Урнэ дочь белой нельмы

часть 1

Подходила к концу холодная зима 1965 года. Вождь небольшого рода из племени Бурого Медведя приказал  семьям ханты сворачивать чумы, покрепче вязать тюки с поклажей. «Пора кочевать домой».
Это слово «домой» было произнесено на русском языке. С некоторых пор, словесный запас ханты сильно увеличился за счет ставших давно понятными, русских слов.  Ни отец, ни тем более дед вождя, русских слов не знали. Жили народности Севера по своим законам. Чтили традиции предков и были по своему счастливы.
Но все это осталось в далеком прошлом.
Пришли «лючи», принесли свой закон от «Большого Отца» и легко подчинили доверчивых ханты своему закону. Если раньше женщины ханты рожали детей там, где застанет срок, то сейчас каждая беременная хантыйка обязана была ехать в  «Большое стойбище» и там доверяться  русской докторши. Там же и рожать. Но, как правило, хантыйки этого закона не слушались. Несмотря на настойчивость изредка наезжающих в их стойбища докторов.
А вот что касается обучения детей ханты, то спрятаться от законов «Большого Папы» становилось все труднее.
В излучине таежной реки Пасол, там где  лет десять назад, впервые застали «лючи» летнее стойбище ханты,   срубили они для них десятка три небольших домов. Сложили печи, научили ими пользоваться и строго настрого приказали племени Бурого Медведя жить в тех домах. А детей своих отправлять на зимнее обучение в интернаты «Большого Стойбища».
Так мол повелел  главный человек  племени «лючи». И всех, что его ослушается  он посадит в тюрьму. 
Отец вождя не раз рассказывал ему еще в годы юности, как приходилось его племени спасать от голодной смерти выкинутых на берега русские семьи.
 «Лючи»  построили в тайге несколько лагерей для своих же  и содержали там людей, как скот.  Вождю самому пришлось как-то столкнуться с таким лагерем, уже пустым. Было это давно. В тот год род кочевал на новые Васюганские земли.
 Тюрьмы доверчивые ханты боялись сильнее, чем молнии.  Надо было спешить к летнему стойбищу в излучине реки  Пасол. Туда, где всю зиму пустовали дома, построенные по приказу Правительства. Туда, куда по первой, большой воде привезет «Большая Лодка» из интерната районного поселка, детей ханты.
Все лето ханты будут жить в  построенных русскими домах. Они уже успели оценить эти первые ласточки подступающей цивилизации. Летом в домах с малюсенькими окошками не жарко.  Гнус не достает. И шкуры оленьи меньше изнашиваются.  Кинул одну на широкие деревянные нары и спи себе всей семьей. А в чумах  до десятка шкур стелить приходится. Плюс столько же пойдет на покрытие самого чума.
Запасные шкуры будут все лето висеть  на жердях, дожидаясь своего часа. Он придет с первой порошей, когда ханты всем родом сорвутся с места и откочуют в поисках новых, нетронутых охотничьих угодий.
Ханты в путь собраться, что русскому крестьянину косу отбить.
Тусклое северное солнце еще сладко спало в своей колыбели, когда длинный обоз из 12 оленьих упряжек двинулся в торону недалекой реки Вах.
На первой нарте, запряженной тройкой крепких оленей ехал молодой охотник  Пэрки со своей женой Альвой и ребенком  дошкольного возраста. Вождю он приходился двоюродным племянником. Жену себе Пэрки, как и многие другие  родственники вождя, взял из соседнего  племени Серого Волка. 
 «Хороший вождь будет. Что оленями управлять, что зверя добыть, что рыбину крупную выудить, все умеет.   И баба у его крепкая.  Оленью шкуру выделает так, что хоть через  оленье ухо ее продергивай. И крепкий чай заварить умеет, как никто другой и травами болящих пользует не хуже недавно умершего шамана Олоко.   Что парку сшить, что унты оленьи бисером украсить, на все способна Альва.   Двое детей у Пэрки с Альвой в русском стойбище грамоте учатся. Жалко их. Совсем глупыми растут. И десятой доли того, что нужно знать ребенку ханты, не знают. А что толку от их грамоты. Бумажки писать, не белке в глаз с одного выстрела попадать. Много ума не надо.»
Невеселы мысли у старейшины рода Бурого Медведя.   9 ребят разного возраста от 7 до 14 лет обучаются в «Большом Стойбище».   Зоркое око вождя видит, как портятся год от года дети его сородичей. Почти каждого из них, в русской школе перекрестили на свой лад.
Самая старшая из них, семиклассница Сура, называет себя Сашей. А Уна, внучка его сестры Евьи, Анной себя величает. Даже будущие охотники рода Ванхо и Елдан, , внучатые племянники вождя, тоже на русский лад сами себя называют. Ванька и Егор.  Больно вождю, обидно. Не  только за род свой, за  всех ханты страшно.
 Лет пять прошло, как начали русские строить свои сооружения неподалеку от их летнего стойбища. Дорогу проложили. Раньше «лючи» к хантам приходили только по Большой воде. А сейчас в любое время года едут.  Водку на хорошую рыбу меняют. Спиваются ханты, слабеют. Многих добрых охотников погубила русская ханка.
 Нет у народов севера иммунитета к водке. Привыкают с первого стакана, а там уж не остановишь.
Неспешно бегут по крепкому насту реки Вах,  привыкшие ко всему олешки. Неспешно , хоть и тяжело текут невеселые мысли вождя. Восемь близкородственных семей в роду вождя Уля ики. Восемь троек оленей везут их семьи  на крепких нартах. Четыре упряжки тащат на себе горы оленьих и медвежьих шкур.
К ночлегу ханты готовятся задолго до наступления настоящей темноты. День на севере короток. Не успеет солнце покинуть свой небесный чум, как тут же торопится обратно.
Не длинен путь ханты  от зимних кочевок до летнего стойбища, но пройдут они его не менее чем за  пятеро суток. Оленей беречь надо. И олешки, и собаки в любом роду ценятся не менее родных детей.  Через каждый час пути, передний возница поднимает руку. Знак остановиться. Спешившись, Пэрки очищает от наледи ноздри оленей, поправляет упряжь. Его примеру следуют все остальные каюры.
Едва солнце переваливает верхний порог зимней крыши, ханты  присматривают удобное место для ночевки. Окружающий ландшафт старшие знают как свою ладонь.   На  отдых  поднимаются на берег, перед этим спешиваясь и помогая олешкам затащить нарты  повыше.
Оленей освобождают от упряжек и отпускают на кормежку. Ханты не заготавливают корм для зимнего содержания оленей. Животное прокормит себя само. Разрывая  крепкий наст острыми копытами, голодные олени  добираются до ягеля, основного корма оленей.
Ханты разворачивают тюки со шкурами, ставят чумы, разводят костры.  Все дети, даже те, кто только что научился ходить, изо всех сил помогают взрослым. Собаки с визгом носятся по лесу, гоняя зайцев и белок.
Пока еще  относительно светло, самые удачливые охотники успевают подстрелить зазевавшегося косача и двух белок. Беличьи тушки идут на корм собакам, шкурки охотнику, а косач в общий котел для проголодавшегося рода.  Жестковатое мясо птицы, самая старшая  женщина племени поровну поделит меж детьми. Достанется кусочек и старому вождю. Остальные члены семейного клана насытятся вяленой олениной и сырой рыбой, запивая их  птичьим бульоном. После достаточно сытного обеда и ужина в дном лице, все долго и смачно будут дуть крепкий чай с травами.

Хорошее, однако место для  постоя выбрали ханты. Поохотится бы пару дней здесь. Но нельзя. Спешить надо, пока мартовский снег не напитался водой.  Правда, в этих широтах такое  может произойти не раньше, чем через пару недель.   Но уж лучше не рисковать.
К концу третьего дня, когда  вождь изготовился отдать приказ сворачивать к берегу, ехавший впереди  Пэрки, неожиданно резко затормозил, забыв  перед этим поднять вверх руку.
Удивленный его поведением, вождь соскользнул с нарты и прытко, несмотря на возраст, потрусил к передней повозке.
Прикрывшись ладонью от света заходящего солнца, Пэрки напряженно смотрел вперед.
Там, у противоположного берега Ваха, неподвижно стояла олень запряженный в легкие нарты. Расстояние было приличным и что там  лежало на нартах, рассмотреть было невозможно. Понятно было лишь то, что что-то или кто-то не сидело, а именно лежало в повозке.
Не сговариваясь, обоз ханты повернул к одинокой упряжке.  Пэрки в сопровождении вождя  Уля ики, первыми подошли к чужой нарте.  При виде людей, мелкорослый северный олень встрепенулся и вдруг стал заваливаться набок.
 Подскочив к животному, Пэрки с помощью ножа, быстренько освободил  олешка от упряжи. А затем, искоса посматривая на неподвижное на повозке тело, закутанное в медвежью шкуру, принялся очищать ноздри животного от наледи.
«Баба, однако, - пробормотал вождь, откинув капюшон с головы трупа,  -  старый совсем. Издох баба».
 Уля ики осмотрелся. Одинокий санный след тянулся  под самым берегом, словно возница прятался от кого-то.
След был сравнительно свежим, не занесенным снегом.  «Сегодня издох, однако. Ночью снег шел»- умозаключил  Пэрки, подходя к вождю.
«Шаманка!» - с удивлением воскликнул вождь, рассматривая татуировку на желтых щеках покойной.
 Сильные эмоции были чужды  народам севера.   У аборигенов севера, не принято было изъявлять любопытства или других эмоций.  Но увиденные вождем знаки принадлежности  мертвой женщины к особому статусу шаманства, сильно потрясли  его.
Ни он, ни кто- либо из его сородичей, никогда не видели женщину шаманку.  Ибо таковых  ни в их, ни в соседних племенах не было.
 Мучимый невероятными догадками, Уля ики отвел седой клок волос со лба покойной, чтобы увидеть знак принадлежности  шаманки к определенному роду. Сомнений не оставалось. «Югра! Шаманка из племени Белой Нельмы» - в сильном волнении воскликнул старик.
Услышав столь сильное имя, старшие ханты попадали на колени.
Старое поколение ханты выросло с этим именем. Югрой пугали маленьких детей. О ее шаманской силе ходили легенды.
Племя Белой Нельмы насчитывало более 20 родов. В то время, как  в  племенах Бурого Медведя, Кедра , Серого Волка и прочих, даже в лучшие времена более 10 родов не входило.
Отдельные роды племя Белой Нельмы кочевали по всей Васюганской и Нарымской  тайге, отыскивая все новые, богатые охотничьи угодья.
По старинному преданию, прородительницей всех ханты является Большая Белая Нельма.
Так это или нет, Уля ики не знал. Но судя по численности рода Белой Нельмы, охотно верил. Хотя   племя его поклонялось своему прородителю Бурому Медведю.
Самому  вождю не довелось за немалые свои годы лично лицезреть могучую шаманку Югру. А вот  сестра его Евья в молодости ездила к ней на поклон.
Удачливый охотник из племя Серого Волка увез молодую красавицу Евью в свое стойбище. Но злые духи напустили на молодых черную болезнь, в результате которой, Евья не смогла родить сына своему добытчику.
После пяти лет совместного проживания, молодой охотник не вернул жену в ее родовое стойбище, как того требовал обычай. Он рискнул  отвезти Евью  к  знаменитой шаманке.
Сестра вождя до сих пор вспоминала, как трое суток сплавлялись они по  капризной таежной речке Егану.  И потом еще более суток добирались пешком до богатого   икряным карасем, таежного озера. Туда, где находилось летнее стойбище основного рода Белой Нельмы.
Югра охотно помогала  всем, несмотря на  родовое различие. Она и Евью не отправила назад без помощи. Трое суток камлала  над ней,  отдыхая лишь урывками.  Поила горькими настоями и еще чем-то невыносимо вонючим даже для привычных ко всему ханты.   Клала на живот Евьи незнакомые той, горячие камни.
Отправляя супругов в обратный путь, Югра сказала Евье, что будет у нее сын. Но всего один. И две дочки будут.
Все сбылось по предсказаниям шаманки. Через год родился сын, долгожданный охотник. Чтобы обмануть злых духов и отвести им глаза, ребенка назвали обидным именем Кучум (пьяный мужик).  И только накануне его свадьбы с девушкой из рода Серого Волка, охотнику присвоили постоянное имя  Щеман. Но в документе, выданном ему русской конторой, имя охотника так и осталось Кучум.
Но кому же неизвестно, что имена даваемые при рождении детям, временные. И ханты называют своих детей вторым и даже третьим именем. А то, что в паспорте, это для русских «лючи». Две дочери родились у Евьи. Когда от когтей прародителя рода Евьи, погиб ее муж, охотник из Серого Волка, она, забрав сына, вернулась в  свое стойбище. В свой род. Девочек она не имела права забрать. Они принадлежали крови Серого Волка и должны были со временем, стать женами их охотников. 
Это было лет сорок назад.  И сейчас, глядя на почившую старуху. Евья не могла скрыть удивления. По любым подсчетам, шаманке должно быть не менее 100 лет.
Как , а главное, почему рискнула Югра пуститься в далекий путь. Почему одна и где ее племя.
От благоговейных раздумий, Евью отвлек какой-то слабый писк, . Ей показалось, что исходит он от тела умершей старухи. Этот странный звук, похожий на щенячье повизгивание, услышали многие из ханты.
Вождь, чувствуя как  остатки слипшихся от пота волос шевелятся на голове, зашептал все известные ему заклинания, щедро мешая их с  с русскими крепкими матами.
Писк перешел в явный детский плач. Под боком мертвой шаманки под  шубами, все еще укрывающими ее тело, что-то пищало и шевелилось. Первой опомнилась  Альва.
Бесстрашно кинувшись к телу покойной, она отбросила в сторону медвежью шкуру и  вытащила из-под  бока старухи пищавший сверток. 
«Ребенок» - ахнуло сразу несколько голосов.  Немного придя в себя, Уля аки приказал всем подниматься на берег. Нужно было достойно похоронить шаманку и приготовиться к ночевке.
Чтобы сделать для знатной покойницы «вечный дом», придется задержаться на сутки.
 В чуме, развернув ребенка, Альва увидела, что это девочка месяцев пяти от рода.
Альва обтерла ребенка, щедро сыпанув на попку древесной трухи, которая будет впитывать в себя всю влагу. О прокорме дитя,  умершая шаманка позаботилась заранее. Среди ее вещей, Альва обнаружила кожаный мешочек с замороженным молоком оленухи.
 Все вещи шаманки будут сопровождать ее в дальнем пути на новое место ее постоянного стойбища. Но  молоко принадлежало живому ребенку и Альва забрала мешочек.
Свернув трубочкой хорошо выделанный кусочек кожи, Альва покормила девочку подогретым молоком. «Завтра отдам ее  Вульге. У нее мальчишка трех лет, молока много. Пусть кормит». - решила Альма. Вульга была женой ее сына  .
Коренные малые народы не только севера, но и всей России, кормят своих детей до пяти , а то и более лет.  В наше время  это правило невольно прекратило свое существование. И не по воле матерей, а из-за повсеместно плохой экологии и пьянства аборигенов. Наутро, мужчины племени Бурого Медведя принялись готовить   гроб для покойной шаманки.  Почивших ханты, давно уже хоронили по новому русскому обычаю.
Но шаманку надо было схоронить по всем законам предков.  Поэтому подальше от кочевых троп людей, на  толстом дереве сделали  специальное ложе. Типа небольшого лабаза.
Укутанную в оленью шубу шаманку, положили сначала в гроб, изготовленный в виде лодки, обрезанной с обеих сторон.  А затем поместили  на площадку, установленную на ветвях толстого кедра.  Надежно закрепив крытое ветками убежище шаманки со всеми ее вещами,  среди которых находилась шаманская атрибутика и идолы,  ханты торопливо покинули место покоя великой Югры. Следующую ночь, ханты провели в своеобразных «молитвах», своего рода «отпевая» покойную. Никто не покидал своих чумов. Люди шумели, били  по металлическим поверхностям, кричали и просили душу шаманки уходить из верхнего мира.
В путь двинулись задолго до наступления рассвета.
Ребенок, найденный в нарте покойной, окуренный дымом, покоился на руках молодой  Вульги.
 Невестка Альны была из тех новых ханты, что не очень-то верят в злые чары покойников. Она бесстрашно покормила маленькую представительницу  славного рода Белой Нельмы.  У женщины было уже три сына, двое из которых учились в интернате. Девочку, которую Вульга сразу же назвала Урнэ, женщина решила оставить себе.
Всю дорогу вождю не давали покоя мысли о произошедшем. Почему знаменитая шаманка оказалась в роли изгнанницы или беглянки?  Кем приходится ей ребенок со знаком племени Белой Нельмы ,  замеченным Альмой на тельце девочки? Где кочуют роды племени Белой Нельмы?
Ни на один вопрос ни он, ни кто-то  другой из родичей, не знал ответа.
«Ладно, - решил вождь, - на летнее стойбище не раз за лето наведаются охотники  из других племен. Мужчины племен Серого Волка и  Кедра , чаще других брали в жены девушек их племени. А охотники рода Бурого Медведя брали жен из их родов.   В стойбище Уля ики подросли две невесты. И нынче по  Большой Воде за ними приедут.  Вот у них и расспросит вождь все о племени Белой Нельмы. И если хотя бы один из их родов обосновался не очень далеко, нужно отправить девчонку к своим. Чужаков в кланах не очень жаловали. Кроме женщин, что брали в жены их охотники. Те, после специального обряда очищения, становились членами их рода.
Можно, конечно вырастить девчонку и отдать замуж за одного из внуков вождя. Но страшило то,  что родовые духи  могут воспротивиться этому.
Подходил к концу пятый день пути . Впереди на просторах широкой и спокойной реки Вах, показалась понтонная переправа, построенная  совсем недавно.
Огромный тяжелый нефтевоз медленно полз по раскачивающемуся мосту.
Передний возница направил свою упряжку к берегу. За ним последовали все остальные. До летнего стойбища на берегу Пасола,  оставалось не более двух часов неторопливого хода. Сибирские реки Вах и Пасол,  местами сходятся совсем близко меж собой.
Последние километры путники ехали по зимнику, проложенному  людьми, приехавшими  в эти края со всего света.  С  людьми славянских национальностей, ханты из  Угорских племен, были знакомы не одно десятилетие.
И род Бурого Медведя не был исключением. Километра в 40, ниже по Пасолу находилось село Стрежевое, где с довоенных времен проживали семьи ссыльных, в основном  немцев.  На другом берегу недалекой Оби, лежало большое старинное село Александровское.
Кочевые ханты  сдавали в Заготконторы этих сел добытую пушнину, дорогую и не очень рыбу. На полученные деньги покупали в государственных магазинах все необходимое для проживания и охоты. Многие семьи учили в русских школах своих детей.
Наивные и доверчивые ханты, как дети радовались каждой приобретенной в «лавке» вещи. Зачастую не понимая, что предприимчивые русские частенько обманывают охотников, значительно занижая стоимость шкурок соболей и лис.
Но эти знакомые и привычные русские, не шли ни в какое сравнение с наглыми , напористыми «лючи», что прибывали  на  новостройки века.
Они вырубали и жгли леса вокруг летнего стойбища ханты. Особенно сильно страдала от их нашествия территория вокруг села Стрежевого.
В тайге появились нефтяные вышки. Сильным напором  черной «драконьей крови», частенько рвало  трубы и над кедрами поднимались фонтаны бьющей из-под земли нефти.
Порывы ликвидировали. Но  участки тайги, хотя бы слегка тронутые нефтью, погибали.  Миллионы кубометров газа сгорали без толку, освещая ночную тайгу зловещими сполохами.  Гул десятков вертолетов гнал из привычных мест крупную и мелкую таежную дичь. В реках и ручьях появилась несъедобная рыба. Даже собаки не хотели есть рыбу, пропахшую нефтью.
Все лето русские будут наезжать в село ханты, названное ими по имени реки Пасол. Они придут по речке на своих трескучих лодках или  по мало проходимой летом дороге на тяжелых вездеходах.  Ханты как всегда, не смогут устоять при виде вожделенной  бутылки. И отдадут за литр губительного пойла двадцатикилограммового осетра.
Крупную рыбу, выловленную в реке, ханты обычно держали  «на привязи». Пропустив через нижнюю челюсть рыбины  металлический крюк, привязывали осетра или  муксуна крепкой веревкой к  надежному дереву на берегу. Рыба свободно плавала и даже кормилась на таких привязях  неделями.
Жестоко конечно, по отношению к несчастной рыбине, но зато   улов уж точно не испортится.  Пришлые « лючи» не брезговали ни чем. За бесценок скупали расшитые бисером  оленьи унты  и парки.
Напоив  ханты до бесчувствия, выгребали приготовленную для сдачи государству  пушнину.  Чтобы хоть как-то обезопасить  семьи ханты, власти присылали в поселки и стойбища отряды милиции. Но это мало помогало. За «белоголовку» ханты готовы были на все.
 В повальном пьянстве коренных народов повинны были не только любители легкой наживы. Но в первую очередь виноваты были те, кому Высшая Верховная власть доверила судьбы аборигенов севера.
Небольшой обоз ханты, состоявший из восьми семейств рода Бурого Медведя, завершил свой многодневный переезд.
Спешивались  и распрягали оленей уже в полной темноте.  Но даже, несмотря на усталость  Вульга, прежде чем внести новоявленное дитя в свой дом, пристроила на пороге изогнутую дугой веточку рябины, сломленную ей на месте последней их ночевки.
Ветку она воткнула в щель на пороге. Изогнув ее, приспособила так, чтобы у самого пола получилась небольшая арка. Распеленав девочку, Вульга протолкнула голенького ребенка сквозь эту «ограду». Едва девочка оказалась за порогом, внутри дома, Вульга ловко ногой, выкинула во двор ветку и тут же захлопнула дверь.
Подняв с  ледяного пола плачущую малышку, хозяйка дома тут же тепло укутала ребенка.   «Ну все,  злые духи не попадут в наш чум» - пробормотала довольная Вульга. Накормив ребенка, она принялась хлопотать у обледеневшей за зиму печи. Вскоре в доме заметно потеплело. Семьи, поужинав  стали устраиваться на ночь.
 Хоть и была Вульга почти современной  женщиной ханты, но  совсем не придерживаться  старинных традиций, опасалась.
Трудная кочевка к летнему стойбищу осталась позади.
 Не все семьи рода Бурого  Медведя покидали летние дома на берегу Пасола. Большинство ханты давно вели уже оседлый образ жизни. Многие учили своих детей не в «Большом Стойбище», как они называли районный поселок Александровское. Некоторые сами на оленях ежедневно возили детей в школу Стрежевого.  Среди молодых ханты, несколько человек нашли  себе там работу. Но основным источником дохода оставалась все же охота и рыболовство.
Еще целых два месяца оставалось до  большой воды, до окончания школы  ребятишками.  В ожидании летних паводков, ханты всеми семьями выделывали  шкурки пушных зверей.  Чем больше сдашь шкурок, тем  больше запасешь патронов для охоты, ткани для шитья одежды, консервов и прочее.
Зря боялся старый вождь Уля ики злых духов, что постараются наказать их за приют ребенка чужого клана. Видно хитрая Вульга все сделала правильно. По законам предков, внесла она в свой дом потомка великой шаманки.
Скорей всего, дух Югры, в благодарность за правильные ее похороны и спасение  ребенка Белой Нельмы, решил  пока оберегать род Бурого Медведя.
Никто не помер, не заболел в роду с тех пор, как поселилась в деревянном «чуме» Вульги маленькая Урнэ.  Оленухи принадлежащие роду, благополучно разрешались крепким потомством. Звери и птица не обходили стороной ловушки ханты.
Старые хантыйки пытавшиеся запугать Вульгу,  предостеречь ее от ошибки, теперь откровенно завидовали их семье. Шутка ли, сама Югра оберегает жилище молодой семьи сына Пэрки и Альмы.
В сибирские края пришло лето.  В поселок ханты Пасол, прибыл катер с девятью школьниками, детьми кочевых ханты из рода Бурого Медведя. Вульга с мужем   Саксой с достоинством и без суеты встретили своих сыновей.   Приехали дети Щемана и других охотников. 
Ни поцелуев, ни слез радости у встречающих не было и в помине.  Вовсе не потому, что ханты мало любят своих детей.
Едва ребенок улыбнулся взрослому, едва поднялся с четверенек, он сразу же становится полноправным членом рода. С ним советуются и считаются, как со взрослым.
В каждом доме ханты созрела немного хмельная бражка — перебродивший березовый сок. В каждой семье, даже в той,  у которой нет учеников, на столе стоят  вареные налимьи головы. Это любимое лакомство ханты. У всех в котлах   хорошо проваренные, дикие утки ждут своих едоков.  В алюминиевых мисках ждут школьников крупно нарезанные куски малосольной нельмы и осетрины. Поистине, царский ужин. Такого нынче не просто встретить даже на столах  олигархов разного рода. По той простой причине, что ценная рыбка эта стала слишком огромной редкостью. Даже в водоемах, не то что на столах.
Потравили всю нефтью и прочими прелестями цивилизации.
Школьники разных возрастов быстро втянулись в повседневные заботы, привычные для ханты. Сыновья Вульги Ванхо и Елдан  без всяких видимых эмоций приняли известие о том, что у них появилась сестренка. Ну появилась и появилась. Привычное дело. Заботы мальчишкам прибавилось, только и всего.
Но  недовольства никто из них вслух не высказал. Старшие дети ханты, беспрекословно, как само собой разумеющееся, присматривают за младшими испокон века.
Молодые охотники из племени Серого Волка, приехавшие сватать невест стойбища Бурого Медведя, к разочарованию  старого водя, ничего определенного о племени Белой Нельмы сказать не смогли.
 Слышали, мол, что откочевало племя на Тобол реку, ближе к условной границе с племенами  народов манси.
Вождь хоть и хмурился для солидности, но в душе даже доволен был. Девочка уж три месяца титьку у Вульги сосет, а ничего дурного за это время в племени не произошло. Наоборот. У   Щеманова оленя белый теленок родился. Благодатный знак, посланный добрыми духам   роду ханты.
Не иначе, как бабка или прабабка Урнэ, знаменитая шаманка Югра знак подает.
 Шло время, катилось быстро, как прыткий олешек с крутой горки
 Маленькая Урнэ поднявшись с четверенек всюду следовала за приемной матерью. Скоро три годика девочке сравняется. Приезжавший в стойбище  детский доктор, записал дату рождения ребенка тем днем, как Вульга ему назвала. А назвала она день в который ребенок был найден.  Сакса с семьей  в зиму больше с места не срывались. Оставались в поселке. Сыновей своих в  Стрежевскую школу перевели.  На глазах парни, сердцу спокойнее. Сам Сакса на строительство новой дороги к русским устроился.
 Охоту совсем не забрасывал. По выходным и праздникам, становился на лыжи и вместе со старшим сыном  Ванхо, уходил подальше  в тайгу.
 Добывали больше белку. Иногда соболь или норка в ловушку попадали. Но  все реже. Извели русские зверя поблизости. Только любопытная белка осталась. А  пугливый соболь  в нетронутую тайгу подался.
Кочевые охотники зверя больше брали. Но нельзя Саксе кочевать вместе  со всеми. Мальчишки   машины водить мечтают. Учиться хотят. А какая учеба без родительского глаза. Сакса молодой охотник, но обычаи чтит. А обычай ханты велит детям насильно свою волю не навязывать. Хотят стать водителями машин, пусть становятся.
 Когда Урнэ исполнилось три года, старый вождь вместе с новыми родителями девочки и стариками рода, провели обряд присвоения  имени ребенку.   
При рождении ребенку ханты дается временное имя. Чаще всего,  детей называют любым , попавшимся на глаза, неодушевленным предметом.  Иногда имена бывают уничижительными. Типа   Болотная Жаба или Рваный Унт. Это делается с целью отвести глаза злым духам. Когда ребенок подрастет и окрепнет, духи теряют  над ним власть. И тогда производится  ритуал присвоения ребенку постоянного или второго имени. За ним может следовать третье и даже четвертое имя. Постоянное имя у  ребенка не должно повторяться ни у кого из живых родственников. Иначе, злые духи обязательно заберут в «нижний мир» одного из именных двойников.
 Ребенка обычно, называют именем умершего родственника. В этом случае,  злые духи снова вводятся в заблуждение. Ведь они уже однажды забрали с собой человека с таким именем. А если он не живой, зачем его забирать вторично?
 Имени Урнэ, ни у кого из детей не было. Такое имя носила мать Вульги, оставшаяся в племени Серого Волка. Она давно умерла и при повторном обряде, Вульга попросила вождя оставить девочке имя, данное ей при «рождении».  Ведь по сути, это имя было вторым.   Первого не знал никто, кроме  мертвой  Югры и родителей ребенка. Но они почему-то покинули свое дитя.
И сейчас по всем законам, Урнэ принадлежала Вульге и мужу ее Саксе.
  Недалеко от поселка закончилось строительство  объекта под названием Центральный Товарный Парк. (ЦТП)  На огромной, обнесенной  добротной оградой территории, располагалось десятка два  емкостей невиданных доселе размеров. В эти емкости со всех близлежащих  кустов и отдельных скважин — качалок, стекалась по трубам  нефть. Здесь же были построены котельная, насосные станции, столовая, пара общежитий и другие необходимые объекты.
Невиданными темпами в недалеком поселке Стрежевой, возводились новые жилые дома и производственные помещения. А над кедровой тайгой, все больше вспыхивало факелов, в которых  сгорали миллионы кубометров природного газа.  Живьем горели  в этих факелах народные денежки. 
Новые промысловые кусты скважин тоже росли быстрее, чем хотелось бы аборигенам Севера. К поселку Пасол проложили вполне сносную дорогу. А вскоре в домах ханты появилось электричество. Цивилизация  неумолимо наступала  на тайгу. И не всегда она несла добро и процветание.
Родная речь аборигенов сильно изменилась. В ней  искаженных русских слов и понятий стало звучать чуть ли не больше родной речи ханты и манси.
Почти повсеместно ханты стали переходить на оседлый образ жизни. Советские чиновники постарались на славу. Никого не интересовало то, обстоятельство, что страдает и уходит в прошлое национальная культура и традиции. Главное для чинуш всех веков было и остается достойно отчитаться о проделанной работе  перед вышестоящей властью.

Урнэ - дочь Белой  Нельмы
часть 2


Унэ подрастала, превращаясь в хорошенькую девочку подростка. И чем старше она становилась, тем заметнее были некоторые отличия в ее внешности от остальных детей ханты.  Рост ребенка отличался от роста ее ровесников. Она была выше всех на пол головы. Даже мальчики отставали от нее в росте.
Волосы всех ее вновь обретенных соплеменников были черными,  прямыми и жесткими.
 Волосы Урнэ  имели  рыжеватый оттенок и нежно кудрявились у висков. Кроме того, носик девочки  в отличие от широких носов ее братишек, бы заметно уже и прямее.
Вождя небольшого рода Уля ики это ничуть не удивляло. Ведь по преданию, живущему среди ханты, прородительница племени Белой Нельмы, была светловолосой и светлокожей.
Когда девочке едва исполнилось семь лет, в стойбище ханты, произошел случай, о котором   долго не могли забыть.
Уля ики был уже настолько стар, что почти не выползал из своего деревянного «чума»
 И в тот памятный день, едва найдя в себе силы дойти до берега Пасола, старик  направился к склоненному над водой  старому осокорю. Но зацепившись ногой за неровность почвы, Уля ики покатился вниз.
 Упал старик неудачно. Все его  туловище оказалось на берегу, а голова скрылась под водой. Падая, вождь вывихнул правую руку. И  сейчас попытавшись встать он оперся на руки и тут же упал обратно. Уля ики был слишком стар и слаб. Он без сил барахтался в воде, пытаясь удержать голову надее поверхностью.
Но это удавалось ему плохо. Не в силах даже позвать на помощь, старик  уже  было мысленно отдал душу духам воды.
 В летнем стойбище было на тот момент совсем мало народа. Каждый занимался своим делом. Урнэ, игравшая  у порога, вдруг подняла голову и прислушалась к чему-то. А потом с криком «Уля ики» - бросилась к берегу.
Вульга,  занимавшаяся шитьем  унт для дочки, с удивлением посмотрела ей вслед. Ни она, ни кто-либо другой не  слышали никакого шума. Почему дочь Белой Нельмы побежала к берегу  Пасола, осталось непонятным.
Сбежав вниз, девочка смело вошла в воду и обеими руками приподняла голову захлебывающегося старика над поверхностью. Встревоженная поведением ребенка, Вульга вышла из дома. Не увидев нигде дочери, подошла к берегу и издав короткий вопль, бросилась на помощь обоим.
Старого вождя общими усилиями вволокли на берег. Потом уже, когда бедняга немного обсох и пришел в себя, он уверял Вульгу и всех собравшихся у его постели сородичей, что не мог кричать, не мог звать на помощь, потому  что захлебывался.
Жители поселка Пасол решили, что девочка просто увидела, как падает с берега их вождь. Но Вульга точно знала, что Урнэ не могла этого видеть. Но как сумела она догадаться о беде постигшей Уля ики?  Что заставило семилетнего ребенка, бросив  цветные камешки, которыми та играла, сломя голову, бежать к воде?
Вульга и раньше замечавшая некоторые странности в поведении приемной дочери, с того дня стала как будто, немного побаиваться своей любимицы.
«Добрая шаманка будет» - думала она, глядя на подрастающую Урнэ.
Чтобы задобрить духов  прародительницы Урнэ, Белой Нельмы, Вульга решила преподнести той своеобразный дар.
Втайне ото всех, она сшила красивый мешочек из куска хорошо выделанной шкуры оленя. Украсив его бисером , Вульга наполнила мешочек кусочками вяленой оленины.
Поздно вечером, когда  все уже спали, Вульга шепотом позвала духов Урнэ следовать за ней.
Спустившись к самой воде  реки, она подняла над головой мешочек и «показала» его духам.   -«Смотрите добрые духи рода Белой Нельмы. Я дарю матери вашей эту вкусную оленину в этом красивом  мешке. А вас приглашаю в чум свой. Напою вас  русской ханкой и молоком. Только не болтайте другим духам о моем даре. И Урнэ берегите. Шаманка она будущая. Видит то, что сами вы не всегда видите. Слышит то, что чуткий  соболь не всегда слышит. Берегите ее духи.» Пошатнувшаяся было вера Вулги в силу духов, заметно окрепла после случая с  Уля ики.
   Почтительно опустив мешочек в воду, Вульга отправилась в свой дом.  Бесхитростная душа ее была спокойна.  Ведь она отлично  услышала за спиной всплеск большой рыбы. Приняла Белая Нельма ее дар.   Войдя в дом, Вульга не сразу закрыла дверь.
 «Входите, входите- - прошептала она, приглашая невидимых стражей дочери Белой Нельмы.  Наливая в глубокую чашу оленьего молока, Вульга бормотал известные каждой женщине ханты заклинания. Они помогут ее дочери и всей семье Вульги спастись от злых чар недобрых духов, что толпой следуют за духами добрыми.  В такую же чашу Вульга плеснула водки из припрятанной бутылки.
С чувством честно выполненного долга, женщина улеглась спать
.Быстро пролетело седьмое лето в жизни маленькой Урнэ. Осенью ее вместе в другими детишками ханты, отвезли в школу.  Но не в «Большое Стойбище», как называли ханты районный поселок Александровское.  Там детей приходилось оставлять в интернате на всю зиму. В строящемся неподалеку  базовом городке нефтяников Стрежевом, открыли дополнительно еще одну школу.
И дорогу хорошую в поселок Пасол проложили. При желании можно детей туда- обратно ежедневно возить. Самый большой начальник, тот что всей нефтью заведует, обещал для детей ханты специальный автобус выделить.
Урнэ, заметно обогнавшая в росте не только ровесников, но и детей второго и даже третьего года обучения,   не совсем походила на темнокожих, узкоглазых маленьких ханты.  Девочка была изящнее, нежнее. Волосы и кожа чуть светлее, носик чуть потоньше. А глаза ее  хотя и имели косой разрез, но  были более открытыми и выразительными.
Чем старше становилась Урнэ, тем понятнее было что девочка  рождена была от смешанного союза ханты и белокожего.
Глядя на расцветающую «маленькую шаманку», совсем одряхлевший Уля ики,  нередко думал о том, что возможно тайна девочки и странный побег шаманки Югры кроются в происхождении ребенка.
Училась Урнэ хорошо и охотно.  И работу , присущую женской половине ханты, девочка исполняла так же легко и охотно. К 12 годам она умела уже сшить красивую парку, выделать шкуру животного, расшить бисером оленьи унты.
Но больше всего Урнэ любила охоту. С удовольствием уходила в тайгу вместе с братьями. Но еще с большей охотой, ходила в леса одна.
Зверя била метко и наверняка. Не любила и не приветствовала охоты на лосей и прочую крупную дичь. По женски жалея   обитателей  тайги, она тем не менее, добывала шкурок пушных зверьков к количествах, не уступающих добыче братьев.
Девочка рано поняла то, что отличается от остальных своих соплеменников. И не только внешне.
Она безошибочно находила тайные убежища редкого соболя, самостоятельно распутывала  хитросплетения  звериных следов на снегу. 
 К берлоге медведя, при желании Урнэ могла выйти так, словно заранее знала, где устроит хозяин леса свое зимнее жилище. Какое-то природное внутреннее чутье жило в девушке, поражая сородичей.
И еще кое-что, пугающее даже ее самое, заметила в себе девочка. С малолетства, едва ребенок осознал себя, как личность, Урнэ стали посещать какие-то непонятные, порой страшные видения. Чаще всего, это происходило во сне. Но иногда, полупрозрачные образы и видения посещали ребенка и наяву.
Происходило такое, обычно в минуты какого-нибудь обстоятельства,  обостряющего  человеческие чувства. В минуты испуга,   вспышек гнева или радости и прочих эмоциональных переживаний .
 Урнэ и сама не могла пока  бы объяснить, на что похожи ее видения, что они ей напоминают? Видимо, не с чем был  их сравнивать. Девочка знала, что  не Вульга родила ее. У ханты не принято было скрывать от детей подобные случаи. Знала она так же, что  является представительницей рода Белой Нельмы. Но только и всего.
Подробностей своего спасения она не знала.  А расспрашивать Вульгу или кого-нибудь из новых соплеменников, Урнэ и в голову не приходило.  Не принято у ханты выказывать своего любопытства.
Если не посчитали взрослые посвятить ребенка в тайны его происхождения, значит так угодно духам, оберегающим род и той и другой стороны.
Так например, в тот час, когда старый вождь сорвался в воду, перед взором играющей Урнэ промелькнуло что-то  малопонятное и старческий, скрипучий голос крикнул ей в ухо  «Вождь тонет. Беги к берегу».
А однажды, когда подросшая девочка уже  держала в прицеле голову, как ей показалось, дикого оленя, все тот же голос  громко шепнул «Не тронь. Олень домашний. Хозяин у него есть.»
 «Сильные у меня, однако духи»- подумала в тот час Урнэ. Подозвав оленя , она отвела его в стойбище. И хозяин  животного действительно нашелся.
К таким проявлениям присутствия духов,  Урнэ привыкла с малолетства. Принимала она это нормально, считая что подобное испытывают все ханты.
Но однажды, когда Урнэ исполнилось лет 14,  в ее видения впервые наведался недобрый  дух или человек. Что это было, девочка не смогла бы себе объяснить.
Стояли зимние новогодние каникулы.  Урнэ, как обычно,  поднявшись до света отправилась    поглубже в тайгу. Туда, куда не смог бы долететь шум движущихся по новой дороге машин.
Охотилась девочка в этот раз без собаки.  Обеих лаек Кучму и Бэнги еще вчера увел с собой в старое зимовье отец Сакса.
Вчера, возвращаясь домой с не очень удачной охоты, она  обнаружила свежий след соболя.  По следу  определила, что это был крупный самец. Но в лесу быстро смеркалось и охоту пришлось прервать. Сегодня Урнэ, надеясь на удачу, вновь отправилась  туда, где накануне обнаружила след зверька.
В полной темноте, ориентируясь только по свету тусклой луны, Урнэ уверенно шагала на свои широких,   коротких лыжах, подбитых кусками оленьей шкуры.
 На таких снегоступах ходить по глубокому снегу было куда легче и безопасней, чем на обыкновенных длинных лыжах.
До нужного ей места, девочка добралась, когда чуть заметно посветлело. Она с трудом рассмотрела  свою метку —  две перекрещенных кедровых ветки, брошенных  рядом со следом соболя.
Световой  день на севере  короток и наступает поздно.
Урнэ смела рукавицей снег с  согнутого дерева и сбросив лыжи присела отдохнуть.    Вынув из заплечной сумки кусок вяленой оленины, она  принялась неторопливо жевать.
Подкрепившись, Урнэ решительно поднялась с дерева. Мороз чувствовался приличный. И хотя   девочка  облачилась в меховые штаны и теплую оленью парку, холод не дал ей долго сидеть без движения.
Поднявшись с места, Урнэ, прошлась по кругу, стараясь не шуметь и не  затоптать свой вчерашний след. Снега ночью не было и след ее лыж, был хорошо виден в неясном свете наступающего рассвета.
 Серенький  рассвет не торопился. Но Урнэ решила, что для охоты вполне  светло. 
Наклонившись  над следом соболя, Урнэ внимательно  принялась изучать его.  И вдруг  ей показалось, что что-то шевельнулось в чаще леса.
Каким-то  образом, не глядя по сторонам,  она увидела это шевеление и скорее угадала, чем рассмотрела силуэт человека, стоящего метрах в десяти от нее.
Подняв голову, все еще не разгибаясь, Урнэ с недоумением смотрела на мужчину.
Он был одет в темный меховой костюм. Низко надвинутая на глаза шапка завязана под  подбородком. Урнэ успела рассмотреть   объемный мешок за спиной и поднимавшееся над ним дуло  дорогого ружья.  Несмотря на слабый свет утра, Урнэ ясно рассмотрела то, что это русский мужчина. Не старый, хотя и заросший густой черной растительностью.
 «Как он сумел подойти так близко? Почему мои уши не услышали его лыж?» - мелькнула мысль. Страха не было. Было  раздражение от-того, что кто-то посмел вторгнуться  в ее охотничье пространство.
«Ходи туда-  Урнэ сделала широкий жест, словно отметая от себя пришлого. -Урнэ здесь охотится. Мой соболь. Вчера еще скрадывала. Уходи, лючи».    Все это девочка произнесла негромко. Тайга шума не любит.
Странный  человек, казалось никак не прореагировал на ее слова. Он неподвижно и молча стоял на месте, пристально всматриваясь куда-то мимо плеча  Урнэ. Странно. Но при  неясном свете раннего зимнего утра, да еще и в тени  деревьев, Урнэ ясно  рассмотрела лицо мужчины. И его глаза. Настороженные, недобрые.
Что-то неуловимо знакомое показалось девушке в этом человеке. Где-то она его уже видела.
  Молодая охотница тоже непроизвольно оглянулась. Но ничего, достойного внимания, позади себя не увидела. «Смотрит, как будто шайтана увидел».
 Урнэ вновь  обернула лицо к человеку и застыла в недоумении.  Перед ней никого не было. «Ушел, как улетел. Но птица и та, крыльями шелестит. А этот, как провалился».
 Настороженно оглядываясь вокруг, Урнэ приблизилась к тому месту, где стоял незнакомец.  И вдруг она почувствовала, как волосы ее зашевелились под теплой заячьей шапкой.  Снег  под кедром, где минуту назад стоял человек, был совершенно чист.  Суеверный ужас объял все существо  девочки.
Торопливо осматриваясь, надеясь все-таки увидеть след чужих  лыж, Урнэ пробормотала несколько известных ей заклинаний. 
И хотя Урнэ училась уже в восьмом классе русской школы, она как  все ее сородичи свято верила в силу своих духов.   
  «Мои духи не захотели выйти из теплого дома. Бросили меня.» - обиженно хлюпая носом, Урнэ забыв о соболе, поспешила прочь из страшного леса.
Несмотря на то, что девочка хорошо училась, много времени провод среди русских, она по прежнему оставалась достойной дочерью своего народа. Простодушной, доверчивой, не умеющей  лукавить и скрывать что-либо от своих родных.
Дома Урнэ сразу же все рассказала Вульге. «Плохое место там. Шайтан меня пугал. От соболя гонял. Наверное и там «лючи» для себя место присмотрел.- пожаловалась она матери.- Своего духа послал , чтобы меня прогнать».
 Вульга  сама испугавшись не меньше дочери, предложила той рассказать все старому вождю..
В свою очередь, Уля ики, выслушав Урэ предположил, что место, где та  намеревалась добыть соболя, видимо  занято злыми духами.
 «Камлать надо. Тайга чистить. Лючи с собой плохой духи привели,- расстроился старик. - Земля плачет. Кровь черная  тайга залил. Гибнет зверь. Земля гибнет, а злой дух радуется.  Помер  Югра, прабабка твой. Хороший шаманка был. Она бы духов тех прогнала. А больше некому. Старый Олоко тоже помер совсем. А Ильяс, шаман новый совсем пустая башка. Ничего не умеет.  Только духов веселит. Старый Олоко лесной гриб кушал. К духам летал. А Ильяс русский ханка жрет. Совсем дурак стал.» - жаловался старик Урнэ, вытирая слезящиеся глаза.
Ильяс, старый ханты, провозгласивший себя шаманом, был из рода Серого Волка. Успехом как шаман, у сородичей он не пользовался.  У шамана все предки должны быть шаманами.
А Ильяс нашел в тайге  чей-то старый бубен. И решил, что духи избрали его шаманом.
 «Вот ты, дочь Белой Нельмы, шаманкой будешь, как подрастешь. Надо ехать тебе в  вечное «стойбище» старой Югры. Бабка сама тебе бубен свой отдать должна.  Никого чужого с тобой быть не должно. Югра знак даст. Если ты от крови ее. А если чужая,  то прогонит.» - вещал Уля ики, глотая из железной чаши мутный напиток, приготовленный для него сестрой  Евьей.  Последнее время, мучимый жестокими болями, вождь не мог  обходиться без этого напитка, приготовленного из трав и грибов. Видимо, зелье это имело наркотическое обезболивающее действие.   
Но Урнэ даже в мыслях не допускала что будет когда-нибудь  , одевшись в немыслимое одеяние, прыгать с бубном вокруг костра. Пить водку или  мутное варево из грибов.
 Так делал Ильяс, приезжавший в их поселок по приглашению Евьи. Та хотела с помощью самозваного шамана вылечить от неведомой болезни своего старого брата. Девочка мечтала посвятить свою жизнь охране родного края.
 Мечту свою   Урнэ вынашивала едва ли не с пеленок. Учительница Марина Степановна, преподававшая детям природоведение и географию, всей душой поддерживала девочку.  Видя тягу Урнэ к своим предметам, она охотно давала ребенку дополнительные знания, рассказывала каким профессиям можно обучиться , чтобы работать  на благо  охраны природы.
Урнэ собиралась после окончания восьмого класса, поступать в  техникум лесного хозяйства.
 Ночью, после странного происшествия в тайге, Урнэ долго не могла уснуть. Не давала покоя мысль о том, что она уже где-то видела странного того человека.  Его напряженный и злобный взгляд, отчего- то казался ей знакомым.
В темное,в ни чем не закрытое окно, заглядывала тусклая луна. Ночь стояла тихая, безветренная.  И вдруг снова, как в лесу, Урнэ  боковым зрением уловила какое-то движение за стеклом.
Испуганно переведя взгляд на окно, девочка от неожиданности задавлено вскрикнула. Там стоял он! И смотрел прямо в глаза Урнэ. И снова, как там в лесу,  мелькнула мысль о том, что  она просто не может так ясно видеть его лицо, его злобный взгляд. Но она видела. При этом ничего не слыша. Ни скрипа снега под окном ни лая собак, которых в поселке было едва ли не больше, чем людей.  У девочки перехватило дыхание.  Перед глазами все поплыло и она почувствовала, что  тело ее словно приподнялось над  лежанкой.  Стены тесного домика как будто отступили и Урнэ, не касаясь предметов, поплыла над землей.
Как ни странно, но страх отступил.  О неприятном человеке за окном, Урне сразу же забыла, увлеченная новыми ощущениями.  «Лежать»  на спине было неудобно и усилием воли, Урнэ перевернулась лицом вниз. Под ней   лежала тайга. Далеко на горизонте просматривалась большая река. Очевидно Обь.  Зимняя ночь исчезла. Урнэ непостижимым образом оказалась  в дневном летнем  времени.
Она быстро парила над тайгой. Пережитый страх уступил место восторгу.  Не задаваясь вопросом, почему она превратилась в  подобие птицы, Урнэ с интересом рассматривала  мир с высоты своего полета. Она не ощущала ни тепла, ни холода, ни ветра. Тела у нее не было. И это отчего-то, тоже не удивило девочку. Урнэ все странности связанные с собой, воспринимала, как должное.
Внизу, у берега таежного озера, показалось стойбище ханты. Десятка два островерхих чумов  покрытых оленьими шкурами.  Среди них толпились люди, бегали собаки. Чуть поодаль, у самой воды паслись олени. Две лодки обласка двигались по озеру.
Что-то неудержимо потянула Урнэ вниз. И она не сопротивляясь этой силе,  устремилась туда, где были люди.  Опустившись на землю, Урнэ приветливо поздоровалась со старой хантыйкой,  кормившей собак. Но к ее удивлению, старуха даже не взглянула в ее сторону.   Осмотревшись, Урнэ заметила, что у одного из чумов, было больше всего людей. В основном — женщин. Подойдя вплотную, девочка попробовала обратить на себя внимание. Но, казалось, ее никто не видел.
«Но где мое тело. Меня никто не видит» - эта мысль вновь оставила девочку спокойной. Как будто так все и должно было быть.
Никем не замеченная, Урнэ проскользнула внутрь чума, отметив про себя, что ей не пришлось даже поднимать при этом  шкуру, прикрывающую вход в чум.
На куче шкур металась роженица. Урнэ уже приходилось присутствовать при родах хантыйки из рода Бурого Медведя.   И она сразу поняла, что лежащая на шкурах молодая женщина рожает.
Рядом хлопотала старая и почему-то очень знакомая хантыйка.
«Шаманка Югра» - эта мысль четко отразилась в мозгу Урнэ.
Откуда она могла знать, что именно легендарную шаманку она видит в данный миг пред собой? Вопрос, как и многие другие остался без ответа. Урнэ просто знала кто  пред ней и знала, что сейчас родится девочка.
Знакомая уже, непреодолимая сила вновь подхватило ее и выкинула наружу прямо через  небольшое дымовое отверстие в   центре  «крыши» чума.
Урнэ снова летела, как птица над тайгой. Она не управляла полетом. Просто отдавшись  непонятно чьей воле, летела туда, куда ее несла странная сила.
 Полет ее в этот раз был гораздо стремительней, чем несколько мгновений назад.
Ее вновь потащило вниз и Урнэ «приземлилась»    прямо в центр небольшой весельной лодки, плывущей по Оби. Это была именно лодка, а не обласок  ханты.
Ближе к носу лодки, сидя на низенькой скамеечке,  умело орудовал веслами  мужчина. Глядя в его затылок, густо поросший темными с легкой рыжинкой волосами, Урнэ поняла, что перед ней не ханты.  У своих ног Урнэ успела заметить большой мешок стянутый  сыромятным ремешком.   Из горла мешка наружу  высунулся кончик хвоста  чернобурой лисы.  Урнэ догадалась, что мешок под завязку набит пушниной.
Человек обернулся и посмотрел мимо нее, видимо сверяя направление хода лодки.
Он абсолютно не прореагировал на присутствие в лодке Урнэ. Видимо не увидел ее, как и  те из стойбища. А вот девочка, впервые  за время своего невозможного путешествия, вскрикнула от страха. Лодкой управлял тот, кто встретился ей в зимней тайге, кто заглядывал в окно  их дома.
Совершенно не обратив внимание на невольный вопль Урнэ, человек широкими взмахами весел, продолжал гнать лодку куда-то против течения реки. 
Урнэ  всей душой пожелав снова взлететь, тут же взвилась в воздух.
Но   неведомая сила, что руководила ей раньше, вдруг отпустила ее и Урнэ с криком полетела к земле.  В ту же секунду девочка проснулась на своей лежанке в доме Вульги.
Несмотря на ощутимую прохладу в доме, Урнэ была вся в поту.   Сердце ее бешено колотилось. С трудом приходя в себя, она взглянула в сторону окна. Через мутные стекла в дом  все так же заглядывала луна. А страшного незнакомца не было и в помине.
Подумав о том, что его следы обязательно должны быть под окнами, Урнэ накинув  парку, выскользнула за дверь. 
Никаких следов не было. Это было ясно видно даже при свете луны.  Меж домами  вились протоптанные в снегу людьми и животными  неширокие дорожки. Ближе к домам лежал нетронутый снег.  И там не было видно ни одного следа.
 «Сон это — решила Урнэ, - Кынь Лунк, злой дух нижнего мира хочет душу мою забрать. Наверное я и вправду дочь Белой  Нельмы из рода шаманки Югры. Иначе, зачем Кынь Лунк за мной гоняется? Зачем слуг своих шлет, чтобы те пугали меня?»
 
Прошло несколько дней.  Закончились зимние каникулы и дети вновь приступили к занятиям.  Урнэ никак не могла забыть странного сна (или не сна?), что привиделся ей в  ту памятную ночь. Больше всего девочку тревожила мысль о том, кто же этот незнакомый мужчина из ее видений.
Совсем одряхлевший Уля ики, вождь их небольшого стойбища , выслушав исповедь Урнэ о ее ночном путешествии, снова посоветовал ей отправляться к могиле шаманки Югры. «Проси бубен у нее. Сама камлай. Злого Кынь Лунка прогоняй. Ты  из рода шаманки Югры. Твоя душа Кынь  Лунку нужна. Силу твою себе забрать хочет. А мужик тот — слуга его. Может сын, а может раб.  Если осилит он тебя, беда будет. Тебе и всему стойбищу нашему. Я Пэрки скажу чтобы оленей готовил. Он знает, где вечное стойбище Югры.»
 Но Урнэ никак не соглашалась   последовать совету старика. Ей не хотелось пропускать школьные занятия. Да и страшно было ехать на поклон к мертвому телу. Страшила сама перспектива стать шаманкой, взят в руки бубен, принадлежавший Югре.  Пообещав старику подумать, девочка   решила пока больше не ходить к нему за советом. Надеялась, что неприятный образ незнакомца больше не появится в ее снах и видениях.
Весной пришла «Большая Вода».  Давно в краях Угорских ханты не было такого мощного разлива.  Многочисленные таежные речки,  ручьи и озера превратились в одно огромное море. Воды спокойной реки Пасол вышли из берегов и подступили к порогам жилищ ханты.
Таежная живность большая и мелкая, спасаясь от потопа ушла вглубь тайги.  Речной зверек ондатра не желая покидать привычные места, густо заселил  края речных разливов. В эти дни ханты много заготовили шкурок ондатры. Наготовили впрок нежного мяса этого зверька — родственника нутрии.
Над крышей каждого дома  на  тонких полосках  шкур, на жилах животных и на дефицитной проволоке вялилось мясо зверьков.
 Дети   ханты закончив учебу в школах, разъехались по домам.
Стоял конец  мая. Необычно теплого для этих широт. 
 Как-то в одну из таких ночей, Урнэ резко села в своей постели. Еще не совсем проснувшись, девочка пробормотала: - «Ули ики помер». Вульга услышав слова дочери  уверенная в том, что та не могла  ошибиться, поднялась с  нар и молча вышла в   светло серую ночь. Ибо  летние ночи на севере Западно Сибири, находящейся на одной широте с Ленинградом, стоят длинные и очень светлые.
Вскоре  над сонным поселком Пасол раздался протяжный женский вой и причитания. Старый вождь маленького рода Бурого Медведя умер, прожив длинную и достойную для ханты жизнь.  На самом деле Уля ики не был вождем рода.   У ханты вожди избирались  еще в допотопные времена в том случае, когда разрозненным племенам необходимо было объединиться для отпора  другим племенам.
 В описываемое время большинство исторических традиций и обычаев этого народа, давно уже пошатнулись. Вместо домашних идолов, в каждом доме ханты, висела  православная икона. И ханты считались народом православным. Но молились они по прежнему, считая икону своеобразным домашним идолом. И с этим ничего не могли поделать  православные священники.
Во времена воинствующего атеизма, ханты ни за что не соглашались расстаться с последними   «идолами», коими они считали  Святые иконы.  Старые ханты местами сохранили своих настоящих идолов, пряча их где-нибудь, поблизости от поселков.
Такие места почитались, как святыня.  Это мог быть лабаз на сваях, небольшая рощица и тому  подобное.
Но а роду Бурого Медведя старейшину рода Уля ики уважительно называли Княэпом, что означало — вождь.
Такой неофициальной чести удостаивались самые уважаемые и справедливые старейшины рода. Те кто в жизни пекся не о собственном благополучие, а о  людях всего рода. Именно таким был умерший Уля ики.
Старика схоронили  по старинному обычаю в подвесном гробу типа лодки.
После похорон   уважаемого старца, Пэрки, кандидат на «должность»  дяди, обратился от имени всех ханты к Урнэ с просьбой отправиться той за «благословением» старой Югры.
Мечту о лесотехническом образовании пришлось на время отложить. Урнэ давно и сама уж поняла, что она необычная девочка ханты. Необходимо было позаботиться о народе,  спасшем и воспитавшем ее. И она, под  охраной Пэрки, двинулась в путь к  «вечному стойбищу» шаманки Югры.
Пэрки уж года два, как за сданную государству пушнину, приобрел себе  настоящую лодку с названием «Прогресс»  Купил он и мотор к ней. Да не какой-нибудь, а  самой последней марки «Вихрь»
  Идти на такой лодке на не очень близкое расстояние, было одно удовольствие.
Пэрки с Урнэ вышли рано утром. Сонную тайгу всколыхнул звонкий вопль «Вихря». Едва солнце показалось над верхушками  дремучих кедров,  путники вошли в реку Вах. Глазам  их представился необъятный простор огромного  водного разлива. Река и без  того  достаточно широкая, раздвинула свои берега почти вдвое шире.
Весь день путники продвигались против  течения реки, понемногу приближаясь к намеченной цели.  Пэрки мало смотрел на берега. Он прекрасно знал реку, помнил все ее повороты и особенности.
На ночевку путники причалили  к  «берегу» прямо под сень высоких кедров.  Шагнул из лодки и ты уже в тайге — настолько широко разлились реки Западно Сибирского севера.
Для Пэрки взял не привычные шкуры оленей, а  обыкновенные спальные мешки —  очередной подарок цивилизации.  В таком мешке чувствуешь себя связанным по рукам и ногам. Ни повернуться, ни почесаться. Но зато тепло и гнус не достает.  Прикрыл лицо сеткой накомарника и спи себе до утра.
Урнэ не любила   такое благо, но выбирать не приходилось. Усталость дневного перехода на лодке быстро дала о себе знать. Путники , торопливо поужинав тут же устроились на отдых.
Ночь прошла спокойно, безо всяких ненужных приключений. И уже в шесть утра, Пэрки тихонько окликнул сладко спящую будущую шаманку: - «Дочь Белой Нельмы, однако в путь пора.»

Урнэ - дочь Белой Нельмы.

Часть 3




Весь следующий день Пэрки  вел лодку, упорно не желая передохнуть хотя бы с часок.  По его подсчетам,  прибыть на место они должны будут глубокой ночью.
Урнэ отдохнуть надо будет перед встречей со своей  бабкой.  Если Пэрки  не поторопится, то лишь к утру они достигнут «вечного стойбища» великой Югры. И внучке ее на сон время не останется.
Как и планировал  Пэрки, пришли они к намеченной цели часа в два ночи.  Быстренько поужинали холодной вяленой олениной и влезли в свои спальные мешки.   Усталость от неудобного сидения в лодке дало себя знать.
Путники уснули почти мгновенно.  Над тайгой плыла белая характерная для этих мест ночь. Время приближалось к рассвету. Но солнце еще не появилось, когда что-то ощутимо толкнуло  спящую девушку в плечо.  Урнэ, пробормотав «Что, пора уже?»- нехотя приоткрыла тяжелые веки. Она лежала в своем неудобном, тесном мешке под сенью  раскидистой сосны. Совсем рядом лениво вздыхала река.  Серый полумрак  окутывал  все вокруг. В пяти шагах от Урнэ, мощно храпел Пэрки. И если не считать его храпа, было очень тихо.
«Югана, дочь Белой Нельмы, я говорю с тобой — голос раздавшийся совсем рядом, заставил девушку  вздрогнуть от неожиданности. «Почему Югана? - мелькнула мысль. - Может быть кто-нибудь здесь раньше нас остановился». С трудом выбравшись из мешка до пояса, Урнэ огляделась вокруг.   Никого! «Приснилось, успею еще немого поспать» -. Девушка сделала попытку вновь забраться в теплое нутро спальника.
«Югана!" - знакомый уже старческий голос заставил Урнэ вскочить на ноги. И тут она увидела полупрозрачную  слегка светящуюся фигуру женщины. как будто плывущую  между деревьями.   Не раз и не два приходилось девушке переживать странные видения в  своей жизни. Она несколько раз видела свою умершую прабабку Югру. Но обычно такое происходило  во снах, когда душа девушки, покидая тело, отравлялась в путешествие по тем местам, где раньше бывала ее прабабка. О том что шаманка была ей не бабкой, а именно прабабкой, девушка так же, узнала из своих  видений.
Наяву она чаще всего слышала ее  скрипучий голос, предупреждающий девушку о каком — либо событии или опасности. Наяву  Урнэ встречалась лишь с пугающим ее незнакомцем из «лючи». Происходило это нечасто и на очень короткое время.
А сейчас Урнэ уже несколько минут наблюдала за «плавающим» призраком. В том что это была ее прабабка шаманка, не приходилось сомневаться.  Слишком хорошо помнила  Урнэ этот скрипучий, старческий голос, «беседующий» с ней с самого детства.
С трудом подавив невольную робость девушка прошептала, не сводя глаз с призрака  -«Почему ты называешь меня Юганой?»
«Это имя дано тебе при рождении, Югана. Возьми бубен. И колотушку. Берегись  русского с седой бородой. Он зло.  Никому не называй своего первого имени. Русский знает его.   Спи!»
Фигура шаманки заколыхалась, как рябь на воде и медленно растворилась в воздухе.    В голове девушки зашумело, слабость охватила все ее существо. Без сил опустившись на  развернутый спальник, она сунулась лицом вниз и тут же мгновенно уснула, не успев забраться внутрь мешка.
С первыми лучами солнца,  ее разбудил Пэрки. Он успел уже вскипятить котелок с чаем на небольшом костерке. Подавая Урнэ большую кружку из  легкого алюминия, Пэрки добродушно проворчал, что пора  потревожить сон Югры.
Урнэ, ничего не помня из ночного происшествия, с удовольствием выпила предложенный напиток. Она хорошо выспалась и чувствовала себя уверенно и бодро.   Ополоснув лицо   прохладной речной водой, Урнэ отправилась вглубь леса. Пэрки осторожно следовал за ней, держась на приличном расстоянии.
Сделав несколько шагов, Урнэ остановилась резко, словно наткнулась на преграду. «Вернись назад,   Пэрки.  Югра  так велит» - Урнэ произнесла это негромко, но так уверенно, что пожилой ханты тут же повернул назад.
Не задаваясь вопросом,  почему с губ ее сорвались эти слова, Урнэ   двинулась дальше.  Она никогда не бывала здесь. Не знала, где находится воздушная могила Югры. Тем ни менее, девушка шла уверенно и смело, будто кто-то невидимый показывал ей путь.
В мозгу тоненько звенело.  И чей-то едва слышный голос повторял и повторял слышанные уже где-то слова. «Югана, возьми бубен и колотушку.»
Вскоре девушка вышла на край болотистой низины. Не сбавляя шага, подошла к кряжистому, полузасохшем кедру.  Наполуторометровой высоте его  на двух толстых ветвях, было надежно укреплено «вечное стойбище» старой шаманки  Югры.
«Здравствуй , шаманка  Великая Югра, - благоговейна прошептала Урнэ, трижды постучав  по стволу дерева, - я пришла за бубном» - взгляд девушки скользнул по дереву вверх и она увидела шаманский бубен. Он непостижимым образом висел , зацепившись неровностью бокового обода за небольшой сучок  кедра.
Подняв задрожавшую руку, Урнэ лишь слегка коснулась рукой шаманского предмета пользования. Бубен, словно того и ждал. Он скользнул в руки Урнэ, как одушевленное  существо.
Оставив под кедром принесенные с собой дары, Урнэ огляделась вокруг и увидела лежащую в траве колотушку.  И тут она ясно вспомнила все то, что произошло с ней ночью. «Югра, ты благословила меня на шаманство. Так помогай мне, великая Югра. Я не знаю, как быть шаманкой. Люди из рода Бурого Медведя стали моими родными. Они ждут от меня помощи. Не отвергай их, Югра. Ты знаешь, что они спасли меня.»
Откуда-то налетел такой резкий  порыв ветра, что  сдул с головы  девушки легкую летнюю шапочку. Нагнувшись, чтобы поднять ее, она увидела в траве рядом с кедром туго стянутый у горловины,  небольшой мешочек из оленьей шкуры. «Шаманка знак подает. Забрать это надо.» - решила Урнэ. Сунув мешочек за пазуху, она вновь, как того требовал обычай, постучала по стволу кедра и    простившись с бабушкой, торопливо покинула ее последнее пристанище.
Пэрки  вернувшись к месту стоянки, терпеливо поджидал девушку. Он уже свернул и унес в лодку спальные мешки.  Вопросительно поглядев в глаза Урнэ, он однако промолчал, ни о чем не спрашивая.
«Пей чай и  поедем . Шибко торопиться будем назад. По течению быстро добежим»- только и сказал хант, хотя и распирало его от любопытства.
После возвращения  из необычного путешествия, Урнэ уединившись на берегу  Пасола, осторожно разрезала ножом неподдающийся узел  на ремешке найденного мешочка.
Сначала ей показалось, что мешочек пуст. Но внимательнее ощупав все его уголки, Урнэ вытряхнула из него  что-то непонятное.  Что-то похожее на сильно высохшую, сморщенную полоску вяленой оленины.
 Положив это на ладонь, девушка осторожно, чтобы не раздавить хрупкое нечто, понесла его показать матери. Возможно Вульга поймет, что это такое и для чего  оно нужно. Выслушав Урнэ, Вульга едва взглянув на  сухое нечто на ладони дочери,  объяснила той, что это скорей всего , кусочек пуповины, соединяющий дитя с матерью в ее утробе.  Видимо, принимавшая роды старшая из ханты, обрезав пуповину ребенка, часть ее спрятала в мешочек, хорошенько высушив перед этим.
Такой мешочек с пуповиной, считался чем-то вроде оберега для ребенка. И то далеко не в каждом роду.
«Значит, это моя там частица» - поняла Урнэ, бережно пряча  хрупкую плоть в мешочек. Впервые в жизни она задумалась о том, какой же была ее настоящая мать.  О том, что родила ее не Вульга, Урнэ знала давно. Но это обстоятельство как-то не очень ее заботило . Вульга относилась к ней точно так же, как другие матери в стойбище относятся к своим родным детям.
Заботливо, но в то же время — строго. У ханты нет привычки баловать своих детей. Маленький ты или большой, но ты уже человек и должен знать свои обязанности. Иначе, не выжить в суровых условиях севера.
О знаменитой прабабке своей, шаманке Югре, Урнэ думала частенько. Она хорошо понимала, что сильно отличается от рядовых членов своего стойбище. И что этим обязана она генам  прабабки. А  какой была ее мать? С того дня, как Урнэ поняла, что за оберег находится в найденном ей мешочке, мысли о матери  стали преследовать ее постоянно.
Однажды, уже в конце лета, девушка , выполнив свою обычную работу, легла спать.  Пора белых ночей прошла и темнело уже достаточно быстро.
Глядя в сгущающийся мрак за   маленьким окошечком дома, Урнэ вновь задумалась, пытаясь представить  свое  прошлое. «Интересно, какая она — моя настоящая мать? Где она и почему бабка пыталась меня куда-то увезти.  Кто мой отец? Почему я оказалась в  стойбище рода Бурого Медведя?»
Чем дольше думала об этом девушка, тем сильнее хотелось ей проникнуть в тайну своего рождения.
И вновь, как это уже бывало не раз, стены домишка раздвинулись. А потом и вовсе пропали. Привычно взлетев вверх, Урнэ быстро помчалась над тайгой. И снова  она оказалась в светлом, летнем дне.  Впереди и внизу показались знакомые уже  острые «крыши"  чумов. Урнэ сама того не замечая, легко управляла своим полетом. Раньше, когда раза три, четыре, ей приходилось, выйдя из собственного тела, совершать подобные «полеты», ей управляла непреодолимая, неизвестная сила.  Сейчас же, она летела туда, куда устремлялись ее помыслы и желание.
Урнэ, как и год назад, вновь оказалась в том чуме, где рожала женщина.  Низко нагнувшись над роженицей, Урнэ с жадностью всматривалась в ее лицо, покрытое потом страдания.  Роженица была не просто молодой. Перед Урнэ корчилась в родовых муках совсем юная ханты.
Старая, уже в то время, Югра тихо бормоча  заклинания, пыталась напоить   роженицу каким-то отваром.  Невидимая им Урнэ ясно услышала в бормотании прабабки тревогу.  Что-то шло не так. Роженица хрипела и задыхалась.  Наконец Югра приняла на руки маленькое синюшное тельце.
Передав едва пищащего ребенка другой старой ханты,  шаманка продолжала ухаживать за  роженицей.
Откинув  одежды   несчастной молодки, старуха  затрясла головой и завыла, обращаясь к духам. В ее воплях Урнэ услышала панику.
Оленья шкура под роженицей вся пропиталась кровью.  Югра насильно влила в рот потерявшей сознание  бедняжки какое-то варево.  Затем, схватив лежащую тут же шаманскую колотушку, Югра закружилась вокруг рожениц, ударяя  колотушкой в висящий на стене бубен.
Но камлания знаменитой шаманки оказались напрасными.  Урнэ ясно увидела, как душа ее юной матери покинув неподвижное тело, зависла  у дымового  отверстия      в  верху. Потом это белое облачко, напоминающее очертаниями человеческое тело, тихонько просочилось через узенькое отверстие и исчезло в небе.
«Энны, Энны"  - шаманка тормошила бездыханное тело, пытаясь привести в чувство свою внучку. Но та уже не слышала ничего.
Та сила, с которой Урнэ не смогла справиться никакими усилиями воли, бросила ее вверх. И через мгновение она  очнулась в своем ложе. Урнэ  отерла поток горячих слез со щек. «Так вот где она, моя мама Энны»- девушка  протяжно всхлипнула и поднявшись, вышла в глубокую ночь.
Пэрки, как того требовал обычай,  после смерти Уля ики, с достоинством принял на себя обязательства вождя небольшого рода.  Отныне он обязан был заботиться не только о своей семье. Необходимо было достойно подготовиться к предстоящей зиме. Побеспокоиться о детях, учащихся в школах  интернате.  Подыскать достойных невест  молодым охотникам рода. Выдать замуж подросших невест. И вдову , потерявшую мужа охотника.  Любая вдовая ханты, несмотря на возраст, должна иметь мужа. Никто  из чужих не станет для нее охотиться.
Если не найти мужа вдове, то сам  вождь обязан будет содержать безмужнюю ханты и ее детей.
Не так давно главной обязанностью любого старшего в роду, было подготовка к  зимнему кочевью. Но ханты вели оседлую жизнь уж лет десять.
В тайге много еще оставалось кочевых семей. Но род Бурого  Медведя, получив в свое распоряжение  теплые дома, постепенно отвык кочевать.  Тем более, что корм для оленей завозили в их  поселок  работники лесничества  из строящегося города. Так распорядилось начальство области. 
Большинство ханты из молодых имели постоянную работу в близлежащих нефтедобывающих точках. На строительстве дорог и прочее.  Но в свободное время, почти все из них, охотились. Сдавая большую часть пушнины в Заготконторы, охотники получали неплохие дополнительные деньги. И если бы не грабители из  пришлых, коренной народ мог бы жить почти богато.
Урнэ, несмотря на то, что  все население поселка ждало от нее  чего-то необыкновенного, не спешила примерять на себя роль шаманки.  Тот дар ясновидения, что достался ей от прабабки, вовсе не радовал.
 Девушка  имела врожденную способность помогать людям. И она им помогала. Лечила несложные заболевания, предсказывала погоду, предупреждала об опасностях таежного быта. Принимала роды  и многое другое, что было не под силу рядовым женам ханты.
Осень   Урнэ легко поступила в техникум Лесного Хозяйства на заочное отделение.   Прием  студентов происходил прямо в школе, где училась девушка.
Были раньше такие услуги. Приемная комиссия  высших и средних учебных заведений г. Томска, выезжала в отдаленные населенные пункты, чтобы набрать студентов для обучения нужным  для государства профессиям. Причем, преимущество отдавалось детям малых народов Севера.
Сбылась  мечта девушки. И Урнэ  со всей серьезностью взялась за учебу. Выучившись и получив профессию, она в будущем сможет на полном основании  приложить все свои усилия  направленные на защиту  дорогой ее сердцу тайги и ее обитателей от браконьеров и неправомерного уничтожения природных ресурсов.
Год и день рождения девушки был записан  тот, когда ханты нашли ее под боком у умершей шаманки.
На самом деле Урнэ  была немного постарше. Когда по паспорту ей исполнилось 18 лет, Пэрки, по просьбе Вульги устроил для нее особый праздник.
Он сделал для девушки почти невозможное.  Через своих  знакомых и незнакомых  охотников ханты из племен Бурого Медведя и Серого Волка,  Пэрки  отыскал старейшего представителя рода Белой Нельмы, который к тому же,  принадлежал к роду шаманки Югры.   
Древний старик Ванхо   давно уж оторвался от своего рода и много лет жил в  районном поселке. Случилось это в год рождения Урнэ — Юганы.
Его тогда вывез из тайги один из охотников рода Югры.  Ванхо умирал от приступа аппендицита. После  того, как  старому ханты   сделали операцию, за ним ухаживала пожилая санитарка Тамара.
Два немолодых, одиноких человека:  хант Ванхо и русская  Тамара неожиданно крепко привязались друг к другу. 
Из больницы Ванхо отправился не на поиски своих родственников, а в небольшой уютный домик Тамары.
 Пэрки при желании мог найти  Ванхо раньше. Но он  быстрее других своих сородичей понял, что  дочь Белой Нельмы со временем принесет их роду удачу.
В день намеченного праздника, из  близлежащих стойбищ ханты, привезли в поселок самых старейших представителей  своего и других родов. Особое место  занимал на этом празднике Ванхо.
Пэрки серьезно надеялся, что при помощи хоть и дальнего, но родственника, Урнэ согласится наконец примерить на себя шапку шаманки.
Стояла середина марта.  Было сравнительно тепло. Женщины рода Бурого Медведя, развели костры и готовили  жирную уху из благородного муксуна и налимьих голов  под открытым небом на берегу Пасола.
  Под сенью нескольких близ растущих кедров, на толстой подстилке из десятков оленьих шкур, расположились гости.  От жара нескольких костров,   таял снег и капли   «дождя» падали с лап кедров на головы пирующих. Но никто не обращал внимания на такие мелочи.
Мужское население поселка вместе с приглашенными наслаждалось горячей ухой и национальными блюдами.  Водка заводского производства так же, лилась рекой.
Женщины, в том числе и виновница  торжества, прислуживали мужчинам.  Один из молодых охотников, усевшись перед гостями на низенький стульчик, весело, совсем по русски наигрывал на гармонке.
Старый Ванхо, не спускавший глаз с  Урнэ, в самый разгар веселья, поманил ее к себе жестом руки.  Девушка подошла поближе. Старик предложил ей присесть у его ног. Что Урнэ и сделала.  «Так вот ты какая, дочь  маленькой Энны, правнучка Югры. Не  знал я что жива ты. Думал, что отец твой постарался извести тебя, как извел он бедную Энны»
 Урнэ встрепенулась. Слова Ванхо были настолько неожиданным, что с девушки, как ветром сдуло все ее напускное равнодушие. «Ты знал моего отца, Ванхо!» воскликнула она гораздо громче и нетерпеливей, чем это позволял обычай.
«Знал и сейчас знаю». И не давая девушке передохнуть от изумления, Ванхо продолжал -"Отец твой  был русским. Может татарином каким-нибудь. Но не ханты.  Он в Александровском с молодости жил. На поселение его туда спровадили после тюрьмы. Говорили, будто совсем мальчишкой еще убил он кого-то из родных. А может врут. Но наверное это правда. Он плохим человеком  был. Охотников грабил. У женщин  парки отнимал. Унты, бисером расшитые. Сильным он был. Тайгу хорошо зал. И охотником был хорошим. На лыжах ходил. Олешков не держал.   С русской ханкой приходил в стойбища. Народишко наш поил. Пушнину забирал. Сам в контору сдавал. Деньги хорошие получал. А ханты голодом жили из-за него. Сами мы виноваты. Русскую ханку больно любим. Девка Энны , внучка Югры, совсем молоденькой была. Только через три весны сваты должны были увезти ее в стойбище Серого Волка.  С их охотником у Югры договор был. Мать и отец Энны  утонули в Большой  Воде. Югра сама Энны  растила.
 Отец твой, по имени Петя девку сильничал. Югра в то время в соседнем стойбище камлала. Недоглядела за Энны. С горя с той поры лечить людей перестала. Обиделась очень. Наши охотники все пьяными были, когда Петя Энны  спортил.
И потом еще он все к Энны бегал на лыжах. Но Югра   всех духов созвала за Энны приглядывать. Так и не удалось больше Пете к девке подступиться.  Шибко он с Югрой скандалил. Угрожал ей, убить обещал. Только шаманка сама на него такую порчу напустила, что стал Петя обходить наше стойбище. Но Югра уж старой была. Не смогла долго духов  при себе держать.
Энны уж с пузом была, когда поймал ее Петя у  болота, где она голубику брала. Побил сильно. Хотел тебя в пузе Энны убить. Но оберег помог. Заступились духи за тебя, а Энны не пожалели. Дали Пете избить девчонку»
Урнэ не чувствуя бегущих из глаз слез, во все уши слушала неторопливую речь старого ханты. Ей хотелось подтолкнуть старика, чтобы говорил  быстрее, но  тот мог замолчать совсем, обидевшись на несоблюдение субординации со стороны девушки.
Отпив порядочную дозу из чашки с водкой, Ванхо все так же бесцветно и неторопливо продолжал- « Энны, когда тебя   рожала, вся синяя была. Бабка ее потом женщинам нашим говорила. Умерла Энны.  И меня в русскую больницу вскоре увезли. Я еще не старым был. Тамару увидел, женился. Отца твоего видел много раз. В Заготконторе у Тамары  подруга работала.  Я Пете на глаза боялся попадать. Злой он был и жадный, как бурундук.   То что  Югра из стойбища  с тобой  бежала, я уж от Пэрки узнал. А Петю видел много раз. А потом он исчез. Тамара говорила, что уехал. А лет пять назад, снова объявился. Наверное, деньги кончились, те что он за шкуры получал. В тайге недавно двое  охотников пропало. С богатой добычей  должны были вернуться. Люди говорили, что нашли их с дырками в головах. Убил кто-то и добычу забрал. Может Петя, может кто другой.
 Больше не знаю ничего. Пэрки и Вульга тоже говорят, что видишь ты все, как шаманка. И с духами говоришь, как сейчас со мной. Вот ты и и попроси, чтобы всю правду тебе рассказали и показали. Югра так и делала. Погоду предсказывала. Охотничьи угодья указывала. И про тебя что-то поняла, если не дождавшись, пока все кочевать начнут, сбежала вместе с тобой из стойбища»
 Вахно надолго замолчал. И Урнэ, понимая что старик сказал все что мог, тихонько ушла в дом.  Сидя у окошка на деревянной скамье, Урнэ тихо плакала. Все что угодно ожидала она услышать от единственного свидетеля своего рождения. Но то, что  ее отцом является страшный незнакомец из ее видений, никак не могла ожидать. А  то, что это было именно так, девушка не сомневалась. Только родственный по крови человек, мог видеться ею так часто и так ясно.
Не в силах больше сдерживать переполнявших ее эмоций, Урнэ зло воскликнула- «Проклятый лючи, ты не отец мне. Сакса мой отец! Это он научил меня держать в руках ружье. Это он кормил меня вкусной олениной. Он приносил мне из леса голубику, когда я не могла сама еще в тайгу ходить.  А ты погубил мою Энны. И великую Югру тоже. Если ты все еще жив, я проклинаю тебя. Я надену шапку шаманки и духи мои вырвут твою поганую душу и  скормят ее хорькам».
Стены избушки заколыхавшись, как волны реки в непогоду, медленно поползли в стороны. И вдруг исчезли совсем. Привычная уже сила подхватив Урнэ, как легкое перышко птицы бросила вверх. Сильнейшее душевное волнение не позволяли Урнэ самой руководить полетом своей души.
Сознание неподвижно сидящей на скамье Урнэ, устремилось куда-то вглубь зимней тайги.  Быстро темнело.  Нигде не видно было привычных газовых факелов, в настоящем времени, пылающих над лесом. Урнэ поняла,  что она в прошлом.
И вдруг вся оболочка ее сознания болезненно завибрировала. Что-то гнетущее, непонятное  вторглось в душу девушки. Она увидела , как всегда неправдоподобно ясно человека, пробирающегося сквозь высокие снега тайги. И сразу же поняла, что  там внизу он — ее  враг,. Ее отец, которого Ванхо называл Петей. Он двигался по проложенной кем-то лыжне.
Черные помыслы этого человека назойливо старались проникнуть в душу его кровной дочери.
Урнэ попыталась освободиться от мыслей отца усилием воли, но ничего не получалось. И она ясно поняла, что Петя кого-то догоняет, чтобы свершить зло.
Впереди, среди  деревьев заполыхал огонек, который становился все ярче и все ближе. Кто-то там, в ночной тайге развел костер. Видимо собираясь провести холодную ночь под защитой огня.
Петя медленно потянул  с плеча  дорогую винтовку.  «Зачем, что он хочет сделать?» - беспомощно забилась мысль в голове Урнэ.
Ее тело, казавшееся безжизненным, все так же сидело на низенькой скамеечке у окна   в доме  родителей. По бледным щекам сплошным потоком лились слезы.
Сознание Урнэ, догнавшее через годы своего отца, застало того за черным, уже ставшим привычным для него делом. И Урнэ ясно осознавала то, что намеревался совершить сейчас  проклятый ею человек.
Петя подобрался совсем близко к костру, рядом с которым, на куче  соснового лапника, дремал молодой охотник ханты.
Но едва злоумышленник поймал в прицел винтовки голову охотника, ему на спину бесшумно прыгнул крупный пес. Верная лайка  попыталась спасти своего хозяина.
 Уронив ружье в снег, Петя защищая руками горло, сам свалился наземь.  - «Пынжа, отзови пса»- дико заверещал  убийца.
«Он знает того, кого хотел убить ради шкур соболей»- мелькнула мысль Урнэ.  «Урнэ, Урнэ, очнись. Ты  спишь что ли?» -  женский голос, казалось, долетел откуда-то из далека. Урнэ ,с трудом оторвав глаза от происходящий  перед ней событий, нехотя потянулась на звук голоса  Вульги. 
И тут же она обнаружила, что сидит на скамье в доме. Рядом стоит ее мать и чувствительно трясет ее за плечо.  «Вульга,  -  пробормотала девушка все еще дрожащим от волнения голосом, скажи, как звали младшего брата Пэрки. Я помню , что давно, еще в детстве слышала о нем от Альвы. Помнится, она называла его Пынжа. Так ли это?»
«Да, брата Пэрки звали Пынжа. Тебе было года три, когда он сгинул в тайге. Очень удачливый охотник. Жаль его. Наверное шатун загрыз.   Он собирался жену брать из рода Серого Волка. Много зверя набил. Наши охотники раньше его домой воротились. Говорили, что Пынжа одних только черных соболей   шесть штук добыл.   Не считая лис и куниц. А белок, так вообще, на ручной нарте вывозить собирался. Шел слух, будто убил его плохой человек. И шкуры украл. Не знаю, не слышала, чтобы поймали того  человека. Слухи это, недостойные людей ханты.
Но почему дочь Белой Нельмы спрашивает об этом?»
Пробормотав что-то о том, что ей приснился нехороший сон, Урнэ незаметно вытирая слезы, покинула дом.

Солнце садилось и на землю быстро спускалась темнота. Остановившись перед толпой разгулявшихся людей, Урнэ громко   крикнула - «Люди рода Бурого Медведя, люди рода Серого Волка и ты, почтенный представитель рода Белой Нельмы, с вами говорю я, кровная правнучка  Великой Югры. Я согласна стать вашей шаманкой. Назначьте день посвящения и найдите самого младшего шамана из племени ханты. По нашим обычаям, он должен благословить меня на шаманство.
 Югра меня уже благословила. Но по обычаю, должен  быть  на посвящении самый младший из живых шаманов. А пока, я и так не отказываю никому в помощи".
Утром, едва проспавшихся гостей торжественно проводили в путь. Они разъехались по своим стойбищам и поселкам на привычных каждому ханты, оленьих упряжках.
Найти самого младшего из шаманов среди всех племен ханты, было делом нетрудным. А вот доставить шамана в поселок Пасол, было сложнее. Самый молодой шаман Килим кочевал где-то далеко на севере.    По слухам, у самого Карского моря.

Жизнь в поселке потекла своим чередом. Весной по разливу в поселок потянулись молодые охотники в поисках  невест. Урнэ дважды отклонила  претензии женихов на свою руку. Сакса возмутившись поведением дочери попробовал было проявить свою отцовскую волю. «Выйдешь замуж за охотника из рода Серого Волка. Все наши девушки стали женами в 18 лет, а тебе уж более 20.» - сердито приказал он Урнэ.  Но девушка, смело глядя в глаза Саксы ответила, что насквозь видит помыслы претендентов на ее руку. - «Я не пойду ни за кого из них. Им родители приказали на мне жениться, чтобы переманить в свое стойбище будущую шаманку. Я буду у них бесплатной лекаршей. А я хочу выйти за того, кто от души пожелает меня. И кого пожелаю я.»
На защиту Урнэ встал вождь Пэрки и Саксе пришлось уступить. А еще спустя год, Урнэ закончила техникум и получила диплом лесничего. На работу она устроилась в  лесничество строящегося города. Отныне, девушка самостоятельно добиралась до города. Каждое утро она выходила на трассу по которой едва ли не сплошным потоком двигались нефтевозы, вахтовые грузовики и прочая техника. Так что с доставкой в город и обратно, проблем не было.
Начальство  организации, где работала Урнэ, предлагало ей перебраться в город совсем.  Обещали комнату в общежитие. Но девушка даже слышать не желала о том
, чтобы променять родительский дом на берегу речки , в пятидесяти метрах от таежного массива, на комнату в неуютном и шумном общежитие.
Она продолжала помогать  людям ханты, успешно излечивая многие заболевания. Продолжала охотиться в свободные от работы дни и часы.
 Урнэ нравились ее обязанности по работе. Нравилось то, что без ее подписи ни одна организация не имела права безнаказанно вырубать леса и осушать болота. Девушка правильно и достойно пользовалась своими правами. Никто ни под каким предлогом не смел нарушить этих правил.  Кроме того, Урнэ  не безуспешно боролась с браконьерами , не взирая на их чины.
Стояло раннее  летнее утро. Над просыпающейся тайгой на разные голоса звенели птицы. Урнэ поднявшись до зари, отправилась  трассе, ведущей в город.  Идти было совсем недалеко. Шум проезжающих по бетонке машин  был слышен еще  в поселке. 
Выйдя на трассу, девушка взглянула на ручные часики. Времени в запасе оставалось еще немало и Урнэ решила пройтись пешком до ЦТП. Центральный Товарный Парк располагался у трассы километрах в  пяти от их поселка. Наступающий день был тих и ясен. Сердце Урнэ распирало какое-то ожидание чуда. Счастливая улыбка не сходила с ее губ. Тихонько напевая,  девушка легкой походкой таежницы быстро шла по краешку бетонного покрытия дороги.
Позади нее громко скрипнули тормоза и мужской голос окликнул ее прежде, чем Урнэ успела обернуться.
«Девушка, садитесь, подвезу». Обернувшись, Урнэ встретилась глазами с молодым человеком, высунувшимся и кабины легкого УАЗа. Темно русые, слегка вьющиеся волосы  его упали на глаза и парень откинул их назад взмахом руки.
«Садись, красавица» — увидев глаза Урнэ, пробормотал он смущенно. Не в силах оторвать взгляда от больших, карих глаз незнакомца, Урнэ, как под гипнозом шагнула ему навстречу, хотя минуту назад намеревалась пройтись пешком.   Парень, выйдя из кабины, подал руку девушке, чтобы помочь ей  сесть в машину.  Закаленная таежной жизнью, сильная физически, она могла бы птицей взлететь на невысокую ступеньку. Но протянув ему свою руку, Урнэ как бы мысленно признала его силу. Ей в эту секунду почему-то остро захотелось быть обыкновенной слабой девушкой.  Захотелось, чтобы этот крепкий, по мужски красивый мужчина оберегал и опекал ее всю жизнь.