Мороз нещадно жёг щёки, леденил руки. Нина медленно брела по занесённому снегом замёрзшему городу, не разбирая дороги. Глаза застилали слёзы, сердце кололи острые льдинки обиды. Горечь давила, холодила и одновременно палила несправедливостью. Нина дошла до ближайшей заваленной белым крошевом скамейки, устало присела и задумалась. В мозгу стучало:
- Ушёл, ушёл…
…Ещё вчера утром на душе сверкали лучики, она хлопотала у плиты, напевая любимую песенку. К обеду должен вернуться муж Петя, и она трепетала в ожидании любимого, готовила его блюда – борщ и телячьи котлеты. Вскоре она закончила приготовления, и даже запотевший графинчик дополнил красиво сервированный стол.
Но время шло. Сгустились сумерки, на улице зажглись фонари, а Петра не было. Муж обычно предупреждал о возможной задержке, звонил из далёкой столицы. Но подошла ночь, и Нина заволновалась. Набрала номер аэропорта, и ей вежливо ответили, что рейс Петра прилетел ещё в обед, без опозданий. Положила трубку, и вдруг недоброе предчувствие охватило её тело, заползло в душу и сдавило горло. Нина с трудом дозвонилась по номеру, данному ей мужем, и там также вежливо проворковали, что Пётр Иванович съехал с квартиры ещё три месяца назад. Поражённая неожиданной новостью, Нина невольно переспросила:
- Когда?
И, наверное, столько неподдельной растерянности сквозило в её голосе, что женщина на другом конце провода прониклась и доверительно сообщила:
- Уехал к своей пассии. Только раз её и видела – крашеная блондинка лет двадцати, зовут Аней, дочка крутого начальника. А вы – жена, как я полагаю. Бывает, дорогая, что жёны узнают о шашнях мужей последними. Сочувствую…
С Петром Нина прожила двенадцать лет. Поженились они ещё желторотыми студентами, на третьем курсе института. Ютились в боковушке у Нининой тётки, которая, не смотря на полное обеспечение матерью Нины продуктами из деревни, ухищрялась брать с молодых деньги за постой. К семинарам и экзаменам готовились за единственным колченогим столом, спали на продавленной кушетке. По вечерам иногда Петя доставал любимицу гитару и тихо пел про Домбай, высокие сосны Карелии, яркие звёзды Южного Креста. В детстве и юности Пётр вместе с родителями объехал по туристическим тропам почти всю страну. При переходе через опасный перевал родители погибли в горах под завалами снежной лавины. Петя тогда чудом остался жив, сохранив навсегда в себе дух свободы и романтики. Нина слушала, подперев подбородок кулачком, любяще смотрела на мужа и думала, что это и есть – счастье!
- Ниночка – ниточка моя! – так называл её муж.
- Куда я – туда и ты!
Нина не возражала, она всегда готова разделить с любимым и радость, и горе.
На лето Пётр уезжал со стройотрядом и к осени привозил неплохие деньги. Нина в это время навещала маму в деревушке, помогая по хозяйству. Мать часто прихварывала и за три месяца до защиты Ниной диплома умерла, оставив дочери неплохой дом со старым садом и собаку Соньку неопределённой породы. Собаку Нина подарила соседям, а дом переписала на себя.
А тут вот она – перестройка! Грянула, сверкнула зловещим оскалом. Ещё веря в человеческие ценности, воспитанная на светлых идеалах, Нина пыталась устроиться с её красным дипломом на работу инженером-механиком. Пете повезло больше: его взяли в НИИ машиностроения ещё на защите диплома.
Время шло, Нина обивала пороги предприятий города, стала частым гостем на бирже труда, но её попытки устроиться на работу терпели фиаско – молодые замужние женщины без стажа работы по специальности руководителей фирм не интересовали. Хотя в одной из контор хозяин вновь открывшегося частного предприятия намекнул девушке, оглядев её ладную фигурку, что мог бы уделить «милашке» десять минут и, сладко улыбаясь, промурлыкал, что можно уладить при надлежащей покладистости претендентки «этот маленький вопросик», предложив место помощницы. При этом развернув девушку к себе, быстро и сноровисто полез Нине под юбку. Багрово вспыхнув, Нина отвесила лысому, как коленка десятипудовой бабы, ухажёру размашистую пощёчину, чем привела в искренний восторг молоденькую секретаршу в приёмной.
Через год НИИ, где работал Пётр, приказал долго жить, и молодые оказались на обочине жизни. Мимо лихо проносились в роскошных дорогих автомобилях выросшие, как грибы после дождя, нувориши, появились первые кооперативы. Один из друзей Петра открыл на неизвестно откуда свалившиеся деньги банк и перестал звонить бывшим сокурсникам. На семейном совете молодые решили продать дом в деревне и на полученные деньги, по примеру других, открыть небольшую палатку.
Дом продали быстро, новые русские сноровисто строили на бывшей колхозной земле шикарные особняки, которые скромно называли коттеджами. Оформили разрешение на открытие малого торгового предприятия, закупили товар и…
Стоял март, нанятый Петей фургон доехал до замёрзшей реки, да и остановился в нерешительности. Шофёр наотрез отказался ехать по льду – стояла оттепель, гружённая фура могла легко провалиться. Молодые вытащили товар и, рассчитавшись, отпустили грузовик. Напрямик по льду – рукой подать до тёткиного дома! Пётр взвалил сумки на плечо и пошёл по еле заметной тропке. Нина осталась сторожить оставшийся товар. Смеркалось. Присев на объёмный пакет, Нина наблюдала, как муж, тяжело ступая по подтаявшему снегу, шёл по направлению к дому. И вдруг…
Сначала Нине показалось в сумеречном свете, что фигура мужа вздрогнула и пропала. Она протёрла глаза, но Петр не появился. А до Нины донеслось протяжное «А-А-А!». Бросив сумки, падая на скользком льду, Нина летела на зов мужа. Петя бултыхался в образовавшейся полынье, рядом на снегу валялись вещи. Руки Петра цеплялись за край полыньи, который с хрустом обламывался, и голова мужа вновь уходила под чёрную воду.
Нина бросилась к разбросанным сумкам, нарядные шали, куртки, ветровки полетели в разные стороны, она лихорадочно копалась в шмутье, стараясь отыскать что-либо длинное. На глаза попались изумительной красоты модные турецкие шарфы. Размотав и бросив концы шарфов измученному вконец мужу, Нина легла животом на лёд и потянула их изо всех сил на себя. Пётр мёртвой хваткой вцепился в спасительные ниточки судьбы и потихоньку стал выбираться из воды. А Нина, сцепив зубы, тянула и тянула, боясь поднять голову и увидеть самое страшное. Наконец, хватка ослабла, и Нина, почувствовав дикую боль внизу живота, потеряла сознание…
Очнулась она в больнице. Пришедшая тётка долго ругала Нину за непутёвость и самовольство. Вконец выговорившись, она сообщила, что у Петра – двухстороннее воспаление лёгких, состояние тяжёлое, но стабильное; а она, Нина, потеряла ребёнка, её еле спасли от кровотечения, и детей больше у неё не будет.
- Да и как им знать-то? – возмущалась тётка.
- Вон соседкиной дочке тоже обещали, что не родит боле, а уж третьего на рождество принесла.
И, подумав, рассудила:
- А может, и не надо пока, а там, как Бог даст.
- Да и куда их теперь рожать? – продолжала вещать тётка, - времена-то какие!
Вздохнув на прощание, тётка попросила взять себе остатки «барахла», что не разворовали.
- Лекарства дорогие, да еду надоть покупать вам, в больницах-то ничего нет, - проговорила тётка и плавно удалилась.
Нина пребывала в шоке. То, что она беременна – догадывалась, хотела после закупа обратиться к врачу, да не успела. И теперь уже не успеет никогда… Слёзы полились из глаз, Нина всхлипнула и, зажав рот рукой, закричала от боли, ужаса, кусая пальцы и губы. Ворвалась врач, что-то прокричала прибежавшей сестричке, и скоро острая игла с успокоительным вонзилась в руку. Нина провалилась в глубокую яму…
Через две недели осунувшаяся и враз постаревшая Нина тихо вошла в палату к мужу. Пётр спал. Руки лежали поверх одеяла в бинтах, глаза впали, щёки посерели, виски украшали серебристые пряди, между глаз пролегла неведомая ранее Нине резкая морщинка. Нина молча села на стул. Она смотрела сухими, выплаканными глазами на Петю, кровоточащая рана вместо сердца нестерпимо болела и рвалась на части. Мужа надо спасать. Вошедший врач протянул листок с необходимым лекарством, посоветовав приобрести его как можно раньше во избежание возможных осложнений.
Шатаясь, ещё не вполне оправившись от свалившихся на неё бед, Нина отправилась домой. Обручальные кольца и мамин старинный изумрудный браслет – единственное богатство, Нина отнесла в ломбард; вырученных денег едва хватило на лекарство-панацею.
Через неделю Петя пришёл в сознание и начал понемногу есть. Нина хваталась за любую работу, отказывая себе в необходимом, каждый рубль откладывался на хорошее питание для Пети, первые ягоды и фрукты она несла для любимого. Она радовалась его первой улыбке, первым шагам, ликовала, когда руки освободили от бинтов, когда маячившая ампутация левой кисти отпала за ненадобностью. Нина продавала газеты, мыла полы, торговала в ночном киоске, недоедала, недосыпала, но мужа с того света вытянула. Через три месяца он покинул стены больницы.
Ещё худой, изменившийся, но живой, любимый муж посапывал рядом, а Нина лежала с открытыми глазами и нескончаемой думой – где достать вечно недостающих денег. А через два месяца позвонил лучший друг Петра – бывший сокурсник, тоже обременённый отсутствием вожделённых банкнот, и предложил Пете вместе поехать в Москву вахтовым способом на работу. Петя – ведь классный строитель! Пётр ухватился за предложение и, несмотря на протесты жены (слаб ещё!), отправился в далёкую столицу на заработки.
Поначалу они с другом занимались черновой работой, но постепенно Пётр стал привозить ощутимые деньги. Сняли квартиру, купили мебель, жизнь понемногу стала налаживаться. По прошествии пяти лет Петра поставили бригадиром. Нина продолжала работать продавцом, иногда доставала диплом с отличием, гладила, вздыхала и снова прятала его подальше. Жизнь распорядилась их судьбами по-своему, жестоко и нестандартно.
В последнее время Нина стала замечать некую отчуждённость мужа, не раз она ловила его устремлённый в никуда томящийся взгляд, не раз ей казалось, что Пётр хочет с ней поговорить, но в последний момент, будто передумав, вздыхал и уходил в другую комнату. Они не ссорились и не ругались, но всё дальше отдалялись друг от друга. Не раз Нина уговаривала мужа устроиться на работу здесь, в родном, сибирском городе - с огромным опытом бригадира его могли взять на любую стройку, но Петя улыбался и уходил от разговора.
В последний приезд Нина среди ночи отчётливо услышала, как Петя произнёс во сне:
- Ниточка моя…
И ей стало легче на душе, ушли враз смутные догадки, развеялись упрямые сомнения. Если так ласково называет во сне, значит – любит, не иначе…
Нина окончательно замёрзла, воспоминания ледяным водопадом лились, заставляя вновь и вновь переживать былое. Наконец, почти не чувствуя ног, поднялась, подвластная чувству самосохранения, и пошла, тихая, поникшая к дому. В окнах горел свет.
- Оставила, не выключила, - машинально подумала Нина.
Тихо прикрыла дверь, скинула пальто, развязала шарф. Автоматические движения, потухший взгляд, только бы согреться, размять замёрзшие ноги, напиться горячего чая…
И невзначай услышала голос мужа, его разговор по телефону:
- Что ты, дорогая, конечно, приеду…. Ну не могу я так сбежать, я ей многим обязан…. Нет! Не люблю! Но так не могу….Конечно, купим… Хорошо, бриллиантовое… Анюточка моя! Нюточка – ниточка! Любимая!.. Конечно, завтра…
Нина медленно сползала по стенке. НИТОЧКА! Это – не она! Это – та, далёкая Аня, Анюточка! Та неизвестная Аня, которой он подарил её ласковое имя… В глазах потемнело, и мир вокруг перестал существовать…
Пётр оглянулся на стук, крикнул в трубку:
- Я перезвоню… и кинулся к Нине. Она безучастно смотрела на Петра невидящими глазами, беззвучно смеясь, перебирая в руках длинный тёплый шарф, бессмысленно повторяя одно слово:
- Ниточка, ниточка…
В большом холле психо-неврологического диспансера в дни свиданий можно видеть странную троицу: видного, рослого мужчину и двух женщин. Первая, вероятно – спутница мужчины, молодая, яркая, крашеная блондинка, стоит чуть в стороне, с нетерпением ожидая окончания встречи. Вторая – тихая, подурневшая, но ещё не старая женщина, рассеянно смотрит на крепкого мужчину, словно пытаясь что-то вспомнить. Мужчина подаёт ей длинный турецкий шарф, и женщина нежно перебирает его в руках, в её глазах проскальзывает искорка осмысления и вновь тает, не дав произрасти всходам понимания происходящего. Учтивая нянечка уводит тихую женщину, и та по дороге бережно прижимает подаренную вещь к сердцу, по-детски оглядывается, будто благодаря гостя за подарок. У неё в палате несколько десятков шарфов различной расцветки, они оберегаются ею ревностно и свято. Она может часами перебирать длинные, затейливые шарфики, словно играя с ними, а, может, с тем далёким прошлым, что ушло из её воспоминания, что стало причиной её сегодняшнего состояния. Врачи не дают прогнозов на её выздоровление…
В далёкой столице живёт когда-то любимый муж с яркой красавицей. У него своя строительная фирма, имеющая филиалы в зарубежных странах, у него многомиллионные заказы, многоуважаемые клиенты, баснословные доходы. Но у него нет детей. Лучшие иностранные клиники не определили причины непонятного бесплодия у супругов. Они прошли девять кругов ада, испробовав искусственное оплодотворение, суррогатную мать, но дети погибали в утробе или, не достигнув годичного возраста.
Он жертвует немалые деньги на церковь, посетил с женой все доступные святые места и родниковые источники. Но детей нет и не предвидится в будущем. И лишь одна очень старая знахарка в глухой рязанской деревеньке, обмерив жгучим взглядом Петра, вынесла вердикт:
- А и не будет, мил человек, у тебя деток, хоть каку жену возьми. Пресёкся род твой, променял ты его на золотой телец, убил, отверг посланную тебе Богом любовь и преданность твоей первой жены… А она могла бы подарить тебе сыночка…Не выпросишь ты прощения у неё теперича, далека её мысль, не достанешь. Примирись, да новых грехов не наделай… На всё воля Божья…
Так и живёт Пётр Богданов – богатый, преуспевающий человек, воротила в респектабельном бизнесе, человек, могущественный, который может купить всё и вся, да не имеющий и капли покоя в собственной душе…