Монолог Средняя муниципальная школа

Дмитрий Губарев
Вот даже прямо не знаю, с чего начать подобное повествование, в рамках понимания «кто я» и влияния среды. Школа. Что это такое? Бесспорно, вопрос идиотский! Большая часть населения посещало это муниципальное заведение. Чем же интересна моя история, и чем она может отличатся от других историй, об этом нежном возрасте, и об этом периоде человеческой жизни? Через это проходил каждый, и у каждого может быть своя не менее интересная история. Однако, я хочу разобраться в себе, и рассказать кто я, рассказать именно мою историю, тем самым, возможно, оставив после себя долю понимания того кем я был. Определенно, любое повествование, текст, музыка, имеет ряд ограничений для восприятия, но иных способов передать, что я видел, что я знаю, и возможно, кто я, я не ведаю. Потому буду пользоваться теми средствами, которыми хоть как-то владею.
Школа. Это такое место, это начало пути любого человека, начало всегда прекрасно, начало окутано тайной и новизной. Начало любого движения вперед, дает какую-то надежду, начало говорит о том, что весь путь еще впереди. Да, сразу становится понятно, что будет сложно, что будут несбывшиеся надежды, разбитые мечты, муки первой любви, разочарования, предательство друзей, будет очень больно, но в начале, ну кто думает об этом в начале, кто об этом может знать в начале. Кто может просчитать все это вначале? Родители, конечно, отводя своего ребенка в школу, все это отлично понимают, но большей частью, у них нет даже в мыслях, омрачать своему чаду эйфорию начала. Начало всегда удивительно. Конечно, не буду спорить, это только версия, она может отличатся от мировосприятия других людей, учеников. Кто-то, может быть, учился в школе, где были другие нравы, другие учителя, другая обстановка, может быть в светлом социалистическом прошлом подобных вещей вообще не могло иметь место быть. Кто знает.
Мне довелось посещать подобное учебное заведение, можно сказать, на стыке времен. Шел я в первый класс, при союзе, а заканчивал свое обучение уже в эпоху оголтелого, варварского капитализма девяностых. В социуме страны происходили страшные вещи. Однако, они не казались такими ужасными, во всяком случае мне лично. Может быть именно потому, что впереди было еще очень многое, неизведанное, что-то такое, что прямо дух захватывало. Школа была не хуже и не лучше, чем другие, нет, ну конечно, когда я шел в первый класс, считалось что именно в этой школе очень сильные учителя по точным дисциплинам, математике, физике, а вот когда я заканчивал это, уже больше увеселительное заведение, учителей, которые, действительно, пытались доносить знания, было, ну может быть, из всех тех, кто вел предметы у старшеклассников, один, от силы два, не более того. Приемы педагогической практики остальных, вызывали, во всяком случае, у меня, много вопросов. Нет, конечно, не сразу, а уже потом, когда я закончил обучение, когда уже имел основания жизненного опыта для ведения анализа и диалога по этому вопросу, а тогда, было вообще очень забавно, и вообще замечательно. Впереди было что-то такое, была целая жизнь.
Я отчетливо помню свою первую учительницу, свой первый «первый класс», свои ощущения, свои страхи, свою первую любовь, свое первое домашнее задание. Как это было!!! Не как это было хорошо, или как это было плохо, а просто: «Как это было!!!»
Звали мою первую учительницу Татьяна Владимировна. Фамилию не помню. Нет, конечно, могу найти, но зачем это. Да и вообще, имена и фамилия в моем повествовании будут изменены, или попросту не озвучены, по этическим причинам, но явки и пароли некоторых из них я произнесу, потому, как страна должна знать своих героев, уж те кого я упомянул, это выдающиеся люди, о них стоит вести речь. Некоторых уже попросту нет в живых, потому не вижу причин, по которым не могу придать огласки их инкогнито.
Мне отводили в школу мама, папа и дедушка, почему бабушка не присутствовала, сказать не могу. Тут следует отметить один момент, до того, как меня туда повести, родители покупали мне необходимые и достаточные для обучения предметы. Тетрадки с промокашками, карандаши, линейки, ручки, пенал и портфель. Это было вообще что-то из другого мира, из взрослого мира, портфель. У меня был портфель, коричневый, он конечно, был сделан из дешевого кожзаменителя, но как пахли эти вещи. Чем-то взрослым, таким новым, непонятным. Запах этих вещей я помню до сих пор. Еще была черная сумка, специальной, очень не обычной конструкции, тоже из кожзаменителя, для ношения сменной обуви. Сменная обувь. Каким изощренным нужно быть педагогом, чтобы придумать это культурное явление. Сменную обувь приходилось таскать с собой. Бесспорно, я понимаю, что сменная обувь была нужна для того, чтобы в классах было не так грязно, чтобы ученики не тащили ошметки весенне-осеней жизнедеятельности в помещение, но как это объяснить ребенку, который каждый день должен был таскать с собой вот это вот. 
Нас первоклассников построили в девять часов на школьном дворе, на стадионе, он был у нас прямо перед школой. Называлось это мероприятие линейкой. Было очень страшно. Волнения моего не было предела, ну в школу, в первый раз, с вечера были приготовлены ручки, тетради, тетради были с обложкой, полиэтиленовой. Были наглажены брюки школьной формы, конечно, не мной, а мамой, была приготовлена обувь, которая не была удобной. У меня иногда складывается такое впечатление, что те люди которые занимаются изготовлением обуви, они думают о чем угодно, но не об удобстве ношения оной. Вечером я не мог заснуть, в школу в первый раз, я даже представить себе не мог, что меня там ждет. Мне не с чем было это сравнивать. Сравнивать было не с чем! Вот, к примеру, когда я поступил в институт, обучение там мне уже было с чем сравнивать, оно определенно отличалось от школьного, но, по сути, в общем-то, было очень похожим, а тут вообще сравнить не с чем.
На этой линейке Петр Васильевич Романов, в бытность еще директор школы, человек бесконечно интеллигентный, образованный, произносил речь, которая вообще была не понятная для меня того возраста, да и не слушал я её, или не слышал. Вообще, строгий, не молодой дядька, в очках, от которого веяло сталинской эпохой, несколько пугал. Во-первых, своим статусом директора школы, а во-вторых таких серьезных дядек, я еще в своей жизни никогда не видел. Да и что такое сталинская эпоха я тогда тоже не имел ни малейшего представления. Просто он был «директором» как часто ребенок в семь восемь лет видит директора, да еще и директора школы. Выступали заведующие учебной частью, они говорили много пафосных вещей, о учебе, обо всем, о чем в таких случаях говорят. Говорили они это, только не мне, даже не «нам» - первоклассникам, или учителям, не учащимся старших классов, потому как нигилизм последних вообще отрицал авторитеты, говорили они это, большей частью, себе. Затем, звучал первый в моей жизни и последний «первый звонок». Потому что больше в моей жизни «первых звонков» не было. Понимал ли я в тот момент это, осознавал ли, да нет, конечно. Это сейчас я что-то пытаюсь понять, память рождает образы, выплывают в сознание какие-то обрывки воспоминаний, как будто кадры старой, пошарпанной киноленты, местами чёрно-белой, местами очень яркой, с пышно-вычурными цветами.
Несколько позже П.В. Романов был смещен  с должности директора по причине выхода на пенсию, по причине инфаркта. Заняла его место, здоровенная такая бабища,  Юрьева Ираида Вячеславовна, очень похожая на цыганку, которые в то время, в этнических «костюмах», приставали к прохожим, вымогая деньги. Как выяснилось в последствии, она и проживала в районе города, где обитали цыганские семейства, даже построила там дом, хотя отец её работал на Стройуправлении Потребсоюза в ПТО. Что такое цыганские дома на Зубчаниновском шоссе в Самаре, это дворцы. Построенные, большей частью, на не трудовые доходы девяностых годов, на выручку от продажи контролируемых веществ. Запрещенные препараты. Ух, сколько их хлынуло к нам в начале девяностых, сколько молодежи померло от этой гадости и отсутствия обоих долей головного мозга. Возможно, я не прав, может быть, я ошибаюсь, мои соображения это только версия, но мне лично, кажется, что именно она стояла за распространением контролируемых веществ среди учеников, и если не получала с подобной торговли полагающиеся материальные вознаграждения, то всё это происходило с её молчаливого согласия. Может быть, она боялась тех, кто занимался этим вопросом, может быть сама участвовала, но именно с её приходом на должность директора, в школе стали происходить лютые вещи, расскажи я про которые родителям, ну те бы мне попросту не поверили. Времена были смутные, новые, на стыке эпох, когда рушились светлые коммунистические идеалы, в нашу жизнь вторгалась эпоха оголтелого рынка девяностых, но давайте по порядку.
Мой первый класс, класс для меня был первым не только отношении сообщества, как общественной формации учеников, это было и первое помещение. Со стульями, партами, хотя это уже были не парты конструктивно, а просто столы. Это были первое помещение с запахами класса, влажной доски, свежей, местами не высохшей краски на полах, это написанные мелом на доске поздравления с первым днем знания, это первый урок, на котором, как я помню, мы рисовали. Я нарисовал луг, домик, солнце, и самолет в небе, на самолете, нарисовал пулеметы, я так всегда рисовал самолет, потому как видел подобное в кино про Великую Отечественную Войну. Наша первая учительница, спрашивая меня, что я нарисовал, поинтересовалась, а что это за штуки на крыльях, и как бы подталкивая меня к правильному ответу: «ведь это мирный самолет?» Как просто манипулировать детьми, подводя их подобным образом к тому, что они должны сказать, по мнению взрослого, используя определенные рычаги влияния, они простые, в общем-то, добрые, в них нет ничего такого, но подобным образом, действуя через мой страх быть не правильно понятым, моя первая учительница подвела меня под мою первую в моей жизни ложь. Я согласился с ней и сказал, что на крыльях - это антенны. Ну не были это антенны, я рисовал пулеметы, это были пулеметы. Чего я испугался в тот момент, почему я соврал. Я не сделал ничего плохого, моя ложь никому не навредила, наоборот, казалось бы, должно стать лучше, ведь мирное небо, мирный самолет, с антеннами, но я рисовал пулеметы, почему я вот так вот взял и вспомнил этот момент, зачем я его вспомнил, и почему сейчас мне за него стыдно. Моя первая учительница, добрейшей души человек, вынудила меня испугаться и солгать. Чего я испугался и почему я солгал, да ну и что, что на крыльях у самолета пулеметы, что в мирное время военные самолеты не летают, да еще как летают, и не только с пулеметами, а с таким страшным оружием, осознать которое детский ум не в состоянии. Так вот, если разобраться, да у нас мир только потому, что эти самые самолеты способны летать. Однако, я соврал. Мне не то, что, вот, стыдно за этот поступок, он был не один десяток лет назад, да я вообще о нем вспомнил недавно, когда готовил этот монолог, но мне все равно стало неприятно. Знаете, такая вот, какая-то, прям вязкая субстанция по спине. Это было давно, я забыл про это, да никто из моих друзей про это не помнит и не знает, одноклассников я вижу раз в пятилетку, да и из них никто об этом, никогда не сможет вспомнить, никто меня, никогда, в этой лжи не упрекнет, но мне противно. Позже я врал еще больше, ложь моя становилась изощрённее, она порождала другую ложь, но все это последующее вранье, особенно-то и не вспоминал, а вот первую вспомнил отчетливо, и противно.
На самом деле, на этом первый урок собственно и закончился. Нам вручили пеналы, пластмассовые, с крышкой линейкой, которая выдвигалась из них. Карандаши и ручки, и букварь! Первую в жизни ученика книгу. Нет, конечно, она не была в моей жизни первая, мне читали книги родители, бабушка, очень хорошо помню Бориса Житкова «Что я видел». Это была замечательная книга с картинками, которая была безвозвратно утрачена, уже в более сознательном возрасте, я нашел её в интернете, скачал файл, но это уже конечно не то, нет ее и сейчас можно купить в книжном магазине, она даже с картинками, но это не те картинки, не такие как были там. Там были другие, такие как зарисовки на полях, были и целые станицы с коллажами, это была замечательная книга, мне ее подарил двоюродный брат, он был старше меня, и ему она была уже не нужна.  Еще мне нравилась брошюра из серии «мои первые книжки», «гибель Чапаева» Александровой. Я ее, даже, не так давно, так же, нашел и в интернете и купил, мне прислали оригинал по почте, ну ностальгия у меня такая. Она теперь у меня лежит в столе, в полиэтиленовом пакете, между двумя картонками, чтобы не мялась. Это тонкая как тетрадь книга. «…Чапаев не слышит, чапаевцы спят, дозор боевой неприятелем снят…урал, урал - река...». Еще у моей бабушки была книжка с детскими рассказами, там были такие классные иллюстрации, они были чёрно-белые, наивные, но такие, такие… автор иллюстраций А.Ф. Пахомов. Прошу не путать с С.И. Пахомовым. Это два совершенно разных человека, два совершенно разных художника, они даже не родственники, что меня, если честно, очень радует. Я бы очень иначе расстраивался.
Книга это тоже была из серии «мои первые книжки», это была Валентина Осеева «волшебное слово». Помню рассказ, где мальчик потерял еду, а второй жрал в два горла свою и не думал делиться, а третий молча поделился своим бутербродом. Оба были пионеры. Нет, ну я, конечно, понимаю, что сейчас эти рассказы глупы и наивны, да и мальчик мог сожрать свой бутерброд и, давя на жалость, вымогать еду у других, но тогда и в мыслях такого не могло быть, что вообще так можно. Поделятся ли сейчас дети друг с другом, весьма сомневаюсь. Да и конъюнктура вообще может быть другая, но тогда не принято было жрать «в крысу»! Это вообще осуждалось. Но с другой стороны, родители собрали ребенку бутерброд, родители работали за него, тратили деньги, почему ребенок должен отдавать свой кусок другому, когда тот, растяпа, потерял свой паек. Нуждается ли тот, второй, в подобном, примет ли он сейчас это и как это вообще будет выглядеть теперь. Здесь можно уже совсем много всякого нафантазировать, что тот который поделился, спросит с того, другого. Может быть и взять будет западло, и в дурачках окажется тот который явил широту души и отдал свою пищу, и над ним будут смеяться окружающие. А может быть, тот, который поделился, сделал это только для того, чтобы посрамить мальчика, что не подлился. Как-то все это мерзко. Новые рыночные отношения, все с оглядкой на бабло, перевернули нашу жизнь с ног на голову. Вранье, один пытается обмануть другого, как это говорят: «развести лоха». Как вся эта грязь проникает в умы, не отмыться от нее. Почему доброту теперь, воспринимают как слабость. Чему я буду учить своих детей? Я сам затрудняюсь сказать,  буду ли я учить их доброте, или наоборот, буду максимально адаптировать ребенка под наш злой, лютый, продажный мир, под рынок, где все измеряется звонкой монетой. Да теперь уже даже не монетой, а эфемерными цифрами на магнитной ленте или чипе. Где уважение определяется наличием большого числа этих самых цифр, у кого больше тот и прав. Прежде чем ругать СССР, вспомните об этом мальчике, что просто поделился бутербродом, не для того чтобы, а просто так. Конечно, можно сказать, что модель СССР была не жизнеспособна, это утопия, ну конечно утопия, но ведь мы сами строим свой мир, мы сами бросаем мусор мимо урны, наши дети гадят в подъездах и рисуют на стенах, не Барак Обама и Ангела Меркель после ремонта оставили мусор в моем подъезде, и его благополучно растащили по всему дому. Соседи, это же мы с вами. Мы – жители моей страны, моего города, района, это, получается, мы с вами не умеем воспитывать детей, что они бухают и колются в грязных подъездах, которые сами и загадили. Не жидомассоны—анунаки-рептилоиды-с-планеты-нибиру выгуливают собак по моему двору, что весь двор усыпан продуктами их жизнедеятельности, вот прям ковром, а там гуляют дети. Это же делаем мы сами. Что кроме комсомола и воспитать некому стало. Почему это я должен убирать за собой, когда насвинячил, есть же уборщица, дворник, депутат, мер, губернатор, президент, я же плачу налоги, почему никто не хочет убирать за мной. Это как это так. Им же платят за это. Ладно, что-то я увлекся. Понесло меня куда-то не туда. Я про книги все, в этих книгах было все так по-доброму, с такими иллюстрациями, мальчик с полубоксом, который отдает свой бутерброд другому. Я встретил эти рассказы уже много позже, году в две тысячи четырнадцатом, это было уже конечно переиздание, с цветными картинками, кудрявыми мальчиками, с бутербродом, я не мог пройти мимо, я купил эту книгу, но вот могу сказать однозначно, эти иллюстрации, как-то непонятно на меня действовали, я не почувствовал ничего, прочитав этот рассказ и глядя на эти картинки. Конечно, я нашел в интернете оригинал, издания шестьдесят седьмого года, скачал, прочитал, почувствовал. Почему книга того времени вызвала во мне эмоцию, а новая нет. Ну, можно, конечно, списать на ностальгию, но не вызывают у меня сочувствия ребята в широких джинсах, с раскрасневшимися сытыми лицами, а вот чуть сутулый мальчик с полубоксом, он вызывает. Возможно, еще и потому, эти иллюстрации вызывали эмоцию, что человек который их писал, пережил блокаду, две войны и революцию. Его рисунок к «волшебному слову», выполненные очень фотографично, в карандаше, где внук тянет бабушку за рукав, ну они прямо живые, именно такой была моя бабушка, с морщинами, в платочке, именно так все было, когда она пекла пироги, картинка живая, а вот современные иллюстрации ничего у меня не вызвали. Может быть, их рисовали менее талантливые художники, а может быть это были вообще не художники, потому как иллюстрацию к любой книге я сам могу навеять ну за час. Что случилось с художниками, почему они не рисуют так чтобы передавать эмоцию, что не так, в чем дело, во мне? Думаю всё-таки нет. Да потому что молодые художники это не чувствуют сами, ну не чувствуют, если бы чувствовали, была бы эмоция. Я конечно понимаю, что современный художник, работает за бабло, надо сделать рисунок, он делает, все равно какой он получится, он сделан, красивый, цветной, в общем-то не плохой, но эмоции он не вызывает.  Не пропускают многие работники культуры через живот.
Здесь нельзя не вспомнить один момент, так к слову, мы дружили с одним мальчиком, одноклассником, да мы и теперь, бывает, встречаемся попить лимонада, и поговорить, именно лимонада, не водки, не пиваса, а лимонада. Потому как оба не употребляем алкоголь, каждый по разным причинам, но не употребляем. Вот как-то зимой, шарахаясь по району, случилась с нами такая история. Я хотел купить стержни для ручек, стоили они тогда две копейки, ровно. Прознав, про то, что у меня есть деньги, мой друг решил, что я должен с ним поделиться. Я тоже знал, что у него у самого есть деньги, он клянчил у меня две копейки, а я упорно не хотел их ему давать. Просто нужно хорошо знать моего товарища, чтобы понять, почему я не давал ему денег. Он, как только изощрялся, говорил, что есть дома нечего, ну я знал, что он врет, и все равно не давал ему денег. Я купил стержни. Тогда он сказал, что ему писать нечем, и стал клянчить у меня стержень. Что-то во мне прогнулось, и я вручил ему стержень, может быть, как раз, подействовала эта самая Осеева со своими рассказами. Так он пошел и сдал назад в киоске этот стержень за эти две копейки, причем у меня на глазах. Понимая, что мне развели, я не мог это так оставить, и догнав его засунул глубоко в сугроб, а шапку ушанку сняв с него набил снегом и одел ему на голову, и с чувством выполненного долга пошел домой. Этот мальчик, не долго думая, нажаловался своим родителям, что я дерусь и пихаю в его шапку снег, те пришли к моим. Ну, собственно родители спросили меня, а что это я дерусь. Я рассказал эту историю, мама была, конечно, на моей стороне, а батя мне сказал, что я не прав. Как, почему? Батя объяснил мне, что я отдал ему стержень, отдал ведь! После этого, меня не должно волновать, что он с ним сделает. Раз отдал, значит отдал, умей проигрывать. Вот так и бывает. Так я получил еще один жизненный урок.
Вернемся к первому дню знаний, мне подарили букварь, и у меня стало два букваря, один мне купила мама, второй дали в школе. Один из них у меня долгое время сохранялся, наверное, именно по этой причина, но как-то тоже, впоследствии, был утрачен. Как это бывает, ремонт или переезд и всё. Хочу отметить, что в СССР книги выдавала библиотека, те по которым происходило обучение. Кто сейчас в школах выдает книги, все покупают сами родители, а тогда выдавали. Нет, я не веду пропаганду хорошей жизни в СССР, у союза было много проблем, я не хочу о них говорить сейчас, но тогда государство было заинтересовано в получении грамотных людей на выходе из учебного заведения. Потому и книги выдавали, хочу отметить, образование я получил абсолютно бесплатно. В ВУЗе я тоже учился на бюджетной основе. Свое первое высшее образование я получил бесплатно. Это были отголоски того времени. Хотя в девяностые, большей частью, уже всем было все равно, но я застал бесплатное образование и медицину. Мои родители получили, бесплатно, квартиру, а я взял ипотеку на полжизни. Ну да ладно.
Учебный день на этом закончился, нас разобрали по домам родители, было первое домашнее задание, для наглядности обучения счету, из специально подготовленных картинок надо было нарезать фигурки, я уже не столь хорошо помню, что это было. Словом, не откладывая дела в долгий ящик я этим и занялся. Нарезал очень не аккуратно, ну, а как я мог их нарезать, когда у ребенка еще не развиты микро мышцы кисти. Эти фигурки складывали в спичечные коробки, которые надо было склеить между собой, и сверху на каждый приклеить одну такую фигурку, чтобы было понятно, что, где лежит.
Я был несколько больше других учеников, потому меня посадили на заднюю парту среднего ряда. На первой парте слева, у окна, в клетчатом коричневом костюме, сидел мальчик, впоследствии мой друг, он носил очки, и очень забавно шевелил ушами. Он это делал специально, чтобы меня смешить, а учительница делала мне по этому поводу замечания, впоследствии я сам научился шевелить ушами. В первом классе у нас еще не было дневников, а может, были, я уже не помню. Вот во втором точно были. Туда нам писали комментарии учителя, начальная школа не училась в субботу, и в дневнике в субботний день нам ставили отметки за поведение и прилежание. По этому поводу у меня много есть вопросов к педагогам, ну ладно, оценка за поведение еще можно понять, но прилежание. Что это за критерий такой. Каким образом учитель может иметь суждение о моем прилежании. Мое усердие в учебе видно по текущим оценкам, как понять «прилежание»?
На дворе был восемьдесят девятый год, жизнь начинала изменяться, советская машина отживала свои последние годы, её готовили к утилизации. Однако, резкое изменение курса еще не наступило, и потому нас приняли в октябрята, дали значки, была линейка в огромном холле кинотеатра, с флагами, в последствии кинотеатр превратился в ночной клуб где разгоряченная алкоголем и другими веществами молодежь, весело отдыхала, и била друг друга в лицо, но это будет позже. Нам что-то говорили, о том какие октябрята смелые, помогают старшим, переводят бабушек через дорогу, не обижают слабых, дают отпор хулиганам, перевоспитывают их. Я помню хулиганов в нашей школе, нет, это были не такие хулиганы, как показывали в советских фильмах про школу, про «Электроника», про «гостью из будущего», таким хулиганом был я, а это, это были не просто хулиганы, это были конченные, отбитые уголовники. Многие из них не дожили до окончания школы, некоторые померли от наркоты, некоторых зарезали, а многие уехали прямо на малолетку. Я помню, как как-то нас поймали старшеклассники за школой, и заставляли петь песни, типо, поешь песню - идешь домой, не поешь песню - пробивают «фанеру». Я не стал петь, меня возмутило, да с чего бы мне это петь… это было очень больно, даже не просто больно, это было как-то вообще запредельно. Да больно-то и не было, было запредельно. Это было новое ощущение. Дыхание не просто сбилось, оно прекратилось, спазм сотрясал все тело. Я думал, что я умер. Нет, не умер, а потом эти великовозрастные дегенераты, с папироской на губе, объясняли нам, что рассказывать об этом учителям или родителям это западло. «Не по по-пацански». То есть пробить фанеру, тому, кто заведомо младше и слабее тебя это нормально, а жаловаться это западло. Это беспредел, какой-то. Самое забавное, что эти ребята носили пионерский галстук, это вообще не укладывалось в мои мироощущения, учителя в школе, утверждали, что пионер всем пример, а тут с папироской, и фанеру пробивает, когнитивный диссонанс какой-то получался.
К слову, в нашей школе, впоследствии, творились вообще непонятные для меня вещи, ребята закончившие школу, постоянно терлись в вестибюле, сидели на лавках, пили водку, за гаражами школы курили запрещенную траву, их не выгоняла охрана, так называемый «омон», про «омон» это отдельная история, но все по порядку. Их не трогали учителя, как позднее я понял, потому что учителя их сами боялись. Потому, как многие из этих ребят умудрились такого наделать в своей короткой жизни, что сумели отсидеть в тюрьме. Одного такого товарища я помню, его закрыли, наверное, когда я учился в классе восьмом, а выпустили, когда я уже закончил ВУЗ и устроился на работу. Он отсидел лет пятнадцать, что можно натворить по малолетке так, чтобы закрыли на пятнадцать лет, я даже предположить боюсь. Несколько раз у нас прямо в вестибюле школы школьники резали друг друга насмерть. Этот факт не придавался огласке, и многие родители не знали о том, что происходит, кто догадывался, те забирали детей из этой школы и, чем дальше, тем лучше. Конечно, все это было потом, а пока нас принимали в октябрята. Дали значки, маленькие красные звездочки, с изображением юного Ильича. Это было очень пафосно, две девочки пионерки, в красных пилотках с галстуками на белых рубашках, ну просто праздник какой-то, они нам рассказывали, что если мы будем хорошо и «прилежно» учиться, то нас тоже возьмут в пионеры, и мы будем как они. Я помню этих девочек, не буду называть имена, впоследствии они жестко занимались проституцией и сидели на игле. Меня больше всего потрясало и трогало это страшное лицемерие, эти самые «девочки - пионерки», в галстуках, которые рассказывали мне о том, каким надо быть прилежным учеником, за пределами школы такое вытворяли, как-то все это не укладывалось не только в рамки морали «пионерии», а вообще не укладывалось, а мальчики. Те самые, которые пробивали нам «фанеру» за школой, тут были тоже в галстуках, и произносили пафосные речи. Да как так-то? Сначала речи, а потом «анаша» за школой. По меньшей мере, странная штука.
Я хотел быть октябренком, и пионером, «пионер – всем пример!» Мне казалось, так здорово, помогать людям. Быть как Юрий Гагарин, как Чапаев, как Никита Федорович Карацупа, кто теперь помнит про Карацупу, про Индуса, я не говорю про молодое поколение, те вообще ничего не помнят, нет, нет, это всё не значит что я достиг того возраста, когда люди начинают ругать молодых, нет ну конечно достиг, только я не ругаю. Молодое поколение вообще другое, и дальше пропасть будет только увеличиваться, это естественно. Я о другом, кто мне из моих ровесников скажет кто такой Карацупа, а кто такой Индус. Нет ну конечно, «погулить» в телефоне каждый может, интернет содержит столько информации, что его уже можно расценивать как единый живой организм. Но вот так навскидку, не наврав самим себе, кто такой Индус?
Безусловно, можно тут говорить про советскую пропаганду. Потом об этом очень было модно говорить, я только одного не пойму, чем советская пропаганда, пропаганда того как быть человеком, хуже пропаганды «бери от жизни все», пропаганды того, как быть не просто животным, а скотом. Содомитом. Опять-таки, я не сколько не пропагандирую за советскую власть, я не могу о ней ничего сказать, я почти что при ней не жил, не работал. Учиться мне довелось еще в те времена, когда в школе обязательной дисциплиной была астрономия. Не богословие, а астрономия. Астрономия была волшебной наукой, в учебнике были такие завораживающие картинки, формулы, цифры, которые впечатляли, не сами цифры конечно, а фантазии на тему необъятности вселенной, и о том месте, которое в нем занимает наш мир. Так что мне еще удалось застать эхо советской эпохи. Я считаю это большой удачей, и не надо говорить про репрессии, про культ личности, я не могу знать, как это было, не могу судить о всех ужасах сталинского периода, да и были ли эти ужасы, и Сталин ли их создал, одно могу сказать точно, он их остановил, убрав Ежова, поставив на его место Берию, который внес существенный вклад в развитие страны. Надо понимать, что творилось в тридцать седьмом в стране, и не Сталин в этом виноват, кто писал доносы, кто арестовывал, Сталин что ли, лично? Погуглите, сколько Сталин репрессированных реабилитировал. Судить можно как? Только по делам, о человеке может сказать много, что он сделал, Сталин принял страну в таком состоянии, гражданская война, в некоторых местах вообще тупо интервенция, хаос и анархия. После него, страна была на таком подъеме, столько пассионарной энергии было в народе, создана была промышленность, да что там говорить ядерное оружие. Курировал этот проект человек, которого почему-то принято поливать грязью. Которого позднее, в период «дворцового переворота» Хрущева, просто убили без суда и следствия.  Страна вышла победителем в страшной войне, когда против неё была брошена вся мощь европейского союза. Все ресурсы Европы были отданы Гитлеру на уничтожение русского народа. Именно народа. Выстояли. Отстроили свою страну, да и всю Европу. Это было не так давно, по меркам истории. Это было вообще как будто вчера, мы забываем имена героев, нам навязывают других героев, новых героев, да ну о чем тут говорить, когда как в девяностых прорвало. Дети стали смотреть зарубежные мультфильмы, с зарубежной моралью, где молодому поколению продавали секс, ну посмотрите на диснеевские картины, героини их, имеют все первичные и вторичные половые признаки, и формы взрослых женщин, готовых к спариванию. Да и ведут они себя в этих мультфильмах достаточно по-хамски, с присущими повадками женщин древней профессии. Ну это же модель поведения для девочки. Нельзя пройти и модель мужского персонажа, это обычно туповатый, хамоватый товарищ, еще и наглый. Восемь десять лет, нельзя в этом возрасте такое смотреть, а мы «хавали». Ладно, ладно, хватит о политике, о этой грязи, ну я не мог не затронуть этот вопрос, так вскользь, очень нежно, чтобы не поранить чувства тех, кто считает по-другому. 
 Тогда же на стыке времен… как тогда влетела в нашу жизнь вся эта грязь! Прорвало, можно сказать, пропаганда «запада» вторглась в незащищенную, не имеющую даже самого простого «фаэрвола» среду. Координаты не просто поменялись, вектора цели общественной формации кружились в разные стороны, как стрелки испорченных часов. Это был апокалипсис. Что творилось в умах не зрелой, глупой молодежи, оказавшейся после развала союза в информационном вакууме. Да она как губка впитывала весь шлак, что вдруг, в одночасье всплыл на поверхность. Проституция, наркомания, бандитизм, все это стало реальностью, прям как в импортных фильмах. Карацупа стал никому не нужен. В жизнь подростков просто въехали воровские понятия. Уголовная романтика. Да я понимаю, что она всегда была, блатные песни, блатные разговоры, но это не было доведено, фактически, до национальной идеи!
Все эти ужасы, случились с моей страной позже, начиналось все невинно с видеофильмов про Шварценеггера, Сталоне, про Брюса Ли. Тогда еще никто ничего толком не понимал, интернета не было, телевидение молчало, а Брюса Ли, как-то вообще называли Брюсли. Как «мюсли» какие-то. Как лихо разбивал он в кровь лица своим противникам, местная шпана, делала все тоже самое, что видела на экране, ощущая себя ну уж если не Брюсли, то уж Уркидесом обязательно.
Пионером я не стал, организация была упразднена, идеологии не стало никакой, понятия хорошо и плохо так испачкали друг друга, что вообще было ничего не понятно, вектор цели был утерян.
Многие педагоги, примерно, когда учился где-то в пятом, седьмом классе, стали оставлять нашу школу, уходя зарабатывать деньги, кто куда, кто в лицеи, колледжи,  учить попросту стало некому. Потому что вменяемый педагог, видя контингент с которым ему придётся работать, ну не очень хотел работать с этим самым контингентом. Где-то на этом рубеже, дети, глаза родителей которых приметили эти страшные тенденции, забирали своих детей, и уводили в другие школы, подальше от мракобесия. Тут могу сказать гордо, я не пошел, ну как я мог пойти, когда тут все мои друзья, как это уйти в другую школу, зачем. Хотя надо было бежать, без оглядки бежать. Чтобы не пить водку в старших классах перед уроками, а учится. Ну, это я вперед забегаю, это уже когда в старших классах учились, это еще не скоро, это еще только еще потом было. С другой стороны, а как миновать всей этой грязи, когда вокруг, во дворе, на улице, все те же ребята что и в школе. Учиться?! Да и смысла в этом обучении не видели ни ученики, ни педагоги, девочки готовились стать проститутками, некоторые, кто поумнее, мечтали, склеить богатого «папика», и уехать за границу, в принципе в тринадцать – четырнадцать лет, они уже этим и начинали заниматься. Мальчики, начинали готовиться в тюрьму, собственно, большая часть учеников туда и попала, если не оставили этот мир от передозы. Учиться вообще было тогда никому не надо, бытовало мнение, что денег можно заработать и без образования. Безусловно можно, если есть рабочие функции центральной нервной системы, а вот если их нет, то с образованием, без образования, это вообще все бесполезно. Здесь следует отметить, что бескультурье шло в ногу малообразованностью, да что говорить про образования, какие формулы, пафосные разговоры об искусстве, когда большая часть учеников моей школы были, попросту, умственно – отсталыми, и до сих пор по слогам читают. Считать не умеют, вообще ничего не умеют, и не хотят уметь. Нет, это я сейчас могу об этом рассуждать, а тогда ну как можно было рассуждать, когда не пойми что творится. Вообще всё, происходящее тогда, было не правильно.  Не должны люди с искалеченными судьбами, с неустроенной личной жизнью, заниматься педагогикой, а большая часть оставшихся преподавателей были ровно такие же, как и мы, полные придурки. Я опять-таки не хочу обидеть всех, один два педагога занимались обучением. Мне лично очень хочется сказать, огромное спасибо Варнаковой Елене Николаевне, это, наверное, единственный человек, который занимался обучением учеников в мою бытность, в нашей муниципальной школе. Именно благодаря ей, я знаю математику, алгебру и начала анализа, ух, как она нас драла. С не выученной алгеброй или геометрией, вообще можно было в школу не приходить, вилы. Ух, это был увлекательный процесс. Ну, это в старших классах, до этого же, этот период пришелся как раз на середину девяностых. Вот, было время.
Кололись прямо в школьных туалетах, туда страшно было зайти, ученики не стесняясь ничего, ширялись героином прямо без закуски. Да какой это был героин, разве это был героин, старшие товарищи, которые помогали молодым втянуться в это увлекательное мероприятие, не стесняясь брали им наркотик, а затем, отсыпали его себе, больше половины, а молодняку добавляли в героин побелку со школьных стен, я еще тогда не понимал, а зачем это взрослые ребята соскабливают известку со стены, а они ей герыч бадяжили, кто по совестливей, хотя в среде наркоманов вопрос таким образом совершенно не ставится, герыч бадяжили димедролом. Вот молодняк и вкалывал себе вместо наркотика побелку или стиральный порошок, а потом удивлялись, а что это по телу язвы, печень отказывает в шестнадцать лет. Наркотик бадяжили барыги, потом старшеклассники. Так как наркотика в этой смеси было мало, потом когда наркоман начинал брать себе дозу сам, содержание вещества было выше, и такие ребята, не рассчитывая собственные силы, помирали от передозы.
У нас в классе учился мальчик, который прямо на уроке, убирал героин с полиэтиленовой обложки учебника алгебры одиннадцатого класса. Просто молодец. Правда к его чети надо сказать, что он бросил это дело, получил образование и устроился на работу, но это скорее исключение, феномен даже. Когда я учились в девятом классе, группа парней из нашего класса, каждый день употребляла траву. Каждый день, накуривались за школой и за гаражом перед школой, а потом ржали как кони весь урок. Каждый день. Девятый класс, пятнадцать лет. Что может остаться у ребенка от головного мозга, когда он каждый день в четырнадцать – пятнадцать лет употребляет марихуану. Некоторые говорят, что марихуана не наркотик, наркотик и еще какой. Алкоголь, никотин, канабинол, это такие же наркотики, как и героин. Другой мальчик, из другого класса, ставил себе укол героина, прямо на уроке. На уроке! У него не было жгута, потому он попросил своего одноклассника, соседа по парте зажать ему ногу, и прям пустил по вене, и захорошел. Учительница естественно спросила, что это с ним, ему плохо, на что тролли ученики ответили: «нет, ему сейчас очень хорошо!» Его отвели в медпункт, где медсестра освободила его от занятий и дала ему аспирин. Ну, а что еще могла сделать школьная медсестра?
Какой ужас, что это было, это был апокалипсис, это был судный день, нормальные ребята, порой даже спортсмены, глядь, через полгода, это уже овощ, ручки спички, впалые глаза с неестественно темными глазницами и серым цветом кожи, а через год его в живых нет, сколько сгорело от этой заразы. Что за люди продавали детям наркотики, да как вообще эти существа можно называть людьми? Девяностые это боль, в ореоле всеобщей безработицы, наркомании, алкоголизма, депрессивных течений, отсутствия, элементарного понимания что хорошо, что плохо, в потоке информационного голода, выплывали на волне, всяческие Кашпировские, МММ, ну те ребята, голова у которых работала на прибыль, и были высокими адаптивные способности. Те ребята отлично понимали, что хотят жить хорошо. Как может один человек, жить лучше другого, только за счет этого самого другого.
Кто продавал детям наркотики, как кто? Бабки, именно те бабки, которые на карачках ползали и ползают в церквях перед иконами, именно эти сердобольные существа научили меня курить, именно они продавали сигареты поштучно. Нет, ну конечно я несколько лукавлю, вопросов нет, курить я научился сам, да ну все, наверное, пробуют курить, ну купить пачку сигарет, это дороже, чем купить поштучно, с пачкой сигарет после того как на улицы ты выкурил несколько, всегда возникали проблемы, куда её девать, чтобы родители не попалили. Потому прятали по подъездам, в электрощитах, за почтовыми ящиками, в почтовых ящиках. Другие ребята, находили их и забирали, сколько я утратил так сигарет, да немерено, я тоже находил сигареты соседских мальчишек, и тоже забирал, прятать заначку было не выгодно. Тащить домой, найдет мама, и тогда можно было получить по шее. Покупать сигареты поштучно, вот был совершенно безопасный способ. Приветливые бабушки, подвязанные платочками, с удовольствием продавали на рынке сигареты чуть дороже, нежели бы их стоимость считать пачкой. Стакан семечек, и сигареты, вот здорово, и не дорого, не надо прятать, покурил, закусил и нормально. Эти самые рынки возникали стихийно у остановок, и оставались там навсегда.
Наркотики тоже бабушки распространяли, я не говорю, что это делали только они, барыг всегда хватало, но как это мерзко как уныло и паскудно, продавать отраву внукам. Как интересно они потом замаливали грехи у икон, или там надо было специально целовать засушенную человечину нетленных мощей, как искупить такое. Да вообще имеет ли человек после этого права на жизнь сам. Собственно УКРФ говорит что имеет. Мне другое не понятно, как в голове этих самых сердобольных бабушек, торговля наркотиками сочетается с посещением церкви, как связать такое воедино. Это же не просто грязь, это верх цинизма, бухаться на колени в церкви, и продавать наркотики внукам. Возможно, я могу предположить, что бабушки не считали других внуков своими, и считали, что те достойны смерти, не своих не жалко. Так почему же мне должно быть жалко этих самых бабок, которые продавали сигареты в рассыпуху, или траву моим сверстникам, или более тяжелые наркотики, некоторые старушки содержали притоны, ну это было конечно редкость. Да, конечно, диацетилморфин продавали барыги другого плана, но маковую соломку, ханку – опий сырец, у этих бабулек купить было можно. Конечно, можно сказать, что государство оставило их без пенсии, что не заботилось о стариках, но это не повод торговать наркотой. Мои бабушка и дед, горбатились на своей даче, и торговали на рынке тем, что вырастили на огороде, это был труд, здоровья такая штука никому не добавляет, а эти наркотой.
Опять отвлёкся, опять меня понесло. Вернемся к нашим баранам. Учителя. Я понимаю, у многих из них были тяжелые судьбы, не устроенная личная жизнь, проблемы со здоровьем, алкоголизм. Ну, они такие же люди, как и все, все социальные язвы, все социальные тенденции отражались в них как в зеркале. Просто я считаю, что если человек, занимается педагогикой, то, наверное, на это время, все свои личные проблемы, он должен откинуть, хотя бы на время этого самого педагогического процесса. Чему меня может научить педагог, когда её сын сам конченный наркоман, учится в нашей же школе. Возникает невольно вопрос, даже так сказать рекомендация: «ты своего сначала воспитай, а уж потом мне что-то объясняй!» Как-то не возникает доверия к такому учителю, не то что доверие или авторитета, уважения не возникает. Потом, на почве этого всего у человека случается невротическое расстройство, и он впадает в религию, или что еще страшнее в эзотерику, ну это уже вообще не лечится. У нас был такой учитель, правда, слава богу, она не вела у нас в старших классах ничего, однако, герань ела, зачем, не знаю.
Конечно, время было такое, колдуны, маги, Кашпировские, да кого только не было, я сам увлекался эзотерикой, прочитал много книг. Мне тогда было шестнадцать лет, когда я этим увлекся. Писали интересно, но одним момент я заметил, не работает это, и не существует много из того, что там пишут, в реальной жизни, а существует это только в больной фантазии автора. Человек, если сам хочет быть обманутым, обязательно будет. Вообще там все не так, во всяком случае, не так, как там написано. Эзотерика, это был хорошо налаженный бизнес, не такой конечно здоровский как у РПЦ, но все равно бизнес. Вся эта дребедень, благовония, книги, камни, амулеты, побрякушки, все это стоило достаточно дорого, но пользовалось спросом. Как народ любил всё это. Нет, ну это конечно и понятно, когда смута, когда безработица, когда страшная штука как девяностые, у населения возникают невротические заболевания. Если бы я был психиатром, то, наверное, смог бы диссертацию на эту тему защитить, да многие и защищали. «Труды» Карлоса Кастанеды вообще можно расценивать как пособие начинающему наркоману, где автор подробнейшим образом описывает, от какой наркоты какой приход будет.
Несколько слов о пособии, часто в школе у нас проходили акции по борьбе с наркотиками, нам показывали поучительные фильмы про наркоманов, как это грязно, пошло и вообще плохо, не знаю почему, но из всей информации этих фильмов не запоминались умершие от наркоты одиннадцатилетние подростки,  а запоминалось, где это взять и как употреблять. Эта «антинаркотическая» агитация являлась ни чем иным, как развернутой инструкцией к действию. Это вообще ужас, ведь это кто-то снимал, кто-то готовил этот материал, да посмотрите эти самые ролики девяностых, и каждый человек, если он вменяемый, поймет, что это такое. У меня возникает, по меньшей мере, два вопроса, кто это делал, для чего. Ведь кто-то давал деньги на это действие, это сейчас фильм можно на телефон снять, а тогда фиксирующая видео аппаратура была очень дорогая, да и мало ее было. Стало быть, это должен был кто-то проплачивать. Вопрос: кто? Это как сексуальное воспитании, когда детям, которым о таких вещах знать еще не положено, рассказывают за безопасный секс. Это что вообще такое?
Ну, секс это отдельная история. Была у нас такая учительница биологии Шорохова Людмила Васильевна, то, что она делала на своих уроках, ну вот теперь прировняли бы к совращению малолетних и дали бы ей восемь лет, а тогда нормально, ничего, всё проходило безнаказанно. С десятого класса она была моим классным руководителем, какой кошмар, старая поехавшая бабка, в глубоком климаксе, зациклившаяся на сексе, точнее не просто сексе, а на сексуальных извращениях. То, что она вытворяла, я охарактеризовать без ненормативной лексики я не могу. Ну, во-первых, женщине было шестьдесят лет, на момент завершения мною школы, то есть, когда я учился в девятом классе, ей было пятьдесят восемь, в девятом классе проходили анатомию. Какой был восторг у бабули, когда она рассказывала про пенисы. Я даже, несколько, был удивлен воодушевлению учителя. Не могу не сказать несколько слов о внешнем виде Людмилы Васильевны. Бабушка одевалась, мягко говоря, с вызовом, для своих лет. Она носила платье, или блузки с декольте до пупа, демонстрируя детям свое крупное вымя. Нередко, одевала вызывающие юбки, выше колена, в которых девочки моего возраста ходили на школьные дискотеки. По-моему для учителя это несколько перебор. Как она любила рассказывать нам пикантные подробности про учителей. Кто с кем, кто где! Я, конечно, не педагог, но мне кажется, эта информация несколько лишняя для учеников.
Так вот, однажды на уроке биологии баба Люда заставила мальчиков признаваться в любви девочкам, то есть не совсем признаваться, а симулировать…признание. Она, наверное, так развлекалась, это было своего рода игра в бутылочку, в произвольном порядке, она вызывала к доске мальчиков и девочек, и мальчик должен был признаваться в любви девочке, а потом наоборот. Мне опять-таки кажется, что сие действо, несколько выходит из объема школьной программы. Ну, а когда про пенисы, это вообще приводило её в исступление. Однажды она читала нам статью, про девочку Женю, у которой был пенис. Это она нам начитывала материал о пользе пиявок. Девочке Жене, отрезали яйца, ну по истории из газеты, которую нам читала баба Люда. Самую, наверное, желтую нашла. Какой только гадости не печатала пресса в лихие девяностые. Ну вот, после того, девочке Жене стали цеплять пиявок на пенис, вот тут, учительница, чуть ли не вздыхала, пенис уменьшился до размеров нормального клитора. Я, конечно, может быть, что-то не понимаю, но может быть, это был мальчик Евгений? Особая её страсть была к педерастии, от этого явления учительница просто сходила с ума. Отращиваешь волосы, публично унизит, поинтересовавшись об ориентации, серьги в ушах, ну это точно гомосексуалист. Широкие штаны, узкие штаны, все что не вписывалась в её совковое представление о внешнем виде или манере поведения, в среде мальчиков немедленно высмеивалось как гомосексуальное. При чем, при всем при этом, она это делала намеренно при девочках. Тогда было нежное время. Тогда в нашу культуру проникали музыкальные тенденции запада, были неформалы разного толка. Это и реперы, и рейверы, и металисты, и панки, и эмо, и готы, были и просто гопники, но баба Люда всех из причисляла к гомосексуалистам. Нет, ну конченных гопников, конечно нет, по её мнению именно такая модель поведения и должна была быть, для неё это были «социально близкие», как сказал бы Солженицын. Знал я одного парня, он занимался музыкой, да и сейчас занимается. Он был репером. Носил широкие штаны, он был светлый, как Эменем, собственно он под него и работал, даже в манере исполнения репа. Его треки есть на просторах интернета. Вот ну и как Эменем, он носил серьги в ушах, какое Людмиле Васильевне доставляло удовольствие рассказывать всем, что он голубой. Зачем она это делала, что она хотела этим добиться, чтобы ученик снял серьги и штаны. Ну, чтобы мальчики снимали штаны на её уроках она, по всей видимости, очень хотела. Ну, разве это педагог, даже если оставить без внимания факт увлечения учительницы гомосексуализмом, и представить что она это делала чтобы мальчики не носили серьги, длинные волосы, и специфическую одежду. Ну не знаю, совок тогда уже кончился, школьную форму отменили. У детей это такой возраст, когда дети увлечены субкультурами, рэпом, рейвом, металлом, подражают артистам, ну ни как он не снимет серьги. Педагог, настоящий педагог, который имеет хоть малейшее представление о педагогике, никогда не будет акцентировать на таких вещах внимание, тем более подобным образом, в том возрасте и хочется, чтобы внимание акцентировали.
Еще баба Люда собирала после уроков всех девочек, и проводила для них какие-то непонятные беседы. Чего уж она им там рассказывала, это остается загадкой. Фантазии бабы Люды, не знали предела. Естественно, в классе у нас была компания, мы собирались после школы, тусовались, пили алкоголь и курили сигареты. Ну, а чем еще можно было тогда заниматься. Пели песни под гитару, у нас даже группа музыкальная была, мы даже записали три песни собственного сочинения, к сожалению кассета с ними была мною утрачена. Ну не было тогда компьютеров, сейчас все вообще просто, а тогда в девяносто девятом, вообще все это было проблемно. Не было усилителей, не было гитар, вообще ничего не было, и не было знаний, не было интернета, это сейчас любую мелодию в интернете можно найти по нотам расписанную, переложенную на разные тональности, в разных редакторах, с разной окраской звучания, а тогда… извлечь звук было большой проблемой. Все стоило очень дорого, да и найти было сложно, это сейчас музыкальные инструменты не дорогие и их много, от дорогих брендовых до не дорогих китайских, есть китайские копии дорогих брендов, да какую хочешь сейчас можно штуку найти, а тогда не было. Электрогитара за триста долларов теперь, которая в среде музыкантов и за инструмент-то не считается, тогда была просто пределом мечтаний увлеченного музыкой подростка. Мы достали барабаны, барабанов не хватало, была бочка, два альта, тарелка и хет, не было рабочего барабана, или как он правильно называется малый барабан. Его делали из напольного тома, настроев его подобным образом. Звук был ужасный. Репетиции постепенно переходили в лютые попойки.  Конечно, подобный сплоченный коллектив подростков, не мог не обеспокоить бабу Люду. Потому наша классная руководительница, заподозрила нас в гомосексуализме, ну заподозрила она нас, не по тому, что мы собирались после школы и пили водку, а потому что она была больной на голову старой извращенкой. Потому, стала ходить по домам, и всем рассказывать, что вот ребята собираются и неизвестно чем они там занимаются. У нас в компании был мальчик, он был евреем, хотя почему был евреем, он и сейчас не перестал им быть. Он не перестал быть, и уж тем более, не перестал быть евреем. Это тот самый кто в первом классе веселил меня, забавно делая ушами. Вы представляете, что такое еврейская мама? Так вот, у него была еврейская мама, и когда Людмила Васильевна посетила их, и после речей о гомосексуализме, была спущена с лестницы. Вообще она любила ходить по домам, я не знаю для чего, толи плюшки жрать, толи просто смотрела, кто как живет. Да это собственно и не интересно. Ко мне она тоже приходила, однако, по каким-то причинам, не смогла позвонить в звонок, он всегда заедал, она не нашла ничего лучшего чем позвонить соседке, в дверь. Со связью тогда тоже не все хорошо было, у моих родителей стационарный телефон появился только в 2001 году, когда Ростелеком стал развивать сеть, или ВолгаТелеком не помню уже, не хочу лесть в интернет, просто не помню и все, такое тоже должно быть. Первый сотовый у бати появился в 2002. Ух! Как это было круто, Эриксон А2618s, а в 1998 -1999 годах, все было очень печально. Потому хочу отметить один момент, хуже я лично жил в 1999 году, по сравнению с тем как сейчас. Потому особо горластым Навальновцам хочу пожелать уверенных походов, стройными пятерками в сторону пестиков и тычинок. 
Словом моя соседка, боевая такая баба, немного мнительная, но тоже педагог, правда, преподаватель техникума, советской закалки, тоже чуть было не спустила Людмилу Васильевну с лестницы, сообщила ей, что вызовет милицию, та ушла не солоно хлебавши, она на меня обиделась. Как она за это на меня взъелась, стала всем рассказывать, что я это и есть самый главный гомосексуалист.
Блин, ну мне нравилась одна девочка в классе, хотя, что там греха таить в том возрасте нравятся все девочки, а эта старая карга, меня так позорит. Скажу честно, до сих пор зол на эту бабку. Тоже мне педагог. Когда она поняла, что тема с гомосексуализмом не прокатывает, начала вообще всякую гадость про меня рассказывать. В итоге, конечно она мне несколько испортила аттестат, бесспорно, я сам придурок, но не вдаваясь в подробности, мне снизили оценку по литературе на бал и по русскому на бал итоговую. Ну, прям не справедливо. По литературе у меня должно было быть отлично, я писал стихи и бесспорно сам себя считал литератором. Нашла баба Люда, куда ударить, в итоге одна тройке в аттестате, по русскому языку. Обидно как-то, но своей головой, тоже надо было думать. Ладно, после драки кулаками не машут. Однако, эта подлая женщина не только мне так сделала. Сестра моего одноклассника, тоже училась у неё. Та хотела поступать в медицинский ВУЗ, но, отказалась заниматься дополнительно с Людмилой Васильевной, а стала заниматься с нормальным педагогом, и учительница биологии Людмилой Васильевной, со своими пестиками и тычинками поставила ей не отлично, а хорошо.  Ну что могу сказать, девчонка, правда, поступила в медицинский, с отличием окончила его. Ну почему-то не любила меня эта учительница, она и мне снизила оценку в девятом классе по биологии, у нас был экзамен, я должен был получить отлично, я выучил учебник биологии от корки до корки можно сказать наизусть, я прям так и думал, что у меня будет отлично, не хотела она ставить мне такую оценку. Ну е-мае, как это грязно, как это низко, вот так относится к детям, тут следует отметить, что своих любимчиков она очень уважала, большая часть мальчиков уже лежит в земле, а девочки, я даже не хочу об этом говорить. Нет, не все таковые, девочки нашего класса были очень приличные, тут не следует меня ловить на слове. После девятого отвалился весь балласт, и все встало на свои места, и все ребята в выпускном классе были все-таки интеллектуалами, а не гопниками со спальных районов города. Ну что сказать, у меня нет цели, вымещать свои личные обиды, но так себя учитель вести не должен. Почему я ей не нравился, на это может быть много причин, да ну может быть просто рылом не вышел. Ну, вот не нравился и все!
Эксперименты, экспериментального педагога Людмилы Васильевны Шороховой на этом не закончились, мало того, что дама близко подходила к детям, укладывая свое вымя на плечи ученикам, так еще был один забавный случай, баба Люда, по всей видимости, совсем поехала головой. Она раздела двух учеников до трусов, и показывала на них что такое эндоморф, что такое эктоморф, что такое мезоморф, строение мышечной системы. Я думаю это вообще не допустимо. Возникает вопрос, а почему никто из учеников не сообщил о подобном поведении родителям. Сообщали, однако, родители отреагировали следующим образом: «да эти ваши ученики, сами придурялись, хулиганили, сами разделись»! Ну что тут можно сказать.
Как-то не получается вести рассказ не предвзято, да в мире вообще нет ничего не предвзятого. Эта самая учительница, на одной встречи выпускников, честно призналась, что что-то мешало ей раскрыть нас. Да что мешало, пафос, мстительность, мелочность, зависть и злопамятство. Вот что мешало. Как же так, ей посмели возразить, она хоть вообще что-то о педагогике читала? Пятнадцать – семнадцать лет, это такой возраст, нежный возраст, в этом возрасте согласится с учителем, себя не уважать, бунтарский дух, нигилизм. Хотя, она после сказала, как бы оправдывая себя, дескать, кто хотел учиться, тот учился. Прям Америку открыла. Да кто хочет учится в семнадцать лет, когда мир такой огромный, неизведанный, ну вот всякого хочется в семнадцать лет, ну уж никак не учиться. Как говаривал мой преподаватель в университете - доцент кафедры истории Кудинов Ю.П.: «учеба, это процесс добровольно принудительный!» Он добровольный, но принудительный. Наверное, он знал что-то большее, чем Л.В. Шорохова.
Бунтарский дух, нигилизм, в юные годы это замечательно, но наши ученики, одноклассники, тоже были ребята талантливые, меня в моей борьбе с душным самодержавием классной руководительницы, все поддерживали, и когда я призывал к бунту, к неповиновению, все со мной соглашались, ну кто поумнее, те помалкивали, отмечу что таких было не много. Вот только, когда доходило до дела, почему-то все молчали и сливались, один я везде лез со своим длинным языком. В итоге оказывалось, что идти до конца, отстаивая свою точку зрения, не все и готовы, так и плодятся трусы и предатели.
Я,  конечно, не специалист педагогики, однако для повышения своего образовательного уровня, Макаренко читал, и что-то я там у Макаренко нигде не нашел….. Вообще примерять методики Макаренко, бесспорно человека талантливого, в жизни возможно с массой оговорок. Педагог работал, в общем-то, со спецконтингентом, да что тут говорить, большая часть его воспитанников конченные уголовники. В общем-то, основа его метода, это дисциплина, авторитет воспитателя, и трудовая повинность, ну и самоуправленческий коллектив. Справедлив ли этот метод, конечно справедлив, но с рядом частных случаев, по всем пунктам. Надо учитывать, кого мы хотим иметь на выходе такой педагогики? Его метод, он и направлен на работу не с детьми из благополучных семей, а совсем наоборот. Его подопечные, это уличная беспринципная шпана, способная исподтишка, не то что сделать подлость, а даже убить.
Дисциплина в этой среде, достаточна условна, и большей частью сводится к тому, чтобы твои выкрутасы не видел старший - учитель, главшпан, смотрящий, авторитет. В любом таком коллективе, есть свои рамки приличия. Закон, устав, понятия, тех, кто не придерживается условностей формации зовут отморозками. В любом случае, все сводится к вертикальной системе, где педагог, ну или кто-либо другой, занимающийся процессом воспитания выделяет в срезе одного, двух обособленных индивидуумов, которые пользуются «авторитетом» большей частью, это просто сильные и через них, распространяет влияние на массы, назначая их старостами, ну смотрящими, вокруг сильного формируется команда, обрастает шестерками, просто лояльными, есть и оппозиция. На эту тему написано масса литературы, и теми кто в этом что-то понимает, и теми кто в этом ничего не смыслит. Однако, прошу отметить один момент, Макаренко разбил лицо своему воспитаннику, и только потом его зауважали.
Коллектив. Коллектив тоже бывает разный. Но любой коллектив, унижает слабого, уничтожает его, травит его. Только дай слабину, и тебя растопчут, не зависимо от того, что эта за общественная структура, класс, дворовая компания, взвод, рота, отряд. Быть слабым беда. Потому дети либо ищут в себе силы противостоять нападкам, либо находят слабее себя, чтобы унижать, гнобить, изничтожать, а дети еще маленькие волчата, которые еще не понимают ничего, а некоторые наоборот, очень хорошо все понимают. Как я уже говорил, доброту расценивают слабостью. Может быть, конечно, весь мир таков, весь мир полнится грязью, но мир же населяют не какие-то непонятные создания: мир населяем мы – люди. Мы с вами, и только мы с вами сможем сделать его лучше, или хуже, как пойдет.
Участвовал ли я во всем в этом? Ну конечно учувствовал! А куда бы я делся с подводной лодки? И унижали и травили, и дрались, доказывая свое превосходство. Вообще, это, конечно, нормальные адаптивные свойства подростка, когда тот ищет свое место в этом мире. В этом нет ничего такого. Я просто-таки уверен, вы бы очень удивились, узнав, чем занимаются ваши дети. Да вспомните, чем вы занимались, и уверен волосы по хребту спины начнут подниматься дыбом. Они не помнят о хорошем, о том, о чем читали в книгах, если конечно умеют читать, дружба, честь, верность, это такие понятия, которые большая редкость во взрослом, жестоком мире. Сколько раз меня предавали друзья, да немерено. Предавал ли я, да чем я отличаюсь от других, я такой же злой и жестокий, как и другие дети в том возрасте. Да такое, наверное, есть везде, и всегда, но у нас, там где я вырос, это как-то было доведено просто до гротескных пародий. Это был какой-то «беспредел». Мой очерк не исповедь, я не желаю кается, да и не вижу смысла, со своей совестью жить мне, потому это мое личное дело, мой очерк, это попытка понять кто я, исходя из того в чем я участвовал.
Конечно, и в травле участвовал и в драках, но некоторые ребята бесспорно выделялись из общей массы, бесспорно, это были отморозки. Однажды, насмехаясь над одним мальчиком, который был не в коллективе, и был слабее, другой мальчик сообщил, что ребята, а давайте его опустим. Я, конечно, возразил, погоди, погоди, это перебор, ну поржали над слабым и будет, это уже бесовщина какая-то. Опускать, ну, во-первых, за что, если по «понятиям», то причины для этого должны быть веские. Во-вторых, а кто опускать-то будет, ты что ли? Получается это не он гомосексуалист, это ты гомосексуалист, если тебе в голову пришла мысль, заняться однополым сексом со сверстником. Мои доводы несколько охладили пыл новоиспеченного «дятла», и того парня не тронули. Да и мальчик этот, тот над которым «смеялись», не был плохим, он просто был не из компании, хоть и был из нашего двора, мало того, за ним следили родители, чтобы он учился, а не шарахался с нами по подворотням. Справедливо, в общем-то. Сейчас у него все хорошо, работает в нефтяной компании, меня, наверное, и не помнит. Да ну я и не хочу, чтобы меня он помнил. Всякое в жизни бывает, но беспредел допускать нельзя.
Дети маленькие злые шакалята, которые пробуют свои зубы, кусают всех подряд без разбора, а так, как ума еще нет, то это шакалья стая. Да, мне стыдно, что я издевался над некоторыми ребятами, ну все смеялись, и я смеялся, ведь обычно насмехаются над тем, кто не может дать сдачу, кто заведомо слабее тебя, а как же Осеева? Как же «Три товарища», как же «Карацупа», где ориентиры, а не было их. Блин, как это мерзко и не красиво. Ну что поделать, это такой закон джунглей, либо ты жрешь, либо тебя сожрут. Как не стать подлецом во всем этом и красиво выйти, не испачкавшись, очень сложно, особенно если мозга нет. Вина всего этого лежит не только на непосредственных участников событий, но и на их родителей. Стало быть, негде взять пример для подражания благородству и доброте, сало быть и родители этих детей такие же, стало быть и на них вина, а сели не такие же, то все равно вина есть, воспитывать надо детей. Кому детей рожаете, бабушкам, воспитателям, учителям? Себе в первую очередь! И в первую очередь, семья должна воспитанием заниматься. Очень важны родовые связи, то обществе, в котором они перестают быть, идет к упадку. Бесспорно, я не хочу сваливать свою вину, если таковая имеется, на своих предков, на генетику, на среду, если трус, и не можешь пойти вопреки обществу, в момент совершения гнусностей, ну что на зеркало-то тогда пенять.
С другой стороны, ну как не «троллить» некоторых одноклассников, когда ребята сами для этого дают железный повод. Был у нас один мальчик, он к нам пришел оставшись на второй год в седьмом классе, он был больше нес, у него была масса «достоинств». Во-первых, он был несколько похож на обезьяну, собственно, на гориллу, во-вторых у него была лютая угревая сыпь, и конечно он был недалекого ума, ну словом, просто создан для насмешек, еще он был грязнуля, волосы сальными крысиными хвостиками свисали на его лицо. Конечно, он был крупный, и отловить от него по «щам», особенного желания не возникало, но тем и приятней был «троллинг». Однажды, на уроке географии, который у нас вела не опытная учительница, недавно закончившая педагогический вуз, у нас вышел странный курьез. Учительница эта была маленькой, щупленькой, и не выглядела она на учительницу, над ней тоже нескончаемо издевалась отупевшая малолетняя шпана, а девочки в девятом классе одевались сексуальнее этой самой учительницы, я не знаю, куда смотрели родители этих самых девочек, ну блин, ну не должны ученицы девятого класса выглядеть как проститутки девяностых, с кружевными чулками, как в «немецких» фильмах, и соответствующим макияжем, и не должно быть такого, чтобы через блузку – сеточку было видно нижнее белье. Как-то, ну дети, должны выглядеть как дети, хотя бы в школе.
Наша географичка, может быть, она была и хорошим педагогом, может быть, но не в этой школе, меня лично классный руководитель, обвинил в том, что я общаюсь с этой училкой в снисходительном тоне, ну не знаю, может быть. Я не помню по какому поводу, но однажды я ей ляпнул: «дочь моя, а не во грехе ли ты?» Класс был в восторге. Ну, отбитые мы были. Один парень, с которым я потом подрался прямо в классе, и с которыми потом долго дружили, он упорно заполнял дневник, который был у него не заполнен очень давно. Делал он это быстро, потому как, училка должна была, что-то там записать или проверить, а она до него не дошла. «Сука!» - во всеуслышание сообщил он. Ну конечно, класс взорвался, аплодисменты, дневник, родителей в школу.
Так вот сидим мы как-то за партой на этой самой географии, а мой «сокамерник» – товарищ по парте: смотри, говорит, смотри, что делается. Я смотрю и несколько не сразу понял, гориллаподобный мальчик, что-то ест. Я смотрю недоумевая, а он выковыривает сопли, тянущиеся из носа, и обсасывая их, отправляет в рот. У меня была истерика, я не мог остановить смех, конечно, я сорвал урок, ну это было забавно, когда здоровенный детина, недоросль, сидит и на уроке кушает сопли. Фу… Он убежал, так быстро ретировался, что развеселило меня еще больше. Перед этим он меня пытался ударить, но я качался на стуле, и отшатнулся от него, упиревшись в заднюю парту, а тот попал кулаком по ребру стола. Это было настоящая фантасмагория. Такая горилла жрет сопли, не попадает по мне и убегает. Ну как тут не ржать как коню. Словом до родителей довели.
Конечно, мы несколько побаивались этого гориллаподобного, потому как он был сильнее каждого из нас, и собственно мог настучать по репе. Однако, именно по этому доводить его было делом опасным, и тем слаще был вкус победы. Однажды, стоит такой один мальчик у нас, после школы, и мнет снежок, а снег только выпал, его навалило много, он облепил все деревья, красиво. Только тепло, снег первый, его много, но под ним вода и грязь. Если долго мять снежок, он становится ледышкой. Я говорю, а что это ты делаешь, а он типо, смотри, что сейчас будет. Занятия закончились и дети выходят из школы, и выходит тот, который на гориллу похож, а этот мальчик, что снежок мял, прямо со всего размаха посылает его тому в лицо, и попадает. Кто отхватывал таким вот снежком, тот поймет. Первый от удивления остановился как вкопанный, а тот сообщил громко, чтобы все слышали, эх говорит, десяток прыщей снес. Ну, тут взорвалось. Этот бежать за ним, а тот, по всей видимости, готовился и очертил пути отступления. Он как-то очень легко вскочил на гаражи и сверху стал дразнить того. Гориллаподобный, бежал за ним, но спотыкнулся о трубу, которую не видно было  под снегом, и со всего маха, прямо лицом, в грязищу со снегом. Вот это был номер. Ржал весь класс. Конечно, это жестоко, да и тот который снежок мял не был отбитым отморозком. Он был из приличной семьи, мы до сих пор общаемся, но как-то это все жестоко. Что заставляло его издеваться над тем над другим. Борьба за лидерство, желание показать себя «альфа-самцом», а стоит ли оно того, наверное, для определенного возраста, места и времени стоит. Может быть и нет. Однако, истина не призрачна и абстрактна, на самом деле хорошо и плохо, свет и тень, разделены достаточно контрастно, все понятно без слов. Вспомним Маяковского В.В. «Что такое хорошо, что такое плохо?» там очень хорошо все изложено. Слабого обижать не хорошо, сука, а сильного страшно. Как быть. Это не жизнь такая, это не обстоятельства такие, это мы такие. Да где-то я могу поступиться понятием честь, где-то не могу. Где то бы и рад спасовать, но страх того, что меня заподозрят в трусости порой двигал меня на такие дурацкие поступки. Что я хотел доказать? Кому? Себе? Да я сам про себя все знаю! Вот сказали что-то тебе грубо, ну можно же не обращать на это внимание, пройти, но если это видят другие ребята из твоей компании, а уж тем более, если девочки, как можно спасовать, пройти мимо. Никогда, этого не возможно, во всяком случае, в том возрасте, это сейчас я могу сказать: «сам дурак» и пройти мимо, а в семнадцать лет этого сделать невозможно. Вот  и приходится совершать поступки, за которые потом стыдно, ну или сразу поплатиться рылом. Выходит вот оно - страх, выходит я трус. Я боюсь, что обо мне не так подумают как бы я этого хотел, стало быть, это и есть конфликт между тем, что думают обо мне окружающие, и что думаю обо мне я сам. Да чего боятся-то, я такой, какой я есть, тем более того, что кто-то там обо мне чего-то не так подумает. Хороший я или плохой, ну конечно я сам себя считаю классным парнем, чтобы подлецом, ну никогда, трусом, да как можно, но выходит трус, если не могу сам себе признаться в том, что чего-то боюсь. Плохое и хорошее, свет и тьма, они неподвижны, они являются константой, я не плохой, не хороший, я живой, я меняюсь, я могу поступить отвратительно, но в итоге это может стать благом, а могу поступить хорошо, но это окажется бедой для кого-то или для меня самого. Меняюсь я, меняются обстоятельства, мир меняется, вектор цели, мой, общества, государства, да всего мира. И кто я во всем в этом? Пылинка! Искупление приходит через стыд, да чего мне стыдится, в чем каяться, да даже если и есть, только моя совесть может позволить мне создать суждение. На сделку с совестью пойти невозможно, все равно сам будешь знать, а этого вполне хватит, да и примерами из жизни ничего нельзя доказать, и ничего нельзя опровергнуть. Жить надо по совести. Мог ли я тогда, да мог, но боялся. Страх он вообще страшная сила, темная, злая сила, страх может мотивировать человека, но страх же и может отнять запал к действию, страх может пробудить в человеке таких демонов, справится с которыми человек не сможет, страх он как ядерные реакции, если его контролировать, это мирный атом, но когда он выходит из под контроля, все! Взрыв. Как научится контролировать страх? Не знаю, потому скажу, не бойтесь.
Девятый выпускной класс, он вообще очень опасный, это время, когда дети уже не дети, но еще и не взрослые, не, ну куролесить они, конечно, могут почище взрослых. Я участвовал во всем этом, я сам часть этого. Однако, уже сейчас я понимаю, что так быть не должно было иметь место. Девочки в пятнадцать, не должны быть похожи на уличных проституток, а мальчики не должны прокуривать свои мозги травой. Хотя у нас до девятого были и девочки, которые употребили героин. В десятом, одиннадцатом, было скучнее, из пяти девятых у нас слепили два десятых, перемешали учеников, все дебилы и особо отбитые покинули наше учебное заведение, ну а мы как-то были интеллигентней, да и уже надо было подумывать о поступлении в ВУЗ, потому как-то больше к учебе шли дела, ну я слукавлю, сообщив, что прям учились, учились и бухали, и вообще классно было, юность была, от этого вообще становилось здорово. В одинадцатом драк было меньше, да их почти вообще не было, одна или две в школе, не ну бесспорно за дверями оной кипел мир, и там вообще все было сложно, но именно в школе как-то все поутихло.
Драки. Ух, блин. Драки до десятого-одиннадцатого, были регулярным явлением, после уроков, за школой, где учащиеся пробовали на друг друге, приемы которые лицезрели в видеофильмах про «Брюсли». Весело били друг другу морды и младшие классы и старшие. Конечно, и я учувствовал во всем этом. Учителя не могли не видеть всего происходящего, но то ли сами боялись, то ли им просто было все равно, а может быть в этом крылся какой-то педагогический момент, дескать, самоуправление, ребята сами разберутся. Как правильно, не знаю, да ну ребята всегда дрались, во все века и при любой власти, но в мое время иногда дрались кодлой на одного, и не до первой крови, а втаптывая в землю. Очень жестоко. Не жестко, а именно жестоко. Учителя вмешивались, только когда уже не вмешиваться было просто нельзя. С одним товарищем мы подрались прямо на уроке иностранного языка, прямо по мордам друг другу. Мы долго тролли друг друга, прямо на глазах у девочек, которые нравились и ему и мне, словом сдержаться было нельзя. Дрались красиво. Нормально. Это был класс девятый, мы уже были не совсем дети, а такие нормальные уже тинэйджеры. У моего оппонента уже борода росла. Конечно, я словил по рылу, ну он тоже. Естественно нас растащили. Была такая боевая ничья. Позднее с этим мальчиком, мы долго дружили, ходили вместе по бабам, жрали ведрами водку, вместе учувствовали в драках уже иного характера. Лет до тридцати. Потом наши судьбы разошлись, но это уже другая история.
Один раз с другим моим товарищем, с которым дружили, я уже не помню причин, ну, правда, не помню, столько лет прошло, что-то мы с ним поцапались, что-то он мне западло какое-то сделал, ну я же считаю себя классным парнем, я же не мог плохое ему сделать, значит это он гад что-то мне сделал, ну логично же. Вот гнида. Я решил ему отомстить, и с одним товарищем со двора, мы его подкараулили, и когда он катался на велосипеде, обкидали его яйцами, да так удачно, что ажно в голову попали. На следующий день он пришел в школу раньше обычного, класс восьмой наверное был, учились во вторую смену, я тоже рано в школе был. Я только успел спрыгнуть с подоконника, так он сразу полез в драку, у нас был первый урок русского языка, правда боец он был не важный, и я легко парировал его удары. Да тут еще подошла учительница русского языка и литературы, растащила нас. Звали её Квартришвили Валентина Николаевна, она почему-то меня не очень любила, ну не знаю, были у нее любимчики, я в их число не входил. Может быть, она видела во мне шпану, ну не знаю, не буду фантазировать. Блин, ну безграмотно я писал, да что греха таить, и сейчас, бывает, иногда затрудняюсь. Правда она меня зауважала, когда мы писали изложение с элементами сочинения, рассказ, где девушка ждала смерти, когда упадет последний лист, а художник нарисовал и приспособил лист к дереву, я не читал в то время О’Генри, но в волю пофантазировал, на тему. Она поставила мне хорошую оценку, и при всем классе сообщила, что раскрыли тему только два ученика, это я и еще один мальчик еврей, которого в восьмом классе родители забрали с нашей школы. Это польстило, мне. У Валентины Николаевны было что-то с голосом, она говорила с трудом и в нос, по всей видимости следствие болезни, но он никогда об этом не говорила, только иногда сообщала, что в молодости хорошо пела.
Вообще странная штука, прям, не хочется касаться этой скользкой темы, однако. Я заметил один момент. У нас в школе, русский язык и литературу преподавали учителя, которые сами не были русскими, мордва, чуваши, ну эти ладно, но когда мне русскому человеку, во всяком случае, каковым я себя сам считаю, преподают мой родной язык все малые народы СССР. Квантришвили, позднее русский язык вела еврейка Ткач Галина Георгиевна, цыганка Юрьева И.В. Да где же русские? Ну ладно, тема эта не очень удобная, и потому соскакиваю с нее без предупреждения.
Вообще мальчишки всегда дерутся, по поводу и без, это как в том анекдоте: как воспитывать мальчиков, секрета нет, выпустил на улицу, кто вернулся тот молодец. Как-то была у нас драка с одним товарищем, драка какая-то была не серьезная, повод был какой-то такой, что и не повод вовсе, но не он, не я не могли отступить, уронить свое лицо. Потому и собрались на дуэль. Бой проходил вяло и больше был похож на спарринг. Ну, посмотреть на драку пришло много ребят. Тут один товарищ, бесспорно отморозок  и заводила, говорит, типо, пацаны, чего-то вы, как-то вяло деретесь, смотри, говорит, как надо, и прямо заряжает по рылу рядом стоящему товарищу, и как-то наш вялый спарринг, перешел в массовую драку.
Был забавный случай, как-то раз охраняющий пределы школы «омоновец» подрался с одним из моих одноклассников в девятом классе и выхватил от него по рылу. Я не знаю, какое отношение имела охрана школы к слову «омон» и кто дал им эти нашивки на форму, но, по моему мнению, никакого отношения к этому самому «омону», этот самый «Амон» не имел. Хотя на содержание охраны с детей собирали по восемь тысяч не деноминированных рублей в месяц. Много это или мало, ну даже не знаю, пачка сигарет стоила две тысячи рублей, ну два рубля новыми деньгами. Бутылка пива жигулевского пол-литровая три с половиной. Ну не много. Защищал ли нас этот «Амон» от чего бы то ни было, весьма сомневаюсь, если он сам умудрялся выхватить от учеников. Про школьные поборы можно говорить бесконечно долго, сборы на ремонт, на стулья, на чай. Один мой товарищ, тот самый репер, который был как Эменем, отказался сдавать по два рубля на чай. Столовые была в школе бесплатная, подчеркиваю это, бесплатная, конечно, красную рыбу там не подавали, но питаться можно было. Каша борщ, все было. Только вот на чай почему-то собирали с ученика по два рубля, а парень отказался платить. Дескать, я не хожу в столовую, зачем мне платить. Так «директриса», я специально таким образом отметил этот момент, стала пугать его детской комнатой милиции, бандитами, отчислением из школы, за то что он оказался платить эти два рубля. По тем деньгам, проезд в маршрутке стоил пять. Почему, что давали Ириаде Вячеславовне эти самые два рубля, убей не пойму, какой такой фонд она формировала ими. Наверное, это останется загадкой.
Было много забавных курьезных случаев, однажды при проверке сменной обуви, наш учитель математики до девятого класса Кащеева Лидия Георгиевна решила, вот хитрая бабка, проверить не наличие второй обуви, а чистоту первой. Ну тоесть, той что надета на ноги. Проверяла у всех, и вот один мальчик, это тот с которым мы подрались на иностранном, берет такой и поднимает ногу, как Жан Клод Вандам в кино, прямо к лицу учительницы. У старушки как у бабки процентщицы душа в пятки ушла. Ну, признаться, я и сам думал, что он хочет провести «маваши-гири». Пожилая учительница, так заблажила: «он хотел меня убить!» Не спорю, возможно!!! Математика моему корешу не давалась. С этой же училкой был еще один забавный случай. Одна девочка с нашего класса, по окончанию урока взяла такая и отодвинула стул учительницы, нет, не специально. Стул ей мешал пройти и она его отодвинула, прошла, а подвинуть назад забыла, ну или не сообразила. Как вверх тормашками грохнулась бабка, пытаясь сесть на отодвинутый стул, тоже кричала, что ее хотят убить. Ну у нас были странные ученики, мутанты, и такие же учителя, да время было такое.
Однажды один мальчик, зарядил по лицу с ноги учительницы музыки Ермаковой Анне Петровне, прям взял так и зарядил, конечно, делал он это не специально, просто так получилось. Он караулил на выходе из вестибюля школы другого мальчика, чтобы заехать ему в нос с ноги. Тот ожидая подвох открывал периодически дверь, а второй мальчик махал ногой, а первый пытался прижать ногу дверью, потому как дверь была очень массивная, и могла вполне оторвать ногу. Нравы у нас были жестокие. Тут как на беду выходит из школы учительница музыки. В норковой шапке, в шубе, и прямо получает в лицо с ноги. Конечно, она падает на пол, куда шапка, куда сумка, прямо в лужу натасканного с улицы ногами и растаявшего снега вестибюля. Это было смешно. Это был фурор. Такого еще никто не делал. Ну конечно, виновников к директору и родителей в школу.
Вообще в старших классах, мы как продвинутая интеллигентная молодежь… мы конечно не считали себя гопниками, мы были другие. Как мы думали. В чем-то нам повезло, как-то прошла мимо нас тема наркотиков, и это бесспорно хорошо. Однако, почему-то на рубеже веков, в конце девяностых, в начале нулевых, было просто комильфо жрать водку. Пьянство, было поголовное, учителя после школы выпивали, не все конечно, но многие. Мы тоже от них не отставали, иногда прямо перед школой. Помню в одиннадцатом классе, когда учились, мы уже никого не боялись, ни родителей, ни учителей, и занимались непотребством прямо на уроках. Стали наглые, неуправляемые, вроде взрослые, голодные и злые как волки, а сами еще волчата. Тот еврейский мальчик, что шевелил ушами, как-то стоит и курит возле школы, а сам на больничном, тут выходит завуч, и типо, а что это вы любезный в школу не ходите, а с ребятами, после школы курите, а он типо, да вот пришел, задание взять у ребят, а курю, так это, говорит, врачи рекомендуют, прогревание.
Однажды меня посылал за водкой учитель истории, еще конечно, он вел у нас добрую половину гуманитарных предметов. Говорит: «Дима, купи мне бутылку водки, пачку сигарет, и яблоко, кот такое! Сдача твоя!» А мы как раз мутили на бухло, конечно, я сбегал, и с физиком, покойником Мясниковым Львом Ниловичем, они очень весело водку эту и пожрали. Вообще. Историк наш был чем интересен, он воевал в Афганистане, был ранен в спину, потому плохо ходил, долгое время с палочкой, но в последствии, по всей видимости реабилитировался и бегал уже без палочки, ездил на машине, словом все нормально. Правда, он нам никогда не рассказывал о войне. Один раз только, что-то с ним случилось, он обмолвился, но потом соскочил с темы. Так как он вел не одну историю, а еще по крайней мере три предмета, уроки его мы любили, иногда даже стреляли сигареты. Вел он уроки тоже интересно, типо ребята, учится будем или истории рассказывать, мы конечно: «истории!» ну и он нам на весь урок старые анекдоты и страшилки рассказывал. Потом раз, контрольная, и у всего класса двойки. 
 Пьянка. Дикие времена, дикие нравы, отсутствие занятий с молодёжью. Пьянка. Четверг был у нас день попойки. В четверг, первые два урока были физкультура, на которые мы почему-то не ходили, а потом четыре урока гуманитарных дисциплин, типа основы социального самоопределения, точных предметов не было. Мы брали алкоголь, водки, а на «догонку» пива и употребляли прямо перед школой. Курили сигареты, пели песни. Ну творческие мы были ребята. Музыкальную группу собирали. Февраль месяц, целиком, школа не училась. Был какой-то лютый карантин, толи грипп «с виной», толи еще что, не помню уже, но месяц февраль мне запомнился очень хорошо. Весь февраль мы пили водку. Чуть ли не каждый день, это было волшебно. Молодой организм, еще не знающий похмелья, собирались и у меня, и у моих школьных друзей, и с девочками и без, и пили водку. Мы выжрали всю коллекцию алкоголя моих родителей, выпили ящик водки у мальчика, что шевелил ушами, ящик водки стащили из подвала у еще одного товарища. Пили всюду, в подъездах, во дворе на лавочке, в соседнем детском саду в беседке. На квартирах когда не было родителей. Темные времена были.
Как меня первый раз родители поймали пьяного, причем не просто пьяного, а пьяного совсем, в дрова. Это было забавно. У нашего товарища было день рождение, мы договорились встретится после школы у меня, взять водки и пойти бухать в соседний дворик. Договорились на три. Ко мне пришел мой друг, еще тот алкоголик. Он приехал к нам из деревни, чтобы на подготовительные курсы походить и в ВУЗ поступить. Он пришел к нам в десятом, уже потом, он мне сказал, когда, говорит я тебя увидел, то понял, что мы с тобой сопьемся! Вот и он пришел ко мне, и принес с собой синьки, много, детский организм не был в состоянии без последствий его усвоить. Сходка была на три, но в три никто не пришел, мы начали нервничать и потихоньку жрать алкоголь. В итоге мы так нормально набрались, пришли мои родители, но не заподозрили ничего такого в нас необычного, и мы ушли типо погулять. Тут откуда не возьмись, наши ребята. Мы поздравили с днюхой товарища, и стали снова пить водку. Ух, как я нажрался. Бухали прямо в моем подъезде. Я роняю сигарету, разряжаюсь трехэтажным матом, чую, что-то приутихли пацаны, поднимаю голову, стоит мой батя. За мной, говорит. Конечно, за ним, привел меня папа домой, и мама такая, а что это Дима так рано пришел. А что это он какой странный. Батя типо, да дрались, сейчас только растащил, а мама, а что это он какой бледный, может быть, ему повредили чего. Тут я не выдержал и заржал как конь. Мама тут все поняла, говорит, да он пьяный как свинья, ну и я словил от мамы по щам!
Однажды, мы решили бухнуть в увеселительном заведение, в кафе баре «Оазис». За мной вечером зашли пацаны, сотовых не было, а до этого, мы тоже попили пивка, и батя меня попалил, и типо, никуда не пойдешь, блин, зимние каникулы, пацаны идут бухать, а меня не пускают, это был удар ниже пояса. Ну пацаны пошли. Я остался дома, стал ходить из угла в угол, фыркать и вредничать, батя смотрел на все это, и типо, надоел ты уже иди. Я полетел просто метеором, я прилетел, а там уже все пьяные, ну, надо доходить до кондиции моих друзей, чтобы говорить на одних языках. Я стал усиленно ужераться, и тут один наш товарищ, типо, смотри что могу, и стал водку и пиво прямо из гора в две бутылки себе в горло заливать. Ну я тоже так мог.  Словом мы нажрались нормально. Сидим такие разговоры разговариваем, товарищ, что водку заливал курить вышел из кабака. Там почему-то было нельзя. Я, если честно, вообще не понимаю, как нас школьников, пустили в кабак, и позволили нам распивать там спиртное. Время было такое, всем было все равно. Ну и мы такие уже о нем и забыли, я тут вспоминаю, а где он. Выхожу покурить, его нет, захожу за угол, и смотрю что, что-то не так, а там, из сугроба торчит филейная часть нашего товарища. Оказывается, он, ужрался, натянул шапку на лицо и прыгнул головой в сугроб. Зачем, я не знаю. Дать пояснения после случившегося он тоже не мог. Ну, мы его понесли, двое наших понесли другого, который стал тоже терять человеческий вид, а я и еще один парень этого, который в сугробе. Всю дорогу он блевал. От него отвратительно пахло содержимом желудка, мы надели ему назад шапку на лицо, обмотали шарфом, чтобы не воняло и принесли домой, поставили у двери, позвонили и убежали. На следующий день, ну каникулы были, мы собрались похмеляться, хотя с похмелья никто не болел, но душа требовала продолжения праздника. Я зашел за своим товарищем, тем деревенским, он жил у двоюродного брата, а вечером, того дня как мы тащили нашего кореша, к нему пришла мама того, который укушался, с претензией, бабушкой и братом, всем семейством пришли. Типо наш сын вообще не пьет. Его так подло напоили. Ну, конечно вообще не пьет, так, мимо льет. Брат у нашего товарища так с юмором, он что ему силком вливал. Короче, брат Саня, предупредил нашего одноклассника, чтобы больше к нему не приходили такие вот родители, и еще строго предупредил, не бухать у него на хате. Естественно он послушался. Я звоню в дверь, открывает Саня. Мои глаза упираются прямо в его волосатую мускулистую грудь в белой майке, я понимаю глаза, а там Саня. Он на полторы головы выше меня, и здоровый такой мужик. Во мне метр восемьдесят, а он под два. Я прям такой «здастите! А кореша можно?» Короче пошли мы с корешом собрали пацанов, купили бухла, и встал вопрос, холодно пить на улице, и кореш вдруг такой, типо, идём ко мне, я такой, куда к тебе там Саня. Нет, говорит, Саня к бабе ушел, на все выходные, и типо буханем хорошо. Да ну пошли. Пошли, напились. Ну и решили пить пивас, смотреть видеофильмы, и кайфовать. Перед этим кореш говорит, сейчас мусор выкинем, бутылки, остатки консервы, открывает входную дверь, а там стоит Саня. «Ооо, - говорит Саня, - все пацаны, - сабантуй окончен!» Мы ретировались, а вот кореш остался с Саней. Саня решил отучать его пить, по «бразильской» системе, стал впаивать моему корешу всю водку, что была в доме. Не, ну конечно, только приходила родительница, только предупредил, чтобы своих алкашей в дом не водил, и тут на тебе. Изрядно захмелев, мой кореш и говорит Сане: «Слышь, Саня, ты очень просчитался, я сейчас пьяный, я боли не чувствую, я тебе сейчас рыло разобью!» После чего, мой кореш погрузился в темноту. Встретил я его на следующий день, с подбитым глазом и помятым лицом, похмелились. Все это такое давнее, такое странное.
Конечно, я теперь с теплом вспоминаю те времена, драки, веселье, дух братства, друзья, озорные пьянки, песни, хулиганство, «цыгане» и «медведь» чтобы побороться. Школьные годы, они никогда больше не повторятся, ни переживания первой любви, ни ночные посиделки в подъезде с вином и сигаретами. Наши девочки, как мы им читали свои плохие первые стихи, как пели свои песни, три аккорда не строящих гитар, как собирались на квартирах когда дома не было родителей, что-то такое запретное, андеграунд, песни ДДТ, Цоя, неформальная компания. Первые разочарования и вообще все первое, первое и последнее первое. То первое, что никогда больше не повторится, потому оно и последнее. Что-то есть в этом такое неуловимое, такое необратимо печальное. Первое и последнее первое.
Первый «Последний звонок». Последний. Сейчас даже немного грустно вспоминать об этом, с окончания школы прошло уже почти двадцать лет, уже у многих моих одноклассников дети уже в выпускных классах, как быстро летит время. Как оно проходит мимо, что-то забирая у нас. Что-то такое, понять, о чем сразу невозможно, догадаться нельзя, а когда начинаешь понимать, становится как-то вязко, комок в горле встает, жизнь проходит. Именно жизнь единственную у нас забирает время. Пережитое нельзя поправить, нельзя изменить, что и к лучшему. Я то, что я прожил, в чем участвовал, я живой человек, все мои заблуждения, ошибки, все это мое, все это мой опыт, который делает меня богаче. Этот груз воспоминаний, он тоже живой, есть воспоминания горькие, есть прекрасные, есть вещи которые при желание можно повторить, а некоторые канули безвозвратно, да и нужно ли повторять что-то из пройденного, думаю нет, думаю надо двигаться вперед, всячески обогащая свой разум. Да было много всего, да я не могу уже что-то изменить, да и надо ли менять, ведь если что-то измениться тогда со мной, во мне, то это уже буду не я, это будет кто-то другой, а меня уже не будет. А я живой, и я хочу быть. Так кто же я?

11.01.2018