В кабинет заглянула секретарь Тамара Ивановна и, придерживая тяжелую дверь в приемную, чтобы не закрылась, шепотом сообщила, что пришел странный тип. Надо его «принять и разобраться», а она поищет подходящий к его случаю приказ. И тут же громко сказав: «К Вам человек по поводу стажа работы!», быстренько удалилась из проема двери. Я удивилась, причем тут стаж работы, но стала быстро сметать со стола в ящики изучаемые документы.
В кабинет не вошел, а втиснулся огромный мужчина, встретив которого в лесу один на один можно было напугаться до потери дара речи. А уж на улицах города – подумать, откуда же, из какой берлоги он вышел? И тут же с гордостью за род человеческий додумать: есть же еще мужики настоящие! Вероятно, в тайге.
Мужчина был далеко не молод, неопределяемого навскидку возраста. Он был высок и широкоплеч, одет в рабочую одежду – ватных телогрейке и штанах огромного размера, в видавших виды то ли унтах, то ли обшитых кожей и мехом валенках, и с огромной старенькой шапкой-ушанкой в правой руке. Огромная шапка густых волос с проседью, какого-то пегого, лошадиного цвета сливались с бакенбардами и бородой, обрамляя полностью его лицо. Из-за чего оно выглядело похожим на мордашку собаки породы чау-чау или медвежонка. Но тут же это впечатление исчезло: из-под кустистых седых бровей пронзительно смотрели, как два буравчика, глубоко посаженные глаза непонятного цвета. Пока я разглядывала его, мужчина обозревал все пространство кабинета шефа, переводя ищущий взгляд с предмета на предмет. Наконец его взгляд остановился на мне, сидевшей за огромным, двухтумбовым столом, еще дореволюционного производства, покрытым зеленым сукном. В форме младшего лейтенанта милиции, с прической «конский хвост», стянутой высоко на затылке капроновой лентой. Воздух в кабинете стал уплотняться. Таково было напряжение, возникающее от присутствия в ограниченном пространстве кабинета звероватого мужчины, неизвестно зачем забредшего в город, в кабинет начальника паспортно-визовой службы области. Мне даже стало казаться, что сейчас из ноздрей незнакомца полыхнет пламя – они прямо на моих глазах стали раздуваться. Не выпустив пламени, он громким, скрипящим голосом, который выдавал его возраст и молчуна, спросил: «Где начальник?» Я ответила, надеясь, что говорю командирским голосом, который велел мне выработать шеф: «В командировке. Я за него. Присаживайтесь, рассказывайте», и указала рукой на стул около приставного стола перед своим огромным столом.
Гигант повел себя странно: еще раз ищущим взглядом осмотрел кабинет, покачал головой и произнес с нажимом: «Ты, девочка, за начальника? Молоко на губах не обсохло!». И тут же вышел из кабинета.
Из приемной донесся его глухой крик, похожий на рык, обращенный к Тамаре Ивановне. Но за нее можно было не беспокоиться, зная не только по рассказам старейших сотрудников о способностях маленькой, щупленькой и неунывающей Тамары Ивановны справляться с любым посетителем, начиная от важных московских начальников любого ранга до лиц, освободившихся из мест лишения свободы. Причем обычно к обоюдному удовлетворению сторон. Ведь она единственная работала в паспортно-визовой службе областного управления аж с середины тридцатых годов.
Спустя пару-тройку минут посетитель затих и ушел, а секретарь зашла ко мне в кабинет, размахивая стареньким приказом МВД, который, судя по записям на его обложке, предназначался «для служебного пользования». Но, главное, он будто бы был уничтожен более двадцати лет назад «по миновании надобности» (т.е. по издании более нового по срокам, но только не по содержанию и значению). На самом деле он был сохранен в чреве огромного, еще довоенного, шкафа-сейфа Тамары Ивановны, как еще некоторые другие бесценные печатные сокровища. В связи с производственной необходимостью на самом деле. Благодаря тому, что приказ был написан грамотными, опытными специалистами паспортно-визовой службы страны в 50-60 годах прошлого века. А наша Тамара Ивановна обладала оригинальной феноменальной памятью не только на лица людей. При необходимости вспоминала, какие приказы из ее сокровищ могут пригодиться в подобных затруднительных для нас случаях. Причем она помнила часто не номера и содержание приказов из давно минувших времен, а говорила: «Такой или подобный случай у нас был примерно в таком-то году, тогда работал еще «Иван Иванович» (действовавший на тот день руководитель ПВС) и применял содержимое приказа с голубенькой обложкой и с резолюцией «Петрова» (начальника УВД на то время)…». Многие приказы, указания тех времен содержали конкретные указания, рекомендации или меры, какие надлежало, стоило принимать в нестандартных ситуациях, которые в обновлявшиеся приказы не переносились. Вероятно, по причине прогресса в умах новейших специалистов «сверху», считавших, что такие ситуации уже не возникнут. В связи с научно-техническим прогрессом…
Весь свой богатейший опыт работы Тамара Ивановна передавала всем новеньким в отделе от машинистки до руководителей. Благодаря ее памяти и знаниям, содержимому тех документов, с давно истекшими сроками хранения, инспектора учились многому, становились классными специалистами по проблемам паспортно-визовой службы области. Ведь в нашу службу приходили совершенно неподготовленные к такой сложной и объемной работе люди, полагавшие первоначально, подумаешь, сложность-то какая – паспорта выдавать! Разные мы были: кто из армии, кто из других служб или совсем зеленые юнцы, как я – студентка вечернего отделения юрфака.
Это был наш секрет: когда именно в этих приказах находились подсказки, а порой даже готовые решения, казалось бы, вовсе неразрешимых проблем, ругать Тамару Ивановну за нарушение Инструкции по делопроизводству никому в голову не приходило. Документ еще некоторое время продолжал храниться среди других "сокровищ"до настоящего его «минования в надобности» и отправлялся в топку при очередном сжигании разных «бумаг», по истечении срока их хранения. По настоящему минованию надобности их применения. Ведь в те времена не было ни ксероксов, ни компьютеров, ни цифровых фотоаппаратов и пр. Я, как многие новенькие до меня, училась всему у старших коллег, уходивших на пенсию один за другим, имевших огромный опыт и работавших в отделе еще с «довойны» или «с войны». Многому училась по документам из «сокровищницы» Тамары Ивановны, хватаясь временами за их содержимое, как утопающий за соломинку, старательно выполняя приказ начальника отдела «оставаться на хозяйстве вместо него» в дни его отсутствия. Хотя была младше всех по возрасту, стажу работы, званию. Выполняя его суворовский наказ «тяжело в ученье – легко в бою» и еще: «учись, пока есть возможность, служить тебе еще, как медному котелку!". Годы службы в ПВС УВД Иркутской области в среде таких людей были лучшими моими «университетами».
Тамара Ивановна сообщила мне проблемы посетителя: ему пора оформлять пенсию, а паспорт ему не выдают, имеет только очередную справку об освобождении из мест лишения свободы. Еще ему не хотят засчитывать в стаж работы несколько десятков лет работы в условиях Крайнего Севера. Где он работал, как во времена отбытия наказаний в исправительно-трудовых учреждениях, так и «вольным». Поэтому он желает попасть на прием именно к нашему начальнику – и никаких инспекторов, ни старших, ни младших, которые самостоятельно никак не смогут разрешить его проблемы.
Назавтра с утра первым посетителем нашей приемной был опять тот же звероподобный мужчина. Он прошагал, не обращая внимания на окрики секретаря «подождите!», гигантскими шагами прямо в кабинет шефа, где вновь трудилась я, изучая и подписывая материалы по установлению личностей граждан, никогда не имевших паспортов; общегражданские паспорта на выезд за границу; по розыску неплательщиков алиментов и многое другое. Он вновь ищущим взглядом осмотрел весь кабинет, и, вперив в меня свой устрашающий взгляд, резко спросил «когда будет начальник?». Услышав мой ответ «через две недели» и что ему нужно пройти к любому из старых опытных работников отдела, он не ответил ни слова и быстро ушел.
И так он приходил каждое утро всю неделю, убеждался, что начальник отдела отсутствует и снова уходил. В пятницу утром он пришел еще более злой и решительный, заявил секретарю, что, оказывается, его вопросы никто в таком большом городе разрешить не может, никто не хочет даже выслушать до конца. Да жить ему в городе негде и уже не на что. Того и гляди, заберут с любого из вокзалов и снова посадят, точно, ни за что. Вновь его не устроил мой ответ, что начальник будет теперь уже через неделю, но и уйти, несолоно хлебавши, или снизойти до разговора с «девочкой», он не мог себе позволить. Пытаясь помочь посетителю, я снова предложила ему пойти на прием к опытному, в годах, работнику паспортно-визовой службы, особо подчеркнув, что – к участнику Великой Отечественной войны. На что посетитель молча уселся на стул у двери. Приняв это за согласие разговаривать здесь же, в кабинете, я пригласила для беседы с ним майора милиции Морозова, своего наставника, пришедшего в отдел после ранения на фронте более 30 лет назад. Он только вчера вернулся из командировки по области.
В ходе беседы втроем «сдавшийся» посетитель показал все имеющиеся у него документы и ответил на все наши вопросы. Из всего следовало, что он, гражданин Э-ов И.И., 1915 года рождения, многократно ранее судим и пробыл в местах не столь отдаленных, в основном на лесоповалах, две трети своей жизни. В последний раз освободился около года назад. Тем не менее, благодаря своей работе, в годы пребывания на воле, в районах Крайнего Севера и приравненных к нему, он имел достаточный стаж работы для назначения пенсии по достижении пенсионного возраста.
Самым примечательным в его биографии было то, что в общей сложности он был приговорен к 75 годам лишения свободы, из которых провел в местах не столь отдаленных более половины. И никогда в жизни не получал паспорт.
Паспорт никогда не имел потому, что не успевал его нигде получить, вновь отправляясь в те же отдаленные места под конвоем. А задолго до войны, при первой судимости, жил в колхозе в европейской части России, где паспорта населению вообще не выдавались. Потом, после каждого освобождения, пытался вернуться на свою малую Родину, но в пути вновь совершал очередную кражу. Стесняясь, как мальчишка, он признался, что первую и практически все кражи совершал из-за голода. Были у него судимости за кражи нескольких горстей зерна и батона хлеба, по так называемому в народе «Закону о трех колосках».
Кротко, с чувством глубокого стыда, он признался, как маленький ребенок, уличенный в чем-то постыдном, что всегда хотел кушать. Доходил до такого желания скушать хоть чего-нибудь – до беспамятства, когда его ничто уже не интересовало, не пугало, глаза были прикованы к чему-то съестному, а руки сами тянулись, чтобы схватить, и начать жевать-жевать, проглотить, чтобы хоть немного утолить голод. Родителей и близких родственников давно не имел – все умерли в голодные годы
Не поверить было невозможно, ему просто не было смысла лгать по прошествии стольких лет и такой жизни. Я сразу поверила этому человеку, хотя это не значит, что можно оправдать всех воришек съестного во все времена. Потому что в мои интернатские годы поваром у нас была тетя Маша Бородина, много лет кашеварившая в Рабоче-Крестьянской Красной, затем Советской, Армии, и она всегда наливала огромные порции блюд, прибавляла добавки наиболее рослым, крупным мальчишкам, приговаривая, что в Армии так было положено – им требуется больше еды, чем «мелким».
***
Нами были приняты меры по документированию гр. Э-ва И.И. в районе, где он остался на постоянное жительство после последнего освобождения. Где он уже работал в химлесхозе, в народе называемом "химдым", и был уважаем местным населением за неиссякаемую трудоспособность, физическую помощь всем нуждающимся. Впоследствии вместе с местными органами соцобеспечения был решен вопрос об оформлении ему пенсии по достижении пенсионного возраста.
***
Эта необыкновенная история имела продолжение. Больше, чем через год, странный посетитель вновь появился у нас. Несмотря на уже теплое время года, он был одет в ту же зимнюю одежду, только без шапки, и с чем-то набитым мешком под мышкой. Тамара Ивановна привела его в наш общий кабинет инспекторов, так как наш начальник отдела был у себя в кабинете. Помявшись у двери, мужик ни с того ни с сего утвердительно сказал: «Совсем не подросла и не поправилась, все така же, маненькая», и поставил свой мешок, казавшийся только в его руках маленьким, на середину кабинета. На мой вопрос «Что случилось?», заметно стушевавшись, ответил: «Да вот, маненько рыбки привез, питаться тебе, девка, надо бы получше да побольше, чтобы посолиднее быть, а то как-то нехорошо - не видная ты». И тут же быстро ушел, пока мы переглядывались с Тамарой Ивановной. Нам с ней попала смешинка в рот, затем, просмеявшись, она объяснила коллегам, по какому случаю нам выпал такой редкостный подарок. В мешке же оказалась соленая и вяленая рыба, некоторые из которых я, степнячка, видела вообще впервые в жизни и ранее никогда даже не пробовала ни в каком виде: сиг, хариус, огромные куски копченного тайменя, похожие на куски подкопченного домашнего сала.
Правда, все получилось, как в той сказке: и я там была, «мед, пиво пила, … а в рот не попало». Сказав всем, чтобы угощались, я убежала по делам, т.к. уже собиралась выходить. Но в тот день мне не суждено было вернуться к себе на работу, а назавтра мешка в кабинете не оказалось, даже пустого. Только моя дорогая Тамара Ивановна угостила меня кусочками той вкусной рыбки. Хорошо, хоть ей досталось от того гостинца. Эх, попробовать бы сейчас свежесолененького сига, подкопченного тайменя!
Оказалось, что наш подопечный успел рассказать Тамара Ивановне, что уже получает пенсию, но еще работает в химлесхозе, по выходным ловит, солит, вялит рыбу для себя и соседей, знакомых, и наконец-то исполнились его мечты: имеет паспорт гражданина СССР, ведет спокойный, оседлый, а главное - сытый образ жизни, о каком мечтал всю жизнь.