…..
Владимирский Централ –
Ветер северный!
Этапом из Твери –
Зла немерено.
…..
- О! Музыка в «полный рост» грохочет! Праздник в самом разгаре! – вошёл я в кухню-столовую хозяйской половины частной мини-гостиницы и откланялся хозяйке. – С наступившим Новым Годом, Лиза!
- Здравствуй, Андрей! И тебя с Новым Годом! – приветливо встретила меня хозяйка. – Проходи, дорогой. Присаживайся к столу.
Окружающая обстановка была очень уютная. Праздничная! В Красном Углу мигала всеми огоньками радуги Новогодняя Ёлка.
- Салют, амиго, – медленно протянул мне вялую руку для рукопожатия сидящий за праздничным столом мой товарищ Виталик Чичик, явно «нагруженный под завязку» спиртным.
- Лизавета, а где наш Альф… твой Пусик? – быстро поправился я, не узрев за столом её сожителя и тёзку Чичика, но, глянув на диван, сразу… нашёл его там. – Ааа! Вот где наш любитель брутального шансона! На диване… в подушках прячется!
Дело в том, что все друзья и знакомые звали Лизкиного Виталика за глаза Альфонсом. Он этому жутко возмущался. Сама же Лизавета звала его не иначе как «мой Пусик». Это по аналогии с её котом Мусиком. Мусик и Пусик. Мусик предназначался для Души. Ну а Пусик… для тела. Мусик с Пусиком не возражали... Вообще, Елизавета и Виталик Альфонс-Пусик наружно и по повадкам почему-то ассоциировались у меня с Екатериной Второй и графом Орловым.
- Оооо! Андрюха пришёл. Привет, брателла. – Зашевелился, подав «признаки жизни», и интонацией «умирающего лебедя» сонно промямлил Любитель Брутального Шансона.
- Привет! А я думал ты под ёлочкой… отдыхаешь! – засмеялся я, пожимая его руку.
- Под ней неудобно отдыхать. Она колючая. – Оправдался Виталик Альфонс-Пусик и сладко потянулся.
- С тобой всё ясно. – Удовлетворительно кивнул я и без всяких «прелюдий» торжественно продекламировал. – Гуси-гуси!
- Га-га-га. – Тут же, но как-то «бессильно» откликнулись оба Виталика.
- Ути-ути! – усилил «восприятие» я.
- Кря-кря-кря! – уже погромче откликнулись Виталики.
- Пить хотите? – сделал я хитрое «заговорщицкое» лицо.
- Да-да-да! – с оптимистичным энтузиазмом бодро «загоготали» «ути-гуси».
И я торжественно водрузил на стол пару пузатых баклажек пива.
- Оооо! Пивасик! – приятно удивился «царедворец» Виталик Альфонс-Пусик. – Андрей, уважил!
- Моему Пусику щас только пивка не хватает, - присела рядышком на край дивана Лизавета и погладила своего «графа» по голове. – Головушка… бо-бо?
- Бо-бо. – Жалобно промычал Альфонс-Пусик. – Я водочку с шампусиком… изволил душевно откушать.
- Мы водку с шампанским намешали, - сознался мне Виталик Чичик, лениво ковыряя вилкой салат «оливье» в своей тарелке. – Сотворили коктейль «Северное сияние». И… накушались не в меру.
- А Новый Год когда? – вдруг забеспокоился Альфонс-Пусик.
- Здрасте! Приплыли! – всплеснула руками Лизавета. – Сейчас уже… второе января!
- Как?! – в недоумении выпучил глаза Альфонс-Пусик. – Не может быть!
- Вот это ты… завис! – хохотнул Виталик Чичик. – Поздравляю… с Новым Годом!
- Болезный мой, - обняла своего Пусика Лизавета.
- Гу-гу, - «словами» младенца жалобно отозвался тот.
- Гу-гу! – передразнила его Лизавета.
- Агу-агу, - «усилил жалобность» Альфонс-Пусик.
- Агу-агушеньки! – засюсюкала Лизавета. – А что мой Пусик хочет?
- Пусик хочет водочки холодненькой, - умильно зажмурился Альфонс-Пусик, – или коньячку…
- Коньячку? А у моего Пусика… мурло не треснет? – забеспокоилась Лизавета.
- Агу-агу! – протестующее закапризничал Альфонс-Пусик.
- А мой капризный пьяненький Пусик маленький… под себя, случаем, не сходил… «пи-пи» не сделал? – поинтересовалась у «капризного малыша» Лизавета.
- Лизонька, у Пусика всё под контролем, - успокоил свою «царицу Лизоньку» «граф Пусик», но… на всякий случай ощупал свои штаны.
Жест Пусика… был оценен Лизаветой.
- Доверяй, но проверяй! – засмеялась она. – Муси-пуси мой! А может, Пусик пива желает?
- Ми-ми-ми! Ми-ми-ми! – «резко ожил» Альфонс-Пусик и облизнул языком иссушенные спиртным губы.
- И зачем мой Пусик в Волшебную Новогоднюю Ночь так много спиртного жрал? – посетовала Лизавета. – И куда в тебя всё лезло?
- Да. Не спорю. Мне было тяжело, - прошамкал пересохшими губами Альфонс-Пусик, - но я… пил! Я… держался! У меня… мощная Сила Воли! Я сказал «Пить!» – значит пить! Я… мужик!
- А зачем мой «волевой» Пусик в гостиничном номере унитаз обрыгал? – грозно «царственно» сдвинула брови Лизавета.
- Лизонька… Лизаветушка… Царица моя… это не я, - еле слышно пролепетал Альфонс-Пусик, - это всё он…
- Кто «он»? – грозно нависла над «графом» «царица».
- Это всё… Мусик! – «перевёл стрелки» на кота Альфонс-Пусик. – Это там всё этот чёрт хвостатый… набедокурил!
- Мусик! Мусик! – властно позвала Лизавета. – Ты где? Кис-кис-кис!
- Мяу... Ммррр… Рррр! – обиженно, с протестными нотками в «голосе», донеслось из-под стола.
- Мусик этого физически… сотворить не смог бы, - сопоставив «объёмы» нагаженного в номере и размеры кота, заступилась за Мусика Лизавета. – И, вообще, Мусик у меня очень культурный и воспитанный. В отличие от небритого и опухшего от пьянства хама Пусика.
- Я не пьяный хам! – запротестовал Альфонс-Пусик и напомнил. – Я… поэт! – и кокетливо добавил. – Правда, я слегка не брит.
- Да-да-да! Точно! Поэт! Мой Пусик… поэт! Я совсем забыла! – оживилась Лизавета и жадно смачно впилась своими яркими пухлыми губами в сухие потрескавшиеся губы Альфонса-Пусика. – Чмок! Мммааа!!! Моя прелесть! Сладенький мой!
- Ой! Пипец! Лизонька, не задуши Пусика! – заволновался Виталик Чичик, продолжая, однако, лениво ковырять вилкой в тарелке с «оливье». – Он аж посинел! И ножками… задёргал!
- Андрей! – обернула Лизавета ко мне своё восхищённое и искрящееся восторгом лицо. – Представляешь, Пусик мне Новогодний Стих посвятил! Восхитительный стих! Пусик у меня, оказывается, поэт!
- Соболезную. – Улыбнулся я, открывая баклажку пива и наполняя пенным напитком хрустальные фужеры. – То есть, поздравляю!
- Да! Я такой! Я… поэтичный! – отдышался от жаркого «царского» поцелуя и загордился собой лежащий пластом на диване Альфонс-Пусик.
- Ладно, вы тут пивком… подлечитесь, а я пойду в номере приберусь, - вздохнула Лизавета и, встав с дивана, вышла из столовой.
- Андрей, спасибо тебе, - кряхтя, Альфонс-Пусик из лежачего положения на диване перевёл своё тело в сидячее положение. – Лизавете стих очень понравился.
- Неужели? Поразительно! – искренне удивился я.
- Только ты, Андрей, не сболтни Лизке, что это ты стих сочинил, ладно? – забеспокоился он.
- Хорошо-хорошо, - успокоил его я.
- Здорово ты меня выручил! Спасибо тебе, брат! – полез обниматься ко мне он. – Ты меня конкретно спас! Я в глазах Лизаветы… реально поднялся!
- Поэты, давайте пивка… хлопнем? – прервал наш «профессиональный стихотворный диалог» Виталик Чичик.
Сели за стол. Выпили. Закусили салатом «оливье» и «селёдкой под шубой»... Наведя порядок в гостиничном номере, к застолью присоединилась и Лизавета.
- Мой Пусик – поэт! – ещё раз торжественно объявила она и показала мне красочную новогоднюю открытку, где на обратной стороне крупным неровным «школьным» почерком был представлен сам «восхитительный» стих. – Андрей, ты же его не слышал.
- Нууу… как-то… не совсем… наверное… - застеснялся было я, не желая «подставлять» Альфонса-Пусика.
- Слушай! Это шедеврально! – не придала значения моим «неуверенным ужимкам» Лизавета и, убавив громкость брутально рычащего магнитофона, торжественно… с чувством, с толком, с расстановкой прочитала стих:
Я – Великий Дед Мороз,
Гордо рею в Поднебесье,
Яркой Молнии подобный!
Есть подарки у меня
На все случаи Жития!
И Снегурочка моя,
Красотуля из себя,
Словно Птица Жар горя,
Со Звездою во лобу!
О! Такую я люблю!
- Трындец! Браво! Куда там Горькому с его «Буревестником»! – Виталик Чичик торжественно встал и пожал руку Альфонса-Пусика. – Молодец! Мужчина!
- На Пусика, вообще-то, не похоже. – Засомневалась Лизавета. – Стиль… не его. Он о Максиме Горьком ничего не знает.
- Лизонька… Царица моя… - смутился Альфонс-Пусик и виновато посмотрел на меня. – Каюсь. Это Андрей…
- А я догадывалась. – Ничуть не удивившись, погладила его по голове «царица». – Я догадывалась, чей это… стиль. Андрей начитанный и культурный, в отличие от вас – оболтусов.
- Молодец! Мужчина! – пожал мою руку Виталик Чичик.
- Но… первая строчка моя! – вдруг быстро вспомнил, крепко цепляясь за Поэтические Лавры, Альфонс-Пусик.
- Да! – заступился я за товарища. – Первая строчка его. И, вообще, вся Идея его. Я лишь помог… облачить Идею в Слова. Так сказать, просто материализовал Великое Задуманное!
- Я когда на открытку переписывал текст, то вот тут пришлось… попотеть! – принял «деловой» вид Альфонс-Пусик. – Особенно помучился с буквами «З» и «Е». Долго вспоминал, как они правильно пишутся. Не перепутать бы их. Типа, куда у них «выпуклости» и «впуклости», - и очертил пальцем в воздухе «З» и «Е».
- Какие вы, мальчишки, умные! Старались! Тужились! Сочиняли! Готовились к Новому Году! – обласкала нас благодарным взглядом Лизавета и «по-царски» закапризничала. – Я танцевать хочу! Хочу шампанского!
И мы, торжественно хлопнув пробкой шампанского в потолок, плавно вошли в наступивший Новый Год.… А там уже на подходе… Старый Новый Год!.. Потом китайский…. Праздник к нам приходит! Праздник к нам приходит!..
Мелета Андрей