Летнее утро было поистине чудесным. Солнечные лучи мягко проливались из высокого голубого неба, где-то совсем недалеко над нагретыми крышами пятиэтажек маленькие стрижи ловили разомлевших от тепла мошек. Иван Никифорович стоял у окна на маленькой кухоньке, дышал свежим воздухом, наполненным запахами зеленой листвы и счастливо улыбался.
— Ах, как божий мир-то хорош!
Из комнаты доносился раскатистый храп супруги.
«Где-то у меня была конфетка!» – игриво подумал Иван Никифорович и незаметно огляделся. Обстановка явно благоприятствовала немножко пошалить. Иван Никифорович вприскочку подобрался к навесному шкафу, открыл дверцу и, встав на цыпочки, запустил пальцы в старую салатницу, стоявшую бог знает зачем на самой верхней полке. И в то мгновение, когда он уже почти нащупал край заветного фантика…
— Бухвостов!!!
Холодный пот моментально прошиб бедного Ивана Никифоровича, а чистая душа его, заметавшись было в грудной клетке, проскочила всё его неспортивное тело и спряталась где-то в левой пятке, нервно выглядывая из-за старого носка с двумя дырочками.
— А я что, душенька, я ничего… — пролепетал Иван Никифорыч, уставившись на мощные руки супруги, сложенные на монументальной груди.
— И что тебе там надо? – вкрадчиво осведомилась неумолимая фурия.
— Да я… — начал было Иван Никифорыч, чувствуя невыносимую обиду за такое хорошее утро, за весёлых стрижей, за конфетку свою, нащупанную лишь кончиками пальцев и так и оставшуюся лежать в так глупо раскрывшемся тайничке.
— Я … — с горечью сглотнул он, — видишь ли…
Как всегда, ему уже становилось жарко, руки предательски задрожали, а сердце бешено застучало, нагоняя пар под черепную коробку.
— Да что же это такое, а? – взяла разгон Евлампия Терентьевна. – Да вы посмотрите на эту мямлю, на эту тряпку несчастную! Ну что ты стоишь, как коза деревенская?!!! Всю жизнь ты мою изгадил! У всех мужья, как мужья, и гвоздь вобьют, и денег принесут, и шубы подарят, а этот нюня десять лет на одном месте сидит и ничего, кроме геморроя, не заработал! Глаза б мои на тебя не смотрели, тьфу, пропасть! Ну что ты стоишь, я что ли за тебя на работу пойду?!!!
А Иван Никифорович всё стоял, неловко улыбаясь и почти не слушая уже свою дорогую супругу. И так ему захотелось назад к радостным птичкам и теплому солнышку, что повёл он рукой, как бы прощаясь со своей кухней, своей старой кружкой со щербинкой, своим старым радиоприемником, будто извиняясь и прося у них прощения за что, что не сможет за ними больше приглядывать, потоптался на месте, повернулся и шагнул в окно.
И всё то время, пока он летел вниз, было ему удивительно легко и свободно, а потом ангелы подхватили его под пухлые ручки и унесли куда-то высоко-высоко, к горним высям, зефировым облакам и бесконечно ласковому солнышку.