В голубом автобусе, мчавшемся из Черкесска в Домбай, было шумно и весело. Среди пассажиров, ехавших в горы, особенно оживлённой была миловидная блондинка лет двадцати, голос которой не умолкал всю дорогу.
Она то и дело запевала какую-нибудь песню, громко смеялась или спорила по пустякам. Закрываясь от ветра и часто поправляя волосы, она упрямо не желала пересесть на другое место, однако настойчиво требовала закрыть окно. В автобусе было душно, и ей не уступали.
Я понял, что назревает ссора. Но вдруг водитель резко затормозил и, к общему удовольствию, автобус остановился у водопада.
Стоянка была недолгой. Пошёл крупный косой дождь. Все с криком и хохотом, обгоняя друг друга, бросились к автобусу. Окна тут же были закрыты, снова зазвучала песня, и вскоре, миновав Теберду, автобус благополучно въехал на Домбайскую поляну.
Утром в лагере, играя в настольный теннис, я вновь увидел вчерашнюю взбалмошную попутчицу. Быстро подойдя к столу, она бесцеремонно отстранила моего партнёра, утверждая, что её очередь, и бросила мне:
- Подавай!
Она играла размашисто и небрежно. Её светлые волосы рассыпались по плечам, а лицо выражало каприз и недовольство.
Быстро поиграв, она бросила на стол ракетку. Вылезла в проём веранды и скрылась за гущей цветов.
"Ну и особа, – подумал я. - До чего же неприятна".
А особа, растолкав у почтового ящика очередь, достала опередившее её в дороге письмо и торжествующе произнесла:
- А вам пишут!
Прозвучал гонг. На месте построения лагеря она ещё продолжала читать письмо, как вдруг услышала своё имя:
- Татьяна Угарова! За отсутствие на зарядке пойдёте чистить картошку!
Она удивлённо посмотрела на дежурного инструктора, пожала плечами, но ничего не возразила. Так началась Танина жизнь в горах.
На следующий день приехал Владимир Шишканов – инженер Ленинградского кораблестроительного.
Оказалось, это он предложил Тане приехать сюда, чтобы увидеть всю красоту Домбая.
Сам он очень любил горы. Любил он и белокурую девушку - коллегу, но сказать ей об этом всё не решался. Что-то останавливало его. Приехал он радостный и весёлый. Увидев Таню, улыбаясь, быстро пошёл ей навстречу.
Она встретила его молча и сердито, глядя исподлобья, словно обвиняя в чём-то.
- Шишканов, мне совсем не нравится этот твой лагерь, - сказала она с какой-то обидой.
На следующий день на скальных занятиях по всему тренировочному участку раздавался недовольный голос Тани.
- Ну и Шишканов, ну, устроил мне отдых! – повторяла она, карабкаясь по скалам.
В конце дня, разругавшись с инструктором, утомлённая, она лежала на траве и шептала:
- Ну, всё, с меня хватит, хватит…
Вечером она долго спорила с Владимиром, и было слышно, как грозилась уехать. Это очень огорчило его, он переживал, и всё больше и больше убеждал себя в том, что она избалованная девчонка, неженка, и только.
Но время шло своим чередом. Таню уже можно было увидеть на снежниках – на ледовых занятиях. А в конце смены я неожиданно встретил её высоко в горах, на Медвежьей поляне. Она пришла сюда из лагеря, поднявшись по крутой горной тропе, пройдя по опасным местам, не раз заглядывая в чёрную пасть пропасти.
Видимо, преодолев все трудности, она вдруг почувствовала какое-то удовлетворение.
Днём раньше здесь прошёл Владимир, теперь он где-то в пути, на леднике, и они могут встретиться. Готовя обед на костре, девушка помешивала ложкой в кастрюле и оживлённо разговаривала с подругами.
- Нет, пусть он только узнает, куда я поднялась! А завтра выйду на Суфруджу – и стану настоящей альпинисткой!
…Но выйти на вершину ей не пришлось, не успела даже отведать обеда.
- Спасатели идут! – тревожно сказал кто-то.
Головной отряд в шесть человек прошёл мимо, обдавая стоящих у тропы жаром дыхания и серьёзными взглядами.
Группа инструкторов молча отделилась от палаток и тоже взяла направление вверх по леднику. Вскоре они, становясь маленькими точками, скрылись из виду.
У палаток беспокойно ожидали, мучаясь в догадках. Всё сходилось на том, что какой-то случай у изыскателей, и он, видимо, не тяжёлый.
И снова засуетились у костров, готовясь к обеду, как вдруг появился связной, который мимоходом сказал:
- Ребята, Шишканов в трещине!
Оказалось, что Владимир сорвался на склоне ледника и, скользя по нему, упал в трещину, дважды ударился о ледовые выступы, пролетел более пятнадцати метров вниз и задержался на небольшой снежной «пробке». Падение было тяжёлым – на спину; от удара перебило дыхание. После невероятного усилия ему всё же удалось сделать вдох, и он тут же потерял сознание.
…Очнулся он от холода и каких-то голосов, доносившихся сверху. Затем всё вспомнил, хотел крикнуть и не смог, но сквозь забытьё понял: ребята пришли!
Его с трудом подняли наверх, укутали в тёплое, и понесли.
- Скорее!
Спасатели, часто сменяя друг друга, приближались к палаткам. Сознание стало приходить к Владимиру. Почему-то стало тепло – сквозь веки мигает огонь… Он открыл глаза…
- Тань, - еле слышно прошептал он.
Ошеломлённая, она стояла в стороне, с ложкой в руках, и не могла сдвинуться с места. Немного овладев собой и чтобы скрыть от него свою глубокую растерянность и беспомощность, подошла, наклонилась к нему и сказала:
- Я здесь…
Врач отстранил Таню, очень долго и томительно для всех осматривал пострадавшего, затем встал и тихо сказал спасателям:
- Состояние тяжёлое: перелом ребер, бедра, руки, множество ушибов…
Пока врач делал укол, альпинисты связались с лагерем, по рации запрашивая помощь, а потом, быстро собравшись, осторожно начали спуск.
Таня, получив разрешение следовать вниз, взяв часть медикаментов, бросилась догонять ушедших. Она не шла, а бежала, быстро и упрямо, не останавливаясь, сбиваясь с тропы, царапая ноги о камни.
Тропа петляла, иногда подходя к отвесным скалам, к сыпучему откосу морены. При подъёме она с ужасом проходила эти места, а сейчас летела, не замечая ничего. Усталые ноги не держали – скользили, но она бежала, подгоняемая боязнью не догнать.
Ниже вырисовался острый скальный выступ. Она видела, как за него ушли люди, и стала торопиться ещё больше. Споткнувшись, упала и несколько секунд лежала неподвижно… Опомнившись, вскочила и только тогда почувствовала всю тяжесть мотавшегося за спиной рюкзака…
Часа через два, пройдя глубокий и крутой кулуар, обессиленные спасатели повалились на снежник. А Таня, хватая на ходу снег, облизывая пересохшие губы, подбежала к носилкам.
Врач предупредительным жестом остановил её, снова стал внимательно прослушивать пульс Владимира, а затем встал и заторопил всех со спуском.
Уже стемнело, когда их встретила группа, присланная снизу. В руках они держали зажжённые факелы, которые как дорожные фонари освещали крутую тропу, уходящую вниз.
Таня спускалась наугад, то и дело подходила к носилкам с Владимиром, силясь поддержать, помочь, и шептала:
- Ребята, ему же больно, потише, ну потише…
Только поздно ночью вошли в лес. Тропа стала более-менее пологой, и сквозь частокол деревьев вдруг пробился свет от фар санитарной машины.
Они вышли к шоссе.
Водитель, подавшись вперёд, всматриваясь в темноту дороги, старательно вёл машину. Но горная тропа с её множеством поворотов нисколько не щадила раненого Владимира. Он мучился от боли, терял сознание. И тогда врач останавливал машину, делал укол и, обращаясь к водителю, просил:
- Если можно, скорей!
Было ещё темно, когда они, въехав в Карачаевск, остановились у входа в больницу. Их ждали: лагерь сообщил о них. Владимира унесли, а Тане предложили вернуться с машиной, но она упрямо отказалась ехать обратно.
Оставшись, она устроилась на клеенчатой кушетке соседнего корпуса и долго ещё сидела молча, осознавая случившееся, затем повалилась лицом вниз и тихо заплакала. Теперь она хотела, чтобы эта тёмная ночь, хранящая тишину и спокойствие, никогда не заканчивалась. Потому что наступление утра, быть может, приближало большое несчастье, и она очень боялась его…
Она лежала в темноте, закинув за голову руки, глубоко вздыхала и не спала. Потом ей послышались в коридоре чьи-то шаги. Она поспешно встала, но никто не пришёл. Выйдя на улицу, она обогнула корпус и остановилась у входа. Не решаясь войти, она почувствовала, что ноги её совсем не держат.
…Он лежал там, за стеной больницы, борясь со смертью. А Таня сидела на ступеньке, бессильная помочь, помертвевшая от страха.
Задремала ли она или просто глубоко задумалась? Очнулась от того, что врач тряс её за плечо. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Таня ничего не могла разобрать, но лицо врача было бледно.
- Что?!! – хотела крикнуть Таня, но голос сорвался, и вышло хрипло: - Что с ним?
- Всё бы ничего, - устало ответил врач, - однако состояние больного ухудшилось из-за сильного воспаления лёгких. Ведь он долго пролежал в снегу…
В течение нескольких дней Таня неотлучно сидела возле Владимира, держа свою прохладную ладошку на его воспалённом лбу. Когда ему становилось лучше, она тихо разговаривала с ним. Эти разговоры утомляли его, но он хотел слушать и слушать её, да и Таня понимала, что эти беседы помогают ему.
Когда он засыпал, она долго рассматривала его, спящего, прижав ладони к щекам, покачиваясь и вздыхая от жалости и грусти. Какое худое, жёлтое, измученное лицо! Под тёмными воспалёнными веками скрыты его глаза – чёрные и умные. Он спит. А она охраняет его сон и теперь даже не может допустить мысли о том, что эти глаза могут закрыться навсегда…
Думая об этом, она испытывала огромное и нежное чувство к этому человеку. Однажды, переполненная этим чувством, она наклонилась к его лицу и как-то по слогам негромко произнесла:
- Я те-бя люб-лю…
Недолго оставалось это Таниной тайной. Он всё узнал – скорее, почувствовал сердцем. Радость заполнила его, мешая дышать, но помогая жить. И дрогнули тёмные веки…
С тех пор прошли долгие дни и месяцы, но неизгладимым останется в памяти Тани всё, происходившее вновь: первый глубокий вздох любимого, первые шаги, первое твёрдое слово…
И теперь, сидя за праздничным столом в белоснежном свадебном платье, Таня вспомнила пережитое.
Она никогда не забудет, как встречал её лагерь, когда она вернулась за рюкзаком. Все наперебой, торопясь, расспрашивали о Владимире, а потом, будто сговорившись, бросились на склад.
- Сок нужен Шишканову! Шишканову сок! Срочно! – тревожно неслось над Домбаем.
И вскоре почти весь запас виноградного сока был отправлен в Карачаевск.
С улыбкой вспомнила она и красную розу, которую подарили ей ребята. Она бережно везла её Владимиру. По пути в больницу роза почти безнадежно завяла. Но её поставили в воду – и она ожила!
- Вот и ты выздоравливай, как эта роза, - говорила она ему тогда.
А девчата – Лена и Тамара, приехав в Ленинград, оповестили всех о случившемся, и тотчас пошли письма, телеграммы, переводы и посылки.
Таня читала Володе эти письма, отвечала на них, подробно описывая каждый его день, и заверяла всех, что скоро они приедут вместе.
Она дежурила в больнице круглые сутки. Наступало переутомление: слезились глаза, но она всё равно не отходила от своего Владимира и выхаживала его так, что многие в больнице не скрывали удивления.
- Кто же он вам? – интересовались они.
А она с удовольствием отвечала, краснея:
- Муж!
А потом прыгала от радости, видя его выздоровление.
…Теперь её муж сидел рядом с ней, весёлый, красивый и совсем здоровый.
- Друзья! Дорогие вы наши! – обратилась к гостям Таня, вставая и поднимая хрустальный бокал. – Спасибо вам за всё! Спасибо за ваше участие, за заботу, а главное - за ваши крепкие руки! Ведь это они подарили Володе жизнь, а нам - это счастье!
Поднимая свой бокал, я посмотрел на весёлую молодую женщину, вспомнил первую встречу с ней и улыбнулся: «Так вот ты какая, Таня! Сильная, смелая, счастливая»…
**********************************
Василий ЗАХАРОВ
31 марта 1967 г. Журнал «Альпинист»