3.
Следующий день начался с бумажной работы. Сначала мы проверили документы на базе.
Железнодорожная база представляла собой кучку унылых серых зданий древнесоветской постройки. На стенах проходной еще сохранились таблички семидесятых годов с призывами выполнить и перевыполнить, догнать и обогнать, а также с различными угрозами в адрес опоздавших и нарушителей трудовой дисциплины.
Пройдя обширный двор с автомобилями и разной технической рухлядью, мы попали в производственный цех, где люди в касках ремонтировали прямо на рельсах два огромных темно-зеленых локомотива с красными звездами. В остальных помещениях все было так же: станки, рельсы, колесные пары, вагоны, тепловозы и многочисленные ремонтники в оранжевых тужурках.
Затем мы попали на внутренние пути базы. Путей и стрелок тут было великое множество, по ним медленно плыли десятки тепловозов и дрезин. Передвигаться приходилось по мелкому щебню, смешанному с углем и смазкой, от чего наша обувь быстро приобрела черный налет. Особенно это утомляло Акшагуль Салыкову, приехавшую из столицы в изящных белых сапожках, явно из последней коллекции «Луи Виттон» или еще чего-то в этом роде. В течение дня столичная модница превратилась в типичную обитательницу нашего мрачного экопоселения: чумазую, сопливую, вечно кашляющую и хронически недовольную жизнью.
Особенно на базе ее, да, впрочем, и остальных участников нашей команды, угнетал вездесущий запах дегтя. Он сопровождал нас всюду: на путях, в цехах, в офисе. Он перебивал даже крепкий запах общественного туалета. На обед в столовой мы ели плов, так вот, даже этот весьма неплохой с виду плов на поверку имел все тот же опостылевший аромат железнодорожного дегтя. Да что там запах – в процессе еды у нас было четкое вкусовое ощущение, что мы старательно пережевываем и заглатываем одну ложку дегтя за другой. К концу дня любой из нас легко мог одним дыханием испортить целую сотню бочек с медом. Еще несколько дней после визита на базу нам казалось, что весь мир вокруг состоит из сплошного запаха дегтя.
Возле котельной с приземистой кирпичной трубой мы обнаружили офис, где провели несколько часов, зарывшись в бумаги.
Акшагуль заключила, что с документацией тут происходит форменный бардак:
- Никто не может дать мне внятный ответ, как и когда оформлялись накладные на вывоз колесных пар. Согласно последним инструкциям Министерства, накладных должно быть не две, как раньше, а четыре: одна остается на складе, вторая передается охране при выезде с территории базы, третья вручается в депо, а последняя остается у экспедитора. Как я поняла, здесь оформили только одну накладную, и ее экспедитор увез с собой. В журнале ничего не отметили, как будто груз никто не отпускал. Скорее всего, к этому небольшому перегону между базой и депо местные работники относились как к своему внутреннему двору и не считали должным оформлять какие-либо бумаги. Либо надеялись сделать все после отправки груза, по возвращении на базу. В общем, если бы я тут была не с особой миссией, а с проверкой, железнодорожное ведомство лишилось бы не одного миллиона.
- Они и так многого сегодня недосчитаются, - ядовито ухмыльнулся Берик. Между ним и Акшагуль с самого начала возникла стойкая неприязнь, и он не упускал случая, чтобы злобно подшутить над коллегой.
- Я уже говорила, что не виновата в… этом, - устало вздохнула девушка, посмотрев на нас с обычной смущенной миной. – Такой уж я появилась на свет.
Всего несколько часов общения с Акшагуль позволили нам определить источник таинственного поведения «взбесившихся» денег. Где бы ни появлялась девушка, она притягивала к себе любые деньги в радиусе примерно десяти метров. К ней прилипали купюры и монеты прохожих и собеседников, а если она проходила вблизи дома или офиса, мы видели, как банкноты внутри помещений взлетали и прижимались к оконным стеклам в стремительном полете по направлению к нашей коллеге. Стоило ей отойти на небольшое расстояние, они мягко опадали на пол. Акшагуль никак не могла объяснить свой феномен, она знала лишь, что была такой столько, сколько помнит себя.
Берик поначалу обрадовался и принялся шантажировать девушку, обещая, что никому не расскажет о ее удивительной способности - с условием, если она будет делиться с ним половиной намагниченных денег. Но тут его ждало фиаско, поскольку Акшагуль и сама не могла воспользоваться полученными суммами. Стоило купюрам и монетам долететь до ее одежды, как они тут же волшебно растворялись в воздухе, словно никаких денег и не существовало. Акшагуль даже позволила Берику обшарить все ее карманы и полупустую сумочку, дабы тот убедился, что девушка не врет. После этого деятель торговли опечалился и возненавидел коллегу пуще прежнего.
- Какой тогда от нее толк? – отрезал Берик, скорчив презрительную гримасу. – Мы так и сами без денег останемся.
- А документы ты сам вычитывать будешь? – вырвалось у меня.
- А что там читать да проверять? – хмыкнул Берик. – Роемся в бумагах уже полдня и ничего особенного не нашли. Давайте оставим ее тут, если ей нравится копаться в архивах, а мы пойдем на трассу. Фуры с грузом сами просто так не найдутся, если их не искать.
- У вас есть какие-то идеи? – внимательно спросила Акшагуль.
- Пока нет, да и откуда они тут появятся? – ответил Берик, потянув на себе куртку таким движением, словно ему не хватало воздуха. – Вот выйдем на трассу, там и определимся. Эх, был бы у меня жезл, как в прежние времена…
При этих словах лицо бывшего деятеля торговли исказилось, и он с грустью поник головой.
- Ну хорошо, давайте, пойдем на улицу, - согласилась девушка. – Только дайте мне еще полчаса, я закончу с документами парка.
Поскольку в автобусный парк нас все равно бы не пустили в силу полной закрытости этой организации, Акшагуль попросила, чтобы ей скинули всю имеющуюся по нему информацию на компьютер директора базы. Теперь она изучала бумаги, а я в это время наблюдала за своими новыми коллегами.
С первого взгляда было понятно, что все они – мягко говоря, большие оригиналы, и в ходе совместной работы тому находилось все больше улик. Так, Берик, когда я осталась с ним наедине во дворе базы, принялся жаловаться и с плачем вспоминать о прежних счастливых годах, когда он продавал полосатые черно-белые, а потом красно-полосатые палочки, а затем палочки у них отобрали. Я многое слышала и даже часто сама сталкивалась раньше на дороге с представителями их некогда могущественного торгового клана, которые брали плату за проезд на всех городских путях, но не имела понятия об их внутренней иерархии. По словам Берика выходило, что палочка или, как они называли ее, жезл, была основой их мировоззрения и концептуальных взглядов на будущее человечества, а также единственное, что как-то позволяло определить их принадлежность к мужскому полу. В связи с чем лишение их палочек указом правительства было актом величайшего злодеяния. Через некоторое время после исчезновения палочек на их форме самопроизвольно растаяли знаки отличия в виде накладных погон и прочих цацек, которыми они любили себя наряжать, а затем все деятели клана осипли и стали говорить женскими либо детскими голосами. На этом их вырождение не закончилось, о чем я могла наглядно судить по яркому представителю древнего и когда-то знаменитого клана.
Расчувствовавшись, Берик захотел в туалет. При этом выяснилось, что, согласно древнему регламенту их клана, продавцам красно-полосатых палочек разрешено мочиться только сидя, высунувшись наружу из легкового автомобиля. Он принялся бегать по двору базы, нашел служебную «Приору», забрался в нее без разрешения и, нимало не стесняясь окружающих, сотворил акт облегчения у всех на виду. После этого он успокоился и ожидал выезда на трассу в полном молчании.
Четвертый участник нашей миссии, Неуязвимый Дастан, вообще никак себя не проявлял в общем деле. Он рыскал по базе, подбирал окурки, клянчил еду у местных работников и всей своей внешностью демонстрировал состояние абсолютной праздности. Учитывая его героическое прошлое, для нас это было самой лучшей моделью поведения Дастана.
Акшагуль завершила бумажный этап работы и вышла к воротам базы в некоторой задумчивости.
- Дело явно нечистое, - сказала она. – Автобусный парк №26 перевозит девяносто процентов пассажиров двухмиллионного города, имеет на балансе несколько тысяч транспортных средств, но при этом по всем документам проходит как безнадежно убыточная организация. У них нет ни прибыли, ни доходов, ни закупок, и при этом они умудряются эффективно функционировать. Этого дела так оставлять нельзя. Да, и еще, директор подарил мне фотографии пропавших работников.
С помятого листа обычной офисной бумаги, на нас глядели два распечатанных на цветном принтере лица мужчин лет сорока, явно не отягощенных разумом и заботами. Мы внимательно их изучили, запомнили и вышли, наконец, на трассу.
Поскольку недалеко от базы находилась остановка, и к ней как раз подошел автобус 101-го маршрута, мы вошли в него и принялись наблюдать за водителями.
Продолжение следует.