И вот, когда все собрались и зрители, ожидая начала действия, разбрелись по залу, открыли шампанское, закусили мандаринами и хамоном, включили иллюминацию, а дизайнер Эмиль вышел на крыльцо и закурил пахучий дамский «Парламент», к подъезду особнячка подошли три бездомных в грубых одеждах.
От них исходил тяжелый дворовый запах, упакованы они были луковицами, а рядом кружил черно-белый смешной щенок, припадая на одну лапу. Бездомные открыли заплечный рюкзак, достали бутылку водки, стаканчики, три карамельки и сели на мраморную скамью с миниатюрными сфинксами.
Все стали делать вид, что бездомных рядом нет, потому что никому не хотелось их выгонять, да и не умел этого никто делать (вахтера зачем-то отпустили домой). Бездомные были достаточно крупными мужиками, хотя и мирными и забитыми, что нисколько не умоляло их особой отверженной наглости, которую они демонстрировали с отчаянным вызовом: мы здесь всегда были и имеем право.
Двое из них даже не смотрели в сторону Эмиля и, молча, опрокинули в рот стаканы, а молодой безусый, с наивным и чистым лицом, поглаживая лабрадора за ухом, спросил:
— Концерт платный?
— Да нет, — зачем-то ответил Эмиль и сразу пожалел об этом, потому что молодой вдруг встрепенулся, его глаза засверкали, и в них возник жадный блеск, возникающий у простого человека никогда не слышавшего симфонической музыки, но всегда желавшего посетить что-нибудь эдакое.
Хотя на эти концерты пускали всех, но приходили друзья и близкие, и атмосфера родственного соучастия была необходимым атрибутом встреч. Никто не хотел отказываться от принципа свободного прохода, но в то же время все ощущали подспудное давящее отторжение, которое витало над обществом, тем более что нашлись такие, которые стали заигрывать с бездомными и выносить им на улицу закуску: пармезан и оливки.
Когда заиграла музыка, Эмиль ушел в зал и уже подумал, что все так и пройдет тихо и спокойно, но через полчаса он заметил, как в помещение протиснулся молодой и безусый бездомный и, положив рюкзак на одну из скамей, смущенно и осторожно примостился где-то сбоку.
Ничего плохого не происходило, но так как бездомный сел за спинами у всех и прямо у вешалки, то Эмиль заметил, как зрители вместо прослушивания музыки, стали оборачиваться на незваного гостя, как бы проверяя, на месте ли их шубы, меховые шапки и дамские сумочки. Тем более что за молодым вошли и двое остальных, осмелевшие под воздействием выпитой водки.
Между номерами все выпивали шампанское и наливали бездомным, выходили на улицу покурить, и можно было сказать, что под воздействием алкоголя атмосфера стала терпимой, но Эмиль вдруг понял, что не может найти в кармане пальто пачки сигарет и зажигалку и от этого пришел в волнение.
Подумав на воровство бездомных, он сообщил о пропаже Рите, желая всех предупредить. Рита же – маленькая домашняя красавица – неожиданно стремительно накинулась на бездомных, и если первые двое ушли сразу, молча и с достоинством, то молодой и безусый, сидевший в кресле и слушавший «Турецкий марш» вдруг оказал сопротивление.
Он встал крестом в дверях и никак не хотел выходить, требуя свой рюкзак, отчего Эмилю пришлось схватить рюкзак и бросить его в бездомного, предварительно спросив у зрителей: «Чей рюкзак». От этого на мгновение замолчал оркестр, но потом, когда все ответили «не мой» музыка снова заиграла.
Но бездомный все равно не уходил, ему нравился Моцарт. Тогда Эмиль (хрупкий и дохлый) вдруг схватил безусого за шиворот и вытолкал на улицу, выбросив за ним в снег рюкзак. Хромавший на одну лапу щенок отскочил в сторону.
Дальше вечер прошел тихо, спокойно и весело, всем нравилась музыка, атмосфера была счастливая, все тянули фанты и радовались жизни, целовались, пели песни, читали стихи Катулла и Бродского.
Под утро разъехались на такси по домам, а на следующий день Эмилю позвонили и сообщили, что нашли его сигареты в кармане чужого пальто, он просто перепутал одежду.
Эмиль хотел отыскать бездомных и извиниться перед ними и даже купил в знак примирения бутылку виски «Белая лошадь» и поехал и поискал их в окрестностях, но никого не найдя (ни безусого, ни щенка), выпил виски в одиночестве под звуки Рахманинова, закусывая испанским хамоном.