
Но после пережитого ужаса во время пожара Сусанна не могла оставаться в четырех стенах. Она вдруг поняла, что только в кругу этих женщин, не всегда приветливых, иногда злословящих, порой устраивающих скандалы на пустом месте, она чувствует себя спокойно, такой же, как и они, равной им.
Рядом с ней постоянно оказывалась Айгун Муратова, чей муж многие годы торгует на рынке овощами. Она азербайджанка. В другое время их пути не пересеклись бы, слишком много претензий было у каждой стороны. Но здесь, на общественных работах, они неожиданно сдружились. Сусанна подумала однажды, что узнай об этом свекровь или мать, не миновать ей скандала.
Местные женщины снисходительно, но дружелюбно помогали им на первых порах, пока они учились работать так, как принято в этих местах, незлобиво посмеивались, если у них что-то не получалось, но из своего женского круга не выталкивали и ничем не выделяли. Ни разу не назвали лентяйками или неумехами. И если кто-то со стороны позволял себе некоторые шуточки в их адрес, быстро ставили того на место.
Нашлось дело и мужчинам. Сарояна пригласили в комитет по чрезвычайным ситуациям и предложили продолжить строительные работы. Нужно было возвести животноводческие помещения в непосредственной близости от города. Зима не за горами, в деревнях рабочих рук по уходу за животными почти нет, но погубить скот в условиях изоляции равносильно самоубийству.
Теперь в строительных бригадах кого только не было. Приходили и старики, помнившие еще те годы, когда в районе полным ходом шло строительство ферм, и выпускники школ, не успевшие уехать на учебу. Возводили стены из подручных материалов, внутри обустраивали стойла с учетом того, что придется применять ручной труд. Каждый ставил себя на место будущего скотника и делал так, чтобы было удобно самому.
Артем неделями не появлялся в доме. Точно, где он в данное время находится, не знал, наверное, никто. По крайней мере, Полине казалось, что семья для него перестала существовать. Она сама целыми днями была занята в типографии. Редакционные подруги остались в городе. В часть тексты привозили с оказией. Хорошо, что в городке оказались женщины, которые хотели бы научиться верстке газеты. Пригласили старую наборщицу тетю Катю и последнего метранпажа бывшей городской типографии. Теперь они учили молодежь сложному делу набора, верстки и правки. Полина вычитывала гранки, потом полосы. А ночью два солдатика, которым оставалось до дембеля всего-то месяца два, и они совсем недавно считали дни, оставшиеся до того счастливого момента, на «американке» прокатывали тираж одностраничной газеты. Утром ее на велосипеде отвозили в город, а почтальоны с удовольствием бежали по адресам, прежде чем уйти на общественные работы.
Мезенцев в это время с некоторыми из членов совета объезжал поля бывших колхозов. Большинство из них давно были в частной собственности. Небогатые земли новых владельцев интересовали лишь в перспективе как возможность разделить на участки и продать под дачи, когда опять всколыхнется бум дачного строительства среди столичных жителей. А потому пока делали вид, что занимаются растениеводством и животноводством, перепахивая земли и засевая их кормовыми травами, а то и залужая поля под пастбища. Лишь в пяти хозяйствах на полях зрело зерно, был посажен картофель. В агрофирме, что на юго-востоке района, овощи выращивали по договору китайцы. Чуть дальше, уже за границей района, но в черте ледяного кольца, были обнаружены поля с поспевающей пшеницей и ячменем. Весь созревающий урожай надо было своевременно убрать и сохранить.
С Мезенцевым ездил и новый знакомый Петр Викентьевич Береговой. Сам он руководил небольшой артелью земледельцев. Выращивали в основном кормовые культуры. Но в былые годы был знающим агрономом, которого стремились переманить в свои хозяйства именитые в те годы председатели колхозов. Береговой подсказывал, с чего начинать в уборочной страде, где стоит подождать, а где требуется срочно приступать к делу. Он советовал, какую технику использовать, кого из комбайнеров привлечь к работе. Но горючего в районе было в обрез. Его хоть и аннексировали у хозяйств и охраняли пуще зеницы ока, но было его очень мало. Как обычно, денег сельчанам на уборочную банки задерживали, а без средств особо солярки и не добудешь. Вот и оказались хозяйства без горючего.
Обсудив положение в комитете по чрезвычайным ситуациям, участники совещания приняли решение технику отправить в дальние углы района, куда трудно добраться населению, там первым делом скосить и вывезти зерно на тока ближайших хозяйств, а на полях рядом с городом убирать с помощью привлеченных жителей.
Страда началась с конфликтов и претензий. Горожане и особенно приезжие, те, кто оказался в ледяном плену в силу каких-либо причин, отказывались идти на общественные работы. Считали, что они не для того учились, чтобы теперь горбатиться на полях. Но кому были нужны многочисленные менеджеры, юристы, бухгалтера, системные администраторы, владельцы оставшихся где-то там, за ледяными горами, фирм?
Очень многие считали, что раз уж они согласились на общественный труд, то не обязаны пешком добираться до мест новой работы, требовали, чтобы им был обеспечен транспорт. Словно не понимали, что каждый литр горючего был на вес золота, потому что добыть его здесь, в этой ледяной впадине было негде.
Сусанна и Айгун безропотно шли на любые участки, куда бы их не послали. Они постоянно жались к ворчливой и громкоголосой бабе Варе, которая их взяла под свою опеку. Баба Варя когда-то была бригадиром полеводческой бригады, потом, когда хозяйство развалилось, было обанкрочено и продано, устроилась техничкой в школу. А когда и ту закрыли, как неперспективную, перебралась в город к сестре. С ней и доживала свой век. Благо дети сделали пристройку к дому, чтобы сестры очень уж не досаждали друг другу.
Поле бригаде бабы Вари выделили недалеко от города, где-то километрах в пяти. Но идти по пустому шоссе все равно было тяжело. Молодежь по дороге дурачилась, придумывали считалки, иногда обидные, но по большей части смешные. Женщины среднего возраста и старше то и дело затягивали песни, но так как в большинстве никто до конца их не знал, постоянно перескакивали с одной на другую. Лучше всего знали те, что пели еще их матери и бабки. Да и мелодика их как раз подходила под монотонное движение.
Несколько молодых мужчин, выделенных в помощь бригаде, одновременно были и ее охраной. На всякий случай.
Полина, наконец, уговорила Артема разрешить ей работать в поле. Она считала, что в такой момент ее место рядом с теми, кому сейчас труднее всего. Да, газета – это серьезное дело, требующее внимания. Но специалистов, на самом деле, оказалось хоть отбавляй. Были проблемы лишь в том, что типография могла находиться, из соображений безопасности, только в части.
Полина чувствовала завистливые и порой злобные взгляды кое-кого из тех, кто раньше считался приятелем, если не сказать другом. Одних злобило ее неожиданное возвышение. Хотя какое возвышение? В чем? Другие считали, что не по праву заняла руководящее место в редакции. Вот и решила одним махом разрубить этот клубок домыслов и зависти. В бригаду к бабе Варе напросилась потому, что знала, бригадирша спуску никому не даст, не посмотрит ни на какие звания и регалии.
Путь к полю хоть и недалекий, но достаточный для того, чтобы члены бригады постепенно разбились на небольшие группки близких по духу, по возрасту, ну, и по интеллекту.
Как-то так получилось, что вскоре к Полине прибились Сусанна и Айгун. Их сближало то обстоятельство, что у всех троих дети учились в одном классе. Так что нашлись общие темы для разговоров.
На поле баба Варя вначале обозрела фронт работ, потом расставила людей по порядку, стала показывать, как жать, как складывать в сноп, как его перевязывать жгутом. Полине казалось, что все просто. Наверное, и другие испытывали такое же чувство. Но когда приступили к работе, поняли, что одно дело смотреть за действиями других, и совсем другое -- делать самому. Руки совсем не слушались головы. Снопы рассыпались. Жгуты оказалось не так-то и просто скрутить, чтобы ими можно было перевязать сноп. Баба Варя ходила среди жнецов, постоянно подсказывала, показывала, иногда отстраняла от полосы и делала сама.
То, что казалось вначале таким легким, очень скоро отозвалось болью в спине. С непривычки у многих уже через час поясницы заломили от непрерывных наклонов и подъемов. Кое-кто стал все чаще отлучаться то в кустики на окраине поля, где сложили свои нехитрые запасы, то чуть подальше.
Бригадирша устала предупреждать, что частое питье до хорошего не доведет…
Полина со своими напарницами старалась успеть за передовыми мастерицами. Но это у них не очень получалось. Баба Варя посмотрела на их работу и ворчливо предупредила:
-- Чего горячку порете? Вас никто кнутом не подгоняет. Работайте спокойно, ровно, тогда и скорость придет…
Мужчины в это время стаскивали снопы к дороге и укладывали на подъехавшую телегу, в которую была запряжена черная с белыми пятнами кобыла. Рядом с ней резвился маленький жеребенок. Обычно эта кобыла использовалась во время городских или сельских праздников, на ней катали во время гуляний детей. Теперь и её стали использовать на трудовых работах. Уложив, на их взгляд, достаточно снопов, мужчины отправили телегу с возницей к зернохранилищу.
Через какое-то время, когда все жнецы уже чувствовали, что еще немного, и они просто рухнут посреди поля, баба Варя объявила перерыв.
Полина с напарницами уселась в облюбованных кустах с желанием наконец-то приступить к трапезе. Айгун выложила на расстеленную газету огурцы и помидоры.
-- Откуда у тебя? – удивилась Полина.
-- Муж выращивает. Он совсем помешался на экологически чистых овощах. Я ему говорила, зачем сажать, когда на базе берешь для продажи. А он говорит, нет. Продажа, это одно, а дома кушать -- это другое.
Сусанна выложила тонкий лист лаваша, сложенный в несколько раз и пучки зелени. Потом на газете появились яйца, куски отварной курицы. Ее приготовила Полина, пожертвовав одной из тех, что вывелись в прошлом году. Жалко было. Но понимала, что столько птицы, как раньше, не прокормит.
За трапезой обменивались своими предпочтениями в еде. Беззлобно посмеивались друг над другом. Поглядывали на поле, где проплешина, сжатая за первую половину дня, казалась такой маленькой заплаткой на золотистом одеяле колышущихся стеблей.
Вдруг из кустов высунулся ствол автомата. Полина невольно протянула руку в его сторону, проверяя, не мерещится ли ей это. Сусанна инстинктивно прижалась к Айгун. Она еще помнила предназначение этого предмета по своей прошлой жизни там, за Кавказскими горами. Обе они взвизгнули.
Из кустов послышался шипящий шепот:
-- А ну, заткнулись, суки. Вы, чурки, быстро сюда. А ты, падаль, только вякни. Изрешечу…
Из кустов показалась мужская фигура в камуфляже и в черной маске. Женщины решили, что он один. Айгун неожиданно швырнула ему в голову свою объемистую кожаную сумку. От неожиданности он выронил из рук оружие, закрывая лицо руками. В этот миг все три женщины с криком вылетели на край поля, где обедали остальные работники.
Охранники от неожиданности растерялись, но потом схватили оружие. Однако, что значили три карабина, против десятка вооруженных до зубов камуфляжников.
-- Заткнулись все. Бросьте оружие. Нам нужны только эти две чурки и эта, -- кивок в сторону Полины, -- а вы продолжайте убирать зерно. Оно нам пригодится.
Слова сопровождались вполне понятными жестами и щелканьем затворов. Полина сразу вспомнила предупреждения Артема. Прав он, тысячу раз прав. А она, дура, как всегда, решила настаивать на своем. И что теперь делать? В голове пронеслась вереница мыслей о девочках, о муже, о том, сколько еще не сделано…
Их прервал окрик бабы Вари:
-- Ах, вы, фашисты. Сволочи, бандитское племя. А тебя я признала… А ну, пошли отсюда. Забыли, что вас, бандитов и мародеров, всегда били, а надо убивать, -- старая женщина с вилами наперевес надвигалась на главаря, который стоял несколько в стороне, отдавая распоряжения.
-- Всегда знала, что из тебя ничего путевого не вырастет. И мать твоя была непутевая. Значит, решил, что время твое пришло, ирод. Теперь можно не котов с собаками мучить, а и людей, басурманин…
Натиск бабы Вари был настолько энергичен и мгновенен, а крик ее столь пронзителен, что все замерли, как завороженные.
-- Бегите, что стоите, спасайтесь, -- были последние слова старой женщины. Она уже вплотную подскочила к опешившим захватчикам, замахиваясь вилами. И в этот момент раздалась автоматная очередь.
Женщины с визгом шарахнулись в стороны. Мужчины-охранники вспомнили о своем предназначении и бросились к оружию. Защелкали выстрелы. Им в ответ затрещали автоматные очереди.
-- Кончай стрелять. Поджигай поле. Пусть подохнут в огне, кто выскочит, добьем, -- приказал, уже не скрываясь, предводитель.
Двое с канистрой подскочили к краю поля, стали плескать и бросать зажженные пучки сена. Мгновенно полыхнул огонь, загудел, но без ветра быстро не распространялся. Это увидели и те, что спрятались в посевах. Оттуда щелкнули два выстрела. Один из поджигателей вскрикнул и рухнул ничком прямо в огонь, другой бросился в кусты.
Но тут раздался рев пожарной машины, летящей на огонь. Только пожарникам да комбайнерам пока выдавали горючку. Увидев подоспевшую подмогу, бандиты скрылись в густом кустарнике. Преследовать их не стали, да и некому было. Все, кто остался жив, бросились сбивать и затаптывать огонь.
В результате часть поля была вытоптана и сожжена. На краю леса сложили погибших. Бабу Варю изрешетили так, что никаких шансов у нее не было. Погиб один молодой парень из охраны. Еще двое были серьезно ранены. Несколько женщин получили легкие ранения.
Полина отыскала Сусанну и Айгун. Обе они, вцепившись друг в друга, молча смотрели на происходящее вокруг, но были в этот момент где-то далеко.
Мужчины разглядывали погибшего бандита. Он обгорел, но узнать было можно. Раньше служил в милиции, потом его оттуда за что-то выперли. В последнее время работал на пилораме у частника. Поговаривали, что истинным владельцем пилорамы является бывший начальник милиции, ушедший с поста по выслуге лет. Но сам он в Кудеярове уже давно не жил, приобрел дом в области, там и обретался. Доходили сведения, что держит банк, есть у него и какая-то фирма.
На звуки стрельбы прибыли и члены городского добровольного отряда охраны порядка во главе с Самохиным. Он только покачал головой, увидев вымазанную в саже Полину. Оглядев поле и убитых, он с отрядом углубился в лес.
Полина посмотрела на тех, кто остался в живых. Только сейчас она стала понимать, что время, которое она считала тяжелым, несправедливым и ублюдочным, останется в ее памяти как самое лучшее и беззаботное. А впереди всех ждет тяжелая борьба за выживание, за место под солнцем. Спокойная, безоблачная жизнь кончилась. Ее уничтожили очереди из автоматов, убившие старую женщину, но, кажется, пробившие сердце каждого из бригады.
Выстрелы разорвали сознание на две части – до и после. И это после не предвещало ничего хорошего.
Жилой городок воинской части постепенно превратился в малый научно-исследовательский центр. Сюда перебирались все, кто имел опыт работы или по роду деятельности мог помочь, придумать или подсказать, как из имеющегося в наличии оборудования хотя бы по минимуму благоустроить повседневную жизнь населения, а в дальнейшем, возможно, создать для каждого те элементы необходимого благополучия, к которым привыкли люди.
На отдыхе в районе оказалось достаточно представителей научной среды. Ведь по берегам Русянки уже на протяжении десятилетий действовали базы отдыха не только московских, но и санкт-петербургских вузов.
Теперь те, кто уже полностью осознал трагизм ситуации, но не потерялся в этой новой жизни, собрались в части для того, чтобы сообща решать, что делать, и прогнозировать ситуацию, как жить дальше. К сожалению, таких активных было очень мало. Большинство предпочитало, как страусы, прятать головы в песок, как мантры повторяя, что все наладится, что скоро из столицы прибудут спасатели, и этот кошмар кончится.
В мастерских мехчасти собрались инженеры и механики. Уже не первый день шло обсуждение, на чем лучше подняться над ледовой преградой и осмотреть окрестности. Потому что уже были предприняты две попытки совершить пешую экспедицию. Но оба раза их участники вскоре возвращались. Сверху была непогода. Дули ветры, гнали снеговые заряды. То и дело преграждали путь ледяные торосы и трещины. Оценить ситуацию дальше двух-трехдневных переходов не удавалось. Сподручнее было бы облететь окрестные места на каком-нибудь летательном аппарате, но… в районе ничего такого не было. Одно время теплилась надежда использовать для этой цели вертолет. Но пришедший в часть пилот Игорь мгновенно её потушил.
-- Машина, конечно, первоклассная. Элитная. Но, не для нашего случая. Топливо ей требуется высококачественное. Такого здесь нет. В баках пусто. Я все выработал, -- сразу сообщил он, предваряя напрасные вопросы.
Днем раньше Игорь пришел в мастерские воинской части. Перед этим они с Татьяной встретили Одинокова, попросили посодействовать с обустройством.
Татьяне сразу предложили работу в больнице. Народу в ледяной западне осталось много, большинство с хроническими болезнями, которые из-за стрессов обострились, а вот в лечебных корпусах персонала, как и в былые времена, не хватает.
Предлагали работу в больнице многим. Но одни считали для себя неприемлемым работать с больными, другие просто боялись вида крови, а кто-то откровенно заявлял, что не собирается подвергать свою жизнь опасности заразиться какой-либо болезнью.
Таня не стала привередничать. Тем более, что ей тут же предложили и жилье. Так что их пути с Игорем разошлись. Тот отправился в часть, где надеялся найти себе дело по специальности.