Глава третья.
СХОДКА НА РЕКЕ
Артем Мезенцев вышел за калитку, чтобы проверить в очередной раз, надежно ли запечатаны двери фуры. Это давно уже стало для него ежедневным ритуалом. Его «вольвушка» горой высилась рядом с домом, занимая всю лужайку вплоть до соседнего палисадника.
Прошла всего пара дней с того страшного утра, перевернувшего мир с ног на голову, а как все изменилось. В первую очередь, взаимоотношения людей, их мироощущение. Всегда в основном миролюбивое и законопослушное население города сейчас прямо-таки напиталось агрессией. Такого Артем не видел даже в столице, хотя там страсти по самым разным причинам довольно часто бывают накалены до предела и периодически выплескиваются наружу по любому, даже малозначительному поводу.
Почему-то вспомнилось, как в то первое утро, вернувшись от ледяной стены в город, он сразу отправился в районную администрацию, чтобы предложить посильную помощь в организации жизнедеятельности населения в условиях чрезвычайной ситуации. Все-таки кое-какие практические навыки у него в этом вопросе имелись.
На всех этажах здания была видна лихорадочная суета. Служащие бегали по коридорам из конца в конец, откуда-то подъезжали машины, какие-то люди разгружали коробки, мешки, которые работники администрации быстро растаскивали по кабинетам.
Мезенцев зашел в приемную главы. На месте оказалась лишь его заместитель. Она холодно и безразлично выслушала его предложения и заявила, что ни в чьих советах и помощи администрация района не нуждается. Уже ему в спину, когда он выходил из приемной, она презрительно процедила, обращаясь к секретарше, но слова предназначались непосредственно ему:
-- Из армии турнули с хлебного места, так он и на гражданке нехило пристроился. А теперь, когда случилось такое, рассчитывает у нас в тепле и сытости отсидеться. Сначала заработать надо… Губа не дура. Много их, таких умных,.. нахлебников…
Слова ножом резанули по сердцу. Это он-то нахлебник? Он, прошедший сквозь ад трех войн? Но сдержался. Не в его правилах оскорблять женщину, даже если она говорит такие вещи. Вот только боль от этих слов, словно от удара под дых, захлестнула сердце так, что долго не мог продохнуть, ничего не видя, прошел по коридору и почти на ощупь добрался до дома. Сразу замкнулся в себе. Не хотелось ничего говорить жене, дочерям. Старался все делать как прежде, но не мог. Постоянно возвращались на память слова той, из администрации. Потом подумал: «И, правда, что сотрясать впустую воздух и трепать себе нервы, если моё искреннее желание помочь людям, подсказать, как им вести себя, никому не нужно, а бескорыстная помощь воспринимается как нечто меркантильное». Это он уже проходил во время второй чеченской войны, когда его забота о сохранении солдатских жизней, требование тщательной проработки операции по зачистке предполагаемого лагеря боевиков в горном ущелье вызвало бурю негодования в верхах, отстранение от операции и, в конечном счете, завершилось увольнением.
Теперь Мезенцев считал себя только водителем. И все, что ему было нужно, это, в первую очередь, думать о том, как сберечь доверенный груз, стоимость которого, случись что, выплатить он просто физически не в состоянии. Значит, надо создать условия для его сохранности. А об организации безопасности населения пусть думает районное начальство, принял он радикальное для себя решение. Но в душе скребли кошки. То, что он видел вокруг, его страшило. Он просто кожей ощущал приближение беды.
Мезенцев только что сопроводил жену в редакцию. Он считал и не скрывал от Полины своего мнения, что сейчас работать там, где ничего нельзя сделать полезного, бессмысленно. Ну, в самом деле? Какая польза от езды на велосипедах по улицам и выкрикивания в мегафон распоряжений руководства района? Полнейшая ерунда. Тем более, что распоряжения эти никакого толку не имели. Извещать о введении продовольственных карточек, когда прилавки всех магазинов опустели в первый же день? Полнейший идиотизм, к тому же отнюдь не безопасный. Потому что на «черном» рынке все магазинные продукты сразу же всплыли и мгновенно выросли в ценах до заоблачных высот. В этих условиях большинству горожан невозможно было купить даже куска хлеба. Все это рождало агрессию, но не в отношении власти, до которой простому люду не добраться, а как раз в отношении глашатаев распоряжений этой власти.
Жители растащили из магазинов по домам все, что не успели конфисковать власти и припрятать владельцы, и что были в силах унести. В некоторых местах возникли спонтанные потасовки, кое-где переросшие в серьезные конфликты. Милиция, как всегда, стала на защиту властьимущих, которые предъявили в довольно категоричной форме права на большую часть продуктов и товаров.
Полина пришла домой в тот первый день в растрепанных чувствах. Еле сдерживая слезы, рассказывала об увиденном в магазинах, когда пыталась купить в запас хоть что-то из продуктов.
Пока народ давился в километровых очередях за тем, что еще оставалось на прилавках, крутые машины местных «шишек» подъезжали к задним дверям и загружались мешками и ящиками с продуктами. Когда возмущенные горожане потребовали справедливости, то услышали из уст одного бизнесмена, что не хватало еще, мол, всякому быдлу указывать, что ему делать. А если хотят есть, то пусть приходят к нему работать. За их послушание и выполнение всех его требований, он, так и быть, будет их кормить, но за это надо еще как следует поработать. Так что, мол, нечего здесь права качать.
Не так уж и давно этот самый бизнесмен приехал в район из одной из республик Закавказья, спасаясь от процветавшей там междоусобицы. Быстро сообразив, как в местных условиях можно продвинуться, Сурен Сароян очень скоро подвизался в сфере строительного бизнеса, потом перевез в эти места большинство односельчан и своих родственников, из них организовал строительные бригады. С помощью взяток и неприкрытой лести сблизился с главой района и потеснил от денежных заказов местных строителей, вынуждая их выезжать на заработки в соседние районы, а то и за пределы области.
И вот уже на правах хозяина положения, в ответ на претензии стоящего в очереди народа, с презрением высказался им в лицо в том смысле, что не пристало всякому сброду местному указывать ему, что делать.
Завязалась драка. В результате несколько человек из очереди оказались в кутузке. Коллективу редакции было приказано ездить на велосипедах по улицам и зачитывать распоряжения руководства о том, что частная собственность неприкосновенна, и что каждый должен заботиться о своем пропитании сам, а любые проявления непочтительности к властьпредержащим и владельцам крупной собственности будут строго пресекаться. Нарушителей ждет наказание по всей строгости закона.
Артем проверил целостность пломб, присел на подножку машины и задумался о своем положении. Груз у него не скоропортящийся, но задержка, если этот природный катаклизм скоротечный, может обернуться для него огромными штрафными санкциями и увольнением с работы. Ведь пока никому не известно, что в действительности случилось в мире и как долго продлится эта ледовая изоляция, а ему совсем не хотелось терять пусть и тяжелое, но денежное место. Теплилась надежда, что кошмар последнего времени скоро закончится, и все вернется на круги своя.
Разговоры о том, что же на самом деле произошло, велись разные, предположения делались самые абсурдные – от проказ пришельцев, вроде как захвативших кусок Земли с населением для своих экспериментов, до секретных разработок военных, придумавших способ ограждать территории от посягательств возможного противника с помощью ледовых стен. Все эти предположения Мезенцев считал ересью, но придумать других, более достоверных объяснений не мог.
Его невеселые размышления были прерваны возгласом:
-- Михалыч, вот вы где. А мы вас по окрестностям ищем.
К нему подошли несколько знакомых горожан.
-- В чем дело, мужики? – Артем сейчас не был расположен к философским беседам о смысле жизни и о том, почему и как все произошло. Что он мог сказать другим, если даже для себя ничего не уяснил. И это понимание было для него горьким и беспросветным.
-- Батя, что делать будем? Командуй. На тебя одного надежда, -- неожиданно послышался голос из-за спин окруживших его мужчин. Вперед протолкнулся хромой и несколько кособокий Олег Одиноков, воевавший под его началом еще в первую чеченскую. Мезенцев тогда на своих плечах выволок его из окружения, всего израненного и не подававшего признаков жизни. В отряде, которым он командовал, было жесткое правило: своих, даже мертвых, врагу не отдавать. С тех пор, уже на гражданке, куда вернулся после многолетнего мытарства по госпиталям, Олег по солдатской привычке звал его только Батей и не переставал рассказывать байки о прошлой войне, в которых бывший командир представал чуть ли не в роли самого господа бога.
-- Действительно, Артем Михалыч, на тебя одна надежда, -- поддержал Олега Виктор Петрович Самохин, водитель из бывшей Сельхозтехники. С ним Артему пришлось служить еще в Афганистане. Оба они тогда после выпуска из военного училища молодыми лейтенантами поехали выполнять свой интернациональный долг. И выполняли его с честью. Но потом Самохин попал в передрягу под Кандагаром и был комиссован по состоянию здоровья.
-- Михалыч, только ты здесь из настоящих спецов, -- теперь уже начал говорить сосед с параллельной улицы. – На нашу власть надежды нет. Им лишь бы себе побольше урвать, о народе никто не думает. Милиция обвешалась оружием и теперь заботится только о том, чтобы ее не трогали. На любые просьбы и жалобы людей у них один ответ : «У нас нет никаких распоряжений руководства на сей счет. Нам закон не позволяет…». Словом, защищать население от произвола им ни руководство, ни закон не дозволяют. Только поборы устраивать с тех, кого в чем-то заподозрили. А этих воровских шаек, что нас терроризируют, они сами боятся. То в здании сидят, то дома забаррикадируются, не достучишься. Но нам-то что делать, как безоружным оградить себя от бандитских набегов? Ты же боевой офицер, полковник…
-- Бывший… -- машинально поправил Артем, хотя строй мыслей уже приобретал ту цепкость и хватку, которые выручали его в ходе военных операций.
-- Бывшими не бывают, особенно такие, как ты. Ну, представь, что это война, что это америкосы напали… -- подступил еще один из соседей. Обычно Артем видел его всегда навеселе и очень удивился тому, что сейчас он был трезв, и в глазах его поблескивал какой-то злой огонек. С такими держи ухо востро. Они с пол-оборота умеют заводить народ, и очень важно, куда его направят.
-- Какие американцы? Не порите чушь. С чего решили? Что за ночь возвели вокруг нашего района ледяную стену? Нет на Земле еще таких умельцев, и техники нет. Может быть, со временем и будет, но не сейчас. Нет, это что-то связанное с природой…
-- Да я это образно. Нам что америкосы, что природа -- до одного места. Нам, живущим здесь и сейчас, что делать? Нет воды, нет электричества, нет газа… Нет хлеба, в конце концов… Что вырастили на огородах, отбирают лихоимцы. И никакой надежды на власть. Наш законно избранный глава Витька только говорить горазд. Да и то сейчас заткнулся. Забился в своем доме в деревне и носа в город не кажет. Да и что ему здесь делать? Резервный движок, что привезли из области для подачи электричества в случае сбоев во время выборных кампаний, он приказал отправить на свою дачу, топливо, сколько смог, тоже уволок. Остальное расхватали те, кто посильнее, да похитрее. Теперь сидят в своих домах за высокими заборами. Что им мы? А кто о нас позаботится? Михалыч, ты мужик тертый, вас, военных, ведь учили выживать в экстремальных ситуациях. Подскажи, что делать… -- не отступал сосед. Его гулом одобрения поддерживали остальные.
-- Нет, мужики, вы что безрукие? В армии не служили? Забыли то время, когда без удобств жили? Неужто вам поводырь нужен? – Артем оглядел хмурые, встревоженные лица собравшихся и отчетливо понял, что он им нужен. Что они давно и прочно привыкли к тому, что кто-то берет на себя инициативу по организации и сплочению разрозненных индивидуумов в единое целое. Что в каждом из этих вполне самодостаточных, умных и умелых людей в час испытаний прорезается древнее чувство единения с сородичами, понимание того, что только вместе, сообща можно победить врага, решить проблему выживания. И желание выбрать во главу себе наиболее опытного, знающего и бывалого.
-- Ну, глядите, мужики, -- усмехнулся Мезенцев, -- не говорите потом, что тяжело.
Окружившие его мужчины облегченно загудели, стали что-то предлагать, каждый свое, но в едином шуме понять каждого в отдельности было невозможно. Артем поднял руку, призывая к тишине и отметил, что все почти мгновенно смолкли.
-- Одиноков, я знаю, ты состоишь в комитете ветеранов войны, сколько у вас по спискам тех, кто участвовал в военных операциях?
-- Ну, человек полста будет…
-- Вот что, первое задание. Собери из них наиболее адекватных, тех, кто согласен действовать. Через три часа жду вас всех на «бабьем» пляже. Там как раз места хватит.
-- Оружие брать? Неровен час, нарвемся на лихоимцев…
-- Вы все здравомыслящие люди. Я полагаюсь на ваш ум и сознательность. Давайте пока обойдемся без применения силы. Да и власть незачем провоцировать. Обсудим ситуацию спокойно. Хотелось бы представить приблизительную картину происходящего в районе…
Когда все, кроме Одинокова, разошлись, Артем со вздохом произнес:
-- Знать бы, что там, за этими ледяными стенами. Не напороть бы горячки…
-- А что, можно узнать. Все же слышали, что вертолет летал. Пилот уж точно знает, что там.
-- Ты и с ним знаком? – удивился Артем.
-- Сейчас съезжу, приглашу…
-- Давай, лучше я туда с тобой. Что ж ты молчал о таких знакомствах. Возможно, уже договорились бы облететь окрестности…
Вскоре Одиноков остановил машину у высокой стены, перегораживающей старую дорогу. Бросив свою инвалидскую «Оку» у стены, он двинулся вдоль забора. Метров через десять Мезенцев увидел в стене калитку. Одиноков помахал рукой перед видеокамерой, потом нажал незаметную кнопку, и калитка распахнулась. Внутри оказался довольно обширный двор, в центре которого стояла красно-белая стрекоза вертолета. Навстречу им шел пасмурный и какой-то внутренне погасший человек. После взаимных представлений и приветствий Мезенцев сообщил пилоту о цели прихода.
-- Вам как, откровенно или приукрасить?
-- Ну, я не девица, чтобы патоку разводить. Так что там, за стеной?
-- За стеной-то? А ничего там нет… И стены там нет. Голая снежная равнина. Один наш провал зияет…
-- То есть, там ледяная пустыня? И далеко она тянется?
-- Я летел столько, сколько позволили запасы горючего. Везде одна картина. Ничего нигде нет… Со мной была хозяйка. Теперь в трансе дома сидит… Там к ней по этому же поводу начальство местное недавно являлось. Тоже думали на вертолете драпануть… Да некуда… одни мы в этой пустыне…
В назначенный срок на «бабьем» пляже, где обычно в былые времена купалась детвора, собралось десятка два мужчин разного возраста. Многие Мезенцеву были незнакомы. Вряд ли и они что о нем знали. Краем уха он услышал, как молодой парень в милицейской форме спросил: «Кто этот лысый? Это он что ль позвал?». В ответ ему мужчина постарше жестко отрезал: «Командир наш. Ты в армии служил? Или увильнул? А в командировку в Чечню посылали? Вот и молчи. Есть такие командиры, которых солдаты батями называют за отеческую заботу о них. Вот и наш такой же». Молодой что-то нелицеприятное пробормотал в ответ, но остался.
Собравшиеся расположились на высоком берегу реки, там, где недавние отдыхающие вытоптали в густом бурьяне довольно обширную поляну. Мезенцев помнил с детства эти берега всегда выкошенными и выбитыми копытами многочисленного городского стада. Ребятишки тогда знали все потаенные местечки в этих нависавших над рекой обрывистых берегах, где в самых недоступных местах строили свои земляные норки стремительные щуры и ласточки-береговушки.
С тех пор, как горожане, уверовав в незыблемость заморского благополучия, вывели со дворов всех коров и овец, берега реки заросли так, что в некоторых местах можно было только с великим трудом спуститься к воде, не рискуя сломать себе шею. В этих зарослях наиболее практичные горожане, чтобы не платить за сбор мусора, прятали мешки с отходами в надежде, что в традиционные весенние и осенние месячники очистки зон отдыха учащиеся школ города и работники бюджетной сферы соберут и вывезут скопившиеся отходы на городскую свалку. Сейчас берега реки выглядели неприглядно замусоренными. Вокруг вытоптанной площадки валялось то, что осталось от последних отдыхающих.
Мезенцев поморщился. «Везде бесхозяйственность. Вот и души людей также замусорены. Им кажется, что они свой двор очистили, снесли отходы к ничейному берегу, а ведь весь этот хлам у них в душах осел. Совесть и честь под собой похоронил». Глазами обежал собравшихся. В большинстве своем заросшие, давно не бритые, с опухшими, покрасневшими лицами, стекленеющими глазами. Верный признак продолжительных запоев. «Где только берут водку, -- вздохнул с досадой.-- Что за привычка, чуть что, заливать сложности горькой».
Сейчас ли думать о спиртном? Такие проблемы свалились на плечи, что не залить их ничем. А ведь не понимают пока. Хотя, те, что явились сюда, сознают, что ситуация критическая.
В городе нет воды. Нет ее притока в городской пруд. Оттого он скоро превратится в одну большую лужу. В реке вода тоже исчезает. Неоткуда ей течь. С обеих сторон она перерезана ледяными стенами. Нет воды в колодцах, перестали бить ключи по берегам рек…
Для жителей равнины это тягостное испытание. Ведь тысячелетиями жили по берегам рек и среди болот. И вдруг вода ушла…
Раздумья Мезенцева прервал приближающийся гвалт множества голосов. Все повскакивали с мест. Из-за поросли бурьяна выскочил хромающий Одиноков в окружении нескольких сверстников. Всех их Мезенцев помнил в годы своей молодости, хотя никто из них не служил под его началом. Понял, что это ветераны последних военных событий.
-- Ребят, что делается! – перешел на вопль Одиноков, -- Черные совсем оборзели. Собираются в банду, отобрали оружие у наших доблестных ментов и пригрозили, что всех нас, местных, перережут, если будем рыпаться…
Ответом ему стал возбужденный гул вскочивших мужчин. Некоторые подхватили принесенные с собой палки, а кое-кто и топоры.
-- Неча здесь сидеть, идем бить черных! – тут же взвился давешний парень в милицейской форме. Его призыву последовала почти половина собравшихся. Но дорогу заступили пришедшие последними ветераны, осаживая первый напор негодующей толпы.
Мезенцев встал со своего места на бугорке, так что оказался на голову выше всех собравшихся. Он отметил, что от города по дороге к поляне приближаются еще несколько групп мужчин. Поднял руку, призывая к вниманию.
-- Мужики, вы что, с ума посходили? Кого бить? Какие черные? Вы что, не понимаете ситуации вокруг нас? Мы ведь все в одной лодке, и рядом нигде нет земли и других, подобных нам людей. Мы не знаем, что произошло. Возможно, мы, наш кусочек земли, это единственное, что осталось от остального мира. А вы призываете к междоусобице. Очнитесь!
-- Нам что, всем шею в ярмо к этим пришлым засунуть и хлыст им в руки дать. На, мол, погоняй! Так что ли? – злобно сверкнул глазами еще не старый, но какой-то изможденный мужчина в десантной куртке. Артем вспомнил, что учился с ним в параллельных классах. Сейчас он вроде работает в охранном предприятии, слывет так многодетный отец. Кажется, у него их человек восемь.
-- Да мы давно уже в ярме ходим. Что нам прикажут, то и делаем. Вот и доходились, сейчас нас на цепь посадят, а потом и совсем сгноят, чтобы под ногами не мешались этим богатеям… -- выкрикнул еще один не в меру полный, одышливый старик.
-- А кто вас заставлял подставлять им шею? Ведь сами уступали место. Зачем бороться, проще залить за воротник и злобиться по углам, чем требовать справедливости. Сами впустили чужих в свою жизнь, сами позволили им командовать. Так вам было проще. Вот теперь и расхлебываете… -- жестко пресек Мезенцев вздымающийся в груди каждого праведный гнев. – Но это ваша беда, а не тех, кто пришел. Вы не потребовали от них жить по вашим законам. Сами разрешили на вашей территории играть по их правилам, не установили своих, не пресекли их первые попытки поработить вас. Сейчас пришло наше время, но это не значит, что мы пойдем на них войной. Мы все люди, мы все одной крови, и нам надо договариваться. Не думайте, что им, тем, кого вы называете черными, сейчас легко. Они тоже боятся. Боятся вас, хозяев этой земли. Их ведь горстка. И они понимают, что если начнется между вами война, вы просто сметете их своей массой. Надо договариваться, надо совместно налаживать новую жизнь. И вот тут не подставляйте свои шеи под чужое ярмо. Сами смотрите, не надейтесь на любые предложения и посулы легкой жизни. Ее теперь не будет. Забудьте и о принципе «Моя хата с краю». Нет у нас больше края. Все мы находимся на передовой. И от слаженности действий каждого зависит, выживем ли мы в этом катаклизме. Бог ли, высшие ли силы решили испытать нас, нам неведомо. Но ничего не дается такого, чего бы мы не вынесли. Бывали на Руси времена и похлеще. Так что хватит распускать нюни. Нам надо жить, растить детей, воспитывать внуков…
-- Для чего? – выкрикнул опять вскочивший нетерпеливый юнец в милицейской форме. На него зашикали, насильно усадили на место.
-- А зачем мы все живем? Для того, чтобы жить. Мы приходим в этот мир для того, чтобы выполнить поставленную перед нами задачу. Многие ли выполняют ее до конца, не нам судить. Это испытание нам дано свыше. И мы обязаны его выполнить. Потому что мы люди. Нам многое дано. От нас зависит, сумеем ли мы выжить в этих условиях, останемся ли людьми. Вы не задумывались над тем, что может быть, мы оказались единственным осколком нашей цивилизации? А может быть, таких осколков на Земле, вкрапленных в ледяной панцирь, много. Мы ведь ничего не знаем. Значит, надо собраться с силами и обустраивать свою жизнь, приспосабливаться к окружающей среде…
-- А если где-то рядом живы другие, как мы узнаем? – подал голос седой мужчина, сидевший чуть поодаль. Потом Мезенцев узнал, что он в прошлой жизни был директором небольшой московской фирмы. В район приехал на приемку построенной для семьи дачи. Собирался наутро возвращаться в столицу. Не пришлось. Ни родственников, ни знакомых у него в районе нет.
-- Придет время, наладим жизнь здесь и пойдем искать других. Но пока надо думать о том, чтобы сплотить людей, дать им цель жизни, а многих и научить жить в условиях минимальных удобств, -- ответил Мезенцев.
Пока он говорил, подошли еще несколько человек. В общей сложности набралось, действительно, около полусотни.
-- Мы собрались здесь для того, чтобы понять, что вся дальнейшая жизнь зависит только от нас с вами. Мы все сможем, если захотим. Но надо только проявить инициативу, показать остальным, как действовать. Все сейчас страдают от недостатка воды. Но оглянитесь. Ее же вокруг переизбыток. Над нами нависают миллионы кубометров, -- Артем повел рукой вдоль горизонта, -- вон она, только бери.
-- Интересно, как вы это себе представляете? – пробурчал негромко парень в толстовке и бейсболке козырьком назад. – Топлива ни на бензопилы, ни на вывоз нет. На чем лед возить, как его откалывать?
-- Как наши предки делали. Пилу-двуручку в руки, топоры – и пилить да вырубать. И везти тоже дедовским способом. Сельчане уже, наверное, давно сообразили.
-- Сообразят они, -- взвился знакомый Мезенцеву водитель молоковоза. – Богатей, что купил наше хозяйство, местных на работу не брал, говорил, что все пьяницы, только денег требуют, а работать не хотят. Привез из Средней Азии работников. Они у него за копейки горбатились. Пока в местном пожарном пруду вода была, еще поили скот. А теперь приказал весь скот под нож пустить, пока еще не передохли. Хочет хоть какую-то выгоду получить. Работники его ничего делать не хотят, домой рвутся. В загонах скот ревет от жажды, а никто пальцем не пошевельнет, сволочи… -- уже еле сдерживая слезы скрипнул он в бессилии зубами. Вокруг все возмущенно зашумели.
Мезенцев поднялся с места, призвал к тишине.
-- Я вижу, сюда пришли неравнодушные люди. Нам надо брать инициативу в свои руки. Пока наша власть проснется и, наконец, решит позаботиться о нас с вами, пройдет много времени. А если сейчас уничтожат весь скот, у нас уже не будет возможности его возродить. А он сейчас является одним из гарантов нашего дальнейшего существования. Власть сейчас в замешательстве. Она не знает, что делать. Ее этому не учили. И как выживать в условиях чрезвычайных ситуаций никто не знает. Кроме нас, тех, кому довелось принимать участие в боевых действиях. Так давайте применять свои знания и опыт. Вот первое задание – спасение скота. Давайте начнем с малого. Второе, покажем людям, как и где добыть воду. Вам, Сергей, -- обратился он к водителю молоковоза, -- предлагаю организовать местных мужчин в хозяйстве и возить лед на ферму на бычках. Заодно и население водой обеспечите. Не забывайте, спасем скот – будут наши дети и старики с молоком.
Тут поднялся до того сидевший в дальнем ряду невысокий мужчина с усиками и в очках:
-- Прошу прощения! Шел сюда, думал, что за собрание такое. Вижу, дело предлагаете. В нашей деревне старухи то же самое говорили. Не поверил им. Теперь понимаю, правы они. Надо ехать…
-- Кто это? – спросил Мезенцев у Одинокова.
-- Председатель сельхозартели. Тоже из наших. У него лучшее хозяйство в районе. На прошлых выборах главой районной думы избрали… Приехал в город, а в администрации никого. Все по углам разбежались… Он за день до катаклизма домой вернулся… Дочку в институт отвозил. Теперь сам не свой… Что с ней, да как… -- шепотом давал пояснения Одиноков.
Следом за председателем поднялся начальник водоканала.
-- Слишком затратное это дело – возить лед с окраин, -- начал он. Но его сразу же перебили несколько голосов:
-- А вы что предлагаете? Ждать, пока вода в реке появится, или из ваших ржавых труб потечет?...
-- Я не об этом, -- отмахнулся говоривший, -- вопрос, где брать бензин, дизтопливо, на чем возить? Это же не одну ходку в день делать…
-- А может быть, проще по реке сплавлять лед? Она хоть и обмелела до предела, но льдины-то будут держаться на воде, вот на плотах их и буксировать к городу… -- предложил Мезенцев. Он этот вариант уже не единожды в уме прокрутил, прежде чем предложить вслух.
-- Это вообще-то мысль, -- ухватился за предложение начальник водоканала. – Нужно все просчитать. Ребята, идем, -- позвал он своих работников, -- нам есть чем заняться.
-- Может быть, и как электричество получать, научите, -- язвительно осведомился Островерхов. С ним Мезенцев учился в одном классе. Но потом их пути разошлись. Артем поступил в военное училище, а Сашка Островерхов пошел в электротехнический.
Однажды, когда уже Мезенцева уволили в запас, а проще говоря, турнули из армии, как очень неудобного, вечно качающего права командира, чтобы не умничал, и ему пришлось какое-то время сидеть без работы, Артем попытался устроиться в районные электросети. Но и там получил ощутимый пинок под зад. Организация эта в районе считалась очень престижной в плане зарплаты, и устраивали туда только родственников и полезных знакомых.
Артем встретился с Островерховым. Поговорили за жизнь. Потом Сашка, отведя глаза в сторону, нехотя признался:
-- Не возьмут тебя туда. Сам должен понимать. Не одобрят сверху твою кандидатуру…
-- Даже обычным электриком? – удивился тогда Артем.
-- А ты что, хотел сразу на руководящую должность? – оскорбился Сашка. – Ее еще нужно заслужить… -- и выразительно потер пальцы.
Артем не стал больше ходить по предприятиям в поисках работы. Тем более, что большая часть их развалилась, а что осталось, ушлые дельцы под шумок обанкротили и растащили по кускам. Теперь здания предприятий сдавались в аренду, в основном, торгашам под склады.
Тут подоспело предложение сослуживца, и Артем уехал в Москву, где и устроился в транспортное предприятие.
Теперь, увидев Островерхова, почему-то вспомнил тот эпизод. Усмехнулся внутренне. Но ответил так, как считал нужным:
-- Что мне вас учить. Сами кумекайте. Спросите стариков, кто еще жив, как полвека назад электроэнергию в городе получали. Кто-то же помнит. В архиве покопайтесь. Не мне вам советы давать…
Островерхов пожал плечами, но неожиданно взбодрился, пробормотал: «А почему бы и нет», и заторопился в направлении города.
Наиболее сложной темой обсуждения оказалось обеспечение жителей топливом. Не так давно сельское население центральной части страны было, наконец, облагодетельствовано -- началась газификация. Люди, уставшие от постоянных проблем с добычей топлива, с радостью приступили к газификации своего жилья. Ломали привычные в домах печи, устанавливали водяное отопление. Ладно бы, в городе. Тут пусть и малоэтажные, но многоквартирные дома есть. С удобствами захотели жить и сельчане. И без сожаления расставались с такими привычными русскими печами, заменяя их импортными котлами и газовыми плитами. Сейчас, когда не стало электричества, и прервалась подача газа, молодежь просто растерялась. Что делать, как приготовить еду, постирать? Хотя в условиях отсутствия воды этот вопрос потерял актуальность. Артем и сам в первый день потерялся. Что делать, как обустроить быт семьи? Потом замесил глину и сложил во дворе летнюю печь, устроил из подручных материалов навес, вот и получилась кухня. Но многие, сам видел, готовили на кострах. Дело это опасное и хлопотное. Но еще сложнее для многих обстояла ситуация с топливом.
Артем подивился тому, что собравшиеся на встречу не смогли сразу сами решить ее. Сказалась многолетняя давящая сила высшей власти, отбивающая у основной массы людей желание мыслить и созидать не только для всего общества, но даже для себя. Казалось бы, что проще, иди в лес, собирай сухостой, заготавливай дрова. Но многие сразу задались вопросом, на чем их вывезти, как распилить. Такое впечатление, что прожили жизнь не в районном городке, а в столичном мегаполисе. Труднее всего было дачникам и многочисленным жителям больших городов, приехавшим в район на отдых.
Впрочем, совместное обсуждение дало свои результаты. И вот уже собрана бригада из добровольцев, готовых организовывать население на сбор топлива.
Проблема заключалась в том, что постоянных жителей учесть было можно, а сколько в районе приезжих, одному богу ведомо.
-- Думаю, этим МЧС займется, -- предположил Мезенцев.
-- Ой, не смешите меня, Михалыч. Кто там работает? Наш аграрник, который в рот своему родственнику Витьку заглядывает, да три бабы, типа они дежурные. Что они знают и умеют? По телефону сводки собирать, что где случилось? Сейчас инструкции по углам мусолят, да указаний ждут из области. У телефона сидят, а вдруг заработает, вдруг какие указания пришлют, -- ехидно засмеялся начальник пожарного подразделения Виталий Васин.
Остался самый злободневный и трудный вопрос – обеспечение безопасности населения. Судя по тому, как неуверенно чувствовали себя стражи порядка на улицах города даже днем, у них не было никаких директив по охране населения. Значит, и этот вопрос приходится брать в свои руки. Дело в том, что в городе небольшая часть жителей продолжала заниматься огородничеством. Кто в силу привычки, кто просто для удовольствия. Но вот земельные участки, в начале девяностых выделенные населению для выращивания овощей, почти полностью заросли бурьяном. Лишь наиболее настойчивые из владельцев пытались что-то вырастить в этом буйстве зарослей сорняка. Остальные, сопоставив затраты на удобрения, вспашку, уборку, да еще и выросший налог за аренду участков, благоразумно от них отказались.
А некоторые жители не только Кудеярова, но даже и деревень превратили дворы в уютные места отдыха с цветниками, небольшими водоемами. А на местах прежних грядок устроили лужайки с беседками, гамаками и причудливыми дорожками. Люди уверовали, что такой образ жизни в комфорте и есть тот самый рай, о котором грезили предки. А продовольствие всегда можно купить в супермаркете. Так зачем же париться на огородах? Пусть этим занимаются другие.
Никто даже не задумывался о том, что в один момент все это показное благополучие может рухнуть. Ведь оно зиждилось лишь на уверенности в неизменности бытия. Теперь же, когда подвоза товаров в супермаркеты больше не предвиделось, а все продовольствие там распродано, поневоле глаза людей обратились к тем огородам, где пока еще зреют посаженные весной овощи… И начались атаки на чужое добро. При этом, если на собственность властьимущих было наложено табу, то трудами обычных горожан и сельчан желающих поживиться оказалось довольно много.
Собравшиеся на берегу реки мужчины признались, что теперь никто из них не ощущает себя защищенным даже за трехметровыми заборами.
-- Я не считаю себя идеалистом, потому предлагаю заняться организацией добровольных отрядов охраны порядка. Хорошо знаю природу человеческого общества. В нем всегда найдутся те, кого будет интересовать в первую очередь принадлежащее соседям или тем, кто не может защитить свое добро. Уверен, что уже есть первые проявления мародерства. И вскоре может пролиться кровь. Надо вооружаться. Не всем это по нутру. Но кто-то же должен охранять покой людей, – подвел итог своей речи Мезенцев.
Большинство собравшихся, как ни странно, с ним согласились. Но были и такие, кто откровенно сказал, что ни в каких сомнительных мероприятиях принимать участие не будет. На это есть избранная власть, она пусть и занимается вопросами благоустройства граждан и охраной порядка. Удивило только, что речи эти прозвучали из уст тех, от кого Мезенцев ожидал получить поддержку. Первым высказал эту мысль его родственник по линии жены, в прошлом моряк, прослуживший на военном корабле более десятка лет. Он жестко раскритиковал начинание Мезенцева и рекомендовал ему изучить законы, прежде чем нести отсебятину. С ним вместе ушли еще несколько человек. Что ж, это их право. Они надеются только на власть, да на собственные силы в построении новой жизни.
Мезенцев подождал, пока разошлись почти все пришедшие на пляж. Оставил только пятерых. Среди них двое были ему хорошо знакомы по боевым действиям еще в Афгане, а трое – по Чечне.
-- Ребята, ситуация очень сложная. Власть самоустранилась, а большинство жителей района просто не понимают трагизма ситуации. Мы оторваны от остального мира. Не будем вдаваться в подробности, почему это произошло. Надо думать над тем, как нам выживать здесь в этой ситуации. Сейчас лето, а вы чувствуете, как похолодало? Впереди зима. Надо запасаться топливом. Надо разъяснять людям, что лафа кончилась, что надо упорно работать для того, чтобы выжить в долгие зимние месяцы. Не скрывать от людей правды о том, что нам не выбраться в ближайшие месяцы из этой западни. Продовольствия в районе вряд ли больше, чем на два-три месяца. Да и то с большой натяжкой. Хлеба нет, потому что свой хлебозавод еще в девяностые закрыли, элеватора нет, потому что выращивать стали кормовое зерно, да и то отправляли на пивзаводы. Муки в обрез. Надо объявлять военное положение. Я встречусь с руководством воинской части…