Мороз пришёл ещё с зарей,
Прохлада и в душе томит.
Ефрейтор уж совсем другой –
Угрюм, спокоен и небрит.
Давно солдат не видел дома,
Забыл лицо своей невесты…
Угас бывало, но не сломлен –
Жива ещё в душе челеста.
Едва достигнут пункт конечный,
Кладут солдат в окоп промозглый,
Вполне возможно, что навечно –
Сестра с косой весьма стервозна…
Набор солдата не приветлив:
Винтовка со штыком, граната,
В длину и вширь четыре метра,
Обойма под ребро поджата…
И наш солдат обжил траншею.
Тут вдруг приметил он бойца:
Ещё не стал с войны мрачнее –
С родного лишь сошёл крыльца.
Решил тогда перед замесом
С мальчишкой тем поговорить.
Подполз к соседу с интересом,
И стал такую речь твердить:
«А землю пашем мы без плуга.
Не для семян, а для гробов...
Быть может и ценна заслуга –
Терзает нас клеймо рабов.
Не за отчизну мы дерёмся...
Взгляни каков простор вокруг.
Пока мы тут в окопах трёмся,
В цене подсчитан каждый луг!
Быть может мы побьем врага,
Иль он уложит нас в могилы.
Конец один, но ты – слуга:
Луга пусты чтоб их купили...
Тогда сквозь них пройдутся буром,
Желая нефть сыскать в глубинах.
Найдут – начнут кормить купюры,
В противном случае – отринут».
Солдатский монолог душевный
Парнишка принял на свой лад.
Финал в истории плачевный –
Начальству сообщен доклад...
Дрозды поют, роса сверкает,
Вошёл сквозняк в чащобу леса.
Мне что-то вдруг напоминает
Ефрейтора из нашей пьесы...