Глава 2. Дневники прадеда
Изабелла перебрала страницы и начала читать. Поначалу незнакомый крючковатый почерк отвлекал внимание, заставлял по нескольку раз перечитывать строчки, чтобы понять каждое слово. Однако очень скоро женщина так увлеклась, что страницы, которых было совсем немного, пролетели в считанные минуты. Вот что писал Фёдор Иванович.
«31 марта 1935
Не выдержал. Взял три дня отпуска и поехал в Пермь. Нашу с Глафирой квартиру действительно уже прибрали к рукам. У её родителей дома никого не оказалось, и два или три часа, не зная, что предпринять, я просидел на лестнице. Потом вышел и пустился бесцельно бродить по городу.
Вдруг прямо передо мной оступилась прехорошенькая женщина, и я задержал её в полёте. Слово за слово, оказалось, что она врач и работает в госпитале. Я проводил её до дома и теперь уже навсегда запомнил адрес. Что-то произошло в моей душе, только я не в силах понять этого. Вечерним поездом я возвращаюсь в Свердловск».
- Что за Глафира? - прошептала Изабелла. - Неужели, у дедушки была ещё одна женщина или даже семья. И почему мы ничего об этом не знали? Впрочем, последнее как раз понятно. А та женщина, что он встретил, наверное, моя бабушка, она же работала в госпитале.
Изабелла ещё раз достала фотографии и положила перед собой изображения двух женщин в платках. Возможно, одна из них и есть та самая Глафира.
Обе женщины смотрели на Изабеллу со снимков с каким-то напряжённым вниманием. Ей даже на секунду показалось, что их глаза живые, но наваждение тут же пропало. Женщина отложила фотографии и продолжила читать.
«2 апреля 1935
Не могу забыть это удивительное лицо, этот смех. Каждый вечер у меня перед глазами эта девушка из Перми. Нина. А я даже не узнал точный её адрес. Письмо бы написал. Ох, мучение! Теперь только лета ждать. Впрочем, она меня забудет. Или нет?».
Изабелла взяла следующий лист. Он был неаккуратно вырван из школьной тетради. Клеточки почти выгорели, а сама бумага приобрела буро-серый цвет. Хотя, возможно, она была такой изначально. Расплывшиеся фиолетовые чернила были похожи на разводы акварели, однако ещё можно было прочесть написанное.
«10 апреля 1935
Становлюсь последнее время несколько рассеянным. Кажется, что-то меняется во мне, в самой моей душе. Всё чаще я вспоминаю родителей, которых теперь уже нет, и никогда не будет. Что бы я им теперь сказал о своей жизни? Даже не знаю, верно, просто побыл бы рядом. Как важно иногда просто БЫТЬ с дорогими людьми, и тут вовсе не обязательно что-то говорить или делать, да это даже лишне.
Скучаю без сестры. Каждый день пишу ей огромные письма. Она, кажется, смеётся там и всё повторяет, что я так без денег останусь. А мне это решительно всё равно. Не самое это главное».
Начало следующей записи было зачёркнуто, Изабелла смогла только с трудом разобрать дату.
«30 июня 1935
Вот я и покидаю добрый Свердловск. Написал бы что-то ещё, но нечего мне писать об этом городе. Мне тягостен сам воздух, которым дышат эти улицы и дома. Уезжаю! В Перми меня никто не ждёт, но у меня такое ощущение, будто меня зовёт сам город. Само сердце моё рвётся туда.
Сегодня в ночь я оторвусь от Свердловской земли и поеду домой».
Следующая страница почти полностью была зачёркнута, а отдельные слова, которые можно было разобрать, ничего определённого не давали. Изабелла с сожалением взяла один из последних листков. Однако на нём была всего одна фраза:
«1 июля 1935
Какое немыслимое счастье: я дома».
Эти записи были почти бесполезны, тем не менее, кое-что дали. Изабелла решила начать поиски в собственном доме. Кто знает, может быть, прадед оставил какие-то тайники? Да и пустые листы бумаги, так тщательно оберегаемые вместе с дневниковыми записями, не давали ей покоя. Она и на свет их рассматривала, и фонариком с ультрафиолетовым светом в темноте светила – ничего не помогло.
Оставалось надеяться на то что, её осенит. На том женщина и остановилась.
Часы в гостиной пробили полночь. Изабелла почувствовала, что невыносимо хочет спать, собрала все артефакты в конверт и удалилась в спальню. Сон пришёл почти сразу.
http://www.proza.ru/2018/01/12/519