Дети войны

Владимир Пастер
               

     Время неумолимо летит вперёд, и каждый год, всё больше и больше, удаляет нас от героических дней Великой Отечественной войны. Всё меньше и меньше, остается живых свидетелей этой величайшей трагедии ХХ века. Молодое поколение, наши потомки, должны хорошо знать и помнить об этих событиях, которые ярко высветили такие понятия как: героизм и мужество,  честь и верность долгу, любовь к Родине! Победа над фашизмом ковалась всем советским народом, ненавистью к нацистской идеологии, вызревшей, в умах и душах взрослых и детей.
     Когда началась война, мне было всего три года, а жили мы в глубоком тылу: в городе Новосибирске возле авиационного завода им. В.П.Чкалова. Сегодня, я вспоминаю это время, которое отложило в памяти три момента, о которых я хочу рассказать читателям газеты «Правда Севера».
     Первый момент, оставивший глубокий след, в моём детском существе, - это осень 1942 года, когда моего отца, лейтенанта Пастернака Якова Васильевича, призвали на фронт.
     Прощальный ужин был, как траурная панихида при живом человеке: мама, сестра Саша и бабушка рыдали, друзья крепились, желали отцу скорейшего возвращения, непременно, – живым и, непременно, - с Победой. Тогда я, своим детским умом, не мог оценить весь трагизм этого момента, но, в солидарность с взрослыми, искренне плакал и, ухватившись за шею отца, не отпускал его не на минуту.
     На железнодорожный вокзал  нас доставил грузовик войсковой части, в которой служил мой отец.
     Когда прибыл поезд, невообразимый вой и плач охватили провожающих – все бросились обнимать, целовать моего отца, как будто каждый хотел навсегда сохранить его частичку – частичку доброго, разумного, мужественного человека. А, когда поезд стал медленно покидать перрон, мы до хрипоты кричали: «Папа! Папочка! Родненький! Не уезжай!», крепко уцепившись за его шею.
       - Яшенька! Яшенька, любимый мой! Ненаглядный мой! Храни тебя Бог! Мы ждём тебя! – причитала моя мама, отрывая нас от отца.
     Отец прыгнул на ступеньку вагона и фуражкой стал махать провожающим. Ветер развевал его темные волосы, а из глаз катились слёзы печали. Перед нашими глазами проплывали вагоны, из которых доносились мелодичные звуки баяна и песни: о любимом городе, о Катюше, о синеньком скромном платочке. Поезд набирал ускорение и, наконец, скрылся. На перроне продолжался вой и плач провожающих.
     Мама теряла сознание. Её приводили в чувства подполковник Покидаев Иван Павлович и его жена Зинаида Карповна. К машине они вели её под руки и потом долго усаживали в кабину.
     Всю ночь из нашей квартиры раздавался плач, причитания и вой. Так прошла неделя. С этого момента мы попали в разряд семьи фронтовика.
     Второй момент отложил в памяти военные будни. Вдали от фронта мы не слышали выстрелов винтовок, разрыва снарядов, грохота орудийных выстрелов, но каждое утро нас будил гул самолётов, которые взлетали с территории завода, они долго кружились над нашими головами, выделывая элементы высшего пилотажа. Будучи ещё ребёнком, я уловил слово: «мертвая петля», и много раз видел её исполнение.
     Во второй половине дня стайка самолетов (10-15) поднималась в воздух и, совершив прощальный облёт вокруг завода, улетала на Запад.
     Летом 1944 года мои старшие друзья, тайком, сводили меня на ж\д площадку, где, как они говорили, было много «игрушек». Меня поразила громадная гора обломков – изуродованных и исковерканных самолётов. Я тогда не понимал, что такое воздушный бой, и что за каждым обломком была одна, или несколько человеческих жизней. В этой куче я нашел шестерню из текстолита, которая долго служила мне любимой игрушкой. Мой старший друг, Коля Плаксин, пояснил, что из этих кусочков на заводе сделают хорошие самолеты, и они полетят на фронт бить фашистов. Мы тогда не понимали значение слова фашизм, но в душе каждого ребёнка оно вызывало отвращение и ужас, как что-то страшное и ненавистное.
     Каждый вечер на общей кухне собирались три семьи, где с большим вниманием все слушали сообщения «Совинформбюро» о положении на фронтах. Мы плакали, когда плакали взрослые и радовались вместе с ними. Утвердительный, проникновенный голос Левитана будоражил наше сознание, а, между тем, в этом кругу шла постоянная работа: бабушка вязала двупалые перчатки и носки для бойцов, дочь капитана Урвачёва, - Ульяна, вышивала носовые платки и кисеты, кто-то собирал посылку и писал письмо неизвестному бойцу, с  пожеланием: «Желаем тебе, неизвестный боец, бить врагов и с Победой вернуться домой!»
     В этом большом коллективе был лишь один мужчина – это капитан Урвачёв. В первые дни войны ему, разрывом снаряда, выбило глаз, он носил чёрную повязку, а на лице красовались зелёные пороховые точечки. По этой причине, он был направлен в тыл для дальнейшего прохождения службы.
Его сын, Валентин,  мальчик 12 лет, ходил в школу, хорошо учился, проявлял творческие способности. Взрослые всегда доверяли ему читать газетные сообщения о положении на фронтах. На просьбы старших он откликался с большой охотой и безукоризненно исполнял роль чтеца.
     Однажды, он не пришел со школы домой. Поиски в округе не привели к положительному результату. Я плакал за ним, как за родным братом. Его отец обратился в соответствующую службу. В квартире воцарилась гробовая тишина. Взрослые с вопросами, шепотом обращались друг к другу и, не получив вразумительного ответа, причитая и охая, разбредались по своим углам. Его мама от переживаний превратилась в щепку, она вмиг посидела, и стала похожей на ветхую старуху. Через месяц под конвоем Валентина доставили в семью. Его обнаружили на какой-то станции под Москвой. Когда его обмыли и накормили, я не мог узнать в нём прежнего паренька – энергичного, доброго и задорного. Передо мной был совершенно другой человек с взрослым взглядом, неразговорчивый и очень серьёзный. Позже выяснилось: Валентин Урвачёв бежал на фронт, бить фашистов и отомстить им за все страдания народа и за отца.
     Днём все, с нетерпением, ждали появления почтальона Яблонского, который приносил радостные или горестные известия. По его поведению и походке мы научились понимать, какое известие было в его сумке. Радость и горе были достоянием всего военного городка. Однажды утром, вначале 45 года радио (чёрная тарелка) известило о трагической гибели генерала Черняховского. Наш дом рыдал, а вместе с взрослыми рыдали и дети. Фотография этого генерала на газетном листе долго висела в нашей квартире, и я на всю жизнь запомнил образ этого молодого, талантливого, смелого человека.
     Третий момент отложил в моей памяти известие о долгожданной победе. Я хорошо помню, когда солнечным майским днём в жилгородок вбежал почтальон Яблонский. Он бежал по улице со своей неизменной спутницей – сумкой почтальона, держа, в вытянутой руке, газету и, горланя во всю мощь своих лёгких: «Победа! Победа! Победа!».
     Дома мигом опустели, и все, как по какому-то волшебству, бросились бежать к зданию штаба части. На бегу, люди обнимались друг с другом, целовались, не скрывали восторга и ликования. 
     Стихийный митинг был очень коротким. Скорее, это была радостная встреча всех с командованием части. Были улыбки, были бесконечные выкрики: «Ура! Ура! Победа! Победа! Фрицам капут! Были слёзы радости и слёзы печали.
     Меня тискала моя мама, она плакала, смеялась, казалось, хотела раздушить и радостно шептала: «Сынок, скоро приедет наш папочка! Сынок, скоро приедет наш папочка!»
     В ожидании прошел целый год. Это был год томления наших душ. Хотя уже закончилась война, но почтальон Яблонский продолжал иногда приносить похоронки. Неимоверное горе, слёзы и печаль охватывали ту семью, в которую он стучался с этой ненавистной бумажкой. В нашей семье это вызывало тревогу и переживания. Я непрерывно задавал маме вопросы: «Когда приедет наш папа?». Она уставала мне отвечать, и, отвлекая моё детское любопытство, показывала фотографии и открытки, которые папа присылал с фронта. Бабушка беспрестанно молилась в своем углу, прося у Господа Бога прощения и скорейшего возвращения домой зятя, сына и внуков.
     Коля Плаксин где-то раздобыл киноаппарат с ручным приводом и киноленту с кинофильмом: «Два бойца». Он в своей квартире устроил маленький кинотеатр и каждый вечер прокручивал этот фильм. Сюжеты этого фильма, на всю жизнь, пропитали каждую клеточку наших детских существ.
     И вот, в июне 1946 года радостную весть принёс нам почтальон. Он вручил мне телеграмму, когда я был увлечен какой-то игрой.
       - Володька, получи-ка вот эту бумажку! Папка выехал из Москвы! Беги, порадуй свою мамку!   
       - Мама, папа выехал из Москвы! Мама, папа выехал из Москвы! – до хрипоты кричал я и, как угорелый, бежал домой. 10 дней ожидания казались нам вечностью.
     И, наконец, опять тот же вокзал, тот же перрон, в ту же сторону обращены наши взоры, но уже с предвкушением радостного момента.
     Из-за поворота медленно выплыл поезд. Паровоз был украшен большой, яркой красной звездой и большим портретом Сталина. На каждом вагоне были плакаты с понятным для всех словом: «ПОБЕДА!». На трапах паровоза, на ступеньках и крышах вагонов сидели, стояли военные. Они без устали махали своими головными уборами встречающим, и весь звуковой фон  вокзала утонул в радостных выкриках: «Победа!» и «Ура!». По перрону без устали сновали встречающие, выискивая, в проплывающих мимо вагонах, своих родных и близких.
       - Вон наш папа! Вон наш папа! Папочка! – неожиданно закричала моя сестра. На ступеньке, одного из вагонов, стоял мой отец и опять махал нам своей фуражкой, но мне он показался каким-то незнакомым человеком. Не дождавшись полной остановки поезда, он соскочил на перрон и оказался в наших объятиях. Крик, визг, слёзы восторга и радости слились с общим звуковым спектром всего перрона.
     Я не мог сразу узнать своего отца. Мы провожали его черновласым смуглым мужчиной, но в наших объятьях мелькала совершенно белая, родная голова моего отца. Война выкрасила его в белый цвет.   


Победа досталась нелёгкой ценою –
Сколько братских могил, тяжело сосчитать!
Благодарен я с детства Солдату-Герою,
Что сумел на Земле людям мир отстоять!

Люди свечи зажгли в память тех, кого нет,
Кто достойно пронёс жизни Знамя!
Кто мечтал и любил, и оставил свой след,
И Победе отдал сердца пламя!


                27.04.2010 года                В.Я.Пастернак